Читать книгу Чаша Одина - Сергей Танцура - Страница 2

…Они пришли ночью – чёрные, как демоны Нифльхейма, и столь же одержимые жаждой убийства. Их драккары вошли во фьорд, беззвучно вспоров его свинцовые, сонные воды, и с тихим шелестом, похожим на зловещее бормотание ночных призраков, уткнулись в покрытый галькой берег. Но ещё раньше, чем ладьи успели остановиться, прибывшие на них схватили тарчи – круглые щиты, висевшие вдоль бортов, – и попрыгали в воду. И предрассветную тишину разорвал боевой клич морских викингов, шедших на приступ Мёри.

Хирдманы1 конунга2 Вемунда были отважными людьми, но после его отъезда в Фирдир их было слишком мало, чтобы оказать достойное сопротивление. Нападавшие смели их единым порывом и ворвались в селение, сея смерть и разрушение. Прибрежные камни фьорда окрасились алым, и не только восход был тому виной.

…Сигрид, жена конунга, спавшая на втором этаже их скали3, открыла глаза и резко села, вслушиваясь в шум близкой битвы, похожий на грохот прибоя. Сердце её на миг застыло, а затем застучало так, что едва не пробило грудную клетку.

– Всеблагая Сюн4, смилуйся над нами, – побелевшими губами выдохнула она, хотя и знала, что это бесполезно. Боги никогда не вмешивались в дела людей, ведя свою, недоступную простым смертным игру, повлиять на которую было невозможно ни молитвами, ни проклятиями. Но и просто смиряться Сигрид не хотела; было, по крайней мере, одно, что она была в силах изменить. И, как была – простоволосая, в просторной ночной рубашке, – она бросилась туда, где находилось самое дорогое для неё существо.

– Гейр! – задыхаясь, выкрикнула она, ворвавшись в каморку сына. Мальчик, съёжившийся на постели из шкур, посмотрел на неё широко раскрытыми от страха глазами.

– Что происходит, мама? – спросил он, стараясь, чтобы голос его не дрожал.

– Некогда объяснять, – нетерпеливо тряхнула гривой соломенных волос Сигрид, опускаясь рядом с ним на колени. – Гейр, ты помнишь тот подкоп под частоколом, что прорыли наши собаки?

– Помню, мама.

– Сейчас мы поиграем с тобой в игру, – торопливо зашептала Сигрид, растянув губы в улыбке, больше похожей на оскал. – Ты выскочишь из дома, быстро-быстро добежишь до подкопа, пролезешь через него и спрячешься в шхерах. Понял?

– Понял, – кивнул Гейр, дрожа всем телом. – А что будешь делать ты?

– Я? Я останусь здесь, чтобы ты успел спрятаться, а потом пойду тебя искать. Ну, будь хорошим мальчиком, сделай это ради меня.

– Хорошо, мама. Я сделаю, только не плачь, пожалуйста.

Только сейчас Сигрид заметила, что её лицо мокро от слёз. Неловко утерев их рукавом рубахи, она притянула сына к себе и горячо его поцеловала.

– Вот и умница. А плакать я не буду. Обещаю.

Подхватив Гейра на руки, Сигрид испуганной птицей слетела в общую залу и устремилась к дверям. Но не успела. Скрежет мечей и крики умирающих, слышавшиеся уже совсем близко, внезапно стихли, и дверь содрогнулась от могучего удара. Сигрид едва хватило времени на то, чтобы спрятать сына под лестницей, когда дверь распахнулась, и в скали вошел, небрежно сжимая в руке окровавленный топор, огромный воин, облачённый в чёрную шкуру медведя, перехваченную широким поясом. Пламя занимающегося за его спиной пожара отразилось в золотых браслетах на его запястьях, весёлыми бликами расплескавшись по залу. Увидев перед собой застывшую женщину, викинг криво усмехнулся.

– Встречаешь победителя? Мудро, Сигрид.

– Рагнавальд?! – воскликнула та, не веря своим глазам. – Ты сошёл с ума! Вемунд скормит тебя воронам за это, когда вернётся.

– Вемунд? – переспросил викинг, захохотав во всё горло. – И не надейся на это. Я выследил его в Фирдире, в селении Наустдаль, где он пировал со своей дружиной, и сжёг в доме, как шелудивого пса.

Сигрид покачнулась, словно её ударили в самое сердце.

– За что, Рагнавальд? Ведь Вемунд называл тебя своим другом.

– Верно. Но Харальд больше платит: и за Вемунда… и за тебя. Так что скоро ты присоединишься к своему муженьку, Сигрид. Но сперва…

Рагнавальд криво ухмыльнулся и шагнул вперёд. Поняв, что её ждёт, Сигрид побледнела, как полотно, но не сдвинулась с места.

– Ну, что же ты? – спросил викинг, нависая над своей жертвой. – Плачь, Сигрид, моли о пощаде!

– Я обещала не плакать, – гордо вскинув голову и без страха смотря в глаза своего врага, заявила Сигрид. – А пощада… Тебе, мне кажется, она нужнее.

В её руке невесть откуда возник тонкий стилет – подарок мужа, привезённый им из похода на юг. Рагнавальд удивлённо вскинул брови.

– Ты хочешь убить меня этой игрушкой?

– Я бы перегрызла тебе горло зубами, если бы смогла, – прошипела Сигрид. – Но я знаю, что это не в моих силах. Зато я могу кое-что другое.

– И что же? – саркастически хмыкнул Рагнавальд.

– Не достаться тебе!

И, повернув кисть, она решительно вонзила стилет себе в грудь. Брезгливо пнув уже бездыханное тело, викинг плюнул и вышел из скали во двор.

– Поджигай! – приказал он своим людям и, не оглядываясь, зашагал к берегу, на гружённый ворованным добром драккар…

* * *

…Ингард открыл глаза, но ещё какое-то время оставался недвижим. Этот сон, пробудивший воспоминания двенадцатилетней давности, вывел его из равновесия, всколыхнув что-то в, казалось, навек загрубевшей душе.

Он и сам не знал, как ему удалось выбраться из охваченного пламенем скали. Таким – обожжённым, полузадохнувшимся от дыма, – его и нашёл Кьятви, двоюродный брат Сигрид. Состояние Гейра было столь ужасным, что Кьятви даже не был уверен, выживет ли он, и всё же отвёз племянника в Хардаланд, в свое поместье Утстейн, где отдал его на попечение старой ведуньи Астрид. Целый месяц Ингард прометался в горячке, находясь на грани между жизнью и смертью, и всё время Астрид не отходила от него, меняя лечебные компрессы и отпаивая травяными отварами. Она была упорна, эта женщина, посвятившая свою жизнь богине Эйр5 и заплатившая за свое умение врачевать огромную цену, ни разу не выйдя замуж. И Гейр благодаря её усилиям удержался на границе между Мидгардом6 и призрачным царством Хель7 и пошёл на поправку. Но, даже когда телесные его раны затянулись, душа его так и не вернулась к жизни, оставшись в Мёри, на пепелище родного дома. И хотя Кьятви относился к нему как к родному сыну, Ингард рос замкнутым, молчаливым ребёнком, в глазах которого всё время клубилась чёрная мгла, пугавшая окружающих и заставлявшая их постоянно быть настороже.

Однако за двенадцать лет, минувших со дня смерти его родителей, мгла постепенно покинула его взор, хотя и продолжала таиться в недосягаемой для посторонних глубине, готовая в любой момент вернуться обратно.

И вот, кажется, такой день настал.

Ингард поёжился от ночной прохлады, пробравшейся ему под плащ, и сел. Костёр, возле которого он спал, давно погас. Небо на востоке только-только начало светлеть, и звёзды ещё сохраняли свой блеск. Вокруг, словно на поле брани, вповалку лежали воины, и только громогласный храп, разносившийся над ночным берегом, отличал их от мёртвых.

Ингард встал и начал спускаться к воде, стараясь не шуметь. Вчера у них был тяжёлый день, из-за встречного ветра пришлось всё время идти на вёслах, и Гейр не хотел кого-нибудь разбудить. Но всё-таки ему это не удалось.

– Не спится?

Остановившись, Гейр повернулся на голос. Позади него стоял Кьятви, благодушно ухмылявшийся в бороду.

– Нет.

– Сегодня хороший рассвет, – сказал Кьятви и повернулся лицом к налетевшему ветерку. – Погода нам благоволит.

Неожиданно он тяжело вздохнул. Ингард посмотрел на него с тревогой.

– Тебя что-то беспокоит?

– Не нравится мне наша затея. Я думаю, что у Харальда немалый груз счастья, а у нашего конунга нет даже полной горсти его.

Гейр вспомнил тот день, когда в Утстейн прибыл посланник Торира с ратной стрелой8. Кьятви принял его как дорогого гостя, и очень скоро объявил о своем решении выступить на стороне конунга со своей дружиной. Гейр не присутствовал на переговорах, да ему это было и не нужно. Для себя он всё решил уже давно, и теперь не желал упускать удобного случая. Он отправился бы с конунгом в любом случае, и никакие отговоры не смогли бы переубедить его в этом. Рагнавальд, убийца его родителей, был ярлом9 Харальда Косматого10, а где его можно было встретить, как не подле своего господина? Гейр только надеялся, что норны11 будут к нему благосклонны и позволят ему сойтись с Рагнавальдом лицом к лицу.

Однако откровения Къятви заставили его задуматься. Он любил своего дядю, заменившего ему отца, и не желал его смерти. А Къятви говорил сейчас так, словно его смерть была делом уже решённым. И, боясь услышать этому подтверждение, Гейр осторожно спросил:

– Тогда почему ты явился на его зов?

Къятви в задумчивости погладил свою бороду, прежде чем ответить.

– Харальд Косматый великий конунг, но дни его правления – чёрные дни для всей Норвегии. Когда под его власть подпали многие фюльки12, он стал зорко следить за херсисами13 и влиятельными хёльдами14 и всеми теми, кого он подозревал в недовольстве. Он заставил каждого выбрать одно из двух: пойти к нему на службу или покинуть страну, а в противном случае он сурово наказывал непокорных или лишал их жизни. Конунг Харальд присвоил в каждом фюльке наследственные владения, распоряжаясь ими по своему усмотрению. Многие бонды15 стали зависимыми от него держателями земли. От этого гнёта многие бежали из страны, но многие и подчинились. Торир Агдирский хочет вернуть бондам их свободу, завещанную предками, и поэтому я с ним. Но я не верю, что у него хоть что-то получится.

Гейр бросил встревоженный взгляд назад, туда, где посреди лагеря высился шатёр конунга, и тихо произнёс:

– С такими высказываниями надо быть поосторожнее.

Кьятви невесело усмехнулся.

– Я думаю, конунг считает также. Но у него есть долг перед своей страной, и он сделает всё от него зависящее, чтобы его исполнить. Как и я, чтобы исполнить мой.

Устало ссутулив плечи, словно на них обрушился весь вес прожитых лет, Къятви повернулся к морю спиной и побрёл туда, где спали его люди. Проводив его долгим взглядом, Ингард вздохнул и снова посмотрел на море, чёрным полотном простёршееся перед ним.

– У всех нас есть свой долг, – пробормотал он, обращаясь к плескавшимся у его ног волнам. – Слышишь, Рангвальд? Я иду, чтобы потребовать с тебя твой. И ничто меня не остановит.

И, войдя по колено в воду, он погрузил свое разгорячённое лицо в солёные волны, скрепляя ими, как кровью, свою волчью клятву…

…Через час, когда с неба исчезли последние звёзды, а тени на земле утратили свою монолитность, лагерь викингов начал постепенно просыпаться. По берегу застлались дымы костров, сносимые свежим ветром, запахло жареным мясом. Над побережьем повис гомон голосов, послышался звон оружия, смех, тут и там возникали дружеские потасовки.

Гейр, вернувшийся на свое место, угрюмо точил меч, подобрав с земли подходящий булыжник. Его напарник, скальд16 Мард, которого любили все воины за его веселость и незлобивый характер, присел рядом и сказал:

– Гейр, не отложишь ли ты своё дело?

– Зачем? – буркнул Ингард, но камень отложил. Мард улыбнулся.

– Я хочу, чтобы ты высказал своё мнение о моей новой висе17.

– Давай, – вздохнул Гейр и приготовился слушать. Мард устроился поудобнее и запел:

Во время его пения возле их костра останавливались проходящие мимо воины, чтобы послушать, и когда Мард замолчал, они выразили своё одобрение громкими криками. Но скальд всё же обратился к Ингарду:

– Что скажешь?

Гейр, пожалуй, впервые за это утро улыбнулся и хлопнул Марда по плечу.

– Великолепно, дружище! Просто великолепно!

Мард расцвёл. Он был младше Ингарда всего на полгода, но относился к нему с почтением, и очень ценил его дружбу. Они сошлись в поместье Къятви. Мард был сыном лендрмана от наложницы, и с детских лет поражал окружающих своим стихотворным талантом. Гейр проводил с ним большую часть своего времени, и они стали неразлучны, как братья. И в этот поход Мард увязался только из-за участия в нем Ингарда.

В это время до них долетели приветственные крики, усиливавшиеся и разраставшиеся вширь, как лавина, пока не затопили весь лагерь. Гейр и Мард поднялись и посмотрели в ту сторону, откуда они начались. Там, на пригорке, у входа в большой шатёр, окружённый двенадцатью берсерками19, стоял конунг Торир. Ингард вспомнил свой ночной разговор с Къятви и от приветственных возгласов воздержался. Мард, стоявший рядом с ним, бросил на него недоумённый взгляд, но сделал вид, что ничего не заметил. Гейр уселся на своё место и, взяв висевший над костром ломоть мяса, начал рвать его зубами, запивая каждый кусок добрым глотком эля. Мард сел напротив и, подумав, последовал его примеру. Было видно, что его буквально распирает желание что-то спросить, но он сдержался, за что Ингард был ему очень признателен. А вскоре последовал приказ грузиться на корабли, и стало не до разговоров.

Вёсла одновременно упали в воду, подняв мириады брызг, сверкавших в лучах только появившегося солнца, словно бриллианты, и пятнадцать драккаров отошли от берега, вспенивая гладь бухты. Выйдя за шхеры, корабли развернулись по курсу, и над ними выросли квадратные крылья-паруса. Поймав ветер, они выгнулись дугой, и ладьи викингов двинулись вдоль берега, постепенно набирая скорость. Флот Торира тронулся к Хаврсфьорду в Рогаланде, месту встречи войск под предводительством херсиров, недовольных правлением конунга Харальда.

Спустя неделю ладьи Торира входили во фьорд, выискивая безопасный проход между большими и маленькими островами. Гейр, стоявший на носу драккара Къятви, не поверил своим глазам, когда увидел не менее пяти десятков кораблей, поставленных здесь на прикол. Ингард произвёл быстрый подсчет и решил, что их войско составляет теперь около двухсот дюжин. Увидев эту армаду, Гейр впервые усомнился в справедливости слов своего названного отца, и его вновь охватил боевой азарт.

Их появление встретили громкими криками. Викинги с обеих сторон подняли ужасный шум, ударяя оружием по своим щитам. Пристав к берегу, вновь прибывшие сошли на землю и присоединились к пиру, который был в самом разгаре. Ингард снял свой шлем и подставил его под бочонок эля. Пока он пил, его не раз хлопали по спине и звали присоединиться к тому или иному костру. И, выбросив прочь все свои тревоги, Гейр с головой окунулся в это бесшабашное веселье, подумав, что это самый замечательный день в его жизни. Тогда он и сам не ведал, насколько пророческой окажется эта мысль.