Читать книгу Э-балты. Рассказы из Латвии, Литвы и Эстонии - Сергей Терешенков - Страница 8

Сидящий напротив собеседник вызывал неприятные воспоминания: мало того, что он в прошлом был преподавателем Паулюса и, как принято говорить, выбился в люди, хотя вроде, исключительно благодаря близости университета к президентскому дворцу, так еще именно он пристроил Паулюса на радио, когда заядлый отличник, первый везде и всегда, вдруг очутился на обочине и спивался. Наставник гордился, что спас тогда Паулюса, и надуманные им самим обязательства тяжким грузом ложились на плечи любимого студента. Хорошо, что удалось откреститься срочными делами от приглашения на ужин и его нудного хвастовства.

Паулюс ненавидел работу: торчать в студии, задавать с умным видом дурацкие вопросы, внимательно слушать растянутые и не менее дурацкие ответы, особенно когда обе стороны понимают, что это словоблудие никому не нужно, кроме составителей рейтингов. И так изо дня в день, из года в год, из жизни в жизнь.

Паулюс ненавидел город: Каролинишкес с телебашней, набитый автобус, выплевывавший его на проспект Гедимина, собор и памятник. Он каждый раз равнодушно пробегал мимо треклятых достопримечательностей, чтобы оказаться за Вильняле15, в Ужуписе16, единственной альтернативе этому Ужпакалису17, как они с друзьями называли город.

Лишь миг парения по мосту через стройную Вильняле, как будто противопоставленную раздавшемуся Нерису, – и вот она, свобода! Не преподаватель спас тогда Паулюса, а Ужупис. И его Аушряле18, конечно. Он в одиночестве глушил самогон на скамейке в парке, когда мимо него неожиданно промелькнула белая тень. Тень поинтересовалась, как дела. Он не на шутку испугался, хотел скрыться от притягательно страшной красоты, но самостоятельно подняться не смог. Тень поддержала его и провела через мост туда, где он очнулся на рассвете и узнал прозвище своей избавительницы – Аушряле с Вильняле.

Аушряле любила целый мир и Паулюса. Она пела этнику в ансамбле с Ромуальдасом, Гаспарасом и Вилюсом. За обсуждением завтрашнего концерта Паулюс и застал их в баре. Приятелям тоже не нравилась неремесленная работа Паулюса, и каждый вечер он виновато возвращался к ним, оправдываясь перед Аушряле, что работа обеспечивает им стабильность. Это никогда не станет для нее аргументом, но…

Впрочем, все были настолько поглощены разговором, что только мельком поздоровались с Паулюсом и продолжили. Его это вполне устраивало: он еще не до конца восстановился от города. Паулюс под столом положил себе на колени руку Аушряле, водя указательным пальцем по ее ладони. Прикоснвение успокаивало и взрывало. Она поймала указательный палец, сжала его в кулак, а потом вдруг отпустила – и их пальцы елочкой сплелись воедино. По спине прошелестели мурашки. Теперь Паулюс почувствовал себя дома.

Он болтал, смеялся, курил, целовал ее вьющиеся волосы, шептал ей всякую чушь, а после вытирал губами выступившие на шее капельки пота. Бар покинули далеко за полночь. Аушряле и Паулюс углублялись по Вильняле в ночь. Обнявшись, они смотрели на освещенную блином луны водную гладь непривычно тихой реки.

Утром Паулюс проснулся на берегу от пения птиц и бьющего прямо в глаза первого луча солнца, нисколько не смущавшего дремавшую на плече Аушряле. Он осторожно отдернул одеяло и направился к реке. Нет ничего лучше, чем умыться на рассвете росой Вильняле! Он в последний раз огляделся и залез обратно, думая, что надо собираться, чтобы успеть подготовиться к эфиру. На краю он помедлил, оступился и полетел вниз. Удар получился несильным, но пришелся затылком точно на острый булыжник. Паулюс по инерции повернул голову к родной Вильняле, быстро уносившей вдаль струйки крови.