Читать книгу Ангел из Сетубала - Сергей Тимофеевич Кириллов - Страница 3

– Родился я двадцать третьего мая тысяча шестьсот восемьдесят четвертого года от Рождества Христова в маленькой рыбацкой деревушке близ города Сетубал в Португалии. Деревушка наша Сан-Домингес стояла на скалистом берегу Атлантического океана. Уже само место рождения предопределяло мое будущее.

Отец мой был рыбак. Мама занималась хозяйством и иногда выходила в море вместе с отцом, помогала ему ловить рыбу. У отца был большой баркас и отличная рыбацкая снасть. Часть улова оставалась в семье, а часть отец возил на рынок в Сетубал и сдавал оптовику, получая вполне приличные по тем временам деньги.

Домик наш был небольшой, с белыми стенами и красной черепичной крышей. В палисаднике росли розы, магнолии, астры и другие цветы. За домом – огород и небольшой садик с апельсиновыми и оливковыми деревьями. Так что жили мы в то время совсем неплохо.

Когда мне исполнилось восемь лет, отец стал брать меня с собою в море. Он обучал меня навигации, управлению баркасом, рыбацкому делу. Показывал, как следует обращаться с морскими картами, компасом, астролябией, квадрантом, секстантом. Мне было очень интересно, и я как губка впитывал в себя все эти знания. Я ставил сети, работал с тралом и вентерями. Отец научил меня находить в океане косяки рыбы да много еще чему. Так что, годам к двенадцати, я был довольно опытным мореходом и рыбаком.

А когда мне исполнилось тринадцать лет, от оспы умерла мама. Мы остались с отцом вдвоем. Когда вместе выходили в море, а когда один из нас оставался дома работать на огороде. Так мы и жили.

И вот в один прекрасный день, это был один из ласковых весенних деньков апреля месяца, повез я часть утреннего улова на рынок в Сетубал. Подвозил меня, как всегда, мой сосед Жозе. Сдав оптовику улов и получив свои деньги, я отправился по своему обычаю побродить по рынку. Затем погулять по городу. Купить что-нибудь вкусненькое домой. Выпить стаканчик вина в таверне Мендосы на берегу живописной речки Саду. Поглазеть на девушек, с чем черт не шутит, может быть, удастся с кем-нибудь из них познакомиться. Мне тогда шел уже двадцать первый год, пора бы и о семье задуматься.

Не пройдя и десятка шагов по рынку, я нос к носу столкнулся с тетей Марисой. Она была дальней родственницей моей мамы и работала в доме Карлуша Сампайо, богатого виноторговца. Рядом с Марисой стояла удивительная девушка, у меня даже дух захватило от ее неземной красоты. Длинные, цвета спелого каштана волосы непослушными волнами струились по ее плечам и доходили почти до ее осиной талии. Огромные карие глаза в обрамлении пушистых черных ресниц смотрели на меня с осторожным любопытством. Кожа ее молочно-розового цвета сияла чистотой и здоровьем, вызывая во мне непреодолимое желание прикоснуться к ее щеке. Розовые губы, сочные, как дольки апельсина, были приоткрыты, обнажая ровные ослепительно-белые зубы. Мой взгляд скользнул вниз по ее длинной шее и остановился на скромном декольте, открывавшем начало ее высокой, полной груди. Я с трудом отвел взгляд от выреза на ее платье. Такие девушки рождаются раз в сто лет, а может быть, и реже.

– Здравствуй, Диего. Давно с тобой не виделись. Как дела? Как здоровье? Еще не женился? Как здоровье отца? Что ты молчишь? Язык проглотил? – затараторила Мариса.

– Все хорошо, тетя Мариса. Здоровье отличное. Рыба ловится. Вот отец сдал сильно, особенно когда мама умерла. И я еще не женился.

– А что так, Диего? Парень ты видный, работящий?

– Я в поиске, тетя Мариса.

– Ой, чуть не забыла. Познакомьтесь. Это Исабель, моя воспитанница и дочь моего хозяина. Исабель, это мой племянник Диего.

– Исабель, – певучим голосом проговорила девушка.

– Диего. Очень приятно.

– И мне очень приятно, – сказала она, и щеки ее залил румянец.

– Мы с Исабель вышли прогуляться. Составишь нам компанию? – спросила Мариса, весело поглядывая то на меня, то на Исабель.

– С удовольствием, если Исабель не будет против.

– Я не против, – очень поспешно ответила Исабель, и щеки ее опять порозовели.

С этого дня мы регулярно стали встречаться с нею. В условленное время она с Марисой приходила на рынок, где их уже поджидал я. Исабель не могла приходить одна, так как считалось, что незамужней девушке из хорошей семьи неприлично появляться на людях без дуэньи. Мариса нам не мешала. Она тактично шла на приличном расстоянии либо впереди нас, либо сзади.

Но скоро нам стало не хватать наших дневных прогулок «под конвоем» Марисы. Исабель предложила встречаться ночью в их саду. Дом отца ее был недавно выстроен в центре Сетубала одним заезжим итальянским архитектором. Это был двухэтажный особняк в модном стиле барокко, с большим садом, с фонтанами, садовыми скульптурами и шикарными парадными воротами. Исабель показала мне незаметную калитку с задней стороны высокого забора.

Как только солнце уходило за горизонт, и темная ночь опускалась на землю, я выходил из своего дома и отправлялся в Сетубал. До дома, где жила Исабель, было примерно километров пять, но они пролетали, словно я мчался на лихом коне. Когда я подходил к заветной калитке, Исабель уже ждала меня. Я негромко стучал в калитку условным стуком, и она открывала мне. Я входил в сад, и тут же попадал в ее жаркие объятия. Это были волшебные ночи.

Но вскоре нам и этого стало мало. Мы вообще не хотели расставаться. И в одну прекрасную ночь Исабель предложила пожениться. Я был в смятении, поскольку понимал, что я для нее не пара, и вряд ли отец ее согласится выдать свою дочь за скромного рыбака. Но Исабель была уверена, что все будет хорошо.

Выбрав удобное время, мы пришли к ее отцу. Выслушав нас, он пришел в неописуемую ярость. Оказывается, он уже пообещал одному богатому купцу из Лиссабона, что отдаст свою дочь замуж за его сына. Он приказал вытолкать меня взашей на улицу, а Исабель запереть во флигеле и не выпускать ее до самой свадьбы.

Прошло долгих мучительных пять дней. Я каждую ночь приходил к заветной калитке, но тщетно. Исабель не было. На шестой день разлуки, ранним утром, когда мы с отцом собирались выходить в море, в нашу дверь тихонько постучали. Я открыл и обомлел. За порогом стояла Исабель. Она бросилась мне на шею и зарыдала. Я тоже не смог сдержать слез. Оказывается, добрая и верная Мариса похитила у отца ключ от флигеля, изготовила дубликат, ключ вернула на место, а дубликат отдала Исабель, когда приносила ей еду. Она же и рассказала ей, как найти наш с отцом дом.

***

На следующий день мы обвенчались в местной церквушке. Отец Исабель не стал ее разыскивать, просто вычеркнул из своей памяти, тем более, что, кроме нее, у него было еще четыре дочери, которым тоже нужно подыскивать женихов.

Началась моя новая прекрасная и удивительная жизнь, каждый день которой был наполнен безмятежной радостью, искренней нежностью и всепоглощающей любовью. Через год у нас с Исабель родился сын Игнасио, и жизнь расцвела новыми красками.

Так прошло три самых счастливых года, отпущенных мне судьбой. Но все хорошее когда-нибудь заканчивается. Закончилось оно и для меня.

Я помню то холодное мартовское утро, когда отец вышел в море один. Меня «свалила» жестокая простуда, и я лежал в кровати под несколькими одеялами, стараясь избавиться от сильного жара и лихорадки. Исабель готовила мне отвары из лекарственных трав, делала компрессы. Она знала в этом толк. Маленький Игнасио крутился под ногами своей мамы, помогая ей, чем мог.

Рано утром, перед тем как отправиться в океан, ко мне в комнату зашел отец, справиться о моем здоровье. Он потрогал мой лоб, покачал головой и пошел к выходу. У дверей он остановился, посмотрел на меня и сказал: «К вечеру вернусь». Он не вернулся к вечеру, он не вернулся к утру. Он больше не вернулся. И напрасно весь следующий день мы с моим соседом Жозе на его баркасе бороздили бескрайние воды океана в поисках моего отца. Все тщетно. Что произошло с отцом, мне неизвестно. Океан умеет хранить свои тайны.

К ночи мы вернулись в деревню. Заканчивался один из самых черных дней моей жизни. В тот день я остался круглым сиротой, и вдобавок перед моей семьей замаячила костлявой старухой нищета. Вместе с отцом я лишился единственного источника существования, баркаса и всех рыбацких снастей. А ничего другого как ходить по океану и ловить рыбу мне было неведомо.

Я был в отчаяньи, на моих руках жена и ребенок, как жить дальше? Жозе был намного старше меня, и жизнь его изрядно потрепала. Он посоветовал мне отправиться в Лиссабон и в порту завербоваться на какое-нибудь торговое судно. Десять лет назад он так и сделал, нанялся на испанский корабль и почти год на нем бороздил океан, перевозя различные грузы. Заработав денег, он купил себе новый баркас, снасти и теперь живет на барскую ногу. Я решил посоветоваться с Исабель. Полночи мы проговорили об этом и решили, что иного выхода у нас нет.

И вот настал день отъезда. Я поцеловал спящего сына и вышел из дома. Исабель шла рядом со мною, крепко держа меня под руку. Мы остановились на высоком скалистом берегу. Внизу покачивался баркас. Увидев нас, Жозе помахал нам рукой и принялся разворачивать парус. Океан был неспокойным. Он с неукротимой силой гнал свои крутые волны, безжалостно разбивая их о прибрежные камни в миллионы брызг. Волны бесчисленными фонтанами вздымались и тут же безвольно опускались. Между валунами клокотала и кипела морская пена. Ветер быстро гнал к горизонту серые утренние тучи.

Исабель, обвив мою шею руками, тихо плакала у меня на груди. Я нежно гладил ее по мягким шелковистым волосам, пытаясь успокоить. Она кивала головой, соглашаясь со мною, а я целовал ее губы, щеки, глаза, ощущая у себя на губах соль ее слез. Она отвечала мне с таким пылом и такой страстью, что у меня перехватывало дух. Я еле сдерживал себя, чтобы тоже не зарыдать. Душа моя сжималась от предстоящей разлуки, а к горлу подкатывался предательский комок.

– Пора, Исабель, лодка ждет, – тихо сказал я.

Исабель еще крепче стиснула мою шею.

Я осторожно освободился из ее объятий.

– Прощай, любимая!

Голос мой предательски дрогнул. Я повернулся и быстро зашагал к лодке.

– До свиданья, Диего! Возвращайся скорей!

Я оглянулся и в последний раз взглянул на Исабель. Она стояла на каменной холодной глыбе, тонкая, хрупкая и такая родная, словно часть меня. Внизу свирепствовал океан, ветер развевал ее волосы. Она махала мне рукой.

– Я буду ждать тебя, Диего!

Я вскочил в лодку, и мы отчалили.

– Я буду ждать тебя!

Сквозь вой ветра и рев океана донеслось до меня.

– Буду ждать!

Баркас все дальше и дальше уносил меня от родного берега. Фигурка Исабель становилась все меньше и меньше, затем превратилась в точку, а вскоре и вовсе исчезла с горизонта. А в ушах моих все звучало как молитва, как заклятие:

– Я буду ждать тебя, Диего!

***

В порт Лиссабона мы прибыли к полудню. Порт жил своей обычной жизнью. Несколько кораблей стояли у причала. Еще примерно с десяток судов стояли на рейде, ожидая своей очереди. Между ними сновали небольшие лодки. Работа на судах у причала кипела. По трапам, сброшенным с борта на берег, двигались согнутые, словно вопросительные знаки, матросы, переносившие на плечах тяжелые мешки. На соседнем судне с гиканьем скатывали по специальным желобам огромные бочки. В обоих направлениях, гремя колесами по брусчатке, двигались длинные, груженые повозки, запряженные лошадьми. По причалу прогуливались свободные от вахты матросы, некоторые из них в обнимку с женщинами соответствующего поведения. Слышалась разноязыкая речь, громкие возгласы, раздавался смех.

Мне повезло сразу. Я получил место матроса на борту английского торгового судна «Диана», шедшего из Ливерпуля в Бомбей, а затем в Макао. В порт Лиссабона они зашли, чтобы пополнить запасы воды и продовольствия. Они списали на берег заболевшего матроса, а тут подвернулся я.

Поговорив с боцманом и помощником капитана судна, я подписал с ними договор и, сияя от радости, спустился по трапу на причал, где меня ожидал мой друг Жозе. И было от чего радоваться. Через восемь месяцев я вернусь из рейса, у меня будет новый баркас, и заживем мы с Исабель еще лучше, чем прежде.

Проходя вместе с Жозе вдоль борта «Дианы», я заметил группу матросов, о чем-то говоривших с высоким худощавым парнем. Он привлек мое внимание своею необычной внешностью. У него были светлые длинные волосы, слипшимися сосульками свисавшие до плеч. Водянистые, почти бесцветные, глаза навыкате, длинный крючковатый нос, большой безгубый, словно прорезанный бритвой, рот делали его похожим на хищную птицу. Мы с Жозе прошли мимо и направились в город. Без какой-либо цели, погулять, посмотреть на столицу. Когда еще мы здесь окажемся?

Вдоволь нагулявшись, мы двинулись назад в порт. Жозе нужно было засветло отправляться домой, а мне – на мое новое место службы. «Диана» утром отправлялась в рейс.

Недалеко от порта мы зашли в один кабачок, коих в округе было великое множество. Все столы были заняты. Мы выбрали стол, за которым сидел один человек. К моему удивлению, этим человеком оказался тот самый длинноволосый с «птичьим» лицом. Он лениво жевал жаркое из баранины, запивая его темным пивом из огромной кружки. Мы с Жозе заказали полтора фунта овечьего сыра с маслинами и большой кувшин вина. Во время трапезы мы познакомились.

Длинноволосый оказался голландцем. Звали его Питер Ван Хайден. Он вполне сносно говорил по-португальски. Мы разговорились. Вернее, говорил только я, а Ван Хайден больше слушал и лишь изредка, для поддержания разговора, задавал ничего не значащие вопросы. Лишь когда я начал говорить о том, что очень хорошо знаю лоцию, отлично владею морскими приборами и картами, запросто могу рассчитать курс корабля и то, что мне обидно идти простым матросом на торговое судно, голландец вдруг оживился. Взгляд его стал пристальным, и он стал задавать мне вопросы по морскому делу и большей частью по управлению судном. Я исправно отвечал, не понимая его интереса. Это было похоже на экзамен. Наконец вопросы его закончились. Он удовлетворенно откинулся на спинку стула и несколько секунд внимательно изучал меня.

– Вот что, Диего, у меня есть для тебя хорошая новость. Я уже говорил, что служу помощником капитана на испанском судне?

Мы с Жозе закивали головами.

Голландец продолжил говорить:

– Так вот. Я хочу тебе предложить, Диего, на моем корабле должность навигатора.

Наши лица вытянулись, челюсти отвисли. Мы в четыре глаза таращились на Ван Хайдена. Наверное, у нас были очень глупые лица, поскольку голландец усмехнулся, отвел от меня взгляд и отхлебнул глоток пива из своей кружки.

– Ну, что скажешь, Диего?

– Навигатором?

В один голос спросили мы с Жозе.

– Навигатором. Будешь составлять курс корабля и стоять за штурвалом, – ответил голландец.

– Но я никогда не плавал на больших кораблях! – воскликнул я.

– Я раньше тоже никогда не был помощником капитана. Все когда-то начинают. Лоцию ты знаешь, приборы и карты тоже, штурвал крутить умеешь, а чего не знаешь, я тебе подскажу. Самое главное, ты молодой и толковый моряк, все у тебя получится. Ну что, согласен?

Я взглянул на Жозе, как бы спрашивая его совета.

– И думать нечего. Соглашайся, Диего.

В знак поддержки Жозе потрепал меня за плечо.

– А сколько Диего будет получать на вашем судне в год? – поинтересовался он у Ван Хайдена.

Голландец, не задумываясь, назвал сумму в пять раз большую, чем мне было предложено на английском судне. Он опять расхохотался, потому что наши с Жозе лица, как по команде, снова превратились в маски удивленных дебилов.

– Неудобно как-то получается, ведь я уже подписал договор с помощником капитана «Дианы», – промямлил я.

– Выбрось его в помойку, – твердо посоветовал Жозе.

– Дело говорит твой товарищ. Я сейчас схожу к хозяину кабачка за бумагой и чернилами, и мы с тобой составим новый договор.

Голландец встал из-за стола. Секунду подумав, он запустил руку в свой карман, и тут же на стол прямо передо мною с металлическим стуком упал туго набитый кошелек из тонкой, искусно выделанной кожи.

– Компания у нас серьезная. Это тебе аванс.

Ван Хайден ушел.

Я потянул за шнурок, кошелек раскрылся, и показалось содержимое. Это были реалы, самые настоящие. Их было так много, что на них, наверное, можно было купить баркас, ну, или большую лодку с парусом.

– Повезло тебе, Диего! Испанцы, они богатые. Представляешь, сколько ты огребешь через год, – мечтательно произнес Жозе. – И зачем тебе рыбу ловить? Служи у них навигатором. Сходил с ними в рейс, заработал мешок денег и отдыхай до следующего рейса.

– Скажешь тоже, мешок.

Я налил из кувшина в кружки вино.

– Вот это правильно. Давай отметим твою удачу.

Мы чокнулись и выпили.

Подошел Ван Хайден с бумагой, пером и чернильницей. Сев за стол, он принялся писать договор. Мы с Жозе, как загипнотизированные, следили за тем, как на бумаге появлялись ровные синие строчки, от которых зависело мое благосостояние. Закончив писать, голландец подвинул ко мне лист.

– Прочти и распишись.

Я прочитал и поставил свою роспись. Если бы я тогда знал, что этот мой росчерк пера перечеркнет всю мою жизнь!

– Пора, Диего. Через час уходит судно до Азорских Островов.

Ван Хайден допил пиво и встал.

– А зачем нам Азорские Острова? – удивился я.

– Там на ремонте стоит наше судно. Потрепало нас немного на прошлой неделе. Ничего особенного. Уже, наверное, закончили ремонт.

– Питер, можно я письмо домой напишу? Жозе его отвезет.

– Пиши, только быстро. Я тебя на улице подожду. Покурю на свежем воздухе.

Голландец достал трубку, кисет и, не торопясь, пошел к выходу.

Я подвинул к себе лист бумаги, чернильницу и на секунду задумался.

– Здравствуй, моя единственная, любимая Исабель!

Я не видел тебя целый день и уже соскучился. Как я буду без тебя и Игнасио целый год? У меня все хорошо, даже отлично. В порту Лиссабона я познакомился с очень порядочным человеком, помощником капитана на испанском судне. Он берет меня на свой корабль навигатором. Представляешь? Я об этом даже мечтать не мог. Навигатором! Буду прокладывать курс кораблю и стоять за штурвалом, ведя судно к новым берегам. Они предложили мне большое жалованье и даже выплатили аванс. Невероятно! Деньги и это письмо тебе передаст наш сосед Жозе. Я вернусь примерно через год, и заживем мы с тобой так хорошо и чудесно, как никто до нас не жил.

Ну все, любимая, мне нужно торопиться на корабль. При случае напишу еще.

До свидания, дорогая моя Исабель.

Я очень люблю тебя и нашего маленького Игнасио.

Поцелуй его за меня. Храни вас Господь.

Я люблю тебя, Исабель! И буду вечно любить тебя.

Твой Диего.

Окончив писать, я сложил вчетверо письмо и протянул его Жозе.

– Передай это моей жене. И деньги тоже передай.

Я отдал письмо и кошелек своему другу, и мы встали из-за стола.

На улице нас ждал Ван Хайден. Он стоял, прислонившись к дереву, и задумчиво смотрел вдаль. Жозе на прощанье пожал руку голландцу, крепко обнял меня и быстро пошел к причалу, где стояла его лодка. А мы с голландцем отправились в порт.

Вскоре мы с Питером были на борту старенькой португальской шхуны, следующей в Южную Америку через Азорские Острова. Я стоял на корме судна и смотрел, как исчезает, растворяясь в дымке, ставший родным мне Лиссабон, как превращается в узкую темную полоску берег Пиренейского полуострова, на котором раскинулась моя родина, прекрасная Португалия, и где есть маленькая деревушка близ города Сетубал, где навеки осталось мое сердце.

На пятый день эта старая посудина вошла в порт Понта-Делгада. Я и Ван Хайден сошли на берег Острова Сан-Мигел, самого крупного из Азорских Островов. Понта-Делгада – маленький, пыльный городок, располагался на нескольких холмах. Окружен он был невысокой, местами полуразрушенной, крепостной стеной.

Мы шли по грунтовой дороге, ведущей от порта в город. Пройдя через ворота, мы оказались на широкой площади. По обе стороны стояли одно– и двухэтажные дома. Вдали – обшарпанный католический храм и небольшая часовня. Слева от нас располагались торговые ряды, но сейчас они были пусты. Солнце, желтым масляным блином повисшее у нас над головой, палило нещадно. В полдень у местных жителей начинается сиеста – отдых и спасение от раскаленного добела солнца.

От площади начинались три улицы. Ван Хайден уверенно свернул на левую, я поплелся за ним. На улице не было ни одного человека. Город словно вымер. Вдруг я услышал стук копыт и скрип колес, это из переулка, поднимая пыль с дороги, выезжала телега, груженная сеном. В этой дремотной тишине шум, производимый этой колымагой, был похож на канонаду. Бродячая собака, дремавшая в тени забора, лениво подняла голову, для порядка тявкнула на повозку и снова опустила голову на землю.

Управлял повозкой старик с худым, морщинистым, высушенным зноем и ветрами, лицом. Ван Хайден взмахом руки поприветствовал старика, тот в ответ приподнял свою соломенную шляпу. Голландец подошел к повозке и, коротко поговорив со стариком, махнул мне рукой. Я подошел к телеге.

– Располагайся, что ноги зря бить.

Он запрыгнул в телегу и растянулся на душистом сене. За ним последовал и я. Мы долго ехали по узким петляющим улочкам Понта-Делгада. Мимо лениво проплывали разноцветные обшарпанные дома. Я обратил внимание, что дома островитян стоят плотно друг к другу и имеют прочные ворота, двери и ставни. Я спросил у старика, почему так у них устроено.

– Пираты пошаливают, – скрипучим голосом произнес он.

Мы продолжали путь среди унылых в своем однообразии домов. Лишь церкви да часовни как-то разнообразили вид города. Их было много, во время пути я насчитал их больше десятка. Наконец мы выехали из Понта-Делгада и поехали по укатанной колее, терявшейся среди высокой душистой травы. Сколько мы ехали, не знаю, потому что от неспешной, валкой езды меня укачало, как младенца в колыбели, и я задремал.

– Приехали, – раздался скрипучий, как и его телега, голос возницы.

Я открыл глаза.

Мы остановились в сотне метров от берега. А дальше, насколько хватало взгляда, простирался бесконечный океан. Поодаль от нас прилипли к скалам четыре маленьких домика. На песке лежала перевернутая вверх дном лодка, на специальных шестах сушились сети. Ван Хайден спрыгнул с телеги на землю, дал несколько монеток старику и зашагал широкими шагами к ближайшему дому. Я поспешил за ним.

Из дома вышел человек, приветственно замахал руками и почти побежал к нам навстречу. Он быстро перебирал короткими и кривыми ножками, при этом туловище его раскачивалось из стороны в сторону, так что создавалось впечатление, что он не идет, а перекатывается, словно мяч. Это был маленький, кругленький человечек в зеленой рубахе навыпуск и серых, закатанных до колен, штанах. Лицо его было круглое, рябое, глаза маленькие, свинячьи. Грязные волосы его торчали в разные стороны, как будто его только что чем-то напугали.

– Здравствуйте, сеньор Ван Хайден. С прибытием вас! – елейным голосом пропел «мячик».

– Все готово? – коротко спросил Ван Хайден, не обращая внимания на протянутую ему для приветствия руку.

– Точно так, сеньор Ван Хайден. Все готово. Только мне бы хотелось получить деньги сейчас, – осторожно проговорил «мячик» и на всякий случай сделал шаг назад.

– Хорошо, хорошо.

Ван Хайден поморщился и полез в карман.

Дважды звякнули монеты, один раз – в руках высокого голландца, а другой раз – в кармане маленького португальца.

– Спасибо, сеньор Ван Хайден, – радостно пропел «мячик». – Прошу вас, за мною.

Мы пошли к берегу, где у деревянных мостков стояла большая лодка. Погрузившись в нее, мы с голландцем заняли удобные места, а маленький португалец отвязал лодку, оттолкнул ее от мостков и начал разворачивать парус.

– Отдыхайте, сеньоры. Сейчас выйдем в открытый океан и перекусим. У меня там есть ветчина, сыр, помидоры, свежий балычок из марлина и, конечно же, найдется пара-тройка бутылочек вина с острова Мадейра. Как говорится, чем Бог послал, – суетился «мячик». – А к утру будем на месте.

Наконец парус взвился над лодкой, наполнился ветром, и маленькое суденышко плавно заскользило по слегка вздымавшейся поверхности океана, унося меня в туманно-синюю даль.

Утром, когда солнце уже поднялось на пару ладоней над горизонтом, впереди нас замаячил каменистый остров, сиротливо торчащий посреди океана, словно последний зуб во рту древнего старца. Наша лодка, управляемая толстым коротышкой, резво неслась к этому острову. Я пристально смотрел на этот участок суши в океане, пытаясь обнаружить хоть какие-то признаки жизни. Но было совершенно очевидно, что остров необитаем.

Тем временем коротышка, приспустив паруса, направил лодку вдоль острова. Обогнув его с востока, мы уже входили в тихую лагуну. Через несколько минут лодка, ткнувшись носом в песчаный берег, остановилась. Ван Хайден спрыгнул на сушу, я последовал за ним.

Впереди нас на берегу были разбиты два больших шатра из серой парусины. Вокруг валялось несколько ящиков, доски, брусья. Рядом с шатрами стояли две бочки. На земле чернело пятно от костра. Чуть поодаль стояла пирамида из ружей, что повергло меня в некоторое смятение.

Но самое большое мое удивление вызвал корабль, стоявший в лагуне. Это было вовсе не торговое судно, как я ожидал увидеть. На рейде стоял двухмачтовый красавец, быстроходный шестнадцатипушечный бриг. Военный корабль, используемый на флоте для разведки. На левом борту его поблескивала начищенной бронзой надпись: «Санта-Круз».

На берегу и на борту брига деловито сновали люди. Завидев Питера, некоторые приветствовали его взмахом руки, другие, находившиеся неподалеку, подходили к нему, пожимали руку, перекидывались парой-тройкой фраз и все с интересом рассматривали меня. К Ван Хайдену тяжелой походкой неторопливо шел грузный человек, при приближении которого все почтительно замолкали.

Это был мужчина лет сорока крепкого телосложения, хоть возраст начинал сказываться на его внешности, у него уже обозначилось брюшко, лицо слегка оплыло. Сквозь черный смоль его волос пробивались серебристые пряди. Одет он был очень прилично, даже богато. Синяя треугольная шляпа с бриллиантовой кокардой, красная куртка с серебряными пуговицами, отделанная золотым шитьем, белая рубаха из тонкого китайского шелка с жабо, черные широкие штаны с карманами, покрытыми вышивкой, и сафьяновые красные сапоги с загнутыми вверх носами.

Он поздоровался с Ван Хайденом, слегка обняв его за плечи.

– Как съездил, Питер?

– Отлично. Есть один англичанин. Если сегодня выйдем, то сможем догнать через пару недель.

– Стоящее дело?

– Даже очень. Особенно пассажиры.

– Ладно, пойдем в шатер, все подробно обсудим.

Он повернулся и пристально посмотрел на меня. От этого взгляда я внутренне содрогнулся. Ничего подобного я никогда не видел. Один глаз его был ниже другого на пару сантиметров, причем нижний глаз был навыкате, и казалось, что вот-вот он вывалится из глазницы. Оба глаза так сильно косили, что невозможно было понять, куда сейчас смотрит их хозяин.

– А это, надо полагать, замена бедняге Пересу?

Он кивнул он в мою сторону. Один глаз его смотрел поверх моей головы, а второй – мимо моего левого плеча.

– Да. Толковый малый. С семи лет в море. Немного подучу его, будет «морским волком».

– Это точно, поможем, обучим, главное, чтобы талант был, – добродушно проговорил мужчина. – Как зовут тебя, сынок?

Я ответил.

– А меня зовут Хорхе Родригес. Я – капитан этой посудины.

Он протянул мне руку. И тут же моя рука попала в стальные тиски его рукопожатия.

– Хорхе Родригес? Знакомое имя.

Я напряг свою память, вспоминая, где я мог слышать эту фамилию.

– Некоторые нехорошие люди еще зовут меня Циклоп, имея в виду мои глаза. Но я не всегда был такой. Это после ранения, полученного мною в одном из боев. Но я на них не обижаюсь. Циклоп так Циклоп.

Я сразу же вспомнил.

– Точно! Циклоп! Знаменитый, безжалостный и удачливый пират! Истории о его злодейских нападениях на торговые корабли я не раз слышал на Сетубальском рынке. Вот значит, куда я попал!

– Ладно, сынок. Отправляйся пока к кораблю, познакомься с ребятами, отдыхай. Завтра мы снимаемся с якоря. Скоро ты станешь богатым человеком.

– Спасибо, конечно, сеньор Родригес, но это не совсем то, что я ожидал, – нерешительно проговорил я. – Вернее, совсем не то.

Циклоп и голландец уставились на меня.

– Ты, что, отказываешься? – нахмурился Родригес.

– Пожалуй, что да. Извините, сеньор Родригес…

Пролепетал я, чувствуя, как неприятный холодок вызывает спазмы в моем желудке.

– Какой из меня пират? Я и пистолета никогда не видел, и саблю в руках никогда не держал, разве что в детстве, деревянную.

– Тебе не придется ходить в атаку. Для этого у меня есть отличная абордажная команда, профессионалы – бывшие солдаты, военные моряки. Твое дело – стоять за штурвалом. Ты – специалист, сынок, а специалисты на абордаж не ходят, но долю имеют равную со всеми. Вместе с тобой на корабле будут оставаться корабельный врач, плотник, повар, главный канонир.

– Это, конечно, несколько меняет дело, но все-таки нет, сеньор Родригес.

– Ты, что, сбрендил, Перейра? Ты договор со мною подписал! – возмутился Ван Хайден.

– Но ты же не говорил, что мне придется служить на пиратском судне! – воскликнул я.

– А ты и не спрашивал! – бросил в лицо мне голландец.

– Да, я не спрашивал, но я думал, это торговое судно. Потом, ты совсем не похож на пирата.

– Что ты мямлишь, как младенец? Отвечай, ты будешь выполнять наш договор?

Глаза Ван Хайдена сузились и смотрели на меня с откровенной злобой.

– Пожалуй, что нет, – еле выдавил я из себя эти слова.

– Все! Проваливай отсюда! – резко крикнул голландец и махнул рукой в сторону, куда, вероятно, мне нужно было проваливать.

Я оглянулся назад, где ступил на берег этого чертова острова, и увидел, что лодка маленького португальца уже далеко и сворачивает за каменистый выступ, а через секунду она и вовсе скрылась из виду. Надежда на возвращение исчезла вместе с нею.

– Проваливай! И верни мне аванс!

Голос Ван Хайдена звучал резко, хлестко, словно пощечины.

– Черт! Аванс! Совсем вылетело из головы. Я же его передал через Жозе Исабель.

Пулей пронеслась эта мысль у меня в голове.

– Что же делать? Лодка, моя слабая надежда на спасение, уже ушла, и денег у меня нет. Что делать?

Видя мое замешательство, голландец сказал уже мягче:

– У тебя, Перейра, два пути. Либо – вплавь до Острова Сан-Мигел. Либо – на корабль, в нашу славную команду.

– Почему два пути, Питер? Сейчас я предложу этому сопляку третий путь.

С этими словами Родригес выхватил из-за пояса пистолет и приставил его к моему лбу.

– Вот он, третий вариант. Бац! Мозги на песок, – и проблем нет. Ничего нет.

Циклоп радостно заржал и медленно взвел курок. Голландец криво усмехнулся.

Внутри меня похолодело, все тело покрылось мерзким липким потом.

– Неужели это все? Моя жизнь на этом закончилась? Я больше никогда не увижу Исабель, своего сынишку Игнасио? Для чего вообще я родился? Чтобы погибнуть в двадцать с небольшим лет на этом Богом забытом острове? И почему я не пошел моряком на английскую «Диану»? Вот дурак!

Мысли мои, словно рой пчел в банке, настойчиво роились в моей голове, грозя взорвать ее немедленно. Сердце колотилось так, что казалось, вот-вот разорвет мою грудь. Было трудно дышать, я почти задыхался.

– Что же делать? Что делать? Нужно что-то делать, а иначе конец!

– Считаю до трех, – донесся до меня зловещий голос Родригеса. – Раз!

– Нужно помолиться, – мелькнуло у меня в голове. – А кому нужно молиться в таких случаях? Спасителю или Богородице? Наверное, все равно. Иже еси на Небесех! Да святится имя Твое…

– Два! – бесстрастно отсчитывал пират.

– Подождите, сеньор Родригес, – сдавленным и каким-то чужим голосом проговорил я. – Я пойду к вам на корабль.

А про себя подумал, что сбегу от них при первом же удобном случае.

– Так-то лучше будет, – проговорил голландец, усмехаясь.

Я тоже попытался улыбнуться в знак согласия, а в голове у меня твердо засела мысль о побеге в ближайшем же порту.

– Сеньор Родригес, не могли бы вы убрать свой пистолет от моей головы? – набравшись храбрости, вежливо поинтересовался я.

Глаза пирата, налитые кровью, как у быка на корриде, смотрели мимо меня, но у меня было полное ощущение, что он видит меня насквозь.

– И не вздумай бежать! – вдруг рявкнул Родригес, как будто прочитав мои мысли. – Из-под земли достану!

С этими словами он отнял от моей головы пистолет и вдруг, подняв дуло вверх, выстрелил. Через секунду, рассекая воздух, что-то пролетело передо мною и со стуком шлепнулось у моих ног.

– Намек понял? – прорычал Родригес и быстрыми шагами направился к шатру.

Ван Хайден последовал за ним.

Я посмотрел на землю. У моих ног лежал большой белый альбатрос. Птица лежала на спине, крылья ее были раскинуты в стороны, лапы прижаты к туловищу, голова была снесена выстрелом, а из шеи небольшими толчками вытекала кровь.

Так началась моя пиратская жизнь. По злой иронии судьбы первым захватом, в котором я участвовал, стала та самая английская «Диана», куда меня брали простым матросом.

Ван Хайден тогда не зря крутился в порту Лиссабона и больше всего вокруг «Дианы». Такова была тактика Родригеса. Его «Санта-Круз» никогда не заходил в порты. Он вставал на якорь где-нибудь в укромном месте, недалеко от крупного порта. Затем посылал туда Ван Хайдена на разведку. Голландец знал несколько языков, легко входил в контакт с моряками, угощал их вином или ромом. А заодно выспрашивал: что везут, куда, есть ли на борту купцы или богатые пассажиры? После полученных сведений, он выбирал наиболее подходящий вариант и отправлялся к месту стоянки «Санта-Круз». С Родригесом они подробно прорабатывали маршрут и определяли место, где произойдет захват отмеченного судна.

Циклоп со своею бандой также практиковал нападения на маленькие прибрежные или островные городки. Как всегда, высылался сначала Ван Хайден, он отыскивал дома купцов, чиновников и прочих богатых горожан, а также определял, какие церкви следует ограбить. Всего назначалось несколько адресов. Он чертил карту города с интересующими пиратов объектами и путями подхода к ним. Родригес делил свою абордажную команду на несколько групп, равных по количеству объектов, определенных для захвата. Пираты одновременно несколькими группами стремительно совершали нападения, забирали все ценное и так же стремительно исчезали. Тактика Родригеса работала безотказно.

Через десять дней у западного побережья Африки наш бриг «Санта-Круз» настиг английскую «Диану». Схема Родригеса и в этом случае была проста. Я как рулевой должен был держать свой корабль точно в хвосте «купца», так пираты называли торговые суда. Таким образом мы, незамеченные никем, подбирались к кораблю, потому что, как правило, на судах есть впередсмотрящий матрос, а назадсмотрящего нет.

Подойдя на близкое расстояние, наш главный канонир из носовых орудий производил несколько прицельных выстрелов, стремясь попасть в капитанский кубрик или снести выстрелом одну из мачт, но, главное, посеять панику на корабле.

Дальше начиналась моя работа. Мне нужно было с первого раза подвести «Санта-Круз» к борту «купца» как можно ближе, чтобы абордажная команда успела перебросить с борта на борт штурмовые площадки с крюками на концах. По ним эта дикая банда головорезов, с истошными воплями и оглушительным свистом, устремлялась в атаку. Если команда атакованного корабля не сопротивлялась, то пираты никого не убивали. Они забирали самое ценное и отпускали их восвояси. Чаще всего так и происходило.

Но в случае с «Дианой» произошло иначе. Команда этого судна оказала отчаянное сопротивление пиратам, убив четверых и ранив девять морских разбойников, в том числе и Родригеса. Но устоять против банды свирепых, вооруженных до зубов, и отлично обученных головорезов, они не могли. Циклоп был в бешенстве. После того, как судно было ограблено, он приказал согнать оставшихся в живых в трюм, и «Диана» была затоплена вместе с командой. Так что, если бы я пошел матросом на этот корабль, то участь моя была решена уже тогда. Вот такая злая гримаса судьбы.

Больше трех лет меня носила по морям и океанам моя пиратская судьба. Крутила, вертела, вздымала вверх и бросала вниз, словно щепку, но все же щадила меня, я был жив, здоров и даже не был ранен. И все эти три года меня не покидала мысль о побеге. Но возможности такой не было. Сбежать можно было только в большом порту, но в них мы никогда не заходили. Исключением был порт Нассау на Багамских Островах. Там пополняли запасы воды и пищи, латали, подкрашивали корабль и просто отдыхали. После долгих месяцев скитаний по океану, так было приятно походить босиком по траве, ступать по твердой земле, а не по вечно уходящей из-под ног палубе.

Сейчас Багамы – престижный мировой курорт, а тогда, триста лет тому назад, это была самая настоящая клоака, – пристанище пиратов, разбойников, беглых каторжников, проституток, дезертиров, авантюристов всех мастей и прочей нечисти со всего мира.

А также Нассау тогда являлся одним из центров работорговли. Конвейер по продаже людей людьми работал исправно. Регулярно приходили суда из Африки, набитые живым чернокожим товаром. Плаванье длилось несколько месяцев, и до тридцати процентов негров умирало от болезней, их просто выбрасывали за борт, как мусор. Оставшиеся в живых попадали на невольничий рынок. Мужчины, женщины, дети, целые семьи, – бесконечная река человеческих слез и страданий. Здесь же навсегда рушились семьи: отца увозили в Северную Америку, мать – в Бразилию, а ребенка – в Европу.

На одном из таких кораблей я и решил бежать, других здесь просто не было. В то время, как вся наша команда «отрывалась» в бесчисленных кабаках и притонах, я проводил время в порту, подыскивая попутный корабль. И наконец нашел. Это был голландский галеон, переоборудованный для перевозки рабов. Направлялся он, правда, в Англию, но мне было все равно, главное, сбежать от Родригеса. А уж из Англии в Португалию добраться не составит большого труда.

Я поговорил с капитаном галеона, и он меня взял, но не матросом, а надсмотрщиком за товаром. Капитан позвал старшего надсмотрщика. Пришел молодой парень с красным обветренным лицом и кривыми, гнилыми зубами. От него за версту разило перегаром. Парень вручил мне стек, сказав, что это мой рабочий инструмент, и повел меня на мое новое место работы.

По деревянной лестнице мы спустились в трюм галеона. В нос тут же ударил тошнотворный запах человеческой плоти, испражнений, пота. В трюме был полумрак. Глаза быстро привыкли к темноте, и то, что я увидел, повергло меня в шок. Все пространство трюма, от пола и до потолка, было застроено нарами в пять ярусов. Расстояние между ярусами было не более пятидесяти сантиметров, так что на них можно было только лежать. В небольшом трюме находилось не менее трехсот рабов. Они практически лежали друг на друге, составляя единую, живую человеческую массу. Вдобавок бедолаги попарно были прикованы ножными кандалами друг к другу.

Несколько негров, спустившись со своих нар, сидели в узеньком проходе. Вероятно, это было запрещено, поэтому главный надсмотрщик заорал на них и стал их нещадно хлестать плеткой, оставляя на их телах рваные, кровоточащие раны. Он крикнул мне, чтобы я помогал ему загонять негров на нары. Я был в ужасе. У меня не укладывалось в голове, что людей можно перевозить в таких диких условиях, что к ним можно относиться хуже, чем к животным. Внутри меня вскипело, и, вместо того чтобы бить негров, я всю свою ярость обрушил на надсмотрщика. Тут пригодился стек, который был у меня в руках. Несколько раз я ударил его тростью. Он упал на пол, завизжал словно резаный поросенок, извиваясь под ударами моего стека. На крик прибежали несколько человек из судовой команды. Они скрутили мне руки, выволокли на палубу и начали меня избивать. Особенно старался кривозубый. Хорошенько «размявшись», они вышвырнули меня на причал. Я лежал в пыли, не в силах подняться, и думал, что есть профессии еще хуже, чем пират.

Через три дня мы снялись с якоря и вышли в открытое море. Наш курс лежал в Атлантику, поближе к оживленным торговым путям. Родригес приказал сделать небольшой крюк, чтобы зайти на Каймановы Острова. Эти было пристанище черепах, и было их там великое множество, а мы очень любили черепаховый суп. Это вносило разнообразие в наш скудный рацион, так как солонина быстро приедалась. Пойманные черепахи долго жили у нас в трюме, не портились, не пропадали, это были своего рода живые консервы. После удачной охоты продолжили свой путь. Обогнув с севера Кубу, мы вышли из Карибского моря в Атлантический океан.

Несколько дней мы плыли без всяких происшествий. Встречных кораблей не было, и создавалось впечатление, что мы одни в океане, да и вообще, в мире. Солнце уже скрылось за горизонтом. Вечерело. Я выполнял свою обычную работу, но в мыслях был далеко, в Португалии, в своей родной деревушке.

Мое внимание привлек шум и возня у правого борта, где несколько человек из команды какой-то хитрой снастью ловили крупную рыбу. По их возгласам я понял, что клюнул огромный трехметровый марлин, весом никак не менее трехсот килограммов. Пираты старались подтянуть его вплотную к борту и при помощи петли и багра зацепить и затащить рыбину на корабль. Но марлина такая перспектива никак не устраивала, и он сопротивлялся во всю свою недюжинную рыбью силу.

Корабельный кок и канонир Бенито с трудом удерживали трос с бьющимся за свою жизнь марлином. Старик Карло пытался зацепить его багром, а наш эскулап Доменико старался набросить петлю на непокорную рыбу. Родригес, естественно, руководил этой охотой. Уже больше часа продолжалась эта возня у борта. Меня это уже не увлекало, и я опять в мыслях вернулся на свою родину.

Но тут мое внимание привлекло какое-то движение слева от меня. Я повернул голову и обмер. Параллельно нашему курсу, буквально в нескольких метрах от нашего борта, двигался большой, странного вида корабль. Это была шхуна. Она как будто бы только что вышла из ожесточенного боя. На бортах зияли дыры от ядер и пуль. Паруса, пробитые и порванные во многих местах, безжизненно болтались на реях, словно лохмотья на арабском дервише. С такими повреждениями не плавают, а лежат на дне.

На судне были зажжены масляные фонари. В их мерцающем свете я видел команду жуткого корабля. Все они были вооружены до зубов. Жерла их пушек, обращенные в нашу сторону, готовы были разнести в щепки наш «Санта-Круз». Над пушками застыли канониры с подпаленными фитилями, готовые по первой команде поднести огонь к запалу. Впереди абордажной команды стоял капитан в треугольной шляпе. Рука его, поднятая вверх, сжимала саблю. Он готов был дать отмашку.

От вида этой команды меня бросило в дрожь, и я весь покрылся холодным потом. Это были не люди. Это были скелеты! Пустые глазницы их черепов были обращены на наш корабль. Я не мог пошевелиться от ужаса. Страшная шхуна с жуткой командой поравнялась с нашим кораблем. Я увидел их рулевого. Он невозмутимо стоял за штурвалом, слегка корректируя курс. Вдруг скелет-рулевой повернул свой череп в мою сторону и уставил свои пустые черные глазницы на меня. Из них исходил могильный холод. Он снял правую руку со штурвала и помахал ею мне. От страха все члены мои онемели. И тут нижняя челюсть рулевого опустилась, открывая беззубый рот. Это была улыбка. Улыбка смерти.

Мною овладел дикий животный ужас, я заорал, что было силы. Родригес, кок, Бенито и Карло резко повернулись ко мне. Увидев адский корабль, они замерли от страшной картины, открывшейся им. Лица пиратов мгновенно превратились в застывшие гримасы ужаса. Леденящая кровь шхуна несколько минут, показавшихся нам вечностью, двигалась вровень с нами, а затем медленно проследовала вперед и скоро растворилась в темноте.

Первым в себя пришел кок.

– Что это было? – сдавленным голосом спросил он.

Все молчали, не в силах отойти от шока. Карло дрожащими руками достал трубку и стал набивать ее табаком. Он был старым и самым опытным пиратом на судне, плававшим на многих пиратских кораблях.

– Летучий Голландец, – хрипло ответил он, раскуривая трубку. – Плохая примета. Скоро всем нам каюк.

– Что ты бабкины сказки рассказываешь! – перебил его Родригес. – Летучий Голландец! Ерунда все это! Мираж. Фата-Моргана. Давайте лучше марлина тащить.

– А тащить-то нечего, – виновато проговорил Бенито. – Мы с коком, как увидели этот страх господний, так веревка сама из рук выпала.

На следующий день я снова заступил на вахту. Океан был тих и спокоен, как спящий лев. На его гладкой поверхности играли солнечные блики. По небу грациозно, словно лебеди, плыли белые облака. Солнце припекало, разливая по телу сладкую истому. Дул легкий теплый ласковый ветерок. Бриг наш плавно скользил по водной глади, слегка поднимаясь и опускаясь, проходя небольшие волны. Тихий плеск воды и мерное поскрипывание мачт умиротворяюще действовали на душу. Я стоял за штурвалом и смотрел, как резвится беззаботная стайка дельфинов, сопровождавшая наш корабль.

Команда отдыхала после обеда в своих кубриках. Наверху было два матроса, они полулежали на палубе в тени парусов и, лениво переругиваясь между собою, играли в кости. Еще один, впередсмотрящий, сидел в корзине, укрепленной на грот-мачте, и дремал. Периодически он встряхивался, прогоняя сон, бросал взгляд вдаль через подзорную трубу и снова отдавался сладкой дреме.

Я задумчиво смотрел вперед, в сине-голубую небесно-океанскую даль. А видел там добрые и усталые глаза мамы, в которых навеки поселилась тревога и боль за сына. Худощавую и немного сутулую фигуру отца, уходившего в свое последнее плаванье. Маленького сынишку Игнасио, тянущего ко мне свои ручонки. До боли в сердце любимое лицо милой Исабель, в глазах которой жила вселенская любовь и безграничная нежность ко мне.

– Я буду ждать тебя, Диего!

Эхом звучал ее голос.

– Буду ждать!

– Справа по борту корабль! – донеслось до меня.

Голос вернул меня в реальность. Я взглянул наверх. Впередсмотрящий стоял в корзине и подзорной трубой указывал правее нашего курса. Я посмотрел туда и вдали, почти у самого горизонта, разглядел едва заметную точку.

– Эй, Бенито! Сгоняй к капитану, доложи о корабле! – прокричал впередсмотрящий одному из матросов.

– Вот я сейчас все брошу и побегу за капитаном. Делать мне больше нечего, – лениво отозвался канонир.

Однако, доиграв кон, он все же встал, надел рубаху и неторопливо, вразвалочку направился к лестнице.

Тем временем ветер усиливался. Волны становились круче, небо затягивалось серыми тучами, солнце лишь иногда проглядывало сквозь плотно идущие облака. Погода портилась.

На палубе появились Родригес и Ван Хайден. В руках Циклопа была подзорная труба. Он приложил ее к глазу, вглядываясь в даль. На несколько секунд он застыл словно кобра перед броском.

– Право руля, – скомандовал он.

Я повернул штурвал. Бриг послушно изменил направление движения.

– Так держать.

«Санта-Круз» лег точно на курс этого бедолаги, которому предстояло стать очередной добычей Родригеса и его банды. Циклоп сложил подзорную трубу.

– Порядок. Наша посудина. Купец! Питер, иди поднимай команду. Пусть готовятся к штурму.

– Будет сделано, капитан.

Ван Хайден бросился исполнять приказ.

Уже через пару минут, бряцая оружием, галдя и подталкивая друг друга, на палубе появились головорезы Родригеса. Они столпились у борта, стараясь лучше разглядеть свою добычу. Пираты громко переговаривались, хлопали друг друга по плечам, отпускали непристойные шутки, гогоча во всю глотку.

Расстояние между бригом и торговым судном быстро сокращалось. От «Санта-Круз» еще никто не уходил. «Купец» шел медленно. По низкой посадке его было видно, что он перегружен. Десятка два винных бочек были расставлены на палубе вдоль бортов, видимо, им не хватило места в трюме. На мачте развевался английский флаг. Мы уже были на расстоянии пушечного выстрела.

– Поднять флаг! – зычно приказал Родригес.

И уже через секунду над грот-мачтой взвился черный флаг с белым черепом и двумя скрещенными костями.

– Бенито! – позвал Родригес.

– Я здесь, капитан!

Главный канонир стоял перед Циклопом.

– Поприветствуй господ англичан!

– Есть, капитан!

Бенито бросился на нос корабля, где была установлена одна из пушек. Поправив прицел, он поднес горящий фитиль к запалу, раздался оглушительный выстрел. В ту же секунду верхушка мачты с английским флагом свалилась набок, словно ее срезали косой. Она повисла над палубой, запутавшись в шкотах бегучего такелажа. Пираты одобрительно зааплодировали, а Бенито картинно раскланялся. На торговом судне забегали, засуетились и стали опускать паруса.

– Ага, намек поняли английские собаки. Молодец, Бенито. Глаз – алмаз! – похвалил канонира Родригес.

Затем он подошел ко мне.

– Значит, так, Диего. Подходишь к ним правым бортом, аккуратно. Правда, волны большие, но постарайся с первого раза подойти. Сможешь, сынок?

– Смогу. Не в первый раз, – ответил я.

– Молодец.

Родригес подошел к абордажной команде.

– Все к правому борту! Занять свои места!

Пираты быстро рассредоточились вдоль борта, в руках у них появились абордажные крюки. Каждый из них знал свое дело, свой маневр. Это была опытная, хорошо обученная команда, так что английская посудина не представляла для них особой трудности.

Между кораблями оставалось уже небольшое расстояние.

– Убрать паруса! – скомандовал Родригес.

Приказ был выполнен моментально. Команда действовала как единый механизм. И вот он настал, этот, волнующий душу каждого пирата, момент штурма. Я плавно подвел «Санта-Круз» к левому боку англичанина. Борта наших кораблей коснулись друг друга. В ту же секунду полетели абордажные крюки, впиваясь в борт «купца», соединяя оба судна. И сразу же, с дикими воплями, гиканьем, свистом, перескакивая через оба борта на английскую палубу, хлынула пиратская ватага. Все было как всегда.

Но то, что произошло в следующий миг, повергло меня шок. Крышки винных бочек вдруг откинулись, и оттуда, как черти из своих табакерок, высунулось десятка два военных моряков с ружьями. Грянул залп, и добрая половина наших товарищей рухнула на палубу, истекая кровью. В руках матросов появились пистолеты, и снова загремели выстрелы. В это время из отсеков корабля высыпало еще два десятка моряков с саблями и пистолетами. Они отсекли пиратов от борта, исключив возможность их отступления. Команда пиратов попала в кольцо и таяла на глазах. Оставшиеся в живых бешено сопротивлялись, но было уже ясно, что через несколько минут команда Родригеса прекратит свое существование.

Холодный липкий страх сковал все мои члены. Судорожно вцепившись в штурвал, я с ужасом наблюдал за этой кровавой бойней и ждал, когда придет и мой час.

На «Санта-Крузе» нас было четверо. Кроме меня, Бенито, врач Доменико и Ван Хайден за капитана. Мы смотрели на эту резню, буквально оцепенев от ужаса. Первым пришел в себя голландец. Он выхватил из-за пояса саблю и стал рубить канаты, к которым были привязаны абордажные крюки, державшие наши корабли вместе.

– Поднять паруса! – диким голосом заорал Ван Хайден.

Бенито и Доменико, поняв замысел голландца, стремглав бросились к мачтам.

– Лево руля! – заорал мне Ван Хайден.

Он уже перерубил последний канат, и наш бриг был свободен. Я крутанул влево штурвал, в это время взвилась вверх часть парусов, и наш корабль потихоньку стал отваливаться от роковой шхуны.

Оцепенение мое прошло, у нас появился шанс остаться в живых, и нужно было его использовать. Часть англичан, видя, что мы пытаемся удрать, открыли беспорядочный огонь из ружей. Мы попадали на палубу. Пули свистели где-то вверху, оставляли дыры в парусах, впивались в борта и мачты, не причиняя нам никакого вреда.

Но вскоре стрельба прекратилась, вероятно, англичане поняли, что палить из ружей по кораблю все равно, что стрелять из рогатки по слону. Мы еще лежали на палубе, еще слышались крики англичан, а в душе моей билась и порхала слабая и трепещущая, словно мотылек, мысль о счастливом спасении. Я был уверен, что догнать нас они не смогут, ибо эта старая посудина была хороша для приманки пиратов, но не для погони.

Немного успокоившись от этой мысли, я приподнялся и выглянул из-за борта. Лучше бы я этого не делал, ибо то, что я увидел, снова вернуло ужас в мою душу. Английские военные моряки спокойно и деловито выбрасывали трупы наших товарищей в океан. Но самое страшное было не это. Часть моряков открывали люки в бортах своей шхуны и выдвигали в них пушки, которые раньше стояли прикрытые парусиной. Двенадцать орудий со зловещим спокойствием палача взирали на наш бриг. Вокруг них суетились канониры.

– Все по местам! – услышал я голос Ван Хайдена. – Ставить полные паруса!

Бенито и Доменико бросились исполнять приказ.

– Перейра! К штурвалу!

В мгновенье ока я был на своем месте.

– Ничего. Мы еще покувыркаемся! – кричал голландец.

Он стоял на корме и в подзорную трубу внимательно наблюдал за шхуной.

– Приготовься, Диего!

Я мельком бросил взгляд на «англичанина». Двенадцать пушек тупо глядело нам вслед, не предвещая ничего хорошего. Возле них сновали канониры. Чуть в стороне стоял офицер с поднятой вверх рукой. В ту же секунду рука его резко опустилась, а над каждой пушкой появился дымок от запалов.

– Право руля! – заорал Ван Хайден.

Раздался грохот канонады, и английская шхуна скрылась за пеленой дыма. Я резко крутанул штурвал вправо, и бриг, накренившись, ушел в сторону. И в тот же миг с левого борта по линии нашего прежнего курса взвились двенадцать фонтанов, обдавая нас миллионами брызг. Я перевел дух и вернул «Санта-Круз» на прежний курс.

– Ага! Мимо! Мимо!

Орал Ван Хайден, вывернув фигу в сторону шхуны.

– Мимо! Мимо!

Радостно кричали Бенито и Доменико, прыгая по палубе.

Тем временем англичане деловито перезаряжали орудия.

– Так! Все по местам. Перейра, будь готов! – напряженным голосом произнес голландец.

Он прильнул к подзорной трубе, пристально наблюдая за противником.

Я кивнул головой и перекрестился.

– Лево руля!

Услышал я крик Питера и резко повернул штурвал налево. Корабль, скрипнув мачтами и такелажем, юркнул влево. А двенадцать смертоносных фонтанов взметнулись с правой стороны. Новый всплеск радости на нашем судне.

– Молодец, Перейра! – кричал мне Ван Хайден.

– Эй, Диего! – закричал мне Бенито. – Если в нас не попадут, я, пожалуй, поставлю тебе кувшинчик вина в ближайшем порту!

– Ох и скряга же ты, Бенито! – вопил Доменико. – Диего, бочонок с меня и еще баранья нога!

– Готовься, Перейра! – закричал голландец.

– Всегда готов, как карп на сковородке! – прокричал я в ответ.

После двух удачно проведенных маневров мною овладел азарт игрока. Страх отошел на второй план, его место заняла бесшабашная удаль кандидата в покойники.

Игра со смертью продолжалась.

– Право руля! – донесся до меня крик Ван Хайдена.

Я повторил маневр, и третий залп англичан угодил в воду, вызвав новый приступ ликования нашей малочисленной команды. Ставки мои росли. Жадный Бенито уже сулил мне бочонок отменного тосканского вина. Доменико обещал меня поить до самой смерти.

– Еще немного осталось! – прокричал мне Ван Хайден. – Еще пару-тройку залпов, и мы выйдем из зоны обстрела.

Но залпов больше не было. Англичане прекратили вести залповую стрельбу и открыли по нам беглый огонь. Орудия стреляли поочередно. Заканчивали стрелять последние, а первые уже были перезаряжены и снова открывали огонь. Стрельба велась без перерыва, и предугадать, куда ляжет очередное ядро, было невозможно. Оставалась надежда на мое мастерство рулевого и на удачу. Я отчаянно крутил штурвал влево, вправо, опять вправо, влево. Бриг вилял, кренился из стороны в сторону, выписывал немыслимые зигзаги, словно заяц, удирающий от погони.

Расстояние между нами и шхуной увеличивалось. Мои товарищи по несчастью, как могли, подбадривали меня.

– Давай, Перейра! Давай, Диего! Еще немного осталось!

Ядра сыпались градом, поднимая тучи брызг. Вода вздымалась, пузырилась и пенилась, казалось, что еще немного, и она закипит.

Одно из ядер пролетело над моей головой, обдав меня смертельным холодком. Оно пробило косой парус на грот-мачте и плюхнулось впереди корабля, взметнув очередной фонтан. А еще через мгновенье раздался треск, и фок-мачта, перебитая другим ядром, переломилась, словно срезанная бритвой, и стала падать в сторону левого борта.

– Берегись, Бенито! – что было силы, заорал я.

Но в этом шуме и грохоте он не услышал меня. И тут же громадное тридцатиметровое бревно, бывшее когда-то мачтой, всем своим весом обрушилось на него. Бедняга не успел даже вскрикнуть. Удар был настолько сильным, что голова его треснула, как перезрелый арбуз. Кровь брызнула в разные стороны, окрашивая светлые доски палубы в алый цвет. Из трещин в голове на палубу медленно и тягуче вытекали серые мозги. Корабль еще раз тряхнуло, и к моим ногам подкатился какой-то шарик, ткнувшись в мой сапог, он остановился. Это был глаз Бенито. Своим черным зрачком он вопросительно уставился на меня. Я содрогнулся и поежился. Вспомнилась недавняя похвала Родригеса, отпущенная Бенито: «Глаз – алмаз». А теперь этот «алмаз» лежал у моих ног, а сам Родригес уже кормил рыб в океане. Как все зыбко в этой жизни.

Упавшая мачта разрушила часть бортового ограждения и накренила наш бриг набок. Она была больше, чем наполовину в воде и замедляла ход судна, очень мешая мне маневрировать. Доменико и Ван Хайден, вооружившись топорами, уже рубили канаты, державшие мачту. Освободившись от крепежа, тяжелая мачта медленно стала сползать в воду, увлекая за собою изуродованное тело бедняги Бенито.

Вдруг раздался сильный взрыв, треск обшивки, корма подлетела вверх, а судно клюнуло носом, едва не зачерпнув океанской воды. Не удержавшись на ногах, я перелетел через штурвал и грохнулся на палубу. Недалеко от меня лежал Ван Хайден, а чуть поодаль Доменико. Первым опомнился голландец.

– Что это было, Перейра? – закричал он мне.

– Похоже, что эти гады в нас попали, – ответил я, поднимаясь на ноги.

Ван Хайден выругался, вскочил и, прихрамывая, побежал к корме. За ним последовал и Доменико. Они, перегнувшись через ограждение, что-то рассматривали внизу, при этом быстро жестикулировали.

Англичане еще продолжали стрелять, но ядра уже падали позади нашего судна. Мы вышли из зоны поражения их пушек. Через несколько минут голландец и испанец подошли ко мне.

– Что там? – спросил я.

– Ерунда. Пробоина в борту выше ватерлинии. Мы с Питером ее быстро залатаем. Там работы на час.

– Так-то оно так, – задумчиво проговорил Питер. – Но там еще руль пострадал. Его практически нет. Огрызок какой-то остался.

– Не может быть! – воскликнул я и крутанул штурвал из стороны в сторону.

Корабль слабо реагировал на мои команды.

– Да… – я почесал затылок. – Плохи наши дела. По спокойной воде доползем до берега. Сейчас посмотрю карту и составлю маршрут до ближайшей земли. Только бы шторма не было.

Мы втроем с тревогой посмотрели на темнеющее небо.

– Да что там шторм! Из такой передряги выбрались, врагу не пожелаешь. И ничего, живые и здоровые. Плевать на шторм. Один только Перейра пострадал.

– Ты, что, несешь, Доменико? Я в полном порядке.

– Ты в материальном смысле пострадал, Диего. Не получишь ты теперь бочонок вина от Бенито, – врач радостно захохотал. – Бенито – жадюга. Он лучше на дно пойдет, чем хорошему человеку вина поставит.

Шутка была плоской, как доска, но он так заразительно смеялся, что мы с Ван Хайденом не выдержали и захохотали вместе с ним.

– Ага, жадюга он! – кричал сквозь смех Ван Хайден. – Это он специально башкой об мачту треснулся, чтобы денег на вино не тратить!

– Так это он мачту сломал?

– Он! Он! – сквозь хохот, вместе закричали мне Питер и Доменико.

– А я думал, ядро!

Меня корежило от смеха, и я по штурвалу сполз на палубу, давясь от хохота.

– А руль от корабля тоже он?

– Это он! Бенито! Он! Жадюга! – кричали мне мои товарищи, катаясь по палубе и дико хохоча.

Это было похоже на коллективное помешательство. Мы валялись по палубе, держась за животы. Вместо хохота из наших глоток вылетали какие-то стоны, хрюканья, бульканье и прочая дичь. Эта оргия продолжалась минут пять. Вероятно, нам требовалась эмоциональная разрядка после всех наших смертельно опасных злоключений. И мы получали ее.

Смех прекратился так же внезапно, как и начался. Мы лежали на палубе, глядя, как по небу быстро бегут облака, словно боясь опоздать куда-то. На душе было пусто и холодно.

Ван Хайден встал с палубы и будничным голосом произнес:

– Пойдем, Доменико, заделаем пробоину в корме. Диего, за штурвал и смотри в оба.

Я кивнул и поднялся на ноги. Голландец помог встать нашему эскулапу.

– Ты, Перейра, не переживай, я свое слово держу, – весело проговорил испанец. – До самой твоей смерти буду тебя вином поить!

– Погоди, Доменико, а если Перейра дольше тебя проживет? – спросил Ван Хайден.

– Исключено. У меня хорошая наследственность. В моем роду все долгожители.

– Ладно, долгожитель. Пошли немного поработаем.

И они ушли в трюм.

А через два часа начался шторм. Внезапно задул резкий северо-восточный ветер. Небо затянулось тяжелыми свинцовыми тучами. Сумрак черной вуалью покрыл океан. Редкие всполохи на мгновенье освещали мертвенным светом контуры туч и верхушки волн. Приближалась гроза. Волны становились все выше, круче и злее. Они словно свора бешеных псов налетали на наш бриг, стремясь растерзать свою добычу. Наша крошечная команда отчаянно билась с этой стихией, стремясь во что бы то ни стало сохранить свой корабль, а, стало быть, и свои жизни.

Я изо всех сил крутил штурвал, стараясь удержать бриг носом к волне, ни в коем случае не встать к ней боком, иначе мощная волна перевернет наш корабль. Только носом, а иначе конец!

Стало совсем темно, поскольку наступил отнюдь не добрый вечер, суливший совсем не спокойную ночь. Ван Хайден и Доменико зажгли масляные фонари, освещавшие дрожащим светом небольшое пространство вокруг себя.

Началась гроза. Прямо над нашими головами вспыхнула ослепительным зигзагом молния, на миг осветив все вокруг холодным, зловещим светом. И тут же оглушительно, словно залп из тысячи орудий, грянул гром. Я инстинктивно перекрестился. На нас сверху обрушились потоки воды. Начался свирепый ливень, больше похожий на водопад. Сказать, что было страшно, это ничего не сказать. Обстрел англичан, по сравнению с этим разгулом стихии, был детский лепет, щекотание пяток. Я мертвой хваткой вцепился в штурвал и во всю глотку орал все молитвы, которые знал.

Огромные водные горы с неумолимой методичностью обрушивались на наш бриг. Легко, словно ореховую скорлупку, вздымали его на свою вершину и тут же безжалостно бросали вниз. Такие полеты вызывали спазмы у меня в желудке, тошнота подкатывала к горлу, а сердце зависало где-то над головой. Казалось, что следующая волна это последняя в моей жизни. Шторм бушевал всю ночь. Мне представлялось, что этому кошмару не будет конца.

Уже слабо забрезжил рассвет, но стихия продолжала свирепствовать. И вдруг, сквозь рев и грохот, я услышал отчаянный крик. Я напряг свой слух и зрение и увидел фигуру Доменико. Он стоял на самом носу корабля и энергично размахивал руками. Ван Хайден находился у мачты. Как я не напрягался, не мог расслышать, что кричит испанец. Но этого и не понадобилось. В очередной раз вспыхнула молния, и на секунду стало светло как днем. И я увидел то, о чем хотел предупредить меня Доменико. Ничего страшнее я не видел в своей жизни. В нескольких десятках метров прямо по курсу тянулась вереница острых, как акульи зубы, рифов. Неумолимая сила тащила нас на них. Ничего сделать уже было нельзя. Поздно! Я покрепче ухватился за штурвал, широко расставил ноги, внутренне собрался, приготовившись к неизбежному столкновению. Оно не заставило себя долго ждать.

Страшный удар сотряс наш многострадальный бриг. Раздался оглушительный треск, грохот, скрежет. Невероятная сила подбросила меня вверх и вперед. Пролетев пару метров, я грохнулся на палубу, сверху на меня свалился выломанный штурвал. Бриг резко остановился и застыл словно вкопанный. Я лежал на палубе несколько секунд, отходя от шока. Затем откинул от себя штурвал и осторожно ощупал себя. Все в порядке, кости целы. Я встал на ноги и огляделся. Ни Ван Хайдена, ни Доменико не было видно. Сверкнула молния, и в ее свете я увидел у левого борта лежащего голландца.

Я бросился к нему.

– Питер! Питер, ты в порядке?

Я тряс его за плечо. Голландец открыл глаза и какое-то время ошалело смотрел на меня.

– Ты в порядке, Питер?

– Да вроде бы. Голова болит. Наверное, я башкой хорошенько треснулся и отключился.

Он сел на палубу, прислонившись к ограждению.

– А где доктор? – спросил он.

– Не знаю. Наверное, на носу судна. Я там его видел.

Я помог голландцу встать, и мы побежали на нос корабля. Но Доменико там не было.

– Наверное, он за борт свалился. Надо его вытаскивать!

Я схватил валявшийся под ногами канат и подбежал к ограждению. За бортом ничего не было видно, лишь темнота и сплошная стена дождя.

– Доменико! – закричал я.

– Доменико! – вторил мне Ван Хайден.

В ответ рев океана, свист ветра и грохот дождя. Раздался новый раскат грома, сверкнула молния, и в ее призрачном свете мы увидели бедного доктора. Он неподвижно лежал, точнее сказать, висел, на коралловом рифе. Белое как мел лицо его было обращено в нашу сторону. В широко открытых глазах навсегда застыло выражение удивления и боли. Из груди испанца торчал огромный острый конусообразный отросток рифа, а из рваной раны обильно вытекала кровь, которую тут же смывали потоки дождя.

– Бедный Доменико. Повис как бабочка на игле в гербарии, – дрогнувшим голосом проговорил Ван Хайден. – Не приведи господь!

Он истово перекрестился.

– Вот тебе и долгожитель, – грустно произнес я и тоже перекрестился. – Прощай, Доменико!

В это время наш бриг, выброшенный на рифы, под напором мощных волн дрогнул и сдвинулся на полметра назад. Вода стала заполнять трюм.

– Бежим, Питер! Иначе утонем!

Я бросился на корму к спасательной шлюпке.

– Давай, Перейра, спускай лодку на воду и жди меня! Я сейчас!

Голландец метнулся к лестнице, ведущей вниз, и скрылся в люке. Я отвязал канаты, удерживающие шлюпку, спустил ее на воду и стал ждать Ван Хайдена. Потянулись томительные секунды ожидания. Наш бриг дернулся еще раз, постепенно сползая с рифов, и просел в воду еще больше.

– Питер! – заорал я отчаянно. – Питер!

Наконец голландец появился на палубе. Он бежал, что-то волоча за собою. Дождь не прекращался, волны с неистовством бились о рифы, грозя сию минуту столкнуть наш корабль в океанскую пучину.

– Прыгай в лодку! – крикнул он мне.

Перемахнув через ограждение, я спрыгнул вниз и оказался в лодке.

– Принимай, Диего!

Он стал спускать на веревке кованый сундук.

Это были сокровища Родригеса, награбленные им и его бандой! Они, согласно пиратскому кодексу, должны были быть разделены между всеми членами команды в соответствии с их долями. А теперь все эти богатства принадлежат мне и Ван Хайдену. Я подхватил сундук и установил его в лодке. Голландец отвязал шлюпку и бросил канат мне. Он перелез через ограждение и прыгнул в лодку. Но в это время волной лодку чуть-чуть отодвинуло от брига, и голландец, не рассчитав, плюхнулся в воду между шлюпкой и кораблем. Через секунду он вынырнул, но второй волной шлюпку бросило назад к бригу и голландца припечатало к борту. Он вскрикнул и, взмахнув руками, исчез под водой. От такого удара он мог потерять сознание, и я бросился в воду за ним. Погрузившись на несколько метров, я буквально наощупь обшаривал темное пространство вокруг себя, напрягая зрение, вглядывался в черную толщу воды. Но тщетно, Питера не было.

Я вынырнул, жадно схватил порцию воздуха и снова ушел под воду. И опять безрезультатно. Я сделал третью попытку. И вдруг боковым зрением я увидел светлое пятно справа от себя под килем корабля. Сначала я подумал, что это большая медуза, но, подплыв ближе, увидел, что это была белокурая голова голландца. Течением его унесло немного в сторону, и своею одеждой он зацепился за острые обломки руля. Я быстро освободил одежду и, ухватив его за ворот рубахи, потянул за собою наверх.

Мы вынырнули. Признаков жизни Ван Хайден не подавал. Я перевернул его на спину и поплыл к лодке. Одной рукой я греб, а другой тащил за собою товарища по несчастью. Лодку уже отнесло метров на двадцать, но в темноте я хорошо видел ее, выкрашенный белой краской, борт. Я плыл из последних сил, ибо понимал, что лодка – последний шанс остаться в живых, и это придавало мне силы. Наконец я достиг цели. Ухватившись одной рукой за борт шлюпки, я перевел дух и немного отдышался. Собравшись с силами, я втолкнул в лодку Ван Хайдена, а затем влез в нее сам. Быстро вставив весла в уключины, я приготовился грести куда-нибудь, куда глаза глядят, лишь бы подальше от этого проклятого места.

В последний раз я взглянул на ставший мне родным бриг «Санта-Круз». Он стоял израненный, беспомощный, покорно снося оплеухи и тумаки от рассвирепевшей стихии. Корабль тихо умирал. Он почти до самой палубы погрузился в воду и терпеливо, как баран на бойне, ждал своего конца.

И вдруг меня пронзила какая-то непонятная жалость к этому кораблю, на котором я провел не самые лучшие годы своей жизни. Я всегда считал его своею тюрьмой. И вот сейчас, когда «Санта-Круз» погибает, мне до слез его жалко, ведь это была часть моей жизни и сейчас она вместе с бригом уходит на дно.

Корабль сдвинулся на несколько метров, освобождаясь от державших его рифов, и медленно пошел вниз. Скрылась под водой палуба, пушки, палубные надстройки. Над поверхностью оставалась единственная уцелевшая мачта, медленно исчезавшая в черной клокочущей пучине. На верхушке ее бился и метался, словно в предсмертной агонии, черный флаг с белым черепом и скрещенными костями. Но и он вскоре исчез в темной беснующейся бездне. Я стоял в раскачивающейся лодке и смотрел, как умирает корабль. К горлу подкатывался комок. Прощай, «Санта-Круз»!

***

Шторм бушевал всю ночь. Но к утру все успокоилось, тучи исчезли, небо стало чистым и свежим, словно его только что вымыли. Солнце неторопливо и размеренно двигалось к зениту. Дул легкий южный ветер. Океан был тих и кроток. После безумной ночи он спал. Дыхание его было ровным и спокойным. Вдох, и наша лодка плавно поднималась вверх, выдох, так же плавно опускалась вниз. По глади океана, словно бриллианты, рассыпанные по голубому шелку, сверкали и переливались всеми цветами радуги солнечные зайчики. Царило спокойствие и безмятежность.

В кормовом отсеке шлюпки было самое необходимое: бочонок пресной воды, мешочек с сухарями, коробка с солониной, две головки чеснока, два пистолета и два мешочка с пулями и порохом, большой нож, несколько рыболовных крючков, кулек с солью, кресало, фитиль и карта в кожаном тубусе.

Обозначив на карте наше местоположение, мы стали думать, что делать дальше. Либо плыть в направлении, где проходят морские торговые пути, либо направиться к одному из Багамских Островов?

Первый вариант Ван Хайден отмел сразу. Во-первых, неизвестно, сколько нам придется ждать проходящее судно, а вода в бочонке имеет свойство заканчиваться. Во-вторых, наши спасители станут нашими убийцами, когда увидят груду золота и драгоценных камней в нашем сундуке. Говорил Питер убедительно, и я с ним согласился. Мы решили плыть к Багамским Островам.

Примерно через неделю плюс-минус один-два дня, мы будем у восточной части архипелага. Высаживаемся на ближайшем острове, набиваем полные карманы золотыми монетами, сам сундук надежно прячем и, набрав бочонок воды, отправляемся в Нассау или во Фрипорт. Оттуда на попутном корабле плывем в Португалию. Там мы покупаем или арендуем корабль, спокойно возвращаемся на остров и забираем сундук.

Арендовать корабль или купить его во Фрипорте или Нассау было невозможно, да и опасно. В то время это было пристанище пиратов и прочего сброда. Плыть в Португалию за кораблем, конечно, дольше, но зато надежнее и безопаснее. Как только мы вернемся в Лиссабон, мы разделим содержимое сундука поровну, я отправляюсь к себе домой, а Ван Хайден на этом корабле поплывет к себе в Голландию. Ну и конечно, будем часто приезжать друг к другу в гости и, естественно, дружить до самой смерти.

Договорившись обо всем, я отправился отдыхать, а голландец сел за весла. Особенно трудно было грести днем. Был конец июня, разгар лета. Установился полный штиль. На небе ни облачка, солнце палило нещадно. И некуда было скрыться от этого пекла. Нас постоянно мучила жажда. Запасы пресной воды катастрофически уменьшались. Потянулись длинные, изнуряющие дни унылого скитания по пустынному океану.

А на шестой день нашего плаванья произошел случай, едва не стоивший нам жизней. Я проснулся после полудня и еще лежал на дне лодки, глядя в раскаленное добела небо. Ван Хайден был за веслами. Я уже собирался вставать, чтобы сменить его, как вдруг услышал недовольный голос голландца.

– Вот черт! Только этого не хватало!

Я встал и посмотрел на товарища. Он перегнулся через борт, а из его носа обильно текла кровь. Питер получил тепловой удар и теперь смывал кровь океанской водой. Лодка остановилась, и вода у правого борта окрасилась в розовый цвет.

– Черт! Черт! Холера тебя забери! – ругался он.

Кровотечение не прекращалось. Я смочил носовой платок в воде и приложил его к затылку Ван Хайдена.

– Держи платок у затылка и запрокинь голову. А лучше пересядь сюда, к сундуку. И держи нос кверху. Через пару минут все пройдет.

Я помог Питеру перебраться к сундуку. Налил нам по глотку воды. Через пару минут кровотечение прекратилось. Я сел за весла, нужно было продолжать наш путь. И вдруг мое внимание привлекла какая-то тень, проскользнувшая у лодки. Я огляделся. Ничего не было. Показалось.

Через несколько секунд мы ощутили легкий толчок в днище лодки. Шлюпка качнулась из стороны в сторону. Ван Хайден подскочил, как ужаленный.

– Что это было, Диего?

– Откуда я знаю.

– Может быть, мель?

– С ума сошел, Питер? В центре Атлантического океана? Под нами сейчас километра три воды.

– Может быть, риф? – обеспокоенно спросил он.

– А если и риф, то мы его уже благополучно проскочили. Отдыхай, Питер.

Он хотел уже прилечь на дно лодки, но вдруг застыл, как парализованный. Лицо его вытянулось, в округлившихся глазах появился ужас.

– Вон твои рифы! – побелевшими губами прошептал Питер.

Он указывал рукой куда-то за мою спину. Я повернулся, и от увиденного у меня похолодело внутри. Три акульих плавника, рассекая спокойную гладь океана, двигались за нашей лодкой.

– Ты видишь, видишь? Три акулы! – закричал Ван Хайден.

– Четыре, – мрачно сказал я и указал на тень в воде рядом с нашей лодкой.

– Пять! – заорал Ван Хайден, указывая на появившийся у правого борта акулий треугольник.

В это время сильный толчок сотряс нашу лодку.

– Шесть! – еще мрачнее произнес я и ткнул пальцем в днище.

– Да их тут целая прорва! Откуда они взялись? – кричал Ван Хайден.

– Кровь! – ответил я.

– Что? Какая кровь? – не понял голландец.

– Твоя кровь, Питер. Из носа. Эти твари чуют кровь за километр.

– И что же теперь делать, Диего?

– Молиться.

– Ну нет, меня так просто не сожрешь! Крови вам моей захотелось? – распалился голландец.

– И мяса тоже, – мрачно произнес я.

– Сейчас я вам устрою веселую жизнь!

Он бросился на корму. Из ящика он вынул пистолеты, порох и пули.

– Из этого их не убьешь, Питер.

– Ничего, отгоним их от лодки!

Голландец вошел в раж.

– Диего, ты заряжай. А я буду стрелять!

В это время сильный удар вновь сотряс нашу шлюпку. Она подлетела на полметра и шлепнулась о воду. Ван Хайден не удержался на ногах и, нелепо замахав руками, свалился за борт и скрылся под водой. Сразу несколько голодных тварей устремились к барахтающемуся в воде Питеру. Через пару секунд он вынырнул и ухватился за борт. Вслед за ним на поверхности воды появилась огромная голова хищницы. Широко раскрытая пасть ее со множеством острых зубов была нацелена на Питера. Я бросился к нему и, ухватив его за плечи, с силой рванул на себя. Он как пробка из бутылки вылетел из воды и грохнулся на дно лодки. В ту же секунду за ним со зловещим лязгом захлопнулись челюсти голодного хищника. Глотнув раскаленного воздуха вместо человеческой плоти, акула ушла под воду.

Голландец сидел на дне лодки, его бил озноб, лицо было белым как простыня, а зубы выстукивали какой-то сложный ритмический рисунок.

– Все в порядке, Питер?

Он молчал, тупо уставившись в одну точку. Я слегка встряхнул его за плечи.

– Ничего тебе эта тварь не откусила?

– Пусть бы только попробовала, – сквозь зубную дробь проговорил Ван Хайден.

Он потихоньку приходил в себя. Опять наша лодка содрогнулась от мощного удара.

– Похоже, они хотят попробовать тебя, – сказал я, усмехнувшись.

– А вот хрена им! Свинца они у меня сейчас попробуют! Перейра, заряжай!

– Да без толку это, Питер. Только разозлим этих тварей, – проворчал я, заряжая пистолеты.

– А по-твоему, нужно ждать, пока они вытряхнут нас из лодки и сожрут как какую-нибудь селедку?

– Ты прав, Питер. Возьми пистолеты и доставь этим тварям удовольствие.

Я протянул оружие голландцу.

Ван Хайден прицелился и выстрелил в акулу, проплывавшую рядом со шлюпкой. Она резко дернулась и, ударив хвостом, поднимая фонтан брызг, скрылась в глубине.

– Ага! Не нравится, дрянь ненасытная! – ликовал Питер.

Он протянул мне пистолет для зарядки.

– Питер! Слева! – закричал я.

– Вижу!

Снова грохнул выстрел.

Ван Хайден стрелял быстро и метко. Я едва успевал заряжать пистолеты. Минут десять длилось наше сражение с акулами, но мне эти минуты показались вечностью. Самое странное и неприятное состояло в том, что акулы, получив пулю, далеко не уходили, а наоборот, возвращались и с удвоенной энергией продолжали атаковать нашу шлюпку. Вокруг нас вода бурлила от непрерывного движения акул. Лодка раскачивалась и подпрыгивала от постоянных ударов и толчков разъяренных хищников. Еще немного, и она перевернется.

Я сунул руку в мешочек с пулями и с ужасом обнаружил, что их осталось всего две.

– Питер! Две пули осталось и пол горстки пороха.

– Плохи наши дела, Перейра! Совсем плохи! Заряжай!

Я зарядил пистолеты. И вдруг в нескольких метрах увидел гигантскую акулу. Она неслась с бешеной скоростью, целя в правый борт шлюпки. У меня похолодела кровь. Еще секунда, и эта тварь мощным ударом перевернет нашу лодку, а это конец. Страшный конец. Два заряженных пистолета у меня в руках, передать их Ван Хайдену я не успею. Я видел ее огромную голову, полуоткрытую пасть с частоколом острых зубов, ее холодные, похожие на две оловянные пуговицы глаза. Она хитра, сильна, безжалостна и очень голодна. Это ее охота, а я для нее всего лишь еда.

Я поднял пистолет и выстрелил. Это был первый выстрел в моей жизни. О, чудо! Я попал! В оловянную пуговицу, прямо в глаз! В тот же миг вверх взметнулся кровавый фонтанчик. Акула дернулась и закрутилась в паре метров от нашей шлюпки. Из пустой черной глазницы хлестала кровь, окрашивая воду вокруг себя в темно-розовый цвет.

– Молодец, Диего! Мастерский выстрел! – закричал мне Ван Хайден.

Но тут произошло то, чего мы никак не могли ожидать. Вся это свора вечно голодных тварей набросилась на истекающую кровью свою сестру и подругу. Они рвали ее на части, тут же проглатывали куски и снова рвали. Вода, красная от крови, бурлила и кипела. Пиршество хищников было в разгаре.

– Драпаем! Пока они о нас не вспомнили!

Я сел за весла и стал энергично грести, стараясь как можно быстрее скрыться с этого страшного места. Наша лодка быстро удалялась.

Ван Хайден неподвижно сидел на лавке и, не мигая, смотрел на удаляющееся кровавое пятно на месте акульей вакханалии.

– Ты, что задумался, Питер?

– Сколько крови в океане, – глухо произнес голландец.

– О чем ты, Питер?

– Родригес со своею командой, Бенито, Доменико, эта акула и еще много кого… Сколько крови в океане. А он по-прежнему синий, будто ничего и не было.

***

Снова потянулись дни нашего изнурительного плаванья. Солнце палило во всю свою мощь, выгоняя из наших тел липкий и горячий пот. Запасы воды стремительно заканчивались. Силы покидали нас.

Начались десятые сутки нашего скитания. Я лежал в лодке и отдыхал. Ван Хайден был на веслах. Лицо я прикрыл платком, смоченным в океанской воде, и мечтал о том, как я вернусь домой с грудой золота. Как мы заживем счастливо с Исабель, и что у нас будет много детей, и уже никогда, ни на миг не будем расставаться. Сейчас мне очень тяжело, но я свободен и богат. Осознание этого давало мне силы и уверенность в том, что все будет так, как о том я мечтаю.

– Диего, посмотри туда. Что там? – донесся до меня голос голландца. – Я плохо вижу. Пот глаза разъедает.

Я встал на ноги и посмотрел, куда указывал Питер.

– Не видно. Какая-то точка. Или остров, или корабль.

– Не нужен нам корабль. Они отберут наше золото. Любой бы отобрал. Хорошо, если еще в живых оставят, а то ножом по горлу и концы в воду, – бормотал Ван Хайден, работая веслами.

– Нужно поближе подойти, – сказал я, напряженно вглядываясь в даль.

По мере нашего приближения, точка увеличивалась в размерах, и уже не оставалось никаких сомнений.

– Остров! – воскликнул я. – Ну точно, остров! Остров, Питер! Остров!

Меня захлестнула волна дикой ребячьей радости. Я прыгал в лодке и вопил во все горло.

– Остров! Остров! Остров!

Я повернулся к голландцу. Ван Хайден сидел на лавке, опустив голову. Лицо его было закрыто руками. Я бросился к нему и стал трясти за плечи.

– Остров! Остров, Питер!

Он выпрямился и отнял руки от лица. Губы его дрожали и кривились, пытаясь сложиться в улыбку, а из глаз текли крупные, как горошины, слезы.

Через пару часов наша шлюпка уже двигалась вдоль берега. Мы искали удобное место для швартовки.

Это был высокий скалистый остров, густо поросший кустарником и низкорослыми деревьями. Остров был небольшой, примерно километра три-четыре по большему размеру. В береговую линию в нескольких местах врезались маленькие бухты с песчаными берегами. В одну из таких бухточек мы и направили нашу лодку. Через несколько минут, уткнувшись носом в песок, шлюпка остановилась. Я спрыгнул на сушу, Питер в воду, вдвоем мы затолкали лодку на берег.

Я стоял на берегу и смотрел в синюю даль. Господи, как хорошо просто стоять на бархатном песке, ощущать под собою твердь земную, а не зыбкий океан. Как хорошо просто слушать эту тишину и мерный шелест волн. Как хорошо, что моя пиратская эпопея уже в прошлом. Нет Родригеса и его банды. Нет английских военных моряков с их пушками. Нет бушующего океана. Нет кровожадных акул. Все в прошлом, и кажется, что этого вообще не было или было, но не со мною. А сейчас я здесь, на спасительном острове. Живой, здоровый, свободный и богатый. Как хорошо! Как хорошо, Господи! Как хорошо жить!

Я взглянул на Ван Хайдена. Он сидел на носу лодки, и по лицу его гуляла безмятежная улыбка. Наконец Питер встал и направился к зарослям. Он упал на траву и растянулся во весь свой рост в густой тени.

– Давай отдохнем, Диего. Потом займемся сундуком и поисками воды.

Он потянулся и закрыл глаза. Я тоже прилег на травку и смотрел в бездонное синее небо, в котором белой молнией металась одинокая чайка. Веки мои тяжелели, и вскоре я погрузился в спокойный и глубокий, как океан, сон.

Меня разбудил какой-то приятный и давно забытый запах. Я взглянул на солнце и по его положению определил, что проспал не менее шестнадцати часов. Я покрутил головой, ища Ван Хайдена. Он сидел на корточках перед костром и переворачивал зарумянившиеся на прутиках куски солонины. Еще на двух прутиках жарились две тушки рыбы. Вот этот запах меня и разбудил. Я уже и забыл, когда последний раз ел горячую пищу. Ван Хайден увидев, что я проснулся, помахал мне рукой.

– Вставай, бездельник. Сколько можно дрыхнуть? Я уже и рыбы наловил. Макрель – королевская рыба. Свинину поджарил. К столу, сеньор Перейра!

Он расстилал на песке чистую тряпицу и на нее выкладывал сухари из мешка. Я резво вскочил на ноги. Усталости уже не было, длительный сон сделал свое благотворное дело. Правда, немного ныли руки и спина, но это ерунда для молодого организма. Я почувствовал приступ дикого голода. Я был голоднее, чем акулы, напавшие на нас несколько дней назад. Это и немудрено, последний раз мы ели почти сутки назад. В мгновенье ока я был у костра.

После обеда мы валялись на траве, в тени, переваривая пищу, болтая о том, кто как распорядится своею половиной от свалившегося на нас богатства. Через полчаса, решив, что пора заниматься делом, мы встали и направились к лодке. Вытащили из шлюпки сундук, обулись в свои башмаки и на всякий случай прихватили с собою оружие. Я взял тесак, а Ван Хайдену достался пистолет с последней пулей. Подхватив сундук за ручки, мы отправились в глубь острова.

Через час или полтора наших поисков, мы увидели то, что искали. Внимание привлекла узкая расщелина в скале. Заглянув туда, мы обнаружили там маленькую пещеру, сужавшуюся к верху как шатер.

– По-моему, то, что надо, – сказал я.

– Годится, – одобрил голландец.

Он достал из кармана ключ, открыл замок и откинул крышку. Несколько секунд мы завороженным взглядом смотрели на эту сверкающую, переливающуюся всеми цветами радуги, груду украшений с драгоценными камнями, золотых монет и прочих дорогостоящих вещиц. Это было ослепляющее зрелище. И все это было наше!

– Ну все, еще успеем налюбоваться. Давай обогащаться!

Я набил полные карманы штанов и куртки золотыми монетами. То же самое проделал и Питер.

– Пожалуй, нам этих денег на два корабля хватит, – сказал я.

– А вдруг возникнут какие-то непредвиденные обстоятельства? Давай возьмем еще по нагрудному украшению, их под одеждой не будет видно.

Ван Хайден вытащил из сундука огромный медальон с искусной гравировкой, украшенный большими изумрудами и сапфирами, и протянул его мне. Я надел медальон на шею и спрятал его под рубахой. Себе Питер выбрал массивный Крест изящной работы с четырьмя кроваво-красными рубинами по краям и крупным бриллиантом в центре.

– Ну вот теперь нам хватит на маленькую флотилию.

Он довольно рассмеялся.

– Все, закрываем наш кошелек, но ненадолго. Скоро мы сюда вернемся.

Он закрыл замок, а ключ положил на крышку. Мы затащили наш «кошель» внутрь и поместили в неглубокую нишу, прикрыв ее большим камнем. Выйдя из пещеры, аккуратно заложили вход камнями. Полюбовавшись на свою работу, мы отправились на поиски воды. Потратив полдня и обшарив часть острова, мы ничего не нашли.

Наступил вечер. Мы отправились к своей лодке, чтобы перекусить и отдохнуть, а уже с утра с новыми силами основательно заняться поисками воды.

Но и следующий день не принес нам ничего хорошего. Мы облазили проклятый остров вдоль и поперек. Методично обследовали каждую пядь земли. Заглядывали в каждую пещеру, пещерку, в скальные трещины, переворачивали огромные и малые камни, в надежде найти хоть самый маленький ручеек или карстовый колодец. Но увы! Пресной водой на этом Богом забытом острове и не пахло. Это была катастрофа. Путь до Нассау займет у нас не меньше недели, а по такой жаре еще и больше. Воды в бочонке оставалось кое-как на двое суток. Нам грозила мучительная смерть от жажды. Создалось жуткое положение, из которого я не видел выхода.

Осознание того, что дни наши сочтены, и мы с Ван Хайденом практически два ходячих трупа, повергло меня в дремучую тоску. Первобытный страх сдавливал мое горло. Я, как мог, гнал от себя мрачные мысли. Убеждал себя, что судьба обязательно пошлет нам избавленье. Ведь не могу я умереть прямо сейчас, после стольких испытаний. Когда я свободен и богат, у меня большие и прекрасные планы на будущую жизнь, – и вдруг умереть мучительной смертью? Так нельзя! Это нехорошо! Это несправедливо!

– А! А! А! – услышал я крик Ван Хайдена.

Я повернулся и увидел, что он валяется на земле и колошматит ее кулаками.

– Чертов остров! Проклятый остров!

Я бросился к нему и попытался его поднять.

– Перестань, Питер. Перестань. Мы выкрутимся.

– Мы сдохнем, Перейра! Сдохнем! В муках сдохнем! Треклятый остров! Лучше бы я тогда с Родригесом на абордаж пошел. Все уже было бы кончено! Мы сдохнем! Уже через несколько дней сдохнем! Зачем ты меня вытащил из воды во время шторма? Ведь я уже почти захлебнулся! Перейра, зачем? Кто тебя просил? Я жить хочу!

Я потрепал его по плечу.

– Успокойся, Питер. Вставай. Пойдем к лодке.

– Никуда я не пойду. Какая разница, где подыхать.

– Пошли, Питер. Если мы будем плыть, то у нас есть шанс. Здесь шансов нет.

Он, кряхтя и охая как древний старик, поднялся и поплелся за мною. Всю дорогу он угрюмо молчал. Мы молча вышли из леса, спустились по каменистой гряде и уже шли по песчаному пляжу к нашей шлюпке.

– Прости, Перейра, – глухо произнес голландец.

Я махнул рукой, думая, что он извиняется за свою истерику.

– Двоим нам не выжить. Прощай, Диего!

Я хотел оглянуться, но в это время грянул выстрел. Пуля попала мне под левую лопатку. Я сделал два последних шага по этой земле и упал на песок. Жизнь моя оборвалась. Месяц назад мне исполнилось двадцать шесть лет.

– Всего-то?

– Пираты долго не живут.