Читать книгу Парадигма - Сергей Тягунов - Страница 5

Геткормея, леса близ Мореша

– И что дальше было с этим магом? – спросил Звон, подкинув в костер еще поленьев.

Ухмыляясь, Хен хитро обвел глазами команду. Сегодня удачный день: все слушают с интересом, задают всё новые и новые вопросы. Никто даже не вспоминает про Тощего, который ушел погадить в кусты да так и не вернулся.

– Ну, слушайте внимательно! В общем, этот колдун был весь из себя сурьезный, как бабка моя, когда у нее цыплят лисы крали. Худющий, под глазами такие мешки, будто и не спит совсем. Короче – настоящий Золотой Посох, а не какой-нибудь вшивый алхимик. И татуированные ученики у него такие же: кожа да кости, страшно посмотреть. Наши девчонки постоянно им жрачку носили да на сеновал звали…

Костер приятно потрескивает, язычки пламени танцуют на поленьях, а сизый дымок поднимается к верхушкам дубов. Лес готовится к предстоящей ночи и потому затих – ни тебе пения птиц, ни шуршания в кустах. За плотной листвой не видно ни звезд, ни луны.

– А татуированные молчат, на баб даже не смотрят. Это я потом узнал, что им колдун языки отрезал, дабы не выболтали чего важного.

– Ври да не завирайся! – воскликнул лежащий на боку Рыжий. – Как же тогда маг колдовать будет, если его помощники только блеять и умеют.

Хен пренебрежительно махнул рукой, откусил кусок черствой лепешки, сказал, жуя:

– Ну… это… ты ф… пут… ешь…

– Чего? – не понял Рыжий.

Проглотив, Хен ответил:

– Говорю, ты путаешь! У магов школ-то много! И не везде татуированные говорить что-то должны! Некоторым только думать надо!

– О чем?

Сидящий рядом с ним Толстяк пнул локтем его в плечо:

– Пусть дальше рассказывает! Наплевать на этих помощников.

Растянув губы до ушей, Хен продолжил:

– Этот маг, парни, особые опыты делал! – Он наставительно поднял указательный палец. – С трупами копошился, мышей мучил, жаб потрошил – и все ради того, чтобы понять, как живые существа устроены! Мол, почему у этого кузнечика кровь желтая, а у собачки какой – красная? Загадка… Днями и ночами колдовал в полях, рисовал на земле непонятные знаки… А я всё видел, сидел в кустах и следил. Впрочем, когда вы у меня гостевать будете, порасспрашивайте местных: они тоже видели.

Слушая, Звон снял с вертела прожаренную мясную тушку и принялся резать её на толстые ломтики. По левую сторону от него лежат уже освежеванные кролики.

– В общем, – продолжил Хен, смачно рыгнув, – этот маг кое-что открыл, некое таинство превращения неживого в живое, которое обещало перевернуть весь привычный уклад мира! Как только все бы узнали о его положительных результатах, то сам царь снял бы со своей божественной головы золотую корону и в слезах бы отдал её колдуну!

Парни заулыбались. Кроме Лысого – тот перебирает в ладонях ягоды, которые вчера насобирал Тощий. Брови нахмурены.

– Заперся этот маг с учениками в амбаре, что стоит рядом с домом, который арендовали у наших Золотые Посохи. И не видел их никто целых семь дней! На восьмой маг вышел…

Хен замолчал.

– Ну, – сказал Мирт, гладя козлиную бородку.

– Не томи уже! – бросил Рыжий.

– На восьмой день маг вышел… И вместо лица у него красовался зад!

Команда разразилась смехом. Бедняга Звон едва не выронил вертел с нанизанным кроликом, Толстяк, закрывая ладонью глаза, противно захрюкал, а Рыжий, трясясь, полностью лег на землю – хохочут все, кроме Лысого.

– Здоровенная такая мужская жопа! – воскликнул Хен, помахав ладонями перед собой. – Волосатая и прыщавая! Наши местные, как только увидели его, тут же принялись ржать и показывать пальцами! А бедняга мычит, ничего сказать не может. Ученики его смущались, равно как и остальные маги. Вскоре того несчастного отправили обратно в Эшкиат, откуда он и прибыл..

Довольный собой он, ухмыляясь, прислонился спиной к стволу дуба, сплюнул в траву.

Когда хохот чуть затих, Лысый хмыкнул и заявил спокойным тихим голосом:

– А наш Тощий-то сожрал срань-ягоду.

Снова взрыв смеха. Любой деревенский в курсе: маленькие гроздья красных ягод, растущие на пышных низкорослых кустах, есть нельзя – иначе у тебя расстроится желудок. А если с ними переборщить, то вообще можно стать частью Плаща Смерти Сеетры. Хен всё утро наблюдал за тем, как парнишка тайком то и дело бросал в рот красные ягодки, но никому ничего не сказал, пусть будет уроком – да и весело же!

Кусты возле Звона зашевелились, из них показался ошалелый Тощий. Глаза безумные, нижняя губа дрожит, кожа бледная как у трупа, портки спущены. Хен раскрыл рот от удивления. На несколько бесконечно долгих мгновений повисла абсолютная тишина, нарушаемая лишь скрипом деревьев. Вся команда уставилась на голого паренька.

Тот обиженно затараторил:

– Я-штаны-спустил-сходил-по-нужде-думаю-пора-возвращаться-лист-ближайший-сорвал-и-подтер-а-потом-как-защипало-я-закричал-но-никто-не-пришел…

Дальше его никто не стал слушать. Кто-то повалился на траву и принялся кататься от смеха по земле, бить кулаками. Кто-то, став красным, как спелый помидор, обхватил голову руками. Кто-то, смахивая слезы с глаз, согнулся над костром. Хен сам не смог удержаться и его едва не разорвало от хохота. Съеденный кролик попросился обратно.

Ошарашенный Тощий, не рассчитывавший на такую реакцию, обиженно натянул штаны и, мямля, убежал обратно.

Отсмеявшись, Мирт, их командир на время задания, бросил Рыжему:

– Верни пацана. Тот дурак, конечно, но будет обидно, если попадет в неприятную ситуацию. К тому же скоро темнеть начнет. И расскажи ему, наконец, что можно жрать в лесу и чем подтираться! Не хватало еще из-за него отстать.

Вскоре все успокоились и начали готовиться ко сну. Оставшееся мясо распихали по мешкам, проверили оружие и обувь, помолились Великому Баамону, дабы тот ночью не проглотил мир. Первым в дозор поставили Хена, но он не стал жаловаться – спать все равно не хочется, да и череп пухнет от мыслей.

Стемнело. Мрак настолько плотный, что кажется, будто его можно потрогать. Стало зябко, даже шерстяной плащ не греет. А костер как назло затих, одинокие язычки пламени облизывают последние черные головешки. Подкидывать дрова командир запретил, хотя Хен и не понял почему. Где-то рядом охнул филин.

Парни посапывают прямо на голой земле, кутаясь в плащи. На утро кости заломят так сильно, что станет трудно ходить. Но лучше уж так, чем жить в палатках. После пожара гушарх – пусть демоны сожрут его души! пусть бог-обезьяна Ифоотра нассыт на черные доспехи! пусть член отвалится! – приказал всем новобранцам поселиться за городской стеной. И дни напролет он только тем и занимался, что мучил солдат, убивал. Каждый вечер повозки, груженные мертвыми телами, катили в сторону леса…

Из темноты вышли Рыжий и Тощий. Последний молча лег у кустов, скрючившись в позе зародыша. Тело его сотрясает от дрожи. Мужчина же, кивнув Хену, накинул плащ на Тощего, что-то шепнул ободряющее и сам повалился спать. Бодрствовать остались Мирт и Лысый – оба начищают клинки до блеска.

Перед мысленным взором возникла картина горящих казарм. Вот яростное и ревущее пламя сжирает сухие деревянные стены и крыши, вот гушарх в блестящем черном доспехе молчаливо взирает на происходящее – и никто-никто не пытается потушить пожар, все лишь смотрят. Через несколько дней Хен посетил пепелище в слабой надежде отыскать припрятанные деньги. И ничего не нашел. Столько месяцев труда ушли впустую! Теперь вообще неизвестно, будут ли что-то платить!

И какие дальнейшие действия? Бежать? Еще ни одному дезертиру не удалось скрыться от следопытов капитана. Один, двое, десятеро – не важно, их всех приводили обратно и прилюдно вешали. А тела, источая мерзкие запахи и распухая, гнили на стенах днями и ночами в назидание остальным…

– Ты чего грустный? – оторвал от мыслей севший рядом с ним Мирт. – О девках мечтаешь?

– Как думаешь, почему гушарх такой? Я вот всё не могу понять одну вещь: если наш прошлый тунолар-капитан знал о суровых нравах Черного, то почему даже не попытался что-либо изменить? Он же стоял пьяным перед ним!

– Насколько я знаю, – сказал Мирт, бросив в рот сухие листья зверотравы, – характер Черного изменился недавно. Среди солдат ходят разные слухи, поэтому однозначно ответить тебе не могу: то ли у него жена умерла при родах, то ли он сошел с ума после того, как поговорил с пленником из пустыни, то ли курит наркотические травы – не знаю. Но раньше Черный таким не был.

Хрустнула ветка где-то неподалеку, Хен боязливо оглянулся.

– Завтра мы выйдем из леса и доберемся до места, – сказал Мирт, вздохнув. – Хорошо отдохнули, да? Ни тебе тяжелых тренировок, ни избиений, ни безумных испытаний. Все живы и здоровы. Кроме Тощего, конечно. – Он хохотнул. – У того зад еще долго будет гореть. Это же надо додуматься!

– Будем первыми? – спросил Хен.

– Ну, нам дали пять дней, а мы справились за три – так что… да, будем. Хотя и не стоит загадывать раньше времени. Знаешь, я вот немного тревожусь.

– Из-за чего?

Мирт сплюнул траву.

– Сам посуди: обычно нам давали сложные, я бы даже сказал, безумные задания. Всегда лилась кровь, и кто-то погибал: то нас обстреливали, то бросали на конницу, то обливали горячим маслом. Делали всё, чтобы мы поскорее сдохли. А тут такое: делят на пять команд и отправляют в лес. Мол, просто доберитесь раньше всех – да это же увеселительная прогулка какая-то! Не-е-ет, парень, нечисто что-то тут.

Командир принялся поглаживать густую черную бороду, в которой уже появилось несколько седых прядей – Мирт старше остальных новобранцев.

– Думаешь, нас ждет на месте сам Черный? – спросил Хен.

– Не. Скорее всего, встретим пехотинцев из личной гвардии гушарха.

– Зачем их вообще выставлять на границах рощь? Глупость какая-то!

Закончив точить меч и спрятав оружие в ножны, Лысый громко зевнул, пустил газы и улегся спать.

– Слишком много дезертиров в последнее время, – ответил на вопрос Мирт. – Особенно после заявления Черного, что все деньги новобранцев теперь будут у него. Люди не доверяют ему, поэтому эвпатридам пришлось изгольнуться. Но скоро всё изменится.

Брови Хена удивленно поползли вверх.

– Это почему?

– Скоро нагрянет многотысячная армия царя, парень. И мы все отправимся уничтожать пустынников. Станет полегче, уверяю.

Вновь где-то поблизости ухнул филин.

Командир хлопнул ладонями по коленям и сказал:

– Ладно, разболтались мы. Мне надо немного поспать. А завтра… завтра наша блаженная жизнь закончится – будем вновь месить дерьмо и грязь.

Утром они вышли из рощи: массивные дубы расступились, впереди, насколько хватало глаз, зазеленело травянистое поле, шапки листвы и скрюченные ветки сменились голубым небом над головой. После стольких дней, проведенных в лесу, команда неуютно ежилась и вертела головами.

Пытаясь разрядить гнетущую атмосферу, Хен начал:

– А вы задумывались над тем, сколько одинаковых прозвищ у нас? Я знаю минимум троих Рыжих, шестерых Тощих, десять Лысых и, наверное, сотню Толстых! Представьте, как какой-нибудь гушарх-капитан решит разделить солдат на фаланги, в которых будут только одни Щербатые, одни Болтуны и одни Коротышки!

Никто даже не улыбнулся. Впереди, у нитки дороги, показались три черные палатки. Хен насчитал девятерых харист-пехотинцев – все при полном параде, в бронзовых кирасах, в кожаных юбках и в сапогах до колен. У каждого на поясе висят ножны с коротким прямым мечом и глухой шлем с наносником.

– Глядите, а мы не первые! – Рыжий махнул рукой в сторону пехотинцев.

И правда: у палаток сидит команда Одноглазого. Парни перепачканы в грязи, хохочут, передают по кругу флягу.

– Нашли более короткий путь! – в сердцах бросил Мирт. – Вон какие рожи черные! Видать, через болота срезали.

– По-любому смухлевали, – заметил Звон.

– Просто повезло, – сказал Толстяк, тяжело дыша.

Они направились к харистам. Те удостоили их хмурыми взглядами и ехидными улыбками. Один из них – два длинных белых шрама на лбу и щеках, массивная челюсть, нос-картошкой – двинул к ним на встречу. Его серебряный обруч на голове ярко поблескивает в солнечном свете.

– Здравствуйте, господин! – поприветствовал Мирт.

– Кто такие? – без единой эмоции спросил солдат.

– Серая команда. Думали, будем первыми, а нас уже, оказывается, опередили!

Мирт растянул губы в широкой улыбке.

Пехотинец никак не отреагировал.

– Умершие или раненые есть? – сухо спросил он.

– Нет, господин.

Пока капитан и харист разговаривают, Хен посмотрел на пришедших первыми – и нахмурился: те больше не смеются, поднялись с травы, лица вмиг посуровели, ладони легли на эфесы коротких мечей.

Что происходит?

В воздухе повеяло недобрым холодом. Некоторые из команды Одноглазого подошли к солдатам.

А затем блеснули клинки и полилась кровь. У харист-пехотинцев не было ни единого шанса спастись: они не воспринимали новобранцев как угрозу, а потому не ожидали удара в спину. Хен застыл как изваяние: вот одного из солдат схватили за плечи, острый клинок расчертил на его шее кровавый рот, вот в ухо другому вонзили остро заточенное шило…

За несколько мгновений всё закончилось – восемь бездыханных пехотинцев лежат в траве, истекая кровью.

Харист, который разговаривал с Миртом, резко обернулся, вытащил меч из ножен. Убийцы тут же окружили его.

– Бросай оружие и выживешь, – приказал широкоплечий мужчина в грязной серой тунике – Одноглазый.

Не проронив ни слова, харист бросился в атаку.

Не успел он сделать и двух шагов, как на него накинулись новобранцы, повалили и закололи – яростно, с веселыми криками, словно попавшего в капкан волка. Хен насчитал у того не меньше двадцати рваных ран на руках и ногах.

– Вот так мы поступим с каждой мразью, что мнит себя выше нас! – заявил Одноглазый и тыльной стороной ладони убрал крупные капли пота со лба.

Хен встал возле Мирта, остальные из команды оказались рядом.

– Можете расслабиться – мы вам ничего не сделаем, – сказал предводитель другой команды, однако не спешит убирать короткий меч в ножны. По клинку к гарде медленно стекает кровь.

– Зачем вы это сделали? – спросил Мирт.

– Чфах! У нас не было иного выхода, брат! Мы собираемся бросить эту проклятующую армию – пусть этот обоссанный демонами гушарх командует пустотой! Я не хочу подыхать из-за больного ублюдка, чфах! Ты же сам знаешь, как тяжело нам сейчас живется. Монеты когда в последний раз видел? Вот и я о том же, я больше не могу!

Люди Одноглазого поддержали его одобрительными криками.

– Ты не ответил на мой вопрос, – заметил Мирт.

– А ты за одно с этими плешивыми собаками, что ли? – бросил тощий паренек с редкой свалявшейся бородкой.

– Чфах, нам уходить надо, – сказал Одноглазый. – Вы с нами, доходяги?

– Вы могли бы просто связать пехотинцев, а вместо этого обрекли и себя, и нас на долгую и мучительную смерть! Вы лучше меня знаете, что еще никому не удалось сбежать от Черного!

Откинув голову, Одноглазый заливисто засмеялся:

– Мы все продумали, брат: действуя сообща, доберемся до Красной речки, перейдем её вброд, а там разойдемся. Ни один пес не учует наш след, чфах!

Мирт скривился, покачал головой:

– Не стоило убивать стражу. Теперь гушарх бросит все силы, чтобы найти вас. Ты понимаешь? Твой план не сработает – и бежать бессмысленно. Долго ли сможете прятаться в лесах? Рано или поздно вернетесь домой… И вас схватят.

Хен захотел убедить себя, что перед ним стоят враги, кровожадные убийцы, не знающие пощады, но не получилось. В грязных, оборванных людях он видел отражение своих страхов.

– Чфах, то есть ты согласен и дальше лизать зад гушарху? – спросил Одноглазый. – Будешь, точно псина, выполнять любые его приказы? – Он оглядел Лысого, Рыжего, Звона, Тощего. – У вас дряной командир, парни! Предлагаю в последний раз: идите со мной.

Повисла тяжелая тишина. Все напряжены, ладони лежат на эфесах мечей, воздух загустел и наполнился тревогой.

– А если мы откажемся? – спросил Мирт.

– Чфах! Тогда мы…

Лысый точным уверенным движением бросил кинжал в Одноглазого. Тот замер, коснулся дрожащими пальцами торчащей из шеи рукояти оружия. Кровь брызнула изо рта.

Началась резня.

Хен сел на бревно, бросил меч в траву и обхватил руками голову. Тело сотрясает нервная дрожь, в солнечном сплетении будто копошится крыса, мерзко скребется когтями, в горле засел мерзкий ком. Сейчас бы оказаться где-нибудь за много-много стадий отсюда – неважно где. Чтобы закричать во всю мощь легких, чтобы упасть на землю и расплакаться, чтобы не видеть всего этого кошмара. Но приходится быть здесь.

У нас не было другого выхода.

Он поднял голову. Мертвецы валяются у черных палаток – там, где произошла схватка. Кровь повсюду, обагряет шеи, животы, ноги, стекает на зеленую траву. Лица кривятся в беззвучных криках, в них боль и отчаяние.

Лысый и Рыжий ходят от тела к телу, ищут ценное.

В двух шагах от Хена скрючился труп Одноглазого; слабый ветерок треплет его длинные волосы, чуть ниже подбородка торчит рукоять кинжала.

Вдруг легла чья-то тень, раздался тяжелый вздох.

– Ты как? – спросил Мирт, сев рядом. Голос его донесся словно издалека. – Не ранен?

Хен пожал плечами.

– У тебя шок, это пройдет, парень, – командир взъерошил свои волосы. – Тяжелый день, да? Хорошо, что мы отделались лишь испугом…

– Зачем? – перебил Хен и посмотрел в льдистые глаза Мирта.

Увидел там целую гамму чувств – грусть, сожаление и… страх.

– Не понял тебя, парень.

– Зачем их было убивать? – Каждое слово приходится буквально вытягивать из себя. – Не было другого способа?

– Ты должен благодарить Лысого: если бы он не нанес удар первым, то… Сам понимаешь. Команда Одноглазого не оставила бы нас вживых.

Хен кивнул, сжал кулаки – до боли, до хруста, ссутулился; на плечи будто взвалили тяжелый булыжник.

– Парень, мне жаль, что тебе пришлось участвовать в этом, – сказал Мирт, нахмурившись, – но иначе нельзя было поступить. Будем надеяться, что Черный не решит нас повесить за ребра. Объясним ему суть конфликта и… Ну, не чудовище же он, должен понимать?

В небе закружилось воронье. Солнечный шар застыл в зените, отчего тени практически исчезли.

– Лысый молодец, – повторил Мирт, убеждая себя. – Сам бы я не смог первым ударить…

– Во всем виноват гушарх, – уверенно сказал Хен. – Эти бы люди не стали убегать, если бы их не приперли к стенке. И мне их жаль. Последний месяц над нами только и делают, что издеваются. Я ненавижу Черного.

– Понимаю… Нам остается только принять это всё. Ничего не изменить – мы уже на войне, парень, просто еще здесь, дома, но на самом деле – нет. Наверное, путанно говорю, да?

Хен покачал головой, отвечать не стал. Так они молча и сидели, думая каждый о своем…