Читать книгу Харьковские дельфины: любовь, страх, девяностые - Сергей Валерьевич Мельников - Страница 3
Алик и Алёна [1993 год]
ОглавлениеПоначалу, после поступления в институт, всё шло более-менее неплохо. Стипендию никто в качестве источника дохода не воспринимал, на неё тогда, кажется, пару буханок серого купить можно было, разве что. Но временами присылала денег мама, соседи по комнате привозили из своих сёл продукты, из которых я на всех готовил, вкусно и даже разнообразно. Насколько это возможно при скудном продуктовом наборе: мясо, сало, картошка, огурцы, мутный и вонючий самогон.
А потом в июне 1994 года ликвидировали севастопольского “Папу” Поданева. Пошёл лютый передел собственности. Докатилось дело и до мелких бизнесменов. Мамино кабельное телевидение просто забрали и наша семья рухнула на самое дно. Чтобы выжить в Харькове, я начал искать работу. И нашёл. Дёрнул чёрт за ногу встретиться с Аликом.
Буквально накануне печальных вестей из дома, по общаге разнеслась новость. Один из наших студентов устроился ночным реализатором в ларёк под “Гигантом”. Поздно вечером один пенсионер, живший неподалёку, выключил телевизор и достал из сейфа ружьё. Зарядил его крупной дробью, вышел на Пушкинскую. В ряду тёмных ларьков заметил один, в котором горит свет. Разрешение на ночную торговлю стоило дорого, не все решались его формить. Пенсионер, член общества охотников и рыболовов, подошёл к ларьку и постучал в окошко. Студент открыл, но вместо руки с мятыми деньгами в окне появилось ружейное дуло. Он вряд ли успел что-то ещё разглядеть. Пожилой мужчина разнёс ему голову дуплетом. Ещё один парень, остался без диплома о высшем образовании, только он про себя уже не напишет. Мне повезло больше, поэтому я пишу о нём.
Поблизости находился наряд милиции, они кинулись на грохот. Стрелка скрутили, ружьё забрали. Когда его запихивали в “Газон”, он орал:
“Правильно я всё сделал! Так их, этих кровососов-кооператоров! Хватит им на нас наживаться!”
Ларёк отмыли от мозгов и крови. Скоро в нём работал новый кровосос-кооператор из голодных студентов. Страшно, а что делать? Жрать-то хочется. Мне тоже было страшно. Но ночной реализатор – самая простая подработка для студента. Я шёл по Пушкинской и рассматривал витрины, и на одной из них висело объявление: “Срочно требуется ночной реализатор”. А за стеклом – интеллигентное лицо Алика в очках в тонкой золотой оправе.
Я ему сразу подошёл. Он мне так и сказал:
– У тебя глаза честные.
Про него я так сказать не мог. Глазки у Алика, маленькие и колючие, и постоянно бегали. Тонкогубый проваленный рот между торчащим подбородком и крючковатым носом нёс что угодно, если это было нужно. В позвоночнике, казалось, не было костей. Он извивался перед поставщиками, вымаливая и вышучивая отсрочки; перед контролирующими органами, всучивая пакетики и конвертики; перед крышующими братьями Костюками, которых он боялся до паники. Разговаривал он быстро, играя вкрадчивым голосом. От его слов начинало шуметь в ушах, и собеседник чувствовал себя жертвой цыганского гипноза. Только задача у этой цыганки была не облапошить, а выжить.
Ларёк торговал бодро, но денег у Алика не было. Всё высасывал пылесос со звонким именем Алёна. Пылесосу было 16 лет.
Алёна приходила в ларёк, переплетала томно ножки так, будто их свело от вожделения. Алик нервно сглатывал. Алёна закусывала припухшую губку, и Алик лез в карман. Алёна вздыхала полной грудью, и Алик опустошал кассу. Изо дня в день.
Долги перед поставщиками росли, и чем дальше, тем всё более гибко приходилось изгибать позвоночник Алику. Его бизнес на всех парах нёсся под гору, времени оставалось мало, потому что даже у его феноменальной гибкости был предел.
А у меня наметился карьерный рост, и конечно я этим гордился. Алик сделал меня своим помощником. Я начал считать кассу, проводить инвентаризации, закупать товар. Время от времени я ездил на Алексеевку за Алёной и отвозил её в какую-нибудь загородную гостиницу к Алику.
У себя дома Алёна всегда прижималась ко мне своим вечно горячим телом и шептала что-то неразборчивое на ухо, и я не сразу понял, почему. А потом из комнаты вышли её отец и мать и стали активно зазывать меня за стол. Я с трудом убедил их, что как-нибудь в другой раз, а сейчас мы опаздываем в театр.