Читать книгу Мир памяти - Сергей Васильевич Александров - Страница 3

Мы сами городим границы…

И пограничные столбы —

Упрямством стянутые лица

И, в гордом трауре, гробы.

Мы сами забываем знаки

Рукопожатий и кивков.

Лишь пистолет в дрожащей лапе —

Нам повод для чужих грехов.

Здесь, уповая на разумность

Безумных в виражах машин,

Мы Гуманизм поймем как грубость,

А глупость – как полет души.

Надеясь – кто-то, может, стерпит,

Благословя в слезах, – простит…

Мы – дети, что играют смертью,

Зажав Вселенную в горсти…

А от войны и до войны —

Как от заката до рассвета…

И росчерком судеб ракета

Сгорает в крике тишины…

И воронью уже видны

Поля, заваленные тризной…

И содрогается Отчизна

В дни от войны и до войны..!

А от войны и до войны

Погоны тянут перекличку.

И в ненависти – нет различий:

Большой ли, маленькой страны,

Где от войны и до войны —

Два такта сердца. Вдох и выдох.

И Смерть торопится на выход

Под пенье пуль из-за стены…

Ведь от войны и до войны —

Табак и котелок со снедью.

Приходят письма вон к соседу,

А от моих – и не видны…

А от войны – и до войны —

Часы и дни… Четыре года

Всё шла кровавая работа,

Что бы дожить до той весны!

Там, от войны и до войны

Тогда казалось – мир надолго.

Но не успели даже волки

Оголодать, как снова мы

Сжимаем кулаки. И лица

Перекосило от вины.

И снова матерям не спится

От отголосков той войны…

Война не любит тишины…

И ей противен листьев шорох,

Снежинок первозданный шепот —

Как вздох невидимых, иных

Миров, что к нам приходят в сны…

Война не терпит тишины.

Она – разбудит зябким воем

Голодных бомб… В разрыв времён

Вновь впишут тысячи имён,

Не по ранжиру их построив…

И чувство выжженной вины

Потом настигнет – будто взрывом

Оглушит тех, кто ещё живы.

И будут перенесены,

Забыты, стёрты боль и страхи.

И пот, просохший на рубахе

С пятном кровавым – не видны

В войне, не знавшей тишины…

А кто-то – пытается нас устыдить…

К рассудку взывает кто-то,

К Скрижалям: не лги, не кради, не убий!..

Лежит на снегу пехота…

За нею – просёлки,

поля и дома,

В подвалах —

их жёны, дети.

И Правда для них

на сегодня одна —

Чтоб выжить на этом свете;

Чтоб град был обычным – как снег или дождь;

Чтоб ночью не ждать обстрелов;

И чтоб за версту всем видна была ложь;

Чтоб белое – стало белым;

Чтоб дети без страха ходили в детсад —

Их детства никто не отнимет;

Чтоб эта дорога, ведущая в ад,

Быстрей заросла полынью…

Когда-то довелось родиться

Там, где богата всем земля,

Тебе, зажав в руке синицу,

Держа под мышкой журавля.

Судьба родившейся девчушки

Ещё не ведала о том,

Что это чудо из веснушек

Войдёт стихами в каждый дом.

Войдёт в сердца солдат уставших,

И в души жён их, матерей.

И будут Реквием всем павшим

Слова, написанные ей…

«Кто ответит?»… Есть одни вопросы —

Как? За что? Зачем?… Но даже ветер,

Уносящий дым от папиросы,

Вряд ли на всех них найдёт ответы…

Кто рассудит?… В злобящем угаре —

Каждый горячится, не остынет,

Всё надеясь: завтра лучше станет —

Просто потому, что плохо ныне.

Кто подскажет? Кто направит мудро —

Проторит тропу, откроет двери?

Чтоб проснуться ранним тихим утром,

Позабыв войну, стрельбу, потери…

Будто в Лету – канут годы боли,

Дни и ночи слёз, и страха лапы…

Просыпаюсь. Мир войной расколот,

Продолжая в Вечность тихо капать…

Это – Счастье – когда ты дома.

Это – Счастье, в нём рядом – дети.

Это Счастье – тебе знакомо,

И так дорого всем на свете!

Это – Счастье – пройтись с друзьями.

Это – Счастье – журавель в небе.

Это – Счастье. И было – с нами…

А теперь его просто нету.

Щастя нет – и не стало счастья

В повзрослевших глазах ребёнка.

Его стёр оружейный «ластик»

И разрыв прилетевшей бомбы.

И Бедою дома накрыло,

В них дымами вползает Лихо…

Здесь – для жителей – Счастье было.

А теперь – меж домами – тихо.

Лишь цивиркнет кузнечик робко

В огороде под бузиною.

Но уже зарастает тропка

Вся крапивой да лебедою.

Вот такой теперь – город Счастье —

Скоро полностью с карты сгинет….

Только кукла с табличкой «Настя»

У разбитой лежит витрины…

Под утро подошли к селу. Всё тихо.

Я винторез свой снял и автомат…

Пристроил к тыну СВДшку Тихон —

Мой лучший друг. Мой – просто – старший брат.

«Не ссы, Игнат, возьмём село без боя!

Там – старики. Да доньки их с детьми.

Пошарим в хатах. Барахло – с собою.

Себе вон – куртку новую возьми.

Едой затарься. Молодух потискай.

Потом – к погосту. Там у нас и сбор.

Но – не стрелять. Вдруг ополченцы близко…»

Погладил он винтовочный затвор;

И мы, скрываясь в зарослях малины,

Прошли в село. Там были три часа.

Мне этот день казался очень длинным…

И к вечеру забылись те глаза

Девчушки рыжей в платьице коротком —

Его я очень быстро разорвал

За клуней. И своей ладонью потной

Зажал ей рот. Потом – на сеновал…

Мы затаились средь крестов могильных.

Над головами не слыхать пичуг.

Истыкал Тихон веточками пыльник —

Он снайпер. Он молчит. И я молчу.

Его в Нововолынске ждёт Оксана,

И нас обоих – старенькая мать…

Вон чья-то тень. Но я пока не стану

Её из СВДшки проверять.

Мы ждём добычи более серьёзной:

Здесь скоро мимо «Скорая» промчит.

А там – «колёса». Метадон, возможно.

Вот наша цель. А то, что там врачи —

Так это их проблемы, а не наши.

Пускай не проявляют доброты…

Но у водилы был с собой «Калашник».

Теперь над нами – небо и кресты…

Мне приснилось, что я – умер…

Мрак могильный надо мной.

Точит червь – и звук как зуммер —

Деревянный мой покой.

Тяжко, холодно и влажно.

Впереди годов – не счесть…

А каким я был отважным

С автоматом на плече!

А теперь – зачем отвага

В этой тёмной тишине…

Закопали гроб в овраге —

Кто ж тут вспомнит обо мне?

Как найдёт могилку мама?

Кто всплакнёт над бугорком?..

Всех Война косой кровавой

Прибрала в свой мрачный дом.

 Что с того, что был я молод,

Что хотел геройским быть…

Мне теперь Могильный холод

До «Пришествия» любить!..

Мне приснилось, что я умер…

Разбудил ракетный вой.

Телефонный слышен зуммер

Под разгрузкой… Я – живой?..

Солдат на то солдат, чтоб – умирать.

За то присягу принимал когда-то.

Да, будет выть жена и биться мать,

Захлёбываясь в плаче по солдату…

Да, было б лучше, если был бы жив,

Учил бы сына и следил б за дочкой.

Но – вот кто будет честью дорожить,

И защищать тот «синенький платочек»?

Кто первым подниматься будет в бой,

Кто за других своё положит тело,

Когда слетает Смерть на кровопой

С небес стальной и огненной метелью?

Кто хочет жить, зовя своих в бреду

В палатке, провонявшей хлороформом…

Спроси того: «Пойдёшь опять?» – «Пойду.

Вот залатают дырки, ну и – норма!»

Кто ж прячется за спинами отцов,

Щитом кто гонит женщин по дорогам,

Тот – не солдат, тот – гуль из мертвецов,

Без будущего, без Души, без Бога.

Ну, а солдат, погибший за других —

На то солдат – в потомках возродится…

И жизнь его – короткую, как миг —

В своих узнаем судьбах, детях, лицах…

Бывает «бывшим» друг… А враг не станет братом —

На то ведь он и враг, с которым грудь о грудь…

Но, только потому, что я и он – солдаты,

Гражданских убивать нам западло? Забудь.

Присягу принимать – и выть в горелой хате,

В воронке хоронить остатки от детей…

У тех, кто убивал, есть тоже диты, мати.

И – есть ещё – война. В ней правила не те,

В которых: храбрость, честь и благородство – вместе,

В которых: убивать гражданских – западло.

У той войны в ходу – жестокость и бесчестье;

А жертвенность – как грех. А доблесть – просто зло…

Бывает «бывшим» друг… Врагом который станет,

И будет на дома из неба сеять ад;

И фосфор будет тлеть в сиреневом тумане;

А пьяненький солдат пред смертью вспомнит мать…