Читать книгу Вторжение. Часть 1. Крымская кампания 1854–1856 гг. Восточной войны 1853–1856 гг. Военно-исторический очерк - Сергей Викторович Ченнык - Страница 9

«Если ты знаешь силу врага и свою собственную, ты можешь не бояться и сотни сражений. Если ты знаешь свою силу, но не знаешь силу врага, то на каждую твою победу будет приходиться по одному поражению. Если ты не знаешь ни свою силу, ни вражескую, ты тупица, обреченный постоянно проигрывать войны».

Сунь Цзы, китайский стратег и мыслитель.

Стратегия: сокрушение с добиванием

Начиная военную кампанию против России, Англия и Франция, помня неудачный опыт Наполеона Бонапарта в борьбе с русской армией,* [*Речь идет о походе французского императора Наполеона Бонапарта в Россию в 1812 г.] сделали ставку на ведение войны по привычному для них образу локальных колониальных кампаний в Азии и Африке. В этих операциях приходилось действовать на территории стран с непривычным климатом, слабой инфраструктурой и огромными пространствами, серьезно затруднявшими продвижение в глубь материка. Характерными чертами такой войны были захват прибрежной территории с последующим созданием там одной или нескольких баз, необходимых для обеспечения дальнейших действий. Это по сути классика любой десантной операции вторжения, которая актуальна и в настоящее время. Потому тратить время на обсуждение уникальности замысла операции вторжения в пределы Российской империи мы не будем – подобные действия проводились и ранее, с разной степенью успеха. То, что задумали союзники, полностью соответствовало бытовавшей теории «ограниченной войны» Карла Клаузевица. Обязательным условием такой войны была реальная для противника угроза вторжения.

«В такой войне …наступательные операции должны быть пропорциональны имеющейся в виду цели. Первая акция, естественно, захват территорий, о которых идет речь… затем можно продолжать наступление, в зависимости от обстоятельств и имеющихся сил, чтобы получить желаемую территориальную уступку, угрожая врагу на его земле». В этом, по сути, заключается и доктрина «ограниченной войны» Клаузевица: сначала территориальная стадия, во время которой осуществляется попытка захватить географический объект, затем стадия принуждения, в процессе которой оказывается общее давление на противника, имеющее целью заставить его принять навязанную неблагоприятную ситуацию.

Королева Виктория, принц Альберт и их дети. Худ. Франц Ксавьер Винтерхальтер (Franz Xaver Winterhalter), 1846 г. Королевская коллекция. Букингемский дворец. Лондон.

Но вот масштабы и методы планируемой кампании действительно не имели равных в истории. И если генерал Н.Обручев относит операцию союзных войск 1854 г. к разряду уникальных, то в этом случае это имеет отношение к ее размаху. За весь XIX век это был «…один лишь пример абсолютного обладания морем».* [*Обручев Н.А. Смешанные морские экспедиции//Военный сборник, №7, СПб., 1898 г., с.39.]

Подобная война обязательным условием ведения предполагала наличие сильного флота, которым обе европейские державы обладали в достаточном количестве. Во Франции военно-морской флот и сухопутные силы были качественно сбалансированы, в Англии, наоборот, армия традиционно была изгоем по сравнению с элитой – военными моряками. В этом не было ничего необычного и определялось политикой и военными доктринами владычицы морей.

«Морским десантным операциям всегда отводилось видное место в военной стратегии такой крупной морской державы, как Великобритания, островное положение которой, а также наличие глобальных интересов и колоний, требующих защиты, предопределяли важность для нее осуществления интервенции с моря. Неоспоримое господство этой державы на море в XVIII–XIX веках позволяло ей беспрепятственно предпринимать имперские военные экспедиции в различные страны мира».* [*Резяпов И. Перспективы развития и применения амфибийно-десантных сил ВМС Великобритании//Зарубежное Военное Обозрение, №1, М., 1998 г. (http://commi.narod.ru/txt/1998/0105.htm).]

Вторжение в Крым – классический пример того, что в военном искусстве получило название британской или морской формы войны. Таковым можем считать применение ограниченного метода к неограниченной форме как помощь в более крупных операциях союзников. Этот метод обычно был доступным для англичан, потому что преимущество на море позволило им выбирать театр в самом деле ограниченный. Лучший пример подобной операции – действия Веллингтона на Пиренейском полуострове в начале века. Мнение Веллингтона о важнейшем факторе было выражено контр-адмиралом Маркхэмом, который в сентябре 1813 г. был направлен адмиралтейством в Испанию для переговоров с Веллингтоном. «Если кто-нибудь, – сказал он, – желает знать историю этой войны, я скажу, что именно господство на море дает мне возможность поддерживать мою армию, в то время как у противника такой возможности нет».* [*Корбет Дж. Великие морские сражения XVI–XIX веков. Пер. с англ. М., 2009 г., с.55.]

Период Крымской войны – не только война Англии и Франции с Россией. Это продолжение их традиционного военно-морского противостояния. В 1853–1854 гг. французский флот занял относительно британского более выгодные позиции. Преимущество французам обеспечила постройка кораблей не только мощных, но и составлявших однородную силу, специально предназначенную для решения стоящих перед флотом задач. Таким образом, в отличие от англичан они впервые проводили линию не только количественного пополнения флота новыми кораблями, но и стремились разработать и апробировать новую тактику их применения.

В середине XIX в. они как минимум дважды серьезно опережали англичан. Первый раз построив винтовой линейный корабль «Наполеон» с машиной мощностью 950 лошадиных сил, второй – введя в строй броненосец «Ла Глуар» (1858 г.).

Какими бы глубокими ни были противоречия, в 1854 г. английская и французская эскадры действовали сообща. Совокупно флоты союзников количественно и качественно превосходили русский флот, который английские и французские адмиралы оценивали пусть и гораздо выше турецкого, но технически значительно слабее своей объединенной эскадры.

Но если бы только в техническом превосходстве было дело. Иногда передовая теория боевого применения может с успехом компенсировать технологическое отставание и обеспечить если не превосходство, то по крайней мере возможность сражаться.

Увы, но тут гордиться России было нечем. В империи первая половина XIX в. не отмечена крупными успехами в области развития теории военно-морского искусства, и особенно морской стратегии. Казалось, что военно-теоретическая мысль застыла и не пошла дальше взглядов, сформулированных теоретиками в конце XVIII в. Уроки Крымской войны лишь подтверждают это. Из-за отсутствия четких стратегических взглядов на характер будущей войны и даже на формы и способы применения сил флота русские флотоводцы не смогли грамотно оценивать обстановку и принимать обоснованные решения.* [*Доценко В.Д., Доценко А.А., Миронов В.Ф. Военно-морская стратегия России. М., 2005 г. с.95.]

Император Николай I. Худ. Вильгельм Тимм. 1840 г. На портрете император Николай I в мундире генерала лейб-гвардии Саперного батальона, шефом которого он являлся. На черном бархатном с красными кантами воротнике особое шитье, присвоенное офицерам батальона. Мундир темно-зеленый с черным лацканом, окантованным красным кантом. На плечах генеральские эполеты.

Чтобы легче понять смысл происходившего, попробуем для начала кратко поговорить о глобальных целях операции. Об одном мы уже договорились – не трогать политические проблемы. Потому этот аспект отложим, тут ясно одно – «…защита территории Турции была основной заботой Уайтхолла* [*Уайтхолл (Whitehall) – улица в центре Лондона, название которой стало нарицательным обозначением британского правительства.] на средиземноморском театре в течение девятнадцатого века».* [*Гамильтон Ч.А. Англо-французское военно-морское соперничество, 1840–1870// Hamilton C. I. Anglo-French Naval Rivalry, 1840–1870 гг., Oxford: Clarendon Press, 1993, (http://militera.lib.ru/research/hamilton_ci/index.html).] Турции, таким образом, отводилась роль обиженного ребенка, которого ненароком начал притеснять огромный русский медведь, как всегда, традиционно обвиняемый во всех грехах. Какие-то размытые интересы имела Франция. Этого, конечно, для масштабной кампании мало: для формирования многонациональной военной коалиции нужна более убедительная мотивация, желательно в виде объективной угрозы. И эту угрозу придумали в лице несчастной Турции, которую, впрочем, и сами европейцы были не против поделить.

Геополитическая ситуация сложилась явно неординарная. Впервые после эпохи Наполеона Бонапарта французские, турецкие и теперь союзные им английские войска не только начинали боевые действия против России – они вторгались на ее государственную территорию. Стратегически подобный вариант имел цель отрезать Россию от побережья и загнать ее в глубь континентальной территории, сделав зависимой от владельцев прибрежных зон. То есть что-то вроде сокрушения мощнейшим ошеломляющим ударом в самое неожиданное и потому уязвимое место, а затем последующее добивание поверженного на землю противника. Притом это могло производиться не обязательно военными средствами: после пушек не менее сильными аргументами становились дипломатия и экономика. С учетом того, что после падения Крыма должно будет рухнуть и русское присутствие на побережье Кавказа, Россия теряла все свои многолетние завоевания. Говоря модным языком петровских свершений, на Черном и Средиземном морях для империи закрывались двери в Европу, на Балтике заколачивалось окно, а на Белом море – замуровывалась форточка. Славянский мир возвращался в первобытное состояние, подальше от просвещенной цивилизации, которой Россия к тому времени успела основательно надоесть.

Если учесть, сколько усилий затратило российское государство на борьбу за выход к морям, то надо признать исключительное значение Крымской войны для судьбы страны. Без преувеличения под угрозой было ее будущее. И, к сожалению, в этом один из трагических ее итогов. Об этом почему-то стараются не говорить современные ура-патриоты, на всех углах вопящие о том, что никакого военного поражения не было, так как союзники не прошли в глубь территории России. Тогда прочитайте еще раз последние предложения предыдущего абзаца и постарайтесь понять, что оно им и не нужно было. Давайте не будем обращать внимание на болтовню нынешних «кухонных Клаузевицев», а попытаемся трезво оценивать события и их последствия.

Инструменты стратегии

Надеюсь, мне удалось популярно объяснить намерения союзников. Теперь последовательно перейдем к тому, чем они хотели это сделать и как.

Командование союзников, особенно англичане, в стиле своих военных доктрин, традиционно опиравшихся на военно-морскую мощь, планируя операции на Черноморском театре военных действий, рассчитывало на грандиозную морскую победу (новый Трафальгар).* [*Трафальгар, Трафальгарское сражение (Battle of Trafalgar, bataille de Trafalgar,) – морское сражение между английским и франко-испанским флотом у мыса Трафальгар 21.10.1805 г. В этой решающей морской битве Франция и Испания потеряли 22 корабля. Во время сражения погиб командующий английским флотом вице-адмирал Горацио Нельсон. Оно в значительной степени определило дальнейшие события XIX в. После него какая-либо конкуренция с Британией на море была признана невозможной – сначала Наполеоном, а затем – и другими государями, политиками и их государствами. «Юнион Джек» стал полновластным господином океанов, британский флот утвердился в своей роли «деревянных стен» Британии и стал своеобразным фетишем для европейских правительств, гарантировавшим безопасность островной торговой империи и обладающим возможностями для нанесения чувствительных ударов по континентальным государствам Европы. Наряду с битвой при Ватерлоо Трафальгар стал знаковым событием, завершившим длительный англо-французский конфликт, который получил название Второй столетней войны. (Сухоруков А.В. Трафальгарское сражение: 200 лет//Новая и новейшая история, №5, 2005 г. http://vivovoco.rsl.ru).] В итоге вместо победы на море они добились победы на суше, одержать которую смогли благодаря превосходству на море.

Император Шарль Луи Наполеон III Бонапарт. Худ. Франц Ксавьер Винтерхальтер

(Franz Xaver Winterhalter), 1852 г. Музей Наполеона. Париж.

Их не устраивала перспектива крейсерской войны, считавшейся в то время «последним средством для более слабого в море».* [*Фосс М., Морская война/библиография// Военный сборник №4, 1906 г., СПб., с.236.] Отнюдь, изначально смотря на русский флот как на слабого противника, еще и терявшего инициативу, союзники, особенно англичане, стремились решить вопрос войны единственно возможным способом – атакой русского побережья с последующим занятием ключевых морских крепостей и приморских городов, имеющих стратегическое значение. Часть из них планировалось занимать гарнизонами, а часть – разрушать. Главное, что придавало союзникам уверенность – их полное господство на море. Забегая вперед, скажем, что так они действовали (или пытались действовать) не только на Черном море, но и на Балтике, в Белом море и у берегов Камчатки. Дело в том, что именно в таких войнах Великобритания успешнее всего демонстрировала потенциальную возможность прямого континентального вмешательства маленькой армии, действующей в союзе с доминирующим флотом.* [*Корбет Дж. Великие морские сражения XVI -XIX веков. Пер. с англ. М., 2009 г., с.50.]

Это было правильным решением. Для достижения военной победы, тем более не предполагая вторжения в глубь территории, нельзя ограничивать действия против России исключительно атаками с моря. Им противостоял не тот противник, которого подобная тактика могла заставить капитулировать. Мировой военный опыт показывал, что война с нашим народом – дело рискованное. Русские, традиционно входя в раж военной кампании, особенно если та затягивалась, начинали крушить все, и самое страшное для европейцев, что не считая тонны собственной крови, они с удовольствием топили в крови и противников. Это было для утонченных европейцев неприятно. «Войны в кружевах» в Крыму не предвиделось. А русского кровавого куража им не хотелось.

В то же время, если они желали победить, а этого они очень хотели, то требовалось продолжение, развитие морской операции, перенос ее с моря на сушу. Теория Клаузевица требовала именно такого алгоритма действий. Но это было то, на что решиться было не так просто.

Нельзя сказать, что решение о действиях на континентальной территории Российской империи однозначно воспринималось в Лондоне, Париже, в действующей армии и на военно-морском флоте. Военное командование имело свою точку зрения и свое мнение, не всегда аналогичные государственно-политическому руководству. Тотальная война не планировалась однозначно. Союзники планировали максимально использовать возможность достижения изоляции района военных действий, что было (и оказалось) достижимым благодаря протяженнocти и сложности русских наземных коммуникаций, а также стратегической ситуации поставленной на карту территории.* [*Корбет Дж. Великие морские сражения XVI–XIX веков. Пер. с англ. М., 2009 г., с.47.]

Британский опыт показывал, что война ограниченным контингентом достигает максимального успеха, когда ближе всего подходит к настоящей ограниченной войне. Так было на Пиренейском полуострове и так будет в Крыму, где целью войны было отвоевать у противника определенный участок территории, который в большей или меньшей степени может быть изолирован действиями военно-морского флота. Эффективность такой войны на деле зависит от слаженности, с которой будут действовать флот и сухопутные силы, чтобы дать контингенту силу и мобильность.* [*Корбет Дж. Великие морские сражения XVI–XIX веков. Пер. с англ. М., 2009 г., с.52.]

Любая война, чтобы быть успешной, требует единства взглядов и действий как ее инициаиторов, так и исполнителей. Но и тут все было не так, как хотелось. Английские историки Крымской войны утверждают, что лорд Раглан лично не одобрял высадку, считая ее запоздалой и опасной в столь позднее время года. Аналогично рассуждал и один из наиболее влиятельных лидеров союзных войск – командир английской Легкой дивизии генерал Джордж Браун. Независимый от армейского военного командования адмирал Дандас открыто выражал свои опасения, что ни армия, ни флот неготовы к такой операции.* [*From the Fleet in the Fifties: A History of the Crimean War With which is incorporated Letters written 1854–1855 By Mrs. Tom Kelly London 1902, р.101.] Его точку зрения разделял адмирал Гамелен.* [*Léon Guérin, Histoire de la dernière guerre de Russie: 1853–56, Tome I, Paris, 1858, р. 204.] Этот вообще не стеснялся периодически напоминать о своих симпатиях к России.

Как бы это было ни удивительно, но не слишком оптимистично был настроен и маршал Сент-Арно, назначенный императорм Наполеоном III главнокомандующим французских экспедиционных сил. Он открыто заявлял Наполеону, что насколько тщательно была проведена дипломатическая и политическая подготовка войны, настолько безалаберно организована ее военная составляющая. Не распологая точными данными о необходимых силах и средствах, имея туманные цели, нельзя было даже думать о каком-либо стратегическом планировании операции.* [*Camille Rousset, Histoire de la guerre de Crimée, Paris, 1878, р. 86.]

Даже родственник императора, командир 3-й дивизии дивизионный генерал Наполеон был категорическим противником операции против России на ее территории.

«Принц решительно отвергал возможность экспедиции. Преклоняясь перед властью императора, он, однако, позволил себе заметить, что Наполеон III не был в состоянии в Биаррице оценить все трудности предприятия. Огромное расстояние, отделявшее его от театра войны, не позволяло ему видеть вещи в настоящем свете. Как преемник имени Наполеона I он справедливо желал продолжить летопись военной славы Франции, начатую его дядей, но не следовало нынешнему императору французов начинать тем, чем тот закончил; ибо и сам маршал сознавался, что вторгаться в Россию означало предавать себя на произвол судьбы».* [*Крымская экспедиция. Рассказ очевидца французского генерала. СПб., 1855 г., с.45.]

Хотя голос скептиков был громким, но ястребы преобладали не только численно, но и давили влиятельностью. Безоговорочными сторонниками десантной операции были герцог Кембриджский (командир 1-й (Гвардейской) дивизии) и генерал Бургойн у англичан.

Первый, до сих пор не участвовавший ни в одной из военных кампаний, давно мечтал отправить «гвардию в огонь». Потом он пожалеет об этом, когда увидит кучи «нафаршированных русской картечью» тел английских солдат. Для него стало открытием, что война настолько отличается от парадов.

Второй втайне считал себя самым большим интеллектуалом английского штаба и убеждал всех, что действия против Севастополя отвлекут значительные силы русских – и Турция вместе с союзниками сможет без проблем поддерживать горцев Кавказа, решая свои другие задачи в Черном море. По его мнению, русская армия, хотя и многочисленная, но уже, как и вся экономика России, не соответствовала времени.* [*The military opinions of General Sir John Fox Burgoyne, Bart, G.C.B. London, 1859, р.175.] У моряков самым воинственным был французский адмирал Брюа. Позицию Дандаса осуждали, критиковали, его самого едва не обвиняли в трусости. Гамелена вообще никто не желал слушать.

Самое время задать вопрос: если есть проблемы с решительностью высших военно-морских и сухопутных командиров, то планировалась ли вообще сухопутная операция против России? Может быть, десант в Крым – это инициатива отдельных самоуверенных союзных адмиралов и генералов? Или это просто затянувшаяся набеговая операция? Очевидно, что планировалась. И первое сухопутное сражение Крымской кампании, которым стала Альма, имело свое место в этих планах. Вот об этом мы сейчас и начнем размышлять.