Читать книгу Георг де Вилар. Серебряная рота - Сергей Виктрович Воронин - Страница 3

Собака остановилась в двух шагах и снова села прямо, глядя на меня. Одно ухо у неё стояло торчком, второе висело, из-за этого в её облике могло присутствовать нечто потешное. Но только если не смотреть ей в глаза. Они очень напоминали глаза того слуги, глядели так же сквозь меня и этот взгляд совершенно не походил на собачий. Я поднял пистоль и направил его в лоб данному созданию. Объяснить подобный взгляд у человека ещё было можно, но никак не у бессловесной твари.

– Сударь! – крикнул я, не в силах оторваться от этих глаз. – Отзовите собаку! Нам нужно поговорить!

От того, что случилось следом, мне захотелось завопить от ужаса и бежать со всех ног прочь отсюда – собака снова встала на четыре лапы и пошла обратно, но только задом наперёд, не разворачиваясь и продолжая глядеть на меня.

Такого просто не могло быть. Никакой зверь не в состоянии так двигаться! Я буквально оцепенел от жуткой неправильности происходящего. Когти твари снова равномерно цокали по дощатому полу и этот звук казался мне совершенно непереносимым. Чтобы его заглушить, я в полный голос заорал что-то нечленораздельное, а затем ринулся вперёд. Неподвижные глаза снова оказались совсем близко, я ткнул между ними пистоль и нажал спуск.

Грохот выстрела привёл меня в чувство. Грудь моя вздымалась, будто я пробежал не пару десятков футов, а целую милю. Передо мной висело облако дыма от сгоревшего пороха и его такой знакомый запах тоже успокаивал мой рассудок. Создание лежало на полу с размозжённым черепом и выглядело необратимо мёртвым. Я сунул пистоль за пояс и выхватил шпагу, а затем бросился через дым дальше и ворвался в довольно просторную комнату, сквозь давно немытые стёкла которой тускло просачивался свет.

Посередине комнаты стоял подсвечник на длинной ноге с одинокой зажжённой свечой. В кресле у стены сидел человек и смотрел на эту свечу. Напротив него у другой стены на стуле сидел мальчик и тоже смотрел на свечу. Оба сидящих никак не отреагировали на моё появление, продолжая глядеть на маленький слегка подрагивающий огонёк. Мальчик был одет как простолюдин и судя по возрасту, как раз и был пропавшим сыном кузнеца. Что же, по крайней мере, его тут не подвергали никаким истязаниям. Правда, эта его неподвижность и застывший взгляд сильно меня настораживали.

Человек в кресле был мужчиной средних лет с тронутой сединой бородкой, густыми волнистыми волосами, расцвеченными седыми прядями и худым аристократическим лицом. Одет он был в домашний халат и туфли на босу ногу. Сзади послышался топот, я обернулся, направив шпагу в сторону шума, но это оказался кузнец. Лезвие его топора было чем-то вымазано. Бросив на меня безумный взгляд, он на миг застыл, затем заметил мальчика и опустился возле него на колени.

– Поль! – позвал он, положив руку ему на плечо и заглядывая в лицо. – Малыш!

– Лучше его не трогать, – раздался спокойный голос.

Я снова дёрнулся, нацелив шпагу на сидевшего в кресле мужчину. Глаза его по-прежнему смотрели только на пламя свечи.

– Его разум сейчас держится на очень тонкой нити, – так же спокойно и неторопливо продолжил говорить мужчина. – И не только разум.

После этих слов он как-то неприятно хихикнул и посмотрел прямо на меня.

– Сударь! – сказал я. – Что здесь происходит?

Мне хотелось задать этот вопрос твёрдо и уверенно, но я сам почувствовал, что у меня не получилось.

– Не испугался, – произнёс мужчина в кресле, глядя на меня, и будто совершенно не расслышав сказанного мной. – Что же. Это забавно.

– Сударь, – повторил я. – Что здесь…

– Не трогать! – вдруг резко скомандовал он, повернув голову к кузнецу.

Жан заметно вздрогнул и боязливо отдёрнул руку от сына.

– Ну как что? – снова спокойным голосом сказал мужчина, возвращая своё внимание на меня. – Совершается обращение. Неужели не ясно?

– Как вы сказали? – переспросил я.

Происходило непонятное – я чувствовал себя всё более и более неуверенно и не знал, что делать дальше.

– Садитесь, я вам расскажу. Вы, кажется, сможете меня понять… Эти люди слишком грубы в своих желаниях и устройстве. Вы не такой. Глядя на вас, я испытываю новое чувство, а мне так не хватает новых чувств. САДИТЕСЬ, ну что же вы!

Действительно, почему бы не присесть?

Я сделал два шага назад и с облегчением сел на ещё один стоявший у стены стул.

Мужчина в кресле слабо улыбнулся.

– Они такие послушные, – будто жалуясь сказал он. – Так привыкли подчиняться… Вы знаете, я ведь уже думал об этом – мне нужен ученик!.. Да. Он даст мне новые краски, новые ощущения!

Краски? Я внезапно вспомнил всё то убожество и серость, которые увидел в этом доме. Несколько картинок пронеслись перед глазами.

– Вы сомневаетесь? – тут же разрушил этот поток приятный голос. – Я могу жить где угодно! Смотреть глазами кого угодно и быть кем угодно!.. Повелевать послушными мне телами! Быть зверем и пробираться во тьме! Быть птицей и лететь над этим миром! Это восхитительно, мой будущий друг! Бросьте эту грубую железку. БРОСЬТЕ!.. Чудесный случай избавил меня от морока земных оков и теперь я могу постигать всю полноту бытия!.. Открою вам секрет – в каждом живом существе присутствует Сила. Во мне. В вас, мой будущий друг. В этих грубых созданиях… Но только она дремлет и её требуется разбудить… Я разбудил свою с помощью простой верёвки, представьте себе…

Голос звучал будто музыка, но такая, какую я никогда не слышал. Какой она должна быть на самом деле. Этот голос вёл меня за собой, и смысл слов плохо доходил до меня. Но это было неважно.

– Вы спрашивали, что такое "обращение"? Это и значит разбудить. Живое существо должно оказаться на грани жизни и смерти. И ещё оказаться и снова! Многократно оказаться. И сила просыпается!

Он отвёл от меня глаза, посмотрев куда-то мимо, и я почувствовал жгучий укол потери. Но вскоре взгляд его снова обратился на меня, и я успокоился.

– Но главный секрет, мой будущий друг, состоит в том, что разбуженную Силу других можно забрать себе. Значительно усилив собственную… А затем её можно тратить. Я научу вас. Новый мир откроется перед вами! А я, как мне кажется, с вашей помощью смогу достичь новых высот. Вы готовы к этому удивительному путешествию, мой будущий друг?

Сбоку доносился какой-то шум, уже некоторое время беспокоивший меня. В какой-то момент он стал совсем неприятно громким, отвлекающим. Я с усилием оторвал свой взгляд от этих ласковых глаз и с раздражением повернул голову. На полу сидел грузный человек и с силой сжимал свою шею обеими руками, притиснув собственную голову к стене. Лицо его побагровело, из раскрытого рта доносился хрип, а большие ноги сучили по полу, царапая его каблуками. Именно этот звук и отвлекал меня. Рядом с ним неподвижно на стуле сидел…

Я непонимающе вгляделся. Там сидел его сын. А этот грузный человек… Кузнец. Кузнец по имени Жан. Я ещё раз посмотрел на эти беспокойно двигающиеся ноги, на разинутый рот и внезапное как молния озарение настигло меня. Не давая времени озарению рассеяться, я вскочил, подхватив лежащую на полу шпагу, и в длиннейшем выпаде воткнул её в грудь мужчины, сидевшего в кресле.

Тот поперхнулся на полуслове.

Шпага вонзилась очень глубоко. Я потянул её обратно, но сидящий вдруг ухватился ладонями за клинок. Я не смотрел на его лицо, потому что смотреть на него не следовало, об этом было в озарении, и видел только эти шевелящиеся пальцы, сомкнувшиеся на лезвии. Шпага не выдёргивалась никак. И тогда я отскочил к кузнецу, схватил лежащий возле него топор и, зажмурившись, ударил им, успев нацелиться выше своего клинка.

Раздался глухой стук падения и что-то покатилось по полу. Этот звук отчётливо разносился в наступившей тишине – хрипа кузнеца уже не было слышно. Я открыл глаза. Топор вонзился в спинку кресла. Тело, сидящее в кресле, заканчивалось на лезвии воткнувшегося в спинку топора. Бросив взгляд на пол, я увидел нечто шарообразное, но благоразумие подсказало мне не приглядываться. Тронув рукоять топора, я убедился, что он засел очень плотно. Даже не подозревал, что могу нанести удар подобной силы. Кузнец, не подававший признаков жизни, закашлялся и начал ворочаться.

А я вдруг понял, что у меня очень болит голова. Буквально раскалывается. Просто невыносимо. Охнув, я сел на корточки, обхватив голову руками, будто пытаясь удержать её от разрушения. Кузнец всё ещё беспомощно ворочался. Кое-как я поднялся и подошёл. Потянул за руку и помог ему встать на колени.

– Поль! – хрипло простонал он, протягивая ладонь.

Мальчик свалился со стула и лежал с закрытыми глазами. Морщась от боли, я наклонился над ним, пытаясь понять, жив он или нет.

– Нужно вынести его на воздух, – сказал я кузнецу. – Слышишь меня? Можешь идти?

От моих метаний по комнате подсвечник опрокинулся, но свеча не погасла. Она подкатилась к портьере, и та уже начинала разгораться. Я снова схватился за голову. Когда я её сжимал, казалось, что она не так сильно болит. Первым порывом было сдёрнуть портьеру и потушить пламя. Но затем я передумал.

Кузнец, покачиваясь, поднялся на ноги. Несколько секунд он вглядывался в сидящее в кресле тело, затем плюнул в его сторону и выругался.

Я был согласен со сказанным, но всё же лучше было не поминать Врага рода человеческого в этих стенах.

– Бери сына, – сказал я. – Пойдём отсюда.

Подошёл к креслу и попытался вытянуть свою шпагу. Но она плотно сидела в мертвеце, видимо, как и топор, завязнув в спинке. Портьера разгоралась всё сильнее, с той стороны уже потянуло жаром. Я упёрся сапогом в грудь мертвеца, и шпага подалась. Даже такое прикосновение возмутило мой дух.

– Скорее! – крикнул я.

Кузнец уже поднимался, держа своего сына на руках. Мы прошли коридором мимо мёртвой собаки, которая, как оказалось, не была никаким исчадием ада, а лишь находилась под властью безумца. Мне даже стало жаль её. Возле входной двери лежал лицом вниз зарубленный кузнецом слуга. Бедняга тоже был, очевидно, не в себе, но на него у меня жалости уже не хватило.

…

Мы дошли до наших лошадей, я отстегнул флягу и полил водой мальчику на лицо. Он лежал на траве бледный и похожий на мёртвого, но я чувствовал, что он живой. Мёртвые выглядят как куклы, а мальчик на куклу похож не был. С содроганием я разглядел синяки на его шее, напоминающие следы пальцев. Маленьких детских пальцев. Я попил сам и отдал флягу кузнецу. Удивительно, но голова болела уже не так сильно.

Достал из седельной сумки маленькое зеркальце, которое взял по суровому настоянию матушки, и поднёс его ко рту мальчика. Зеркальце слабо затуманилось и на лице кузнеца блеснула слезинка, такая неожиданная в сочетании с его грубым обликом, казалось бы, предполагавшим душевную чёрствость.

– Славно горит, – сказал я ему, положив ободряюще на плечо руку.

Кузнец согласно кивнул. Ярко полыхало уже не только в двух крайних окнах второго этажа, но и в двух соседних. Из-под крыши валил дым, поднимаясь столбом в прояснившееся и уже вечереющее небо.

Никогда не думал, что лицезрение пожара может быть таким приятным.

…

На обратной дороге я думал расспросить кузнеца подробнее о его сеньоре. Мы скакали бок о бок, я придерживал повод его коня, а он крепко прижимал к груди бесчувственного сына. Но жалость победила. А затем, когда мы приехали к ним в дом, располагавшийся в стороне от кузни, и жена кузнеца вместе с дочкой стали со слезами хлопотать вокруг мальчика, мне и вовсе расхотелось о чём-то расспрашивать.

Я и сам уже мог о многом догадаться. Возможно, моё изначальное неведение было действительно полезнее. В любом случае поход в итоге выдался удачным. Только мальчик Поль до сих пор не желал возвращаться в этот мир. Но дыхание его оставалось ровным и под закрытыми веками было заметно движение глаз, будто он видел некий увлекательный сон. Его уложили в кровать.

О происшедшем я рассказал скупо. Поведал, что проткнул шпагой злонамеренного вероотступника, а дом его загорелся сам по воле Господа. Но когда хозяйка собрала на стол, мы с кузнецом выпили вина, и я начал ловить восхищённые взгляды васильковых глаз Жанны, дочери кузнеца, мне уже захотелось рассказать больше подробностей. Здесь, в домашней обстановке, где уютно постреливали дрова в очаге, напротив меня за столом сидела хорошенькая девушка и всё было таким настоящим, произошедшее представлялось неким дурным видением. Но то, что это было на самом деле, подтверждал лежавший в соседней комнате мальчик.

Хоть бы очнулся скорее!

И будто в ответ на этот мой призыв из комнаты донёсся слабый голос. Мальчик звал свою мать.

После того как радостные возгласы родных немного стихли, я тоже пошёл посмотреть на очнувшегося страдальца. Наткнувшись на его взгляд, я вздрогнул – будто вновь вернувшись туда, в тот дом. Но на юном лице появилась слабая улыбка и я тоже улыбнулся.

– Этот господин спас тебя, – сказала сыну хозяйка, показывая на меня рукой.

– Я знаю, – тихо ответил мальчик.

Откуда? Я был уверен, что не слышал, как ему что-то рассказывали о происшедшем. А сам он там никуда, кроме как на свечу, не смотрел. Рука мальчика на ощупь была уже тёплой, я сжал её и погладил его по голове.

– Выздоравливай, Поль, – ласково сказал я. – Чудовища повержены. И будут повержены вновь!

– Я знаю, – повторил мальчик и опять улыбнулся.

В этот миг меня посетило странное чувство. Показалось вдруг, что наши с ним судьбы связаны. Не только сейчас, но и в дальнейшем. Как такое может быть?

Я поднялся на ноги, уступив место матери мальчика

 Это было очень странное чувство, в немалой степени меня озадачившее. Но, поразмыслив, я отнёс его к чрезмерному проявлению собственной чувствительности и склонности фантазёрству, в чём меня периодически упрекала матушка. Не без оснований, следовало признаться.

Фантазировать я любил с детства, и что же теперь? Совсем человеку нельзя верить? Я с горечью представил, как рассказываю матушке о своих сегодняшних приключениях и вижу на её губах недоверчивую улыбку. А вот дядюшка бы поверил! Или тоже нет? И я погрузился в размышления о том, стоит ли мне в письме им описывать происшедшее или нет? Вполне возможно, что вместо восхищения такое моё письмо вызовет совершенно обратную реакцию. И как матушка до сих пор не поймёт, что я теперь мужчина и отвечаю за свои слова!

…

Ночевать я отправился на сеновал, не желая беспокоить счастливое семейство. Да и у меня уже появилась привычка к подобным ночёвкам – за время своего путешествия я успел убедиться, что на постоялых дворах клопы занимают, очевидно, некое привилегированное положение, отчего проживают там в неимоверных количествах, упиваясь беззащитностью усталых путников. Впрочем, другие путники относились к сей напасти довольно философски и удивлялись моему возмущению. Но у меня привычки мирно сосуществовать с клопами не имелось. На моей памяти они у нас в доме заводились несколько раз, видимо, завозимые кем-то из гостей, но матушка была к ним беспощадна и заставляла вытравливать этих пришельцев до полной победы.

На сеновале я долго беспокойно ворочался, то вспоминая происшедшее, причём дуэль с гасконцем в моих воспоминаниях отодвинулась очень далеко, то раздражённо объясняя матушке необходимость пересмотреть её точку зрения на единственного сына. В этих своих метаниях я не заметил, как задремал, а затем внезапно вскинулся в холодном поту. Мне привиделась раскрывшаяся передо мной жуткая чёрная бездна, в которую я неудержимо соскальзывал.

– Сударь? – как оказалось, звал меня наяву чей-то нежный голос. – Сударь, вы спите?

Это была Жанна, прелестная дочка кузнеца.

Благородная девушка решила отблагодарить меня за спасение брата. Так как может.

А кто я такой, чтобы осуждать других за их благородные деяния?