Читать книгу В бой идут… Книга вторая - Сергей Волчок - Страница 5

– Ты, Мить, и впрямь дурак! – безаппеляционно заявила грубая Семеновна. – Впрочем, все вы, мужики, пеньки непонимающие. Объясняю на понятном тебе примере. Готовился ты к спортивным соревнованиям, типа Олимпиады, несколько лет. Каждый день вкалывал, ничего другого в жизни не видел, все на это положил. Настроился на долгую и тяжкую битву, не ел, ни пил, к ней готовился. А за день от отъезда к тебе заходит тренер, чай пьет, и, уже уходя, в прихожей вспоминает: «Да, совсем забыл, тебе там победу присудили – за неявкой соперника. Так что ехать никуда не надо, я тебе тут на тумбочке медальку положу». Много тебе радости от той медальки будет?

– Именно так, – кивнул учитель. – На Слынько тогда смотреть страшно было – лица на ребенке не было. Она день так проходила, а вечером заявилась к Яковлевой в комнату, одна, без свиты. Всех оттуда выперла, и они часа три о чем-то беседы беседовали. Едва ли не первый раз за весь период обучения наедине пообщались.

А наутро обе и пришли к директору с заявлением о бесплатных тренерах. И где они только это положение выкопали! Наверняка, когда в период подготовки всю теорию наизусть зубрили. Я так понимаю, они и так, и сяк прикинули, и поняли, что это единственный способ им оказаться на Турнире в равных условиях и обеспечить себе честную победу или поражение. Пусть друг с другом сразиться не получилось – слишком в разных условиях они будут – но можно сражаться плечом к плечу. А потом посчитать, чей вклад в команду весомей будет. Кто больше, например, фрагов[1] набьет – тот и победил. И эту победу не оспоришь – она честная.

Говорю же – они не дуры. Но упертые – я вас умоляю. И соперничество это им весь мозг съело. Подростки же еще. По-моему, Татьяна больше не об отце плакала, а о том, что Турнир у нее сорвался, по сути.

– Все понятно, – вмешалась Светлана. – А команду они как набрать умудрились?

– Я же говорю – упертые как мама дорогая. Они, если потребовалось бы, чайной ложкой котлован под многоэтажный дом выкопали бы, что им та команда. Хотя да, еще троих найти было весьма непросто. У англичан, по-моему, есть поговорка, точно уже не воспроизведу, но по смыслу: неважно, какие оценки у тебя в дипломе, куда важнее, в какой университетской спортивной команде ты выступал. Грубо говоря – заведенные связи важнее оценок или престиж имеет значение. А Турнир более чем престижен. Если два наших выпускника встречаются, первое, что они друг у друга спрашивают: «Ты каким в своем выпуске закончил?». И называемая в ответ цифра – это вовсе не его показатель по среднему баллу оценок. Это место, которое его команда заняла в Турнире. А уж фамилии двадцати победителей любой студент или выпускник «Лиги молодых львов» знает наизусть как «Отче наш[2]». Ну и возможность, пусть больше теоретическая, быть допущенным в «Альт», которым они все грезят и бредят! Да не просто так допущенным, а обладателем уникального достижения! В общем, что там говорить – шансов набрать команду у нашей парочки врагинь практически не было!

– Но… – вопросительно подсказала Светлана.

– Но им повезло. В этом году выпускаются несколько не совсем обычных выпускников, и наши королевны свой шанс использовали на сто процентов. Давайте, с вашего позволения, я продолжу представление ваших подопечных.

***

На экране появился портрет Рыжей.

– Аглая Леонидова, несчастный ребенок неадекватной мамы. Маменька ее, как это часто бывает, через ребенка реализует себя, пытается воплотить в жизнь все свои несбывшиеся мечты, а мнение субъекта воплощения ее не очень и интересует. Она вбила себе в голову, что ее доченька должна получить лучшее образование в стране, вот и затолкала ее сюда. Проблема в том, что ей наш колледж – ну совсем не по деньгам. Спору нет, у себя в Дальнереченске, или как там родной город нашего Патрика называется, мама – самый крутой коммерсант.

– Патрика? – переспросила Светлана.

– Да, партийная кличка у нее – Патрик. Из-за цвета волос, естественно.

Мы задумались.

– Это в смысле «все ирландцы – рыжие[3]»? – предположил я.

– Господь с вами, кличку она из дома принесла, а откуда в Дальнереченске ирландцы? Все проще – раз рыжая, значит лиса, раз лиса – значит Патрикеевна, Патрикеевна длинно – поэтому Патрик.

– Квин, Роял и Патрик – перечислила Семеновна. – Педагог, тебе не кажется, что с женскими кличками какой-то гормональный сбой произошел?

– Ничего страшного, зато у обоих мальчишек клички женского рода, – улыбнулся классный. – На чем я остановился? Да, на маме – владычице Дальнереченска. В общем, весь город под ней ходит, даже мэра своего поставила. Знакомый, думаю, вам типаж, эдакая крестная мама уездного масштаба из цикла «я и лошадь, я и бык, я и баба, и мужик». Проблема в том, что по меркам нашего колледжа что мама, что Аглая, что бомж на вокзале – все примерно одинаковые нищеброды, а Дальнереченск, где вся эта компания проживает – дырка в заднице планеты. Ну и отношение к ребенку соответственное, дети – они же куда более жестокие, нежели взрослые: «Патрик, а что у вас в клубах диджеи ставят? Шансон года, наверное? Га-га-га… Патрик, а блокбастеры у вас, наверное, до сих пор в 3D показывают, да? Гы-гы-гы». К тому же сами понимаете, торговля всякими виртуальными штучками в нашем колледже процветает, а у Аглаи тупо денег никогда нет. Мама и так вкладывается через край, практически вся прибыль с дальнереченской торговли прямиком на счета нашего колледжа уходит. «Какие деньги, доча, ты что?! Я и так все в твое обучение вкладываю, все ради тебя, а ты… Что ты орешь, это ты матери вместо спасибо? Нет, ты будешь там учиться, а я сказала – будешь!». В общем, говорю же – несчастный ребенок. Ни счастья, ни подруг, ни мальчиков. В прошлом году, правда, подкатил к ней один, она аж расцвела от счастья…

Он обреченно махнул рукой.

– Куда там. Родители прознали, вставили отпрыску по первое число, а он говнюк оказался – взял и в самом деле отвалил. Она аж черная ходила, я за нее всерьез боялся. Но ничего, пережила. Она крепкая девочка, хоть и озлобленная, конечно, на весь мир.

Ну, с ней понятно – там ни о каком нормальном тренере с самого начала речь не шла. Максимум – маменька бы нашла какого-нибудь задолжавшего ей коммерсанта, имеющего аккаунт в «Альте», да заставила тренером отрабатывать. В общем, Патрика уговорить было, думаю, нетрудно. Сами посудите – всю жизнь ты здесь никто и звать никак, а тут к тебе две королевы колледжа приходят на поклон. К тому же, подозреваю, Ольга им еще и заплатила за вступление в команду. Насчет Петьки не уверен, а вот Патрик и Плюха от денег точно не откажутся.

– Я так понял, мы уже к мужикам переходим? – уточнил Митрич.

– Именно так, – подтвердил педагог, выводя на экран портрет рослого толстяка. – Прошу любить и жаловать, Петр Охлопков, более известный как «Петька-пара». Почему «Петька-пара» – понятия не имею, учится он вполне нормально, хоть и не отличник, конечно. Говорят, это из какой-то древней книжки, но я не читал.

– Я читал[4], – вмешался я, но учитель моими знаниями не заинтересовался. Как истинный педагог, он очень не любил, когда его перебивали, поэтому одарил меня суровым взглядом.

– Так вот, если Патрик пошла в команду по бедности, то Пара – из-за лени. Петька – феноменальный, я бы даже сказал – паталогический лентяй. По-хорошему, его уже сто раз должны были выгнать из колледжа, несколько подобных лодырей уже вылетели, но этот, как видите, дотянул до выпуска. Причина проста – как я уже сказал, учится он вполне прилично. Здесь, кстати, у каждого ученика своя история, некоторые вполне на роман потянут, а у Петьки история – получше чем у многих. У него нормальная семья, папе палец в рот не клади, он свое всегда урвет. Урвал, прорвался, и поднялся весьма высоко. В отличие от многих коллег-олигархов, старую жену не бросил. Жена – классическая филологиня, удачно вышедшая замуж. В жизни ни дня не работала, всю жизнь у мужа за спиной, обеспечивала тыл. Петька – поздний и единственный ребенок, оба родителя на него, естественно, не надышатся. Сынок сызмальства ни в чем отказа не знал, все ему позволяли, что хотел – вот и упустили пацана. Потому что хотел он одного – лежать и спать. Хорошо, что мама-филологиня привычки молодости не утратила, и сынишку тоже на книжки подсадила. Вот и получается, что все, чего Петька хочет в жизни – это лежать, при этом спать или читать. Он и учится только потому, что от скуки учебники читает. Как маньяк – пока хотя бы несколько страниц глазами не перемелет, не заснет.

А так – и семья нормальная, и сам он парень неплохой. Добрый, веселый, никому зла не желает, но лодырь – невообразимый. Его и в классе любят, хоть и дразнят, конечно. Петьку, я думаю, именно на лени наши королевны и подловили, денег-то у папы хватает. Объяснили ему, что бесплатный тренер всяко его гонять меньше будет, чем персональный, которому большие деньги плачены. Тот-то уж, чтобы за деньги отчитаться, спокойной жизни Петьке точно не даст!

– С Петькой понятно, – перебила учителя Сергеевна. – А последнего наши девицы-заговорщицы на чем завербовали? Неужели на нежных чувствах сыграли?

Педагог включил на экране портрет ушастого задохлика и рассеянно ответил:

– Господь с вами, Тарасик – и любовь? Это даже не смешно. Плюху на жадности завербовали. Плюха – это ведь сокращенное от «Плюшкин».

– Гы-гы, а я думал – плюхи он часто получает, – заржал Митрич. – Рожа у пацана такая… Специфическая. Кирпича просит, как в народе говорят, гы-гы.

– Случается и такое, врать не буду. Но в целом – прошу любить и жаловать, известный всему колледжу экономист-монетарист Плюха, он же Тарас Либерман. Либерман, правда, только последние три года, а до этого был Приходько. Паталогической жадности человек, из тех, что тонуть будет, но на крик «Давай руку!» не прореагирует. Ничего никогда никому не даст!

Тоже, надо сказать, по-своему несчастный пацан. История, в общем-то, обычная, житейская. Мама его тяжелым поведением никогда не отличалась, в эскорт-услугах работала, ну и залетела от богатого клиента. Подумала – и оставила ребенка, решила, что богатый папенька никак не даст родной кровиночке с голоду умереть, ну и она при ребенке свой бутерброд с икрой иметь будет. Вот только папа у Тарасика оказался скупердяем тем еще – у сыночка это генный набор играет. Сразу послал маменьку на три буквы, заявил, что на такой тупой развод он никогда не поведется, быть-то он был, не отрицает, но кого там в тот вечер в кокаиновом угаре только не было! В общем, сына категорически признавать не хотел, генетическую экспертизу оплачивать – тем более. Ну маменька и начала сама на экспертизу копить. Вот только копить эта попрыгунья-стрекоза никогда не умела, работать – тем более, а Лондон – город очень дорогой. Как они там вдвоем жили – даже не догадываюсь, но нехитрую истину «Бедность – это отвратительно» наш Тарасик выучил на пять баллов. Хорошо еще, на лето его дедушка с бабушкой в Винницу забирали, потому и язык не забыл, и витаминами хоть иногда подпитывался. Но все равно с голодухи только метр с кепкой и вырос. В общем, как мне его мама рассказывала, рачительность в Тарасике проснулась лет в пять. К восьми он уже знал, где что подешевле купить можно и восхищал всех владеющих окрестными магазинчиками арабов и пакистанцев непревзойденным умением торговаться. К десяти семейный бюджет де-факто вел уже он, а к двенадцати Тарасик скопил не экспертизу.

Представляете?! Два года мальчишка зажимал каждый цент, а экспертиза в итоге так и не понадобилась. Когда они с мамой явились к биологическому родителю за биологическим материалом для экспертизы, выяснилось, что папаша и сынуля – одно лицо. В самом прямом смысле, близнецы-братья плюс-минус разница в возрасте, как Ленин и партия[5]. А когда папенька с сыночком пообщался и выяснил все особенности сыночкиного мировоззрения, которое у наследника давным-давно сформировалось – так просто пришел в восторг! Расчувствовался и, несмотря на всю свою скупердяистость, дал сыночку свою фамилию и назначил неплохой пансион. Плюс, отдельным пунктом, оплату обучения в нашем колледже.

Я так понял – годы бегут, Либерман-старший не молодеет, бизнес-империю все равно кому-то оставлять рано или поздно придется, а кроме Тарасика, других кандидатов-то и нет. Остальные дети – оторви да брось, если им отдавать, лучше сразу все заводы и пароходы напрямую в казино отнести, да на фишки обменять. Так что Тарасик с мамой теперь у отца в поместье в отдельном доме живут, пацан у нас учится, плюс отец его потихоньку к делам подтягивает.

– Ну прям рождественская сказка про сироту получилась, – расчувствовалась Семеновна.

– Это не сказка, это жизнь, к сожалению. Плюха – один из самых проблемных моих учеников, – покачал головой Константин Сергеевич. – Нет, отношения с отцом он, конечно, поддерживает, делами бизнеса искренне интересуется, пансион получает, «спасибо» отцу говорит, другие теплые слова. Вот только эти годы нищеты он отцу не простил, и не простит никогда. И когда придет время – как тот богомол, откусит папашке голову без малейших эмоций. Он очень умный парень, очень хорошо учится, вряд ли кто из этого выпуска взял от обучения в колледже больше, чем он. Вот только…

Его не любят. И правильно делают, потому что и он не любит никого. И не любил никогда. Он предельно рационален, я думаю, что процентов семьдесят со своего пансиона он откладывает на стартовый капитал. Знаете, люди, пережившие сильный голод, до смерти не могут наесться и прячут сухари под подушку. Вот у него та же история с деньгами. Я более чем уверен, что он и с отца деньги на тренера получил, и с Ольги за вступление в их команду взял.

– Но погодите, вы же сами говорите, что победа в Турнире – это огромный неформальный капитал, который все жаждут получить. А теперь вдруг самому жадному студенту этот капитал и даром не нужен, он его разменял на не такие уж и большие, думаю, деньги. Что-то не сходится у вас! – вдруг встряла Светлана.

– Никакого противоречия! – мгновенно откликнулся классный руководитель. – Тот капитал, который дает победа в Турнире, нашему Плюшкину и даром не нужен, это не интересующие его активы. Высокое место в Турнире дает престиж, возможность неформальных отношений с сильными мира сего, а Тарасику на это, по большому счету, наплевать. Он все очень адекватно оценивает, и прекрасно понимает, что душой компании ему не быть никогда. С его характером у него никогда не будет друзей, его никто никогда не будет любить, в лучшем случае – будут терпеть. Поэтому на всяких вечерах встречи выпускников ему делать нечего, и первый, кто это понимает – он сам. Вот он и «взял деньгами[6]». Небольшими? Ну, во-первых, не такими и небольшими, а во-вторых, даже небольшие деньги лучше чем ничего. Именно так Тарасик и мыслит – предельно рационально. Иногда мне кажется, что он и родился таким вот старичком и никогда не был ребенком.

Педагог замолчал. Молчали и мы.

– А вы хороший учитель, – вдруг сказала Нина Семеновна. – Из настоящих. Из тех, кто и в интернате зачуханном за копейки – по высшей мерке в работу вкладываться будет.

– Спасибо, – сухо сказал Константин Сергеевич. А потом вдруг улыбнулся. – А у нас, думаете, не интернат? Интернат и есть. Не во всяком детском доме такие переломанные судьбы, как у нас. Большие деньги – это всегда большие проблемы, эта парочка по отдельности не ходит. А большие проблемы слишком часто оборачиваются большими бедами. Но в принципе, вы правы, мне эти дети дороги. Я их люблю. Потому, наверное, и рассказываю вам все так подробно. Вы производите впечатление приличных людей, и я надеюсь, после этого рассказа не ударите их ненароком по больному месту. Которых у них хватает.

Мне показалось, что он с трудом удержался от слов «Урок окончен, можете быть свободны».

– Ну все, наверное. Что знал – рассказал. Артефакты для наблюдения за прогрессом учеников и управления их присутствием на тренировках должны принести в ваши комнаты. Пойдемте, я вам их покажу.

– Одну минуту, – попросил Митрич. – А вы можете собрать их завтра на еще одну встречу с нами? Которая будет уже без посторонних? Мне бы не хотелось притаскивать их туда силком.

Педагог задумался.

– Один раз, наверное, смогу. Но я не буду этого делать постоянно. У вас будет только одна попытка. Или вы как-то убедите их тренироваться с вами, или вам придется, как вы сказали, «таскать их силком». Куда приводить?

– Дайте подумать… – Митрич поскреб бритый – в предельном смысле этого слова – затылок. – У вас же наверняка должно быть что-то типа данжа для тренировок?

– На начальные уровни, как я понимаю? Конечно, есть, и не один. С какими мобами вы предпочитаете?

Митрич оскалился в своей многозубой улыбке:

– А давай классику – скелетов и прочую нежить!

– Договорились. Записываю вашу группу в подземелье на десять утра, остальное время уже занято. Координаты данжа скину почтой.

– Отлично. Приведете тогда их к данжу в половину десятого?

– Приведу, что ж не привести, – покладисто согласился классный руководитель. Потом он явно начал колебаться – говорить или нет, но все-таки решился. – Только зря это все.

– Что зря? – удивился Митрич.

– Тренировки все эти ваши зря. У вас нет шансов с этой командой. Вообще никаких, даже самых мизерных. Причем я не предполагаю, я знаю. Александр очень точно обозвал эту компанию: «анти-дрим-тим». А знаете, почему? Они в большинстве своем неплохие дети, некоторые даже хорошие, но вам досталась худшая команда в колледже. Потому что в этой команде собрались единственные пять студентов на потоке, у которых нет ни малейшей мотивации выигрывать турнир. Никто из них этого не хочет. Королевишны давно оставили мысли о победе, сейчас они хотят только выяснить отношения между собой, а на результаты им, по большому счету, плевать. А у остальных мыслей о победе никогда и не было: Патрик зла на весь мир, Пара будет сачковать и филонить, Плюха просто считает участие в Турнире глупой потерей времени. И с этой компанией вы собрались обыгрывать ребят, которые год готовились к этой схватке, и которые каждую ночь во сне видят свою победу? Серьезно?

– Серьезно. – Митрич и впрямь был сама серьезность. – Есть у меня одна идейка. Сами завтра увидите.

__________________

[1] В данном случае – «игроков-соперников».

[2] Интересно, а сколько моих читателей знают наизусть «Отче наш»?

[3] Святой Патрик – небесный покровитель Ирландии. И, да – в хрестоматийном образе ирландца рыжий цвет волос обязателен.

[4] Петька-пара – персонаж великолепной книги пермского писателя Льва Давыдычева «Лелишна из третьего подъезда».

[5] «Партия и Ленин – близнецы-братья, кто более матери-истории ценен?» – строки из поэмы Владимира Маяковского «Владимир Ильич Ленин», ставшие крылатой фразой.

[6] Выражение «взять деньгами» пошло от советских денежно-вещевых лотерей, где, в случае выигрыша, можно было забрать товар (часто дефицитный, вроде автомобиля), либо, если выигранный товар не нужен – «взять деньгами». Эта система породила множество анекдотов типа такого (извините за крепкое словцо, но в этом анекдоте без него никак не обойтись):

Муж с женой лежат в постели перед сном, муж держит в руках газету с результатами тиража и сверяет с лотерейными билетами.

– Что выиграл? – интересуется жена.

– Хрен! – отвечает расстроенный муж.

– Деньгами не бери! – мгновенно реагирует супруга.