Читать книгу Приключения инопланетянина в России - Сергей Юрьевич Чупров, Сергей Чупров - Страница 2

До «берлоги» Потапыча мы добирались довольно долго. Поначалу я осторожно семенил за ним вслед, опасаясь пораниться о какой-нибудь острый предмет.

– Нет. Так дело не пойдет! – через несколько минут воскликнул мой новоиспеченный приятель. – Эдак мы и до вечера не доберемся.

С этими словами Михаил остановился, слегка прищурился и огляделся.

– Постой пока! – бросил он и быстрым шагом направился к груде мусора. Немного покопавшись в этой куче, Потапыч выудил оттуда пару стоптанных, но еще довольно крепких башмаков.

– На-ка вот! Примерь! По-моемому, сгодятся. И откуда такие неумехи только берутся? Свалился на мою голову! – посетовал Мишка.

Я с благодарностью натянул на свои ноги эту непривычную для меня обувку. Идти сразу стало легче.

Остаток пути мы проделали молча. Потапыч не приставал ко мне с расспросами. Впрочем, здесь это, как я потом заметил, было не принято. Люди попадали сюда по-разному и совсем не хотели, чтобы кто-то лез к ним в душу.

Такой неписаный закон дал мне определенную передышку и возможность собраться с мыслями, а также время придумать свою собственную легенду, исподволь собирая информацию из разговоров моих новых спутников по жизни.

Снаружи жилище обитателей свалки представляло собой довольно жалкое зрелище. Основой его служил старый, но еще относительно крепкий строительный вагончик, к которому для увеличения жилого пространства были прикреплены полусгнившие балки и доски. Выбитые стекла в небольших оконцах заменяли кое-как натянутые полоски полиэтиленовой пленки. А крышей служили куски ржавого кровельного железа, толи и шифера. Вход в это импровизированное строение был занавешен старыми выцветшими одеялами.

– Вот мы и дома, – оживился Потапыч. – Надо бы отметить твою прописку. Но что с тебя взять? Ладно, живи и помни нашу щедрость. Потом рассчитаешься. У нас здесь все общее. Ребята, я думаю, возражать не будут. Сейчас поглядим, может чего и осталось после вчерашнего…

Мой провожатый с вожделением потер ладони, как-то странно сверкнул глазами и облизнулся. С этими словами он приглашающим жестом откинул одеяло и шагнул вовнутрь.

Внутреннее убранство лачуги соответствовало ее внешнему виду. Посреди небольшого помещения возвышался круглый колченогий стол, под ножки которого для устойчивости были подложены обрезки досок и кирпичи. Вокруг стола в беспорядке расположились разномастные стулья и ящики, приспособленные под сиденья. Под столом валялись пустые бутылки и банки.

Вдоль стен и по углам на полу виднелись кучи различного тряпья, на одной из которых, широко открыв рот, спал какой-то небритый детина.

– Эй, Доктор! Хорош дрыхнуть! Ты так и смерть свою проспишь! – заорал вдруг Потапыч. – Вставай! Встречай гостя!

Доктором оказался мужчина неопределенного возраста. Позже выяснилось, что родом он был из соседнего села. Раньше трудился фельдшером, но из-за пристрастия к «зеленому змию» вылетел с работы. Жена от него ушла, а дом по пьянке сгорел. Сам чудом спасся. Оставшись без кола и двора, прибился к таким же бедолагам, и в результате оказался на свалке.

– А? Что? Где? – встрепенулся Доктор.

– Да вставай же, наконец! – продолжал командовать Потапыч. – Гостя привечай!

Кряхтя и чертыхаясь, детина сначала стал на четвереньки, а потом с трудом поднялся.

– Алексей. Можно Леша или Доктор. Я уже привык, – представился он.

– А его Васькой кличут, – вмешался Потапыч. – Давай подберем ему что-нибудь из одежонки. Разве не видишь, он совсем голый. Замерз бедняга. Кстати, у нас осталось чего-нибудь из согревающего? Вроде вчера не все прикончили.

– Найдется, – откликнулся Доктор.

Вдвоем они принялись примерять на меня различные обноски, доставая их из куч, разбросанных по полу.

Выбора у меня не оставалось. Поэтому я послушно напяливал на себя все то рванье, которое они мне предлагали. Через пару минут моя экипировка была закончена. Штаны, правда, оказались немного длиннее, и их пришлось подвернуть. Нашлись и более-менее подходящая рубашка, а также вполне сносный свитер.

– Ну, вот, – одобрительно пробасил Потапыч.– Теперь совсем другое дело.

Я взглянул на себя в осколок зеркала и обомлел. На меня смотрел какой-то чужеземец, одетый весьма колоритно, но со знакомыми чертами лица. Как все же одежда меняет человека!

Между тем Потапыч с Доктором развили бурную деятельность вокруг стола. Они стряхнули прямо на пол остатки былого пиршества. Достали чистую газету и расстелили ее вместо скатерти. Затем в их руках появились стеклянные стаканы, явно давно не мытые.

– Почти стерильно! – заявил Доктор, подув в каждый стакан, и поставил их на стол. Затем на свет появилась бутыль с мутноватой жидкостью.

– Первоклассный первач, – пояснил Потапыч. – Я вчера немного подхалтурил. Маруся, бывшая соседка Доктора, попросила электропроводку посмотреть и водопроводный кран починить. Вот и рассчиталась, чем могла. Самогон у нее что надо…

Как выяснилось позднее, Потапыч был поистине уникальным человеком. Родом из дворян. Родители дали ему хорошее образование. Он легко декларировал наизусть стихи известных поэтов, любил почитать перед сном. Книги находились здесь же, на свалке. Но больше всего он предпочитал возиться с железками, постоянно занимаясь их поиском в мусорных кучах. Во время такого рейда Михаил и набрел на меня…

Кем он только не работал в свое время. И электриком, и сантехником, и сварщиком, и еще Бог знает кем. Мастер на все руки, одним словом. Казалось, для него не было ничего невозможного. К примеру, одной хозяйке во время ремонта потребовалось передвинуть унитаз. Специалисты уверяли ее, что ничего не получится. Но женщина упорствовала. И тут появился Потапыч. Выслушав просьбу хозяйки, он немного подумал, а потом изрек:

– В жизни ничего невозможного нет. Не переживай. Как говорится: «Пусть волнуется море – оно большое». Придешь с работы, все будет готово.

И сделал. С той поры слава о его «золотых» руках пошла по всей округе. К нему образовалась очередь из желающих воспользоваться его услугами. Деньги текли к нему рекой, но он их не считал. Вместе с друзьями детства, соседями по двору проматывал их направо и налево. Вокруг него постоянно крутились желающие поживиться за чужой счет. Но Михаил, или как его называли в то время, «Данила-мастер» (по аналогии с персонажем сказки П.П. Бажова «Каменный цветок»), не хотел замечать этого. Его широкая душа не принимала дурного.

Но вот беда. Каждый, в своем стремлении отблагодарить мастера за отличную работу, старался напоить его водкой. Да и дружки подначивали. И покатился Миша по наклонной дорожке. Семейная жизнь у него не сложилась. Семь раз он был женат. И каждый раз не долго. Какая жена выдержит беспробудное пьянство своего мужа? Если только такая же пьяница, как и он сам. А женщины ему попадались на удивление умные и красивые.

Закончилось все тем, что Михаил продал и «благополучно» пропил свою столичную квартиру. Так и оказался на свалке. При этом у него не было никакого сожаления об утерянном. Наоборот.

– Для меня свобода дороже всего, – любил повторять Потапыч. – Пил, пью и буду пить. Я ради водки всю свою жизнь положил и меняться не намерен.

Между тем Потапыч и Доктор продолжали суетиться вокруг колченогого стола.

– А где огурцы? Неужели все съели? – обратился Михаил к Доктору.

– Да вот же они, – откликнулся тот, ставя на стол трехлитровую банку с солеными огурцами.

– Это тоже от Маруськи. А еще она нас хлебом и консервами угостила. Так что живем…

Поймав в банке три огурца, Доктор положил их прямо на газету. Затем разломил остатки черного хлеба на три части. Сверху каждой он положил по маринованной кильке, оставшейся, судя по всему, с вечерней трапезы. Налил из бутыли по полстакана мутной жидкости и торжественно произнес:

– Прошу к столу!

Меня, как почетного гостя, усадили на хромоногий стул, а сами хозяева заняли места на ящиках.

– За знакомство! – произнес Потапыч и поднял стакан.

– С прибытием! – дополнил Доктор.

Они стукнули стаканом о стакан и посмотрели на меня.

– А ты чего? Брезгуешь?

– Да нельзя мне, – попытался отказаться я.

– Обижаешь, – с укоризной произнес Потапыч. – Мы к тебе со всей душой… Давай по первой!

Ничего не оставалось, как принять предложение. Чокнувшись с моими новыми приятелями, я с трудом заставил себя проглотить эту отвратительно пахнувшую жидкость и чуть было не задохнулся. Внутри меня все загорелось. Дыхание перехватило. На глаза навернулись слезы.

– Классный первач! – резюмировал Доктор. – Градусов семьдесят. Ничего. Сейчас все пройдет. Привыкнешь. Это я как врач говорю. А тебе только на пользу. Всю заразу вытравишь. Да и согреешься. Замерз, поди, голышом-то?

Чувство тошноты, подступившее к горлу, стало отступать. В голове зашумело и меня бросило в жар.

– Закуси! – Доктор протянул мне соленый огурец, с хрустом откусил от своего и принялся жевать.

– Ты пить или жрать будешь? – укорил своего приятеля Потапыч. – Закуси и так мало. Однако… С опозданием выпитая вторая полностью аннулирует результаты первой.

С этими словами он плеснул в стаканы новую порцию отравы. В том, что это был яд, у меня не было сомнений. Безвредная жидкость на организм так воздействовать не может. Но яд такой, что сразу не убивает. Иначе, зачем бы мои сотрапезники, стали бы его употреблять? А действительно, зачем?

«Ладно. Всему свое время. Разберусь…», – подумал я и последовал примеру хозяев.

Крякнув, Потапыч с Доктором схватили по куску хлеба с килькой и с видимым удовольствием стали его нюхать. Меня разобрало любопытство, и я сделал то же самое. Результат оказался поразительным. Запах хлеба заглушил вонь самогона и исключил, как мне показалось, реакцию отторжения организма. Во всяком случае, тошноты я уже не почувствовал.

– Закуривай! – Потапыч протянул мне замызганную пачку с набитыми чем-то бумажными палочками.

– Не хочу, – отрезал я.

– Не хочешь, как хочешь. Нам больше достанется.

С этими словами Потапыч протянул пачку Доктору. Они вытащили из пачки по палочке. Сунули их в рот, подожгли с одного конца и, вдохнув, выпустили из себя клубы едкого сладковатого дыма. Мне стало дурно. Тошнота вновь подступила к горлу, а в голове зашумело еще больше.

На некоторое время я отвлекся, пытаясь справиться с охватившими меня симптомами отравления, а когда стал способен вновь адекватно воспринимать происходящее, услышал заливистый смех. Это Михаил делился своими воспоминаниями о том, как он в свое время, будучи привлеченным к строительству ракетодрома где-то в Азии в качестве сварщика, бегал по пустыне в соседний поселок за водкой.

– Так вот, – обращаясь ко мне, продолжил Потапыч. Он и не заметил, что на некоторое время его собеседник был «выключен». – Добравшись на попутке до поселка, а до него, как уже говорилось, было верст пять, не меньше, я направился к магазину. Подхожу, а там – длиннющая очередь. Если стоять, то к вечеру может быть и подойдет. Ты ведь помнишь. Такое было время. Тогда повсеместно боролись с алкоголем. Самое интересное, что эти самые борцы, втихаря от всех, себе в водочке не отказывали, а народ заставляли мучиться в очередях. Ничего из этого, естественно, не вышло. Запретами и ограничениями вопросы не решаются. Наш народ на выдумки горазд, если захочет, обязательно что-нибудь придумает. Это так, к слову.

Потапыч на секунду замолчал, откусил от огурца, почмокал губами и продолжил:

– Подхожу, значит, к магазину, а сам присматриваюсь. Не мелькнет ли знакомая физиономия. Кое-кого из тамошних дельцов я знал. Накинешь процентов десять – пятнадцать сверху – и никакой очереди. Бери, сколько хочешь… Мои поиски увенчались успехом. Целую сумку затарил. Благо денег у меня всегда было хоть отбавляй, и направился назад, на стройку. Попутки не предвиделось, и мне предстояло путешествие по пустыне. Я решил двигаться напрямки, а не по дороге. Так короче. По песку, надо признать, идти удовольствия мало. Но ничего. Не впервой. Так вот, вышел я из поселка и потопал по пустыне. Прошел где-то с километр. Смотрю – верблюд. Не домашний и не из зоопарка, заметь, а дикий. А было время гона. Это когда верблюды себе пару ищут. Чем-то я этому верблюду не понравился. Он посмотрел на меня и двинулся в мою сторону, все увеличивая скорость.

Тут Михаил вновь замолчал, подцепил из консервной банки кильку, пожевал и вернулся к своему рассказу:

– Представляете себе эдакую махину. При беге ее корму заносит на полтора-два метра. Наскочит – раздавит в лепешку. И глазом не успеешь моргнуть. Меня обуял страх, и вместо того, чтобы побежать в сторону поселка, до которого было рукой подать, я рванул домой. Так быстро еще никогда не бегал. Сначала в руках держал сумку с водкой. Жаль было расставаться с родимой. Но когда увидел, что верблюд меня догоняет, бросил ее на песок. Жизнь-то дороже. Так и давал стрекача до самой стройки. Проклятая животина отстала только возле КПП. Еле отдышался. Думал все, конец. Но ничего. Отошел помаленьку. А на утро меня жаба душить стала. Это что же такое получается? Водка в пустыне осталась! Попросил у ребят подмоги. Ведь не только для себя старался. Ну и пошли мы. Уже втроем. Верблюда нигде видно не было. Удрал, скотина. Память у меня хорошая, и мы достаточно быстро нашли бесценный груз. Сумка так и лежала на песке. Ни одна бутылка не разбилась. Такие вот дела. Ну и посмеялись мы тогда…

За разговорами, перемежавшимися распитием первача, время летело незаметно. И вот что удивительно. Я больше не чувствовал отвращения к этому сомнительному напитку. Более того, окружение стало казаться мне довольно милым. Перестала бросаться в глаза убогость обстановки, бессмысленность информации, которую излагали мои сотрапезники. Наоборот, я почувствовал какой-то необъяснимый прилив энергии, настроение резко улучшилось. Мне самому захотелось что-то рассказать. Меня просто распирало. И только боязнь выдать себя не позволила мне «блеснуть» в глазах окружающих своей исключительностью.

Вечерело, и наша скромная обитель стала заполняться ее остальными обитателями.

– По какому случаю гуляем? – в помещение ввалился широкоплечий нескладный верзила с чересчур длинными руками в сопровождении тщедушного человечка в очках с треснувшими стеклами.

На верзиле были коричневые штаны, заправленные в большущие резиновые сапоги. Широкий торс облегала красная выцветшая рубашка в масляных пятнах. Левый глаз прикрывала повязка из некогда черной ткани. Лицо его покрывала редкая рыжая щетина. И только по ней можно было догадаться, какого цвета у него свалявшиеся и торчавшие в разные стороны волосы. Ни дать, ни взять – разбойник с большой дороги. Не хватало лишь сабли или тесака за поясом. Тогда картина была бы полной. Вот только добродушная улыбка никак не вязалась с его грозным обликом.

– Это ты, Базилио? – отозвался Потапыч, который явно был здесь за старшего. – Проходи. Присаживайся. У нас пополнение. Сегодня отмечаем прописку новенького. Васькой его зовут.

– Владимир, – густым басом представился верзила. – Можно Вова. Для своих Базилио. Эту кликуху мне Потапыч приклеил. Вот и прижилась. А я не обижаюсь. Понимаю, что это из-за глаза. Глаз-то я по дурости и по пьянке потерял. Но это давно было…

Закончив свою тираду, Базилио пожал мне руку крепким рукопожатием и уселся на ящик рядом с Доктором.

– А тебе особое приглашение требуется, Профессор? – обратился Потапыч к человечку в треснувших очках.

Мне показалось, что бедняга стал еще меньше. Быстро заморгав, он неуверенно засеменил по направлению к столу и остановился возле меня.

– Дмитрий, – проблеял очень худой на вид человечек с бедной соками и кровью кожей, узкими плечами и плоской грудной клеткой. На его вытянутом лице выделялся длинный и тонкий нос.

Облачен он был в еще неплохо сохранившийся, но сильно помятый костюм бутылочного цвета, с которым неплохо смотрелась в желтую клетку рубашка. Ее расстегнутый ворот открывал тонкую, давно не мытую шею. На ногах красовались видавшие виды лакированные туфли.

– Василий, – представился я.

– Профессор! – рявкнул на Дмитрия Потапыч. – Ты не стеклянный! Садись, давай!

Хлопнув по сутулой спине Дмитрия своей волосатой лапой, Михаил смягчился:

– Ладно, не обижайся.

– Он у нас уникум, – пояснил Базилио. – Совершенно не приспособленный к жизни человек. Даром что младший научный сотрудник. В своем НИИ такие химические эксперименты ставил, что и описать невозможно. Вот его и использовали все, кому не лень. Вытянули все соки, а потом, когда время пришло барыши делить, на улицу выкинули. Понятное дело – запил человек от обиды. А поддержать-то некому. Семьи нет, дома нет. Его даже из общаги поперли…

– Ничего! – бросил Потапыч. – Мы с ним такой самогонный аппарат забабахаем, что всем на зависть будет. Верно, Профессор?

Человечек только кивнул в ответ.

– Ну! Докладывайте, что там из вашей затеи получилось? – повернулся Потапыч к Базилио.

– Да погоди ты! – огрызнулся тот. – Дай в себя придти. Давай сначала выпьем. Потом все расскажу.

С этими словами Владимир вытащил из большой хозяйственной сумки, которую он принес с собой и поставил рядом со своим стулом, три бутылки водки. За ними последовали две буханки черного хлеба, пять банок кильки в томате, четыре луковицы и батон вареной колбасы.

– Гуляем! – оживился Доктор и принялся откупоривать бутылки.

Поставив на стол недостающие стаканы, он стал резать колбасу и хлеб здоровенным ножом. Профессор между тем занялся банками, а Базилио – луковицами.

На вкус водка оказалась не такой противной, как самогон. Однако усиливавшееся отравление алкогольным ядом и нахождение в прокуренном помещении стали сказываться. Эйфория сменилась апатией. Я все хуже понимал происходящее. До меня доходил лишь общий смысл разговоров. Было только понятно, что Базилио с Профессором договорились с местными дельцами о работе по сбору цветного лома, за что и получили аванс. Именно на этот аванс они и купили все то, что доставал из своей сумки Базилио. Работы планировалось начать с завтрашнего утра.

Веки у меня стали смыкаться, и я начал клевать носом. Заметив мое состояние, Потапыч сжалился надо мной и посоветовал идти спать, указав на кучу тряпья. И только мое тело приняло горизонтальное положение, как я моментально провалился в глубокий сон…

Утро было безрадостным. Мучила жажда. Все тело ныло. Мышцы затекли. Складывалось такое ощущение, что меня жестоко избили. Голову как будто сжали железным обручем. Мысли путались, и мне с трудом удалось восстановить в памяти события вчерашнего дня.

– Хорош дрыхнуть! – раздался громоподобный глас Потапыча, и тут до меня дошло, что именно шум, производимый этим неутомимым человеком, и стал причиной моего пробуждения.

– Доктор, Базилио! – продолжал бушевать Михаил. – Подъем! Профессор! Ты живой? А, вот и новенький проснулся! Давайте, ребята! По пятьдесят грамм – и на работу!

– Умыться бы…, – с трудом поднявшись, жалобно простонал я.

– Удобства во дворе, – отозвался Потапыч. – Как выйдешь, сразу направо. Там бензобак подвешен. Кстати, вода заканчивается. Завтра с утреца пораньше вместе с Профессором сгоняете на колонку.

Место для умывания долго искать не пришлось. Как и сказал Михаил, с правой стороны на вкопанных в землю ржавых швеллерах был установлен и закреплен стальной проволокой плоский бензобак литров на 70, не меньше. Этот чудо-умывальник служил одновременно и душем.

«Потапыча рук дело, – догадался я. – Не растерял еще навыки обращения с железом».

Немного поодаль стояло сколоченное из старых досок и слегка покосившееся сооружение.

«Интересно, а это что? – подумал я и тут же понял предназначение данного строения, открыв скрипучую дверь. – Отхожее место».

Справив одно важное дело, я подошел к баку и, открыв кран, ввинченный в его днище, с наслаждением подставил воспаленную голову под струю прохладной воды, полившуюся сверху. Затем, недолго думая, скинул с себя нехитрую одежонку и, оставшись в чем мать родила, принял душ.

Настроение заметно улучшилось. Особенно после того как энергично растерся неким подобием полотенца, висевшим на суку засохшего деревца.

«Что дальше? – мысленно спросил я себя. И тут же резюмировал: – Надо приглядываться, набираться опыта. Действовать как все. Придерживаться принятых здесь правил игры. Вживаться, одним словом…».

Процедура с утренним туалетом заняла не так уж и много времени, поэтому меня несколько озадачил вопрос Потапыча о том, где я пропадал так долго. Вся компания уже восседала за столом и с нетерпением ожидала моего возвращения.

– Ну чего ты пристал к человеку? – ответил за меня Базилио. – Не видишь, маетно ему…

– Сейчас станет как огурчик, – смягчился Потапыч.

– Присаживайся! – продолжил за него Доктор. – Будем здоровье поправлять.

На столе уже стояли наполненные до половины стаканы, остатки вчерашнего ужина были «по-братски» разделены на всех присутствовавших.

– Может не надо? – заняв отведенное мне место, проканючил я.

– Пей! – скомандовал Доктор. – Сейчас человеком станешь.

– Ну, здравы будем! – поднял свой стакан Потапыч. – За нас, за мужиков!

Мне пришлось сделать над собой отчаянное усилие. Меня чуть не стошнило, когда я поднес стакан к губам, и в нос ударил запах вчерашней отравы.

– Пей! Чего сопли жуешь! – заметив мою нерешительность, скомандовал Доктор. – Сейчас лучше станет!

Преодолевая из последних сил отвращение, я одним залпом осушил стакан. Глубоко вздохнув и затаив дыхание, мне удалось преодолеть подступающие к горлу приступы рвоты, физически ощущая, как обжигающая жидкость разливается по моим кишкам.

Секунд через десять тошнота отступила. Внутри стало ощущаться тепло. В глазах появилась резкость. Вернулись краски жизни.

Это было непередаваемое ощущение. Но я знал, что данное явление – временное. С физической точки зрения новая порция отравляющего вещества остановила процесс выведения токсинов из организма, и его внутренние ресурсы переключились на переработку вновь поступившей дозы яда. «Ломка» на время прекратилась.

Но мне было также известно нечто такое, о чем местные аборигены, судя по всему, даже не догадывались. Они и не подозревали, что употребляя токсичные вещества, берут энергетический кредит у неких «тонких сущностей», которые затем с лихвой вернут себе проценты. Проценты в энергетическом эквиваленте естественно. Механизм высасывания энергии довольно прост. Существо, получившее такой кредит в виде любого токсичного вещества, чувствует временный прилив энергии, выражающийся в состоянии некоторой эйфории. Затем наступает расплата. Бедняга платит по счетам, отдавая уже свою жизненную энергию. Самочувствие данного индивидуума резко ухудшается, и когда существу становится совсем плохо, ему предлагают выбор: либо рассчитываться до конца с еще большим ухудшением общего состояния, либо взять еще один кредит со всеми вытекающими последствиями. Как правило, желание быстро вернуть хорошее самочувствие перевешивает. Кредит возобновляется, но уже с большими процентами. И так продолжается до тех пор, пока с бедняги взять уже будет нечего. Существо погибает, а «тонкая сущность» отправляется на поиски новой жертвы. Вот и получается, как пелось в одной старой песенке землян, что «в борьбе с зеленым змеем побеждает змей…»

У нас на планете эти азбучные истины, связанные с проявлениями так называемой «борьбы сил добра и зла», проявлениями, которые на самом деле являются следствиями воздействий абсолютно бездушных, но невидимых для нашего мира сущностей, преследующих только одну цель – получить максимальное количество энергии живых существ, известны каждому. У нас – да, но здесь люди, судя по всему, пребывали в полнейшем неведении…

– Чего расселись! – прервал мои размышления голос Потапыча. – Пора на работу! Базилио! Ставь задачу!

– Значит так, – начал тот и довольно путано изложил суть наших действий.

Нам предстояло, разгребая кучи с мусором, выискивать цветной металл: обрывки проволоки, различные предметы и прочий хлам. Найденное мы должны были складывать на краю свалки, а затем грузить на машину заказчика, которая ожидалась к вечеру. Расчет за работу, как говорится, «на месте».

Весь день я вместе со свои новыми «друзьями» выискивал, а затем таскал к месту загрузки куски металла. В качестве сторожа мы отрядили Профессора. Все равно, по выражению Потапыча, толка от него не было. А вот риск, что результаты наших трудов могут умыкнуть, имелся. Стоило посмотреть, с каким чувством преисполненного долга выполнял свои функции Дмитрий. Не имея возможности взвешивать, он тщательно пересчитывал приносимые нами куски металла и записывал карандашом в своем блокноте. У него было зафиксировано все: кто, сколько раз принес, какое количество и т.д. Сказывалось его природное стремление иметь дело с цифрами. Он вообще чувствовал себя гораздо увереннее в обращении с бумажками, нежели с людьми.

Работа по поиску цветных металлов продолжалась целый день без перерыва на обед. Потапыч разрешал только короткие «перекуры». Во время таких пауз мы усаживались прямо на кучи мусора, Михаил доставал пачку с палочками (сигареты, так называлась эта отрава), широким жестом угощал желающих и, выпуская клубы едкого дыма, с глубокомысленным видом принимался за воспоминания о былой жизни. О том, как он пил, как гулял, где бывал и что видел.

Я заметил, что Михаил – открытый и отзывчивый человек. Ему не чуждо чувство сострадания, готовность придти на помощь. Это, бесспорно, был лидер. Люди интуитивно чувствовали его природное благородство, широту души и физическую силу. Но иногда, как я имел возможность впоследствии убедиться, на него находила хандра. Тогда он заявлял, что ему нужно отоспаться, дескать, «сон напал», и посылал всех и вся к какой-то «бененой маме». Так он мог проспать сутки, а то и более. Видимо того требовал его отравленный алкоголем и сигаретным ядом организм. На время «отдыха» Потапыча бразды правления в нашей общине брал на себя Базилио.

Часам к четырем дня по местному времени мы натаскали довольно внушительную кучу предметов из меди, алюминия, латуни и других цветных металлов. Чуть позже подъехали заказчики, и мы начали забрасывать собранное в кузов грузовой машины.

Приехавший вместе с водителем мужчина, крепкого телосложения и остриженный наголо, был немногословен. По его внешнему виду я так и не понял, доволен ли он результатами нашего труда или нет. Кивнув Базилио, крепыш отошел вместе с ним в сторону и, о чем-то переговорив, скомандовал водителю, чтобы тот рассчитался.

Водителем оказался парнишка лет двадцати, одетый в рубашку в широкую клетку, тренировочные штаны и кроссовки. Грациозно изогнувшись, паренек вытащил из-под сиденья четыре бутылки водки, две краюхи черного хлеба и несколько банок говяжьей тушенки.

– Одной бутылки явно не хватает, – заметил Потапыч. – Нас же пятеро.

– Ладно, учту. Завтра в это же время, – на прощание бросил бритоголовый и прыгнул в кабину. Водитель повернул ключ зажигания, запуская стартер. Мотор пару раз чихнул, выбросив клубы сизого дыма, заурчал, и машина тронулась с места.

–На сегодня шабаш, – скомандовал Михаил и, обращаясь ко мне с Дмитрием, пробасил: – Завтра ты и ты, отправляетесь в соседнее село за водой. Профессор, новенький не в курсах, так что вся ответственность на тебе. Ты меня понял?

С этими словами Потапыч ткнул Дмитрия в грудь.

– Все будет в ажуре, мастер, – явно желая подлизаться, откликнулся тот.

В наше пристанище мы возвращались с чувством исполненного долга. Не скрою, и у меня было такое ощущение, что я выполнил очень важную задачу, и по возвращению меня ждет заслуженная награда.

– Отделение! Стой! – скомандовал вдруг Потапыч.

В «срочную» он служил замкомвзвода и, видимо, не забыл армейские привычки. Продолжая куражиться, Михаил с ухмылкой закончил:

– Всем можно оправиться и перекурить! Затем объявляется генеральная уборка. Грязью заросли, словно свиньи! На все про все даю полчаса!

Доктор, Базилио и Профессор, удрученно вздохнув, скрылись в домике.

– И как тебе у нас? – остановил меня Потапыч, жестом приглашая присесть на березовые пеньки, в живописном беспорядке расставленные слева от входа в «берлогу».

– Спасибо. Все хорошо, – ответил я.

– Ну-ну. Привыкай. По себе знаю, что это не просто. Запомни главное. У нас – свобода. Мы никого к себе не зовем, и никого ни к чему не принуждаем. За исключением общепринятых правил. Согласись, что мочиться под стол, за которым сидишь, это не по-людски. Элементарный порядок должен соблюдаться. И кто-то за этим порядком обязан следить. Я, например. Все ясно?

– Можешь не продолжать. Мне и так все понятно.

– А коль понятно, так не заставляй больше коллектив ожидать себя, как это было утром. Договорились?

– Договорились, – с улыбкой ответил я.

– Ну, коли так, тогда пошли. Посмотрим, что там наши учудили, – Михаил встал и направился к входу в вагончик.

Навстречу нам с помятым ведром, заполненным доверху пустыми бутылками, консервными банками, промасленными обрывками старых газет и прочим мусором, выскочил Профессор. Отойдя метров на сто, он вывалил содержимое в одну из многочисленных куч всяческого хлама и потрусил в нашу сторону.

Зайдя в помещение, я обратил внимание на относительную чистоту, которую успели навести эти трое. Стол был застелен свежими газетами. По его центру расположилась алюминиевая миска, в которую заботливо были выложены огурцы, остававшиеся от Маруськиного дара. Рядом, прямо на газете, красовалась краюха черного хлеба, нарезанная толстыми ломтями. Банки с тушенкой были уже вскрыты и тоже поставлены на стол. Картину дополняла пара гнутых вилок, а также уже открытая, но еще не тронутая бутылка водки и непременный атрибут каждого застолья – стеклянные стаканы.

– Вот это другое дело, – довольно прогудел Потапыч, оценивая труды наших товарищей. – За таким столом и потрапезничать приятно.

Все расселись в том же порядке, что и вчера. Видимо у каждого здесь было свое, строго определенное место.

Остаток дня прошел за шумной пирушкой. Тост следовал за тостом, перемежаясь рассказами о былых приключениях и похождениях. Даже Профессор поведал о том, как еще в школе на уроках химии его заинтересовал процесс дистилляции. А когда они проходили спирты, он вместе со своим закадычным приятелем решил попробовать данный им для опытов спирт на вкус.

– Представляете, – захлебываясь от смеха, выдавил из себя Дмитрий, – Училка, видимо, заметила это и стала всех стращать последствиями отравления метиловым спиртом. Сначала, дескать, расширяются зрачки, и ухудшается зрение, потом слух… Ну а мы, уши-то развесили, и давай проверять друг друга. Не расширились ли зрачки. Вот страху-то натерпелись. Разве могли мы знать, что во избежание случайных отравлений, ведь у метилового спирта даже пары ядовиты, школьникам разрешалось иметь дело исключительно с этиловым.

Подняв глаза вверх, видимо что-то вспоминая, Профессор вновь продолжил:

– Однако с тех пор интерес к химии не угас. Наоборот, мы с корешами решили гнать самогонку, используя полученные в школе знания. Поставили брагу в пятилитровых банках и стали разыскивать необходимое оборудование в магазинах. Естественно из нашей затеи ничего не вышло. В те времена купить змеевик, я уже не говорю о дистилляторе, в магазине, даже специализированном, человеку с улицы было невозможно. Не то, что сейчас… Да и брага скоро закончилась. Мы ведь каждый день пробовали, что получается. Даже до кондиции ей дойти не дали. Эксперимент, в общем, закончился не удачно. А интерес к химии остался…

– Вот, вот, – подхватил Потапыч. – Я и говорю, что мы с тобой такой самогонный аппарат смастетерим, что в пору Нобелевскую премию давать. Эх, и заживем мы тогда…

Сидеть далее в насквозь прокуренном помещении стало невмоготу. Сославшись на недомогание, я вышел на воздух и некоторое время, сидя на пеньке, разглядывал звездное небо, стараясь отыскать среди мириадов звезд, ту единственную, родную.

«Удастся ли когда-нибудь вернуться домой?» – с ностальгией подумал я и, отогнав от себя невеселые мысли, со вздохом встал. Пора было возвращаться. Новые приятели могли превратно истолковать мое долгое отсутствие.

Однако мои опасения оказались беспочвенными. За столом сидел только Профессор. А остальные, даже не сбросив свою обувку, видимо устав от «трудов праведных», крепко спали, расположившись на кучах тряпья как на матрасах. Обсудив с Дмитрием детали утреннего похода за водой, я тоже последовал их примеру. Так закончился мой второй день проживания на свалке.