Читать книгу Ленин. Спаситель и создатель - Сергей Кремлев - Страница 12

Для верного взгляда на те дни полезно познакомиться с их описанием Павлом Милюковым – тогда одним из первых лиц в России, министром иностранных дел Временного правительства. Милюков пишет о возвращении «из тюрем, из ссылки, из-за границы – Швейцарии, Парижа, Лондона, Америки – представителей русской эмиграции», и заявляет, что «мы встречали их не только „с почётом“, но и с горячим приветом» и «надеялись найти среди них полезных сотрудников»…

Для Плеханова, например, по словам Милюкова, резервировали министерство труда, но сразу поняли, что «это – уже прошлое, а не настоящее»…

Так встречали – по давней, но, как оказалось, истрёпанной «одёжке», соглашателей и «оборонцев»…

А как насчёт Ленина?

Милюков в своих «Воспоминаниях» «забыл» сообщить, что упорно не соглашался на проезд Ленина через Англию и вообще был против возвращения Ленина в Россию, потому что заранее было известно, что Ленин будет стоять за немедленное обращение к союзникам отказаться от требования «аннексий и контрибуций» и за предложение мира на этих условиях.

Но кое в чём Милюков и проговаривается:

«В начале апреля приехал через Германию Ленин со своей свитой в „запломбированном вагоне“… Позднее приехал Троцкий, и меня очень обвиняли впоследствии, что я „пропустил“ его. Я действительно настоял у англичан, у которых он был в „чёрном списке“, чтобы они его не задерживали. Но обвинявшие меня забывали, что правительство дало общую амнистию. К тому же Троцкий считался меньшевиком – и готовил себя для будущего. За прошлые преступления нельзя было взыскивать…» (Милюков П. Н. Воспоминания. М., Современник, 1990. Т. 2, с. 308).

Читаешь, и глазам своим не веришь! Тут же признать, что была объявлена общая амнистия, и умолчать, что она была общей для всех, кроме Ленина!

Меньшевик Троцкий, оказывается, готовил себя для будущего… А большевик Ленин что – не готовил себя для будущего?

Но за Троцкого, оказывается, можно было похлопотать перед англичанами, а вот за Ленина – якобы тоже подпадающего под якобы общую амнистию – боже упаси!

Сегодня это называется «политикой двойных стандартов», но во все времена для подобных действий было и ещё одно определение: лицемерие, двуличие и подлость!

В тех же «Воспоминаниях» Милюков раздражённо сообщает:

«…За прошлые преступления нельзя было взыскивать. Но когда Ленин начал с балкона дома Кшесинской произносить свои криминальные (ого! – С.К.) речи перед огромной толпой, я настаивал в правительстве на его немедленном аресте…»

Итак, для остальных эмигрантов от Милюкова – не только «почёт», но и «горячий привет». Для одряхлевшего меньшевика Плеханова, согласного и дальше лить кровь русских мужиков во имя «войны до победного конца» – министерское кресло…

А для энергичного большевика Ленина, требующего немедленно начать всеобщие переговоры о всеобщем мире – тюремные нары?

Ну-ну…

А теперь – уже без цитат и ссылок, но зная то, что мы знаем, ещё раз окинем взглядом тот неполный месяц, который прошёл с первого известия в Швейцарии о русской революции, до приезда Ленина в русскую столицу.

Ленин с самого начала войны не скрывал, что он сторонник поражения правительства России в целях превращения войны империалистической в войну революционную.

Последнее обстоятельство приходится раз за разом подчеркивать, поскольку на этот счёт то ли не просвещены, то ли передёргивают в нынешней РФ многие, начиная с Владимира Путина.

Ленин был ярчайшим патриотом России, но России не дворцов, а хижин. И Ленин желал поражения царизма как условия для превращения войны между буржуями разных стран в войну трудящихся всех стран против буржуев всех стран. Желать поражения своей стране, ведущей справедливую войну – предательство. Желать поражения жирующим правящим классам своей страны, ввергнувшим её народы в бессмысленную и преступную войну – акт высокого гражданского и социального мужества.

Так в Европе, начавшей ужасающую взаимную бойню, смотрел тогда на проблему мало кто, но были люди и кроме Ленина, которые мыслили так же, как и он. 16 марта 1916 года депутат рейхстага Карл Либкнехт в речи в прусском ландтаге прямо призвал «борющихся в траншеях» «опустить оружие и обратиться против общего врага (то есть – капиталистов своих стран. – С.К.)…»[143]

Депутат Либкнехт за это был… всего лишь лишён слова.

И русским или английским шпионом его никто не называл – всё же европейская политическая культура сказывалась. Впрочем, и ставки в Германии и России оказывались разными.

Немецкие рабочие к началу Первой мировой войны находились под сильным влиянием Второго Интернационала, которым руководили Бернштейн и Каутский – два выдающихся ренегата рабочего движения, ставших эффективными агентами влияния Капитала в рабочей среде.

А российские рабочие – не избалованные, в отличие от немцев, пониманием их проблем со стороны российского капитала (который, к тому же, как мы знаем, был на две трети не российским), обладали большими резервами революционности и верного классового сознания.

Поэтому Карл Либкнехт был для элитарной «белой» сволочи в Германии намного менее опасен, чем Владимир Ульянов для элитарной «белой» сволочи в России, и не только в России.

Соответственно, Владимира Ленина-Ульянова в России могли ожидать и превентивные меры пожёстче, чем лишение слова в парламенте. Тем более, что Владимира Ильича от участия в буржуазных парламентах бог миловал.

Вернёмся, впрочем, в первую половину апреля 1917 года… Ленин проехал Германию и морем приближается к берегам Швеции.

Наконец, вот он – трап, и за ним – нейтральная территория.

В шведском Треллеборге прибывших ожидал Ганецкий, и они выехали в Мальмё, где встретились со шведами, среди которых был и Линдхаген – бургомистр Стокгольма… Встречали ли бы так нейтральные шведы человека, подозрительного по «германскому шпионажу»?

После ужина в честь прибывших, поздно ночью все выехали в Стокгольм и в 10 утра 13 апреля 1917 года прибыли в шведскую столицу.

Приезд русских эмигрантов, возвращающихся домой, вызвал в Стокгольме немалый интерес. Газета «Politiken» в № 85 от 14 апреля 1917 года поместила сообщение об этом на первой полосе. В частности, так говорилось: «После приветствий и поздравлений группа русских направилась мимо щёлкавших аппаратами газетчиков и кинооператоров к гостинице „Регина“…»[144]

Увы, несколько фото сохранилось, а кинокадры исчезли…

Зато сохранилось небольшое сообщение в том же номере «Politiken»:

«Наши друзья не хотели давать никаких интервью. Вместо интервью приехавшие передали через „Politiken“ прессе и общественности коммюнике о поездке.

Самое важное, чтобы мы прибыли в Россию как можно скорее, – с жаром сказал Ленин. – Дорог каждый день. Правительства приняли все меры, чтобы затруднить поездку.

Вы встретились с кем-нибудь из немецких товарищей по партии? (тут надо помнить, что тогда социал-демократы всей Европы считались сотоварищами. – С.К.).

Нет. Вильгельм Янсон из Берлина пытался встретить нас в Лингене у швейцарской границы. Но Платтен отказал ему, сделав дружеский намёк на то, что он хочет избавить Янсона от неприятностей такой встречи»[145].

Вильгельм Янсон – шовинистически настроенный социалист, один из редакторов «Корреспондентского Листка Генеральной Комиссии профсоюзов Германии», добивался встречи с Лениным, но что это было – плохо замаскированная провокация или журналистская назойливость, сказать сложно. В любом случае Янсон успеха не добился.

13 апреля в гостинице «Регина» прошло совещание русских эмигрантов с шведскими левыми социал-демократами. Председательствовали бургомистр Стокгольма Карл Линдхаген и Ленин. Ленин сделал сообщение о поездке, Линдхаген выступил с речью «Свет с востока»…

Шведы высказали полную солидарность с таким шагом русский социал-демократов, как решение проехать через Германию, а социал-демократ Карл Карльсон, редактор газеты «Politiken» выразил надежду, что революция в России перерастёт в международную революцию[146].

В половине седьмого вечера после прощального обеда, Ленин, которого провожало около ста человек, выезжает в небольшой шведский порт Хапаранда на северном берегу Ботнического залива. При взгляде на карту Швеции и Финляндии этот маршрут обескураживает. Зачем Ленину понадобилось ехать из Стокгольма к чёрту на кулички, через всю Швецию, в далёкую Хапаранду и, перебравшись оттуда в соседний Торнео, ехать к финско-русской границе через всю Финляндию, если от Стокгольма через Аландские острова до финского Або – рукой подать?

Уж не знаю – то ли в этом выразилось стремление милюковых как-то уязвить Ленина и хотя бы на пару суток оттянуть его появление в Петрограде, то ли сказались опасности военного времени, но в любом случае задумываешься – как может быть мелок и глуп воспитанный старым, антиленинским, миром человек, идя на вуйны во имя прибылей кучки, против которой так страстно боролся Ленин. На вуйны, которые простое и человечное делают сложным, а страшное и подлое – допустимым…

Так или иначе, эмигранты добрались до шведской Хапаранды.

Ботнический залив был ещё вовсю покрыт льдом.

Поздней осенью 1907 года Ленин шёл по непрочному льду южной части этого залива, уходя из России в эмиграцию. Теперь, через десять лет, ранней весной 1917 года, он переехал по его льду из Хапаранды в финский Торнео на санях-вейках.

В Торнео его обыскали английские (!) офицеры из штаба войск Антанты (!?)[147]

Факт это был показательный во всех отношениях, но по большому счёту это было мелкой местью, и по Финляндии Ленин проехал под приветствия рабочих. А в ночь с 16 на 17 апреля (по новому стилю) 1917 года он закончил свою эмигрантскую одиссею на площади Финляндского вокзала в Петрограде. Его встречали тысячи людей, Руководители Петроградского Совета Чхеидзе и Скобелев, делая хорошую мину при кислом настроении, приветствовали его речами, выражая «надежду», что Ленин с ними «найдёт общий язык»…

Но всё это было детали. Главным было то, что Ленин приехал в Россию!

Теперь, прибыв на Родину после десятилетней разлуки, он с Россией больше не расстанется – до смерти.

На вопрос, кем был Ленин, многие сегодня ответят, что был он-де «германским шпионом», привезённым в Россию «в запломбированном вагоне».

Вагоны, в которых Ленин ехал по Германии, Швеции и Финляндии в Россию, были вполне обычными, но не о том речь, а о том, что Россия не сразу увидела в Ленине непререкаемого, нужного ей вождя, а многие и впрямь поверили в то, что приехал «шпион».

Ленина по приезде приветствовали бурно, это так. Однако основная масса даже питерских рабочих тогда находилась под влиянием не Ленина. Пока что за ним шли даже в Питере в лучшем случае десятки тысяч, но – не сотни тысяч, что его, впрочем, не обескураживало. Как и Наполеон Бонапарт, Ленин считал, что надо ввязаться в хороший бой, а там – посмотрим…

«Повоюем», – писал он Арманд накануне отъезда.

И бои предстояли несомненные.

Историк Юрий Фельштинский в 1995 году утверждал:

«Сделав ставку на революцию в России, германское правительство в критические для Временного правительства дни и недели поддержало ленинскую группу, помогло ей проехать через Германию и Швецию… Как и германское правительство, ленинская группа была заинтересована в поражении России».

Здесь – всё не так…

Причём настолько не так, что одним этим утверждением Фельштинский полностью зачёркивает своё реноме не то что «объективного историка», но историка как такового!

Во-первых, ставку на революцию в России (точнее – на «спецоперацию») сделала Антанта, и это она вдохновляла на «революцию» – замышляемую как верхушечный переворот, российские буржуазные круги.

Во-вторых, проехать через Германию Ленину помогли правый швейцарский социал-демократ Гримм и левый швейцарский социал-демократ Фридрих Платтен, а через Швецию – шведские социал-демократы.

В-третьих, Ленин вернулся в Россию не в «критические» для «Временных» дни, а в разгар «медового месяца» Временного правительства с российским обществом. «На ура» шёл военный «Заём свободы»!

Наконец, Ленин был заинтересован в поражении не России, а помещичье-капиталистической власти в России, справедливо считая такое поражение условием перехода власти в России к представителям народа.

Ленин приехал в Петроград из Швейцарии действительно транзитом через Германию и Швецию, и вагон с русскими политическими эмигрантами при проезде по территории Германии был действительно закрыт и пользовался правом экстерриториальности. Но такой маршрут был задан Ленину и его товарищам, как мы знаем, англичанами.

Вспомним последовательность событий….

Февральская революция объявила всеобщую политическую амнистию. Теперь эмигранты могли вернуться домой без того, чтобы тут же угодить в каталажку в России. Однако Англия не пропускала тех революционеров, которые выступали против войны. Угрозу тюрьмы в России сменила угроза тюрьмы в Англии. Путь Ленину из Швейцарии через Францию и Англию на Швецию, а из неё в Финляндию и Россию был закрыт во имя торжества «английской демократии» над «прусским милитаризмом». При проезде Ленина через Англию его бы просто арестовали.

И это – не предположение, англичане так тогда и поступили с некоторыми российскими политэмигрантами. Не забудем, что Золотой Интернационал элиты уже готовил подключение Соединённых Штатов к финальной стадии войны, и преждевременное её прекращение было абсолютно недопустимо для клана вильсонов, ллойд джорджей, клемансо, черчиллей, морганов, ротшильдов и барухов. Америка должна была прийти в Европу и стать вершительницей ей дальнейших судеб – позднее мы к этому аспекту эпохи ещё вернёмся.

Да, как раз в дни, когда Ленин готовился к отъезду в Россию, – 6 апреля 1917 года, Соединённые Штаты Америки объявили войну Германии. И могла ли Антанта допустить, чтобы в Россию через территории, контролируемые «союзниками», проехали люди, которые могли сорвать процесс наращивания военных сверхприбылей Америки?

Отношение же германского правительства к проезду русских революционеров, выступающих против войны, было прямо противоположным английскому. К началу 1917 года Германия оказалась в наиболее сложном положении из всех воюющих держав – даже в более сложном, чем Россия. С одной стороны, Германия заняла значительные территории – Бельгию, значительную часть Франции, русскую Польшу, но с другой стороны в Германии нарастал дефицит всего, ресурсы истощались, а «союзники» получали всё возрастающие поставки из «нейтральной» Америки. До официального подключения США к войне Германия получила от них кредитов на 20 миллионов долларов, а страны Антанты – на 2 миллиарда!..[148]

Уже это говорит, что Германия была обречена, ибо она мешала Америке как опаснейший конкурент на мировой арене. О связи элитарного антиниколаевского переворота со вступлением США в войну ещё будет сказано особо – в главе «Российский Февраль и американский Апрель 1917 года…», а сейчас отмечу, что Милюков грозил Ленину всеми карами – вплоть до тюрьмы, если Ленин поедет через Германию, не только потому, что страшился политической силы Ленина, но и потому, что приезд Ленина в Россию был очень невыгоден Америке!

В то же время Ленин в России был – да, объективно выгоден Германии уже потому, что он с начала войны выступал за её прекращение всеми странами «без аннексий и контрибуций», а кайзеру Вильгельму к весне 1917 года было уже не до аннексий, а контрибуции грозили в перспективе самой Германии.

То, чего добивался Ленин в вопросе о войне, было необходимо народам России и Европы… Но это давало шанс – пусть и малый, также кайзеровскому режиму в том смысле, что если бы в 1917 году в Европе победила точка зрения Ленина, воздействовавшего на Россию, то кайзеровский режим мог сохраниться.

В декабре 1916 года Германия через нейтральные страны обратилась к державам Антанты с мирными предложениями[149].

Но это ещё были предложения с позиции чуть ли не победителя.

31 января 1917 года германское правительство сообщило свои условия мира президенту США Вильсону[150].

И вот эти условия для тех, кто хотел бы свернуть войну, вполне могли стать базой для, хотя бы, временного перемирия. Немцы и на этот раз сильно запрашивали, но было ясно, что это – запрос, а реально они пойдут на уступки.

Однако Америка готовилась войну как раз развернуть – во имя закабаления Европы, а потом – и мира. 3 февраля 1917 года США разорвали дипломатические отношения с Германией, мотивируя разрыв действиями германского подводного флота.

Сопоставим две даты…

6 апреля 1917 года, Соединённые Штаты Америки объявили войну Германии.

И в тот же день – 6 апреля 1917 года, Фриц Платтен сообщает Ленину о согласии германского правительства на проезд русских эмигрантов через Германию.

Совпадение поразительное, но совпадение ли это?

Нет ли прямой связи между вступлением Америки в войну и решением Берлина о пропуске Ленина?

Уверен, что она – налицо!

Америка на стороне Антанты – это начало конца Германии при любых её временных успехах, этого в Берлине не понимать не могли. Жадность – жадностью, а требовалось смотреть реальности в глаза. И могли ли немцы в апреле 1917 года отказать в возвращении на родину тем, кто обличал мировую бойню, если ещё в декабре 1916 года Германия была готова немедленно приступить к мирным переговорам?

Тем более Германия должна была склоняться к миру после вступления в войну Америки. И активный противник войны Ленин был немцам в России выгоден. Но прекращение войны было выгодно и народам России, вот ведь в чём заключалось главное!

Германские имперские министры не настолько хорошо разбирались во взглядах лидера большевиков, чтобы понимать, что они-то, представители истощаемой войной буржуазной Германии, хотели мира во имя спасения германского империализма, а Ленин призывал к миру во имя уничтожения любого империализма, в том числе – и германского.

Внешне цели совпали, но это никак не объясняется тем, что Ленин каким либо образом был связан с германским правительством. Никто ведь на Западе не называет Черчилля «агентом Сталина» на том основании, что Черчилль сотрудничал со Сталиным. Просто с 22 июня 1941 года по 9 мая 1945 года основной целью обоих было победить Гитлера.

Весной 1917 года, тоже было налицо тактическое совпадение целей, даже без совместных договорённостей.

А какой была роль германского генштаба? И играл ли он в коллизии с проездом Ленина вообще какую-либо роль, принимал ли здесь то или иное участие?

Конечно, принимал, и не мог не принять!

С кем же ещё могло советоваться политическое руководство Германии в ходе принятия решения, как не со своими собственными спецслужбами, то есть – с разведкой генштаба? Так, например, в информационных сетях бродят то ли сплетни, то ли сведения о том, что бывший шеф кайзеровской разведки Вальтер Николаи, попав в 1945 году в советский плен, ставил себе в заслугу, что принимал-де участие в «переправке» Ленина в Россию. Могу поверить – в том смысле, что с Николаи это обсуждали – в Берлине. Но это касалось лишь внутренних отношений германских ведомств, к чему Ленин отношения, естественно, не имел.

Всю пикантность ситуации при проезде транзитом через Германию Ленин прекрасно понимал, однако иного пути добраться до бурлившей России не было. Поэтому-то он и настоял на праве экстерриториальности, то есть – проезде без контроля паспортов и багажа, без допущения в вагон кого бы то ни было из германских чиновников и вообще германских граждан. Отсюда и пошёл ездить «пломбированный вагон» по страницам ряда петроградских газет – как пошлый исторический курьёз.

В качестве ещё одного подобного курьёза могу сообщить, что в 50-е годы директор ЦРУ Аллен Даллес вспоминал, как якобы «на исходе» 1916 года некий «крепкий лысый человек с рыжеватой бородкой» настойчиво желал встретиться с ним – тогда резидентом американской разведки в Швейцарии. Но, заключал Даллес, «меня ждала партия в теннис с прекрасной дамой», и Ленин – ну кто же ещё это мог быть! – так и не был принят. Причём историки ЦРУ якобы вычислили, что Ленин-де заходил к Даллесу незадолго до отъезда в Россию, «посоветоваться о немецких субсидиях большевикам»[151].

Да-а-а…

Униженно сгорбившийся в ожидании «мудрого» совета Ленин в потёртом пиджачке перед вальяжным, респектабельным, в белоснежном теннисном костюме под цвет швейцарских снегов, Алленом Даллесом – картина ещё та!

Чего-чего, а самонадеянности «стопроцентным» янки не занимать! Они даже не удосужились сопоставить хронологию событий, но уж чёрт с ними!

Хорошо ещё, что шеф ЦРУ не задал своим подчинённым задачу проанализировать – не был ли «ещё один не принятый» Даллесом крепкий двухметровый русский заика с усиками и кудрявыми волосами Петром Первым, желавшим продать по дешёвке в библиотеку Конгресса оригинал своего подложного «Завещания»?