Читать книгу Собрание сочинений. Том шестой - Сергий Чернец - Страница 32

Август месяц выдался неожиданно дождливым. Поля вокруг деревни были мокрые, (это затрудняло работы по сбору урожая в колхозе). Лес за огородами стоял притихший, во время гроз побиваемый молниями и громом. И в конце августа Серёже надо было уезжать в город, предстояло пойти учиться в школу.

Случился перерыв среди дождливых дней перед самыми выходными. По небу ещё двигались, туда-сюда меняя направление, гонимые ветром кучевые серые и темные облака. Но среди них пробивало солнце, освещая и высушивая мокрую траву у реки. Серёжу бабушка отпустила, в последний раз, погулять с ребятами на речку. Кошкин, Женя-печенька и он Бэсэр взяли с собой самодельные удочки-палки и бродили вдоль реки, вниз от моста, где по ямкам, среди прибрежных трав плавали рыбки.

Почти к вечеру, после обеда, стало светло и в освободившемся от туч прогале, между белых высоких облаков, яркое летнее солнце озарило песок песчаного переката реки. Кто-то, кажется, Кошкин, предложил ребятам искупаться: «Когда ещё ты к нам приедешь и увидишь речку?» – сказал Кошкин, обращаясь к Серёже. Друзья прощались с ним, гуляли в последний раз, потому что в субботу, завтра, приедут его родители. Недолго думая, быстро скинув одежду на берегу, все трое бросились в речку, в уже довольно холодную воду. Поплескались у берега, потом переплыли неширокую реку наперегонки, туда и обратно. Солнышко скрылось, пока они купались. И вылезли ребята в тени, отбрасываемой от темного облака, покрывшей берег и речку, и всю местность у реки. А в деревню падали солнечные лучи, и вся она и прилегающие холмы были освещены солнцем.

Небольшой ветерок, и ребята уже замерзли. Кожа их тел посинела, и, тряся посиневшими губами, Бэсэр сказал: «Нельзя же после Ильина дня купаться. Вот, вдруг, мы заболеем». Но друзья не разделяли его мнения и мнительности. Они стали прыгать и совершать пробежки вдоль берега. Бэсэр, однако, хоть и подвигался, покрутил руками в воздухе и чуточку пробежал, но погрустнел. Обратно в деревню шли быстро. Серёжа по дороге, вроде бы разогрелся, и прощался с ребятами уже с улыбкой. Первым, у ворот его дома, простились с Кошкиным, потом у своей калитки, по-взрослому пожал Серёжа руку и Женьке-печеньке, тот жил выше по улице на два дома.

А дома бабушка собрала на стол, к чаепитию оладушки приготовила. Но Серёже почему-то стало жарко, он почувствовал головную боль. Пока бабушка что-то говорила: «вот, Мама приедет одна за тобой, и в тот же день вы уедете к вечеру, чтобы в воскресенье тебя в порядок привести, а в понедельник в школу надо идти будет», – ему думалось, на что бы пожаловаться. Не посидев и пяти минут, Серёжа встал из-за стола, пошел к кровати и лег.

– Вот-те на! – удивилась бабушка, – а как же чай? —

Сережа, придумывая на что бы такое пожаловаться – на ветер или на тень от туч, припал лбом к стене, отвернувшись от комнаты и вдруг зарыдал.

– Вот-те на! – повторила бабушка, подходя к кровати. – Серёжа, что с тобой? Что ты плачешь? —

– Я… я заболел! – проговорил Серёжа и продолжил сквозь слезы, – согрешили мы…, купались после Ильина дня, водяной нас наказал… – слезы лились и лились.

– Ну и ну, будет тебе плакать-то. Согрешил – помолишься, покаешься. Бог простит и поможет! – и бабушка приложила ему ко лбу ладонь.

– Да. Голова горячая…. Это ты должно быть на берегу у речки замерз. Что ж вы решили купаться-то? —

– Солнышко было. В последний раз… уеду же…. —

Сержа успокоился, утер слезы кулачками по щекам. А бабушка принесла чашку горячего чая и подала ему пить, приподнявшемуся и сидящему на кровати. Несколько раз отхлебнув, он протянул чашку назад и откинулся на подушку головой. Бабушка укрыла его одеялом поверх одежды.

– Не хочешь чаю? Ну и ладно! Лежи и грейся, жар жаром и выгонит. —

Серёжа закрыл глаза, и ему тотчас же стало казаться, что он не в доме с протопленной печкой, а на рыбалке у костра с ребятами, – он забылся в мгновенном быстром сне-обмороке.

Бабушка отошла тихонечко к углу с иконами: «Надо будет его маслом лампадным с уксусом смазать. Бог даст к завтраму выздоровеет». – решила она.

Через несколько минут (15 – 20), бабушка приготовила лекарственное «зелье» и разбудила Серёжу.

– Вот. Уже и спишь? Встань-ка! Я тебя лампадным маслом смажу. Оно хорошо будет, только ты Бога призывай. —

Серёжа быстро приподнялся и сел. Бабушка сняла с него рубашку и майку и, пожимаясь сама, прерывисто дыша, как будто ей самой щекотно, стала растирать Серёже грудь и спину. Потом постелила простынку под спину и уложила его, закутав в одеяло, а сверху накинула своё пальто снятое с вешалки у двери.

Серёжа видел, как бабушка молилась Богу. Вероятно, она знала наизусть много молитв, потому что долго стояла перед образом Богородицы в углу. Помолившись, она перекрестила окна, двери и вышла из дома по своим хозяйственным делам.

Сержа подумал, что ещё много времени осталось до утра, в тоске от смешанных чувств, расставания с рекой и ребятами и с деревней вообще, он повернулся и снова припал к прохладной стене дома лбом; и уже не старался отделаться от грез воспоминаний…. Но утро наступило гораздо быстрее, чем он думал.

Ему казалось, что он недолго лежал лбом к стене, только что лег будто бы, но, когда он открыл глаза, – из обоих окон комнаты уже тянулись косые солнечные лучи. В доме никого не было. А на улице слышен был шум работающего двигателя машины и разговоры людей. Маму подвез сам председатель колхоза на своем газике, видимо зачем-то ездил в райцентр.

В дом вошли обе: бабушка и Мама. У Мамы в руках был большой целлофановый пакет с картинкой, такие только в городе и бывают, из которого извлечен был на стол сверток магазинной серой бумаги. Что-то она вкусное привезла.

– Бог милостив. Послал председателя, не пешком идти пришлось! Ну, как здоровье?! – спросила бабушка на ходу, тут же проходя за перегородку, делящую дом на две комнаты, в импровизированную кухню. Там она поставила чайник на электрическую плитку.

Мама, перед тем обняв Серёжу, уже развернула сверток с пирожными, которые он любил раньше, маленьким. Пирожные бисквитные, высокие, прямоугольные, будто отрезанные от большого торта, покрытые сверху белыми волнами крема и на каждом по кремовому цветочку с зелеными кремовыми листиками.

Но за год пребывания Серёжи в деревне, он повзрослел (как он думал) и вкусы его изменились. На пирожные он смотрел без прежнего блеска в глазах.

– Кушай, кушай, – переложив на тарелку пирожное и подавая ложечку, говорила Мама.

– Теперь кушай пока, гуляй последние деньки, а скоро в школу – учиться будешь. Председатель обещал, через часа полтора-два заехать, вот и поедете сразу. Повезло, – говорила бабушка, намазывая себе на ломтик хлеба масло, обычное блюдо своего завтрака.

– Смотри же, учись со вниманием и прилежанием, – в последний раз наставляла она Серёжу, – чтобы толк был. Учись так, чтобы всё понимать. Когда всему выучишься тогда и выберешь себе профессию. Может, доктором будешь или инженером…

Когда отъезжали на трясущемся газике от деревни по окружной дороге грунтовой, с краю полей у самого леса, Серёжа оглянулся: «прощай деревня!» подумалось вдруг.

Конец.