Читать книгу Бабушкины рассказы - Сергий Чернец - Страница 5

Мне понравилась собака моего соседа Женьки, которая всегда бегала с ним, когда он ходил гулять. Она купалась с нами в речке и даже охотилась, смешно прыгала мордочкой в воду, пытаясь рыбок поймать. И я мечтал иметь свою собаку.

Но вот, – беда! В нашей Старой, в деревне, совсем мало было собак. О моей детской мечте знала моя бабушка, и она поделилась с другими, в «общественном» месте, в магазине, с местными жителями, что внук её хотел бы небольшую собачку иметь.

Первые дни августа выдались тогда, помню, дождливые, и я скучал у окна, на улицу было не пойти. И в это дождливое время как раз и случилось чудо. Ближе к обеденному времени, к нам заехал почтальон, он привез письмо от родителей из города. А ездил почтальон, живущий в соседней деревне Нагорной, за рекой, на мотоцикле. И пока дождь, усилившийся, не утих, он решил переждать его у нас, у бабушки в доме. По скромности он долго отнекивался, но все-таки мы усадили его за стол, налили горячего чаю, нашелся кусочек колбаски для бутерброда, и на стол выставлено было варенье. Тут-то, придя в радостное настроение, почтальон хлопнул себя по коленкам и воскликнул:

– Да! Чуть было не забыл! Говорят, что вы ищете собачку? Так вот, у нас на Выселках (с краю дальнего, в километре от деревни), живет вдовая женщина Марья Федотовна. У неё имеется собака, которая в прошлом году принесла троих щенят. Собака её на цепи сидит, а щенок один остался и по двору бегает, сам видел. Годовалый небольшой, да вы сами увидите! —

Мы попили чайку и почтальон, по стихшему моросящему дождю, поехал на своем мотоцикле дальше развозить свою почту.

На следующий день мы пошли пешком в деревню Нагорную. Я помню ясно те детские впечатления: красоты природы были незабываемые. Небольшая речушка, среди высоких кустов весело журча несла свои воды в омут с черной водой. Мы вступили на деревянный мост с перилами, опершись на которые я вглядывался в темную воду, где у берега видны были травы подводные, вытянувшие свои длинные стебли, между которыми плавали, казалось, довольно большие рыбы поблескивая серебристыми брюшками при перемещении. А потом по дороге на гору, деревья и кусты на горе росли наклонно к поверхности земли. Они тянулись к небу, эти березки, – думал я, – а земля была горой, наклонная. И дорога шла по склону серпантином, два раза поворачивая наоборот, то в одну сторону, то в противоположную.

Мы прошли всю деревню Нагорную насквозь. Прошли мы мимо сельсовета и почты в одном большом длинном деревянном доме-здании. И тут же, около сельсовета, такая же одноэтажная длинная школа была. Вот сюда и ходила бабушка за 4 километра от нашей Старой, когда работала учительницей.

За деревней, через поле, виднелся высокий забор и крыша дома. Это – Выселки, хутор, куда от деревни отделили «кулаков», которые не хотели вступать в колхоз, – сказала мне бабушка. Они, говорит, были «единоличники», у них была своя земля, гектарами, свои коровы и лошади. Но потом хозяев-мужиков забрали на Колыму, а земля и всё хозяйство все равно забрали в колхоз. Остались дети и жены «кулатские», как их называли, и в школе их не любили, «кулатских детей», хотя они учились хорошо и многие теперь живут в городах и работают на больших должностях.

На Выселках было 5 домов в ряд вдоль дороги на колхозные поля. Марья Федотовна жила в самом первом. Мы вошли в широкий чистый двор. Там у небольшого столба на длинной цепи, которая была зацеплена за проволоку, протянутую от этого столба у ворот до собачьей будки у дома, – стала метаться и лаять собака.

Вот тогда я узнал от бабушки (учительницы по биологии), как нужно подходить к собаке: «По взгляду и по звуку голоса можно определить, что лает пес умный, незлобивый, – если в голосе не слышно чрезмерное рвение взахлёб, так что слюни летят из пасти во все стороны; и незабитый, если слышатся повизгивания. Надо подходить прямо, без всякого колебания вперед-назад. И в этих случаях, когда ровный лай, надо не забывать, что протягивая руку, следует держать её вверх ладонью, притом широко открытой, чтобы собака убедилась, что в ней нет ничего, что камня в ней не спрятано».

Старая женщина, вышедшая на крыльцо дома, крикнула:

– Ты поберегись, малец! Он тебя укусит! – это когда я протянул руку к небольшого роста щенку, набегавшему на меня от дома, от собачьей будки.

Но собачка не тронула меня. Она обнюхала руку и, поднявшись на задние лапы, передними уперлась мне в грудь так, что я едва не упал. Пес лез целоваться и лизнул меня в нос. Ему я дал вынутые из кармана кусочки сахара-рафинада, которые были разгрызены и проглочены с быстротой. И тут я обратил внимание на глаза щенка. Они были ярко-рыжего цвета, живые и серьезные. Взгляд глаз был твердый, доверчивый и проницательный. Глаза не бегали, не моргали, не прятались, – казалось, они настойчиво спрашивали меня: «Зачем ты пришел? Ведь не со злом?» Я почувствовал, что мы подружимся с ним.

Затем мы поздоровались с хозяйкой, а она пригласила нас в дом. Бабушку мою она знала, как учительницу своих сыновей и своих внуков даже. Теперь внуки редко приезжали из города. Только один сын с ней жил часто, каждый выходной, потому что у него детей нет, и недалеко он работал и жил в райцентре с женой. Это он забрал двух щенков в райцентр себе. А вот этот пес остался. Так рассказывала нам Марья Федоровна: «Он был нестандартный, отличающийся и от матери. Мать была бело-серая с большими рыжими подпалинами по два и три по бокам, с темной спиной. А этот щенок весь почти был рыжий как лиса, только живот белел, и спина темнела узкой черной полосой».

А назвали рыжего пса Кнопкой – очень он маленький был. И больше не рос. Когда те два щенка были породистыми в мать, этот оказался дефектным и окраской и ростом – в два раза ниже и меньше.

Вот так появилась рыжая собака Кнопка, хотя это был пес, не самка. Он быстро привык ко мне и к бабушке. Когда она выносила ему поесть полное большое и глубокое блюдо, Кнопик прежде всего умудрялся лизнуть руку бабушкину, которой она ставила блюдо около крыльца. А жил он в «прихлевке», это перед входом в хлев, огороженный без потолка сарай, где лежало сено. На этом сене было место «налёжанное» у Кнопки.

Кнопка ходил с нами в лес, когда мы шли с ведрами за малиной, в известное бабушке место, – вдоль далекого лесного оврага были малинники, и дикая малина была лучше и вкуснее, как мне казалось. Кнопка гонялся за птицами, которые взлетали из кустов, – может это были рябчики, и как потомок охотничьей собаки Кнопка их знал. Он также бегал за зайцем, уносясь в лес и пропадая по часу, пока мы собирали ягоды….

Дома бабушка варила варенье, и разливала его по банкам, вечером. А потом читала мне очередную сказку:

Сказка., «Про собаку».

Жили мужик да баба и не знали даже, что такое работа; а была у них собака, она охотилась и приносила им еду. Но пришло время, стала собака стара, и не могла уже охотиться, чтобы мужика с бабой кормить, самой бы с голоду не помереть.

– Послушай, старик, – говорит баба, – возьми ты эту собаку, отведи за деревню и прогони; пусть идет куда хочет. Теперича она нам не надобна! Было время – кормила нас, ну, и держали её. —

Взял старик собаку, вывел за деревню и погнал прочь.

Вот и ходит собака по чистым полям, а домой идти боится: старик со старухой станут бить-колотить, думает. Ходила, ходила, села наземь и завыла горьким голосом. Летел мимо Дятел и спрашивает у собаки:

– О чем так ты воешь? —

– Как не выть мне, Дятел! Была я молода, кормила старика со старухой; стала стара. Они меня и прогнали. Не знаю, как век доживать.

– Пойдем ко мне, будешь караулить моих детушек, а я кормить тебя стану.

Собака согласилась и побежала за Дятлом.

Дятел прилетел в лес к старому дубу, а в дубе было дупло, а в дупле Дятлово гнездо.

– Садись около дуба, – говорит Дятел, – никого не пущай, а я полечу разыскивать корму. —

Собака стала сторожить, а Дятел полетел. Летал, летал и увидал: идут по дороге бабы с горшочками, несут мужьям в поле обедать. Пустился назад к дубу Дятел, прилетел и говорит собаке:

– Ну, собака, ступай за мной. По дороге бабы идут с горшочками, несут мужьям в поле обедать. Ты становись за кустами, а я окунусь в воду да вываляюсь в песке и стану перед бабами по дороге низко порхать, будто взлететь повыше не могу. Они начнут меня ловить, горшочки свои поставят наземь, а сами за мной. Ну, ты поскорее к горшочкам-то и бросайся да наедайся досыта.

Собака побежала за Дятлом и, как сказано, стала за кустом. А Дятел вывалялся в песке и начал перед бабами по дороге перепархивать.

– Смотрите-ка, – говорят бабы, – дятел-то совсем мокрый, давайте его ловить! —

Поставили наземь свои горшки, да за Дятлом, а он от них дальше и дальше, отвел их в сторонку, поднялся вверх и улетел. А собака в это время выбежала из-за куста и всё, что было в горшочках, поела и приела, насытилась.

Воротились бабы, глянули, а горшочки катаются по земле порожние. Делать нечего, забрали горшки и пошли домой.

Дятел догнал собаку и спросил:

– Ну, что, сыта? —

– Сыта, – отвечает собака.

– Вот. Пойдем же домой, – сказал Дятел.

Вот Дятел летит, а собака бежит; и видят, что лиса по дороге от них убегает, будто хотела в дом Дятлов попасть, и птенцов украсть.

– Лови лису, воровку! – кричит Дятел.

Собака бросилась за лисою, а лиса припустила изо всех сил. Случилось в ту пору ехать мужику с бочкой дёгтя. Вот лиса и кинулась через дорогу, прямо к телеге и проскочила, чуть не сквозь спицы колеса; собака было за нею, да не успела и под колесо попала, – тут из неё и дух вон.

– Ну мужик, – говорит Дятел, – когда ты задавил мою собаку, то и я причиню тебе великое горе! —

Сел на телегу и начал долбить дыру в бочке, стучит и стучит, скоро дыра будет. Только отгонит его мужик от бочки, Дятел бросится к лошади и садится промеж ушей и долбит её в голову. Сгонит мужик с лошади, а он опять к бочке; таки продолбил в бочке дыру и весь дёготь выпустил. А сам говорит:

– Еще не то тебе будет! – и стал у лошади голову долбить. Мужик взял большую палку, засел за телегу, выждал время и как хватит изо всей мочи, – только в дятла не попал, а со всего маху ударил лошадь по голове и ушиб её до смерти….