Читать книгу Музей шкур. Странные истории - Серёжа Н. - Страница 5

Первым вернулось зрение. Мир просто и разом ударил по спутанному не оттаявшему сознанию, а потому ужаснул. «Что это? Почему я здесь?» То, что было до, казалось уютнее, проще и добрее. Захотелось вернуться в прошлую секунду, где не было овеществленного пространства, только теплая колыбель из непостижимого и бесконечного. Но вот дернулись оживающие, но еще безжизненно-ломкие конечности – одна лапка, за ней другая, дернулись крылья, перевернув облегченное спячкой тельце на бок.

Тепло разогревало тело, ускоряя сердцебиение, и вот кровь уже насытила конечности. Несколько раз осторожно разогнулись и согнулись лапки, нерешительно ударили по поверхности крылья. Резко и гулко жукнув, муха впервые за долгое время встала на конечности. Мир, незнакомый и мутный, колебался, как если бы муха летела. Но крылышки бездвижно лежали на ворсистой спинке. Лапки нестройно переступали, пытаясь поймать равновесие. Свет, обильно питавший муху теплом, стал слишком щедрым, недружелюбным. Спасаясь от жара муха ударила по воздуху крыльями. И началось. Мир затрясся, ударяя ее вертикалями и горизонталями, верхом и низом, смешавшимися в единую непреодолимую преграду. От страха она замахала крылышками быстрее. Плафон настенной лампы, где она проснулась, наполнился паническим тяжелым гулом, разбавленным звонкими столкновениями. Скоро сил не осталось. Муха наугад вцепилась в поверхность; в тот же момент успокоился и мир. Видно и ему эта схватка далась нелегко. Было слишком ярко и жарко, и муха отбежала от света и еще раз обмахнула тельце, избавляясь от остатков жара, налипшего на спину.

В воздухе висели несколько смутно знакомых заманчивых запахов. Она заметила их только сейчас. А заметив, почувствовала страшный, сводящий с ума голод. Но с едой надо было подождать. Что-то все еще было не так. Но что? Раньше бы она быстро нашла ответ, но сейчас… Муха замерла. Как давно было это раньше, раз контакт между телом и мозгом разладился? Но вдруг лапки сами собой без отчетливого приказа быстро и ловко потянулись к глазам и смахнули с них поволоку из мелкой въедливой пыли. Мир преобразился. Муха постояла еще немного, затем немного прошлась. Все было в порядке. С осторожностью она выбралась из своего убежища на гораздо больший, но все же замкнутый простор. Здесь было холоднее, и она подумала было вернуться в тепло, но дурманящие запахи стали сильнее. Сопротивляться им было невозможно. Крылья сами забились за спиной и понесли ее к тому, что казался самым притягательным. Зрение изменилось. Она летела словно по темному тоннелю в конце которого на горизонтальном холодном глянце блестела огромная янтарная капля. Муха приземлилась в отдалении. Выждала. Запах манил, но торопиться было нельзя. Почему? Нельзя, и все! Вот, что-то внутри подсказало, что условности соблюдены и можно приблизиться. Не так быстро! Снова стоп. Можно. Стоп. Вперед. Пей! Ешь! И муха вонзилась хоботком в вязкую питательную каплю. Мир снова развернулась в пространство. Насытившись, она влезла в нее всеми лапками, чтобы потом, когда снова захочется есть, не пришлось бы никуда лететь. Походный запас снеди.

Захотелось осмотреться. Муха перелетела на более высокую площадку, откуда было видно все пространство. Все здесь казалось знакомым, как будто она уже была здесь и не раз. Предметы и формы, поверхности, запахи, цвета. Даже запах того, кто сидел в углу, распространяя густой едкий дым, – он тоже был знаком. Она уже была здесь раньше. В том самом раньше, откуда звучали эти команды, Голос, который знал больше, чем она сама. Он звучал иначе, чем жужжание крыльев, он наполнял ее, но не мир. Значит, он – тоже она. Но как это возможно? Знать и не знать одновременно, быть одной снаружи и двумя внутри?

Тот, другой, большой и непохожий, знакомый – он был врагом. Это сказал ей Голос. Но можно ли ему верить? Муха потопталась на месте, прошлась по тельцу лапками, то ли чистясь, то ли успокаивая разыгравшиеся нервы. Нужно проверить. Она пулей ринулась вниз, прямиком на Врага. Он тут же угрожающе замахал конечностями, и ей пришлось спасаться. Голос не обманул. Это враг.

Муха вернулась на вершину своего пьедестала.

Какое-то время она расхаживала по краю обрыва белой колонны холодильника. Потом углубилась в ее ровную даль. Прогулка была скучной. Здесь не было ничего, кроме застарелой пыли, цепко хватавшей за лапки и брюшко, и она вернулась назад и долго чистила тельце после пустой и глупой прогулки.

Враг сидел возле источника тепла. Но он не горел, как горело тепло, из которого она выбралась. Мысль была не знанием, а наблюдением, свежим открытием, оттого казалась интересной и занимательной. Внутри мухи зарделось торжество. Она понимает мир. Знает Врага, знает, где таится тепло, дающее жизнь, и еда ее поддерживающая. Значит, она хозяин этого мира. Нужно только избегать Врага, и все здесь – ее. Не сдержав самодовольного восторга, муха порывисто облетела свои угодья. Несколько раз она усаживалась на шероховатые стены: короткая перебежка и снова недлинный полет. Враг не обращал на нее внимания, и она приняла это как минимум за признание ее, мухи, прав на главенство в этом мире; но в сердце росла невысказанная уверенность, что Враг боится ее, и это не просто признание – страх.

Очень долго ничего не менялось. Только тепла стало больше, и Враг отдалился от источника. Периодически он наполнял мир очередной порцией едкого дыма и доливал в кружку чай (в нем муха узнала янтарную жидкость, что недавно насытила ее).

Муха чувствовала Голос, но в нем теперь не было членораздельности; он просто был, шевелил внутри нее нечто, рождая неясную тревогу и безотчетное стремление к действиям. Но суть и образ этих действий оставались неназванными, и муха с негодованием, а вскоре и злой досадой переступала и прохаживалась, поглаживала лапками тельце, то ли чистясь, то ли унимая тревогу, и едва заметно шевелила крыльями.

С тех пор, как она впервые поела, муха еще трижды подлетала к сытной жидкой кормушке. Не столько потому, что хотелось есть, но стараясь разбавить странную неподвижность мира. На время полетов тревога унималась, и когда в очередной раз она покинула свое убежище, решила длить это спокойствие и просто лететь. Круг за кругом она снова и снова облетала комнату, вспыльчиво меняя высоту, скорость и направление. В конце концов, силы иссякли, и перед тем, как вернуться в свое убежище, нужно было снова поесть. Капля иссякла, и она обежала поверхность в поисках чего-то иного. Такой большой и сытной еды больше не было, разве что под носом Врага. Но Голос моментально отреагировал запретом на эту мысль, разгромив внутренние тишину и покой, и мухе пришлось подчиниться. Но это ничего, говорила она себе. Запахов много. Самый яркий привел ее к белым сверкающим крупицам просыпанного сахара, и она с упоением насыщалась им.

Перемены начались внезапно и обильно. Враг зашевелился, наполнив комнату множеством разных очень громких звуков, куда более громких, чем могла выжать муха из своих крохотных крыльев. Может, она и не такая уж управительница всего этого? И как ответ на мысль, враг покинул ее мир и вместе с ним вдруг пропал свет, а следом стало иссякать и тепло. Только в отдалении теплилась печь, единственный источник жизни. Выходит, Враг управляет миром. Эта мысль и исчезнувшее вместе со светом тепло напугали ее. По запаху она нашла свое строе укромное убежище, где очнулась сегодня закостенелая и пыльная, и забралась в него. Тепло быстро уходило. Даже недра отдаленного источника стали остывать. Но знакомая и близкая теснота плафона успокаивала, обламывала острия у пугающих перемен. Мир становился все холоднее, недружелюбнее. Гасли запахи. Что же теперь будет? – подумала муха. Но волнение не успело развиться. С прохладой пришла тяжелая, сковывающая леность. С долей нежности она спеленала и обездвижила лапки. Муха попыталась смахнуть невидимые путы и пару раз ударила по воздуху крыльями. Это не помогло. Вскоре сил не хватало уже и на это. За конечностями последовало тельце, мысли, и вот она снова лежала на спинке, неподвижная и хрупкая, одна в темноте и холоде огромного мира.

Сознание вернулось внезапно. Свет свободно проникал в глаза, и мир десятком игл больно воткнулся в мозг. Бежать! Скорее! Чуть дальше, туда, где темно. Тельце, сухое непослушное тельце предательски молчало в ответ на приказы и мольбы о спасительном рывке. Мучительно долго муха вынуждена была неотрывно смотреть прямо на источник света, ослепляющий и выжигающий ее изнутри.

На этот раз память не подвела. Муха помнила еду, полет, пространство и Врага. Кровь тоже не подвела, быстро вспомнив все закоулки лабиринта капилляров, и уверенно ринулась питать, оживлять. И вот уже муха стоит, вот уже крылья ласкают воздух, отбрасывая чрезмерный жар от тельца.

Ею движет все то же – голод, неясные стремления, но теперь они знакомы ей, а значит и пугают куда меньше.

Едва муха почувствовала свои конечности и крылья, она кинулась прочь от жаркого света, к просторам большого мира. Но едва выбралась из убежища – оступилась и рухнула вниз. Здесь, внизу, было слишком темно и холодно, и кровь испуганно замедлилась, словно решая, как быть дальше. Муха почувствовал возвращение холодной хищной дремоты, лени, затянувшей ее куда-то, где нет ни мира, ни ее – вообще ничего. Это напугало ее. Она попробовала пошевелить крыльями, но те не слушались. Свет. Манящий живительный свет. Нужно было выбраться из темноты, вернуться, выждать. Из последних сил муха перевернулась и встала на лапки. Придется ползти. Тяжело и долго, шаг за шагом преодолевая это крохотное для крыльев расстояние, иначе она снова исчезнет.

Медленно переступая, муха двинулась вверх. Непослушные слабые лапки едва не срывались. Но останавливаться было нельзя. От движения крови вернулась уверенность, и она побежала быстрее и быстрее, делая каждый следующий шаг легче предыдущего. И вот уже крылья снова стали частью ее, мухи. Муха забралась с темный закоулок укрытия. Здесь было достаточно тепло и комфортно. Она решила не тратить силы и не подкармливать истощением голод, и замерла.

Мир переменился. Наполнился запахами, дымом. Муха покинула свое убежище. Набив свое брюшко чем-то новым, липким и хрустким, муха с приятной привычностью уселась на холодильник, на самый край, и замерла. Так же и Враг – он тоже привычно сидит у источника тепла, который не дает света. Муха заметила, что источник не самостоятелен. Его чрево тоже нужно питать. Враг наполняет его, точно так, как муха насыщает себя. Ее наполненность дает ей силы и утишает голод. Наполненность источника дает миру тепло. Это открытие отозвалось приятным самодовольством, но в то же время расстроило. Ведь значит, что без Врага мир будет холоден и темен.

Если главный здесь Враг, то кто же она? И почему есть только их двое? А что, если нет, что если есть другие? Муха постаралась замереть совершенно, попыталась заставить молчать шевелившиеся от потоков воздуха крылья и даже ворсинки на тельце, замедлить сердце и разыгравшуюся беспечную кровь. На мгновение ей это удалось, и она услышала (или почувствовала?), что там, за границей этого пространства есть что-то еще, другой простор, дышащий неясными неявными звуками. Муха моментально решила, что это пространство враждебно. Ведь именно в нем исчез враг. Значит, все же, он хоть и правит здесь, но он пришелец, захватчик. И по ту сторону он может быть не один. Мухе представились бесчисленные, как ворсинки у нее на теле, конечности, грозно рассекающие воздух, пытаясь убить ее, и она с удвоенной страстью и приязнью оглядела свой безопасный и уютный мир.

Но ведь если есть еще враги, то где же еще одна она? И кто она? То есть, она муха. Но зачем она? Вопросы разбудили Голос, но тот ничем не помог – только ворочался, мямлил невнятное, тревожил.

Муха снова подумала о холодном сне, которому она не в силах была противостоять, и испугалась. То, что Враг уйдет, было страшнее самого Врага. Ведь тогда все повторится, и она пропадет. Пропадет. Но ведь потом – снова появится? Да. Или нет? Нужно обязательно понять, зачем она здесь. Не для того же, чтобы сидеть, облетать изредка мир и есть. Ведь это слишком мало. Должно быть что-то еще, нечто важное, о чем пытается сказать ее нутро. Надо просто понять, как услышать его, как разобрать его молчаливую речь, и тогда… Тогда может быть не станет Врага, тепло и свет никогда не уйдут, и пищи будет вдоволь, и воды в достатке.

Враг изредка шумел, наполняя чрево источника, лил янтарную жидкость и отравлял мир едким дымом. В этом мистическом ритуале мухе виделся завуалированный ответ, слишком неясный, чтобы вычленить его, облечь в слова. Каждое движение Врага теперь пугало, угрожало забвением. И когда наконец муха свыклась с тем, что Враг просто громкий, и можно не вздрагивать от каждого его движения и звука, он прошумел в последний раз и покинул мир. С ним ушел и свет. Какое-то время муха оставалсь на месте. Неспособность изменить ход вещей вдруг показалась ей куда более страшной, чем грядущее небытие. Ведь холод и вынужденная недвижность, и предстоящее небытие – все это только последствия бессилия. Воздух быстро остывал. Муха не двигалась. К чему убегать, ведь это только отсрочит неизбежное. Холод проникнет всюду, как проникает тепло. Лучше потратить остаток минут на поиск ответов. Но как найти ответ в темноте, когда мысль о надвигающемся легко разгоняет все остальные по углам?

Сколько раз она оживала? Пять? Десять? Пятнадцать? Неотвратимость пробуждения и последующего сна стали кошмаром. Цикл, в котором нельзя было отыскать смысла. За эти короткие встречи с миром муха прибавила знаний. Однажды она долго в исступлении билась о непроницаемые границы мира. Рассчитывала она пробить их? Нет. Скорее дать понять кому-то неведомому, что хочет их преодолеть, одним глазом заглянуть во вне. И мир услышал ее. Сквозь холодные ветреные бреши муха нашла путь к большому миру. Но тот оказался бесцветен и слишком холоден. Все вокруг покрывал игристый белый холод снега, напоминавший мухе крупицы сахара. Она попробовала его, но в нем была только пустая холодная вода.

Белая масса была так необъятна, словно здесь никогда не было своих источников тепла и света. Боязнь уснуть и больше не проснуться загнал муху обратно в дом. Несколько мучительных пробуждений спустя, она корила себя за трусость. Ведь тот страх загнал муху в непреодолимый цикл, истощавший ее все сильнее своей пустотой и одиночеством.

Увидев больший мир, она уверилась, что в нем есть множество таких же, как она. Но холод обрек их на тоскливую обособленность и одиночество.

Она узнала, что печь тоже дает свет. Но Враг запирает его, ибо свет слишком горяч и, вольный, он отравляет воздух дымом. Он куда сильнее других источников и до него холод добирается дольше. Нужно только находиться на правильном расстоянии, приближаясь по мере того, как рассеивается тепло. А в самом конце можно забраться в его недра, но так, чтобы успеть выбраться прежде, чем Враг досыта его накормит в очередной визит.

Время… время не давало ожидаемых ответов. Искать их в мире показалось вдруг бесполезным. Муха перестала летать. Изредка, презирая себя за слабость, она ползала по миру в поисках пищи. Хотелось не делать этого, остановиться навсегда, но Голос – теперь он не унимался, твердил и твердил приказы, сводил с ума, заставляя поддерживать жизнь. Только вот не объяснял, зачем. Рано или поздно она не проснется. Кончится топливо, дающее силы просыпаться, как кончается пища, когда съедаешь ее. И больше всего мухе хотелось перестать длить то, что все равно так или иначе иссякнет. Может, как пища, которую не съели, ее внутреннее сможет продлить другую, более осмысленную, не такую одинокую жизнь? В таком случае нельзя, нельзя! тратить себя так ничтожно – продлевать бытие только, чтобы его продлевать. Но Голос… он заставлял ее двигаться, перехватывал управление телом, когда мухе удавалось противиться, и заставлял идти, лететь, насыщаться, искать укрытия. Разорвать этот порочный круг стало необходимостью. Сил, не физических, нет, других сил, не осталось. Пространство обрыдло. Только Враг в нем казался чем-то заслуживающим внимания. Но он был врагом и подобраться к нему не давал Голос. А ведь пожалуй только он мог бы дать такие нужные ответы, или навсегда обратить бытие в сон.

План. Он был так прост и изящен. Обман. Как скрывался Голос внутри нее и от нее, так муха скрыла свой план от Голоса. Она ослабла. Даже порывы в ней утихли. Мысли путались и порой мир казался незнакомым. В этой пелене легко удалось схоронить одну мысль. Даже знай Голос, что именно нужно искать, в дальнем уголке сознания, за безобидной оберткой в паутине и тумане, разглядеть что-то отчетливое не удалось бы и ему. Следующее ее пробуждение будет последним. И в следующий приход Врага она заснет в последний раз, глубоко и страшно. Мозг и память совершенно подчинялись ей, поэтому засыпала она с легкостью, а просыпалась с непривычным удовольствием. Она нежилась даже, не желая отпускать пугавшие раньше оцепенение и холод. Но мир был неумолим. И вскоре она уже насыщалась очередной янтарной каплей, небрежно оставленной Врагом. Поев, муха неторопливо переползла на привычную свою высоту, белую и приятно прохладную, и стала ждать. Время текло все так же пусто, в наполненности комнаты формами и в различии этих форм виделась мухе упущенная раньше красота и важность. Даже само ожидание наполнилось странной покойной негой. Стоило принять это решение раньше, ведь ощущения и чувства эти были приятны.

Из сонного созерцания ее вывел шум. Враг снова грохотал. По тому как и чем он издавал звуки муха научилась предвидеть, что будет дальше. Сейчас он шумел, готовясь покинуть мир. Свет кончился разом. В кромешной темноте одиночество казалось логичным и почти приятным. Но наслаждаться им не было времени. Сначала нужно было добраться до источника. Муха слетела было с верхотуры и опустилась было на пол. Но силы разом оставили ее и она рухнула на подлете. Неистово жужжа, она перевернулась и встала на лапки. По воздуху вышло бы быстрее, но торопиться ей некуда, и хорошо, что хотя бы есть силы идти.

Когда она добралась до печи, лапки почти не слушались ее – низ был холоднее верха, и сон уже начал оплетать ее. Но тепло понемногу вернуло ей силы. Источник был все еще горяч, но только сверху. Она знала, что есть брешь, через которую можно пробраться внутрь, ниже нутра источника. Тепло там уже мягкое, неопасное. Но главное – там невыразимо много пыли, мелкой и въедливой.

Муха пролезла внутрь. Здесь темнота была совершенно другой, густой, дышащей, ароматной. Она помедлила, но скоро двинулась вперед. Лапки все сильнее утопали в зыбкой пыли. Впереди лежало что-то маленькое, чуть светлое. От него исходил жар.

– Стой!

Муха послушно остановилась. Дальше идти было и не нужно. Она из последних сил заставила жужжальца запеть, разгоняя пыль вокруг и под ней, и скоро погрузилась в теплую глубокую яма. Мелкая пыль покрывала ее всю. Двигаться стало тяжело, но она двигалась. Лапками муха разгребала пыль, погружаясь все глубже, осыпая на себя все больше и больше сора. Наконец, она почувствовала под лапками дно ящика с золой, преодолеть которое была не в силах.

– Здесь.

– Что здесь?

– Здесь я встречу последний сон.

– Что ты наделала? – строго спросил Голос, но в нем тоже слышалась какая-то бесконечная усталость. Он тоже ослаб.

– Когда придет Враг, он накормит источник, но я не успею выбраться. Не смогу. Пыль забьется во все складки и щели, покроет тело непреодолимой плотностью, и я проснусь, но скоро снова засну в тепле источника.

– Что же ты наделала…

Муха долго лежала, упиваясь тишиной, теплом и спокойствием темноты. Через мягкий плотный покров холод пробирался медленно, неторопливо. Когда он, наконец, добрался до мухи, та уже поджала свои лапки, и спала.