Читать книгу Кладбище желаний, пристанище надежд - Сева Украинец - Страница 2

Севера

Летом 1994 года, недалеко от Норильска, в захудалом посёлке при разгрузке угля из вагона было найдено тело изуродованного мужчины. К удивлению очевидцев, человек ещё был жив. Прибывший на происшествие вместе с участковым фельдшер обнаружил нитевидный пульс и реакцию зрачков на свет. Было решено срочно доставить человека в больницу, оказать медицинскую помощь и установить личность. Но в силу нехватки бензина и безалаберности участкового, мужчину поместили в местный фельдшерский пункт, где он и пробыл следующих два месяца. Добрая женщина, санитарка Глаша, ухаживала за ним, промывала раны, переодевала, как могла кормила. Фельдшер с участковым решили подождать, казавшегося тогда очевидным, факта смерти неопознанного тела, похоронить и списать всё по-тихому. Они уже так пару раз делали с трупами бомжей, которых забрасывала нелёгкая на полустанок товарняками. Времена были совсем голодные, да и вообще, не до того было чтобы со всякими отбросами общества возиться. Но мужчина выжил, и со временем начал подавать признаки жизни посредством слабых стонов и непроизвольных движений руками. Поскольку он был единственным стационарным больным в фельдшерском пункте, санитарка Глаша ухаживала за ним с сочувствием и материнской заботой. Недавно она потеряла сына, сгорел от пьянства, и поэтому направила всю свою материнскую любовь на выхаживание неизвестного. На вид мужчине было не больше пятидесяти. Когда его нашли, он был абсолютно голым, среднего роста, средней комплекции. Естественно, никаких документов или вещей, указывающих на его принадлежность к какой-либо местности или адресу, у него не было. Всё тело было посечено мелкими ранами, лицо изрезанно чем-то острым. Но, крупных ранений почти не было. Человек был истощён, и не ясно было, сколько времени он пролежал в вагоне вперемешку с углём, представляя из себя ком грязи, крови и плоти.

Наступила осень. Стало холодать. Ради одного пациента топить фельдшерский пункт никто не собирался. Потому приняли решение перевезти пациента в посёлок побольше и сдать в психиатрическую лечебницу, а попросту говоря, в районную дурку. Это было жуткое место. Оно представляло из себя заведение закрытого типа из десяти бараков и админкорпуса. Два десятка санитаров, десять санитарок и пять врачей занимались, так называемым, лечением пациентов. Пациентами же были всех мастей алкоголики, наркоманы, уклонисты от армии, бездомные старики (в районе не было дома престарелых), и потерявшие рассудок граждане, которых в данном заведении было явное меньшинство. Верховодил дуркой главврач – здоровый, толстый боров по имени Николай Иванович Брум. В народе просто Коля Тайга. Такое прозвище он получил за крутой нрав, жестокость и тёмные делишки, которые он проворачивал в районе. Наш больной, к моменту переезда, немного оклемался. Начал сам вставать на ноги, ходить в туалет и есть. Но память к нему напрочь отказывалась возвращаться.

– Ну, и нахрена он мне такой здесь нужен? Без имени, без фамилии, без роду, без племени – возмущался Брум.

– Как я его оформлю, да и коек свободных у меня нет – басил он в сторону сопровождающего больного фельдшера.

– Коль, ну будь другом, забери. Мы его нигде не светили. А он оклемался помаленьку. Да и имя у него есть, откликается на Митроху – оправдываясь, неуверенным голосом, просил фельдшер.

– Делай с ним что хочешь, а я в долгу не останусь – добавил он, и попятился к выходу, оставляя сидящего на кушетке в старенькой телогрейке и валенках, опустившего голову мужчину.

Через пару часов Митроха, побритый наголо, вымытый и обработанный от вшей и клопов, переодетый в старую, не по размеру, коричневую пижаму, но в своих валенках и телогрейке, шагнул на порог одного из бараков дурки. Это был барак номер три. Самый конченый из бараков. Здесь находились все по диагнозу кого было сложно определиться. Короче, всякий сброд, по какой-то причине оказавшийся в этом заведении. С порога Митроха был избит какими-то отморозками. Валенки у него забрали, заменив их на драные тапочки, явно не его размера.

Койка, на которую его определили, стояла у окна. Из него сильно сквозило. Подушка, одеяло и матрац были без постельного белья, все в пятнах и воняли сыростью. Так начались однообразные будни потерявшего память, неопознанного пациента психбольницы по кличке Митроха.

Прошло полгода. Митроха, не смотря на жуткие условия содержания, окончательно пришёл в нормальную физическую форму. Он всё понимал, даже пытался говорить. Память к нему так и не вернулась. А в остальном он начал всё больше походить на нормального человека, только с изуродованным мелкими шрамами лицом. Санитары всё чаще начали привлекать Митроху к работам по хозяйству. Иногда его даже брали в помощь на кухню. За хорошую работу он получал еду и не получал тумаков от тех же санитаров. Да и другие пациенты стали со временем меньше издеваться над безобидным человеком. Врач осматривал Митроху раз в месяц и через полгода пришёл к выводу, что тот абсолютно поправился, не считая полной амнезии.

Так прошло ещё полгода. Митроха встроился в жизнь заведения. Его всё устраивало, и он всех устраивал. Проблем и забот с ним никаких не было, лечить от провала памяти его никто и не собирался, а вёл себя он спокойно, работал исправно. Вот только главврача Брума это не совсем устраивало. Он был, по сути, хозяином этого места, и потому точно знал, что всё, что здесь происходит должно приносить ему выгоду.

Однажды, здоровый санитар разбудил среди ночи Митроху и приказал идти в кабинет главврача. Тот послушно оделся и побрёл в административный корпус, в одном из окон которого горел свет. Зайдя в кабинет Брума, он увидел сидящих за столом нескольких мужчин, которые выпивали, что-то активно обсуждали, матерились и громко ржали. Увидев Митроху, Брум громко выкрикнул, не выпуская изо рта сигарету и указывая рукой на него:

– Вот он – наш красавчик, смотри какой, здоров как бык, всё понимает, всё делает, но ничего не помнит!!! Публика посмотрела в сторону Митрохи, оценивая данные Брумом характеристики.

– Староват, да и перепуганный какой-то – сказал один из мужиков, походу главный из гостей.

– Дам триста баксов, не больше – добавил он, вопросительно посмотрев на Брума.

– Триста и ящик казёнки, и с меня гарантия, что с ним никаких проблем не возникнет.

Брум протянул гостю руку. На том и порешили.

Итак, Митроху продали на лесопилку. Места были глухие. Условия жизни сносные. Никто не бил, не издевался, но работать приходилось от зари до зари. Таких как Митроха рабов на лесопилке было ещё десять человек. Днём приходило ещё человек пятнадцать нанятых из местных деревень. Хозяин появлялся редко. Рабы видели его только издалека. Управлял всем бригадир, из местных. Он хорошо разбирался в деле, одна беда, был запойным. По этой причине, чтоб не натворил чего, хозяин приставил к нему здорового тупоголового борова, который везде ходил за ним. Один из таких же рабов как Митроха часто, по ночам, рассказывал про свою семью в Москве, про то как его заставили отрабатывать долги. Что обещали нормальную работу, а потом забрали паспорт и определили сюда, практически в рабство. Часто предлагал организовать побег, добраться до милиции и сдать всю эту мафию. Митроха ничего не помнил о себе и своём прошлом, потому бежать ему было некуда, да и не зачем. Но, однажды ночью, охранник-боров вытащил подстрекателя из сарая и увёл в неизвестном направлении. Через какое-то время в лесу прозвучало несколько выстрелов. С тех пор его никто не видел.

Так прошёл год. Митроха был на хорошем счету у бригадира. Потому неплохо питался, имел возможность раз в неделю помыться в старенькой баньке. Ему даже сделали исключение и дали выходной, когда он довольно тяжело заболел после работы на морозе.

Однажды ночью рабы проснулись от криков и суеты на улице. Когда они высыпали из сарая, то увидели, что лесопилка горит. Пламя объяло всё строение, и тушить его было уже бесполезно. Боров всё-таки не усмотрел за бригадиром, и тот по пьяной лавочке уронил бычок в кучу опилок. Утром приехал хозяин. Он долго ругался и кричал на работников. Потом принялся избивать рабов бейсбольной битой. Не за что, просто так, от злости и отчаяния. Митрохе тоже досталось. После очередного удара по голове он потерял сознание. Очнулся связанным, в кузове «Урала». Машина везла его и ещё нескольких таких же как он в неизвестном направлении по разбитым лесным дорогам. Ехали долго, часов шесть, может даже больше. У Митрохи ужасно болели связанные руки, кровь залила лицо так, что было тяжело дышать. Глаза ничего не видели. От боли он потерял сознание. Очнулся от того, что кто-то плеснул ему в лицо холодной водой. Руки были уже развязаны, глаза начали видеть. Он сидел на земле рядом с тремя такими же бедолагами. Хозяин лесопилки после пожара продал рабов. Новым местом обитания Митрохи стал кирпичный завод в каком-то захолустье. Здесь он пробыл всего пару месяцев, после чего его продали ещё и ещё раз. Его постоянно перевозили, иногда гнали пешком. Однажды даже везли в трюме баркаса по реке. Там он чуть не задохнулся от запаха солярки и ещё каких-то химикатов, перевозимых вместе с ним.

Потом он попал к цыганам. Поселение цыган было довольно большое, где-то пятьдесят дворов. Конкретно чем-то одним цыгане не занимались. Кто-то торговал, кто-то гадал на вокзале и рынке городка, возле которого находилось селение, кто-то воровал, но главный доход цыган был от торговли наркотиками и краденным. Само селение, это бывшая деревня, которая со временем опустела. Цыгане самовольно занимали дома. Немногие оставшиеся соседи вынуждены были съехать, их попросту выжили с насиженных мест. Цыганский барон щедро платил мусорам, потому им, цыганам, на, как они считали, теперь их территории можно было делать всё что угодно. Митроха батрачил в семье брата барона. Делал всё что скажут, любую чёрную работу. Жила семья беспорядочно и сумбурно. Куча детей и родственников, которые то приезжали, то куда-то уезжали, бардак и грязь, ругань и драки. Всё это стало привычной картиной, которую наблюдал Митроха каждый день. Кормили его вместе с собаками, со двора не выпускали. В сарай, где он жил то и дело подселяли каких-то наркош. Но они на долго не задерживались. Всё это не нравилось Митрохе. Он не понимал почему, но готов был променять каторжный труд на лесопилке с самыми плохими условиями на тот бардак в котором, кстати, ему пришлось прожить около двух лет. Но самое страшное было то, что на нём хозяин регулярно пробовал качество наркотиков, которые партиями проходили через руки цыган. Митрохе что-то кололи, заставляли нюхать, пить, глотать таблетки. Несколько раз, когда товар был плохой, он чуть не умер. Однажды, конвульсии и судороги не отпускали его трое суток. Хозяин очень удивился, когда узнал, что Митроха ещё жив.

– Странно, а в городе от этой херни целая компания торчков завернулась – сказал он, проходя мимо Митрохи, и что есть мочи, пнул его, лежащего на земле ногой в бок.

После такого Митроха решил бежать, но не успел. Хозяин проиграл его в карты какому-то заезжему фраеру. Митроху чем-то обкололи, связали, и бессознательного бросили в багажник Жигулей. Куда, сколько и на чём его везли, он не знал. Очнулся от сильной головной боли. Человек, по-видимому новый хозяин, громко с кем-то спорил, и предлагал забрать Митроху в качестве компенсации за что-то. Ругань затихла. Значит договорились – подумал Митроха. Он поднял голову, открыл глаза. Бородатый мужчина подошёл к нему, валяющемуся на земле, внимательно посмотрел в глаза и произнёс:

– Ладно, забирайте, в хозяйстве сгодится. Перед глазами Митрохи мелькнул приклад охотничьего ружья, удар и темнота.

Так, не с очень хорошего впечатления началось знакомство Митрохи с Фёдором. Теперь нелёгкая занесла нашего героя аж на Камчатку. Фёдор был охотоведом. Имел свои угодья, небольшую пушную ферму и табун лошадей. А ещё кучу всякой живности. Коров, овец, свиней, кур. Рабов на ферме не было. Семья Фёдора, жена и двое детей, жили в большой деревянной избе, здесь же, на ферме. Скорее это была даже не ферма, а хутор, только немного разбросанный в лесу по полянам. Рядом протекала широкая горная река.

Митроха жил в небольшом, отдельно стоящем домике. Сам себе топил, варил пищу. Продуктов ему выделялось много, так что в еде он себя не ограничивал. На хуторе работало ещё два наёмных работника из местных. На охотхозяйстве человек пять. К Митрохе здесь не относились как к рабу, скорее, как к простому работнику, только немного малоумному. Где-то с полгода Митроха почти ничего не говорил. Он исправно выполнял все задания Фёдора. Тот был хоть и суров, но справедлив. Бывало, правда, такое, что Фёдор срывался на Митрохе словесной бранью, но никогда не бил. Помаленьку умалишённый начал разговаривать, шутить и проявлять эмоции. О его прошлой жизни он, по-прежнему, ничего не помнил, а новая была слишком коротка и сурова. Потому он заново пополнял свой запас воспоминаний и эмоций. Единственным его другом была дочь Фёдора, восьмилетняя Наташа. Она была калекой, у неё не ходили ноги. Митроха очень сблизился с девочкой. Иногда часами носил её на плечах, выполняя роль ездовой лошадки. Врачи говорили, что девочку могут вылечить, прооперировать заграницей. Но когда называли суммы, Фёдор понимал, чтобы столько заработать ему и трёх жизней не хватит. Потому тема лечения дочери в семье вообще не поднималась.

Митрохе, по опять же, непонятным для него причинам, нравилась такая жизнь. Его начали пускать в дом. Даже несколько раз кормили за хозяйским столом. Где-то через год Фёдор начал привлекать Митроху к рыбалке и охотничьему делу. Оказалось, что у него к этому способности. Он сам ходил на моторе по реке, ставил сети, чистил оружие. Всё складывалось для него совсем даже неплохо. Так продолжалось до осени 2003-го.

Возвращение

Однажды осенью Фёдор организовывал охоту для группы из Питера. На Камчатку стали ездить из центральной части страны всё чаще. Кто-то за красотой природы, кто-то за экзотической рыбалкой и охотой, а кто-то попить водки и потратить избыток денег. Удовольствие было не из дешёвых, но это стоило того. Вот и в этот раз десять охотников из Питера приехали на медведя. Митрохе было поручено прислуживать для гостей на бане. Он натаскал воды, наколол дров, истопил печь. От бани к реке вела дорожка, которая заканчивалась мостиком. После парной гости частенько выбегали по ней и с криками прыгали в ледяную воду. Митроха взял метлу и принялся мести дорожку, очищая её от налетевших листьев. Гости в это время уже зашли в предбанник. Шумный галдёж и смех то и дело вырывался из периодически открывающейся двери. Раздетый до пояса гость выбежал на улицу и крикнул в сторону Митрохи.

– Извините, Вы не подскажете, где лежат полотенца и простыни? Митроха повернулся к мужчине:

– Как заходишь, сразу в комоде – он показал левой рукой в сторону и вниз, как будто не знал где лево, а где право.

Гость остолбенел. Уставился на Митроху широко раскрытыми глазами и не моргая стоял в оцепенении. Митроху это озадачило, и он ещё раз сделал нелепый жест рукой.

– Ну, комод, вот там, сразу как входишь – с дебилковатым видом произнёс он.

– Миша?! Это ты?! Как ты здесь оказался?! – спросил мужчина, не моргая.

– Миша, Миша, Миша – тихо произнёс Митроха. Слова незнакомца его обескуражили. Он тут же вспомнил, его зовут Миша. Михаил Николаевич Громов. Это был первый пазл, который всплыл из старой жизни Митрохи, и закрепился у него в мозгу. По мере того как незнакомец в захлёб говорил с ним, обнимал и тряс за плечи, пазлы один за другим всплывали и крепились друг за друга. Питер! Я из Питера! – подумал про себя Митроха.

Незнакомца звали Леонид Дубровский. Он был стоматологом из Санкт-Петербурга и охотником-любителем, который с друзьями поехал на Камчатку за медведем, красной икрой и приключениями. В той, прошлой жизни, он дружил с Михаилом и знал о нём практически всё. Через несколько часов он, Фёдор и наш герой приехали в ближайшее отделение милиции, чтобы рассказать кому-нибудь о том, что случилось и понять, что делать дальше, чтобы как можно быстрее переправить Митроху, а теперь уже Михаила Николаевич Громова в родной Питер.

Фёдор, надо отдать должное, оказался порядочным мужиком. Препятствий чинить не стал. Более того, когда узнал от Леонида, что он знает Михаила, и знает, кто он такой, оказал всю возможную помощь. В районном центре, до которого добирались четыре часа на УАЗе, Фёдора все знали и уважали. Потому в ружьё, не смотря на выходной, был поднят практически весь райотдел милиции. Оперативно дали все запросы в Питер и Москву. Оказалось, что Михаил до сих пор находится в розыске как без вести пропавший. Запустили оповещение об обнаружении. Подготовили все справки об отсутствии документов. В аэропорту Елизово забронировали билеты до Питера, предварительно уладив все вопросы с паспортным контролем и линейным УВД. До Петропавловск-Камчатского было ещё три часа пути на УАЗе. Леонид все свои вещи взял с собой, объяснив друзьям форс-мажорные причины отъезда. У Митрохи, то есть Михаила, вещей особо не было. Всё своё он носил с собой, причём в прямом смысле этого слова. Единственная его ценная вещь – маленькая деревянная свистулька в виде птички, подаренная Наташей лежала в нагрудном кармане. Всё остальное одето на нём.

УАЗ ехал по ухабистой дороге среди высоких плотно сбитых между собой деревьев. Фары выхватывали лужи и ямы на размытом дождём тракте. Фёдор прилично вымотался за день, но стойко рулил, всматриваясь в ночь. На заднем сидении сидел Михаил. Рядом сидящий Леонид всю дорогу рассказывал ему о том, кто он такой, где живёт, чем занимается, или точнее сказать, занимался.

– Миша, какое счастье, что я тебя нашёл – то и дело вставлял он. В голове Михаила микроскопические пазлы складывались в огромную картину, по мере рассказа.

Сам он ничего вспомнить не мог, но каждое слово Леонида словно освещало в его голове находящуюся там затемнённую картинку, и он совокупил её к общей большой картине своей прошлой жизни. В голове начали бороться между собой два персонажа: бедный, забитый полудурок, бомж Митроха, и Михаил Громов, человек серьёзный и властный. Михаила то и дело бросало в озноб. Сердце бешено колотилось, виски периодически разрывала боль. Несколько раз пришлось внепланово останавливаться, потому что его тошнило и рвало.

Когда доехали до аэропорта Фёдор был совсем без сил. Он был человеком выносливым, настоящим охотником. Мог часами шагать по заснеженному лесу или ставить сети в ледяной воде. Но езда за рулём на такие расстояния была для него непривычной и очень утомительной. Лёню тоже прилично растрясло, он держался из последних сил. Зато Миша был бодр как никогда. Глаза его горели. Он подгонял всех. Не терпелось побыстрее добраться домой, в Питер. Перед выходом в зону посадки Фёдор попрощался с Леонидом. Они перекинулись парой слов, обменялись адресами и телефонами. Михаил небрежно махнул на прощание рукой в сторону Фёдора, и уверенно, не оглядываясь, пошёл вперёд. Ему хотелось поскорее шагнуть в свою прошлую жизнь и навсегда забыть последние девять лет убогого существования. Фёдор помахал в след уходящему человеку, немного недоумевая. Потом постоял ещё полминуты, потупив глаза, и побрёл прочь к своему старенькому УАЗику. Ему было обидно, что с ним Митроха даже по-человечески не попрощался. Но, его можно понять – подумал Фёдор, и постарался переключить мысли на повседневные рутинные дела.

Самолёт был забит до отказа. Люди морщились и возмущались от вида человека, пропахшего всем, чем ни попадя, в старом тряпье и рваных сапогах. Но деваться некуда, всему салону пришлось терпеть запахи аж до Питера. Лёня, как только взлетели, заказал коньячку, колы и лимончик. Выпили, закусили. Михаил вспомнил этот вкус. За последние годы он пил только вонючую бражку, да отстойный самогон. И то, очень редко, можно сказать, по праздникам. Коньяк ударил в голову. Вопросы на Лёню посыпались в огромном количестве.

Через два часа полёта оба уснули. Во сне в голове у Михаила Николаевича Громова всё ещё раз прояснилось, и стало на свои места. Когда он пропал, ему было 46. Он врач, пластический хирург. У него, одного из первых, своя клиника в центре Питера. Его знают и уважают в городе. Многие известные артисты, чиновники, олигархи, бандиты прошли через его руки, за что ему безмерно благодарны. Он женат на молодой красивой женщине, Василисе, и у него двое детей: сын Вадим 12-ти лет и дочь Надежда, 14-ти. Сам он из Выборга, где живут его старики-родители. Все очень уважают и любят Михаила, почитают его за кормильца и главу семейства. Также, у него много друзей, кумовей и партнёров. В основном это влиятельные уважаемые люди и с Михаилом их связывают крепкие узы многолетней и насыщенной дружбы.

Одиннадцать часов полёта пролетели почти незаметно. Каждый раз, когда мужчины просыпались, Михаил просил Леонида рассказать что-то ещё, они выпивали и тот с радостью удовлетворял просьбу. Перед посадкой в Пулково Леонид как-то засмущался.

– Знаешь Миш, я тебе рассказывал, как было тогда, когда мы тебя потеряли, для того чтобы ты всё вспомнил и пришёл в себя. Но сейчас многое очень сильно изменилось. Думаю, далеко не всё тебе понравится. Будь, пожалуйста, к этому готов. Постарайся принять всё таким, каким оно есть… – опустив глаза, сказал Лёня, и налил очередную рюмку… По телу Михаила пробежала мелкая дрожь. Страх внезапно затмил его мысли. А как же там всё теперь, после девяти лет моего отсутствия? Как жена, как дети? Помнят, любят ли меня? Ведь они уже совсем взрослые. Как близкие, как друзья, признают ли меня, ведь столько лет прошло???

– Да нет, не о чем беспокоится. У нас была такая крепкая семья. Бизнес был упорядочен и выстроен так, что моё отсутствие не играло особой роли. Да и для друзей я сделал столько хорошего, что такое не забывается никогда! – успокоил себя Михаил, и уставился в иллюминатор, наблюдая за посадкой. Он рисовал себе картину, как при выходе в зале ожидания толпятся его родные и близкие в ожидании долгожданной встречи. Ему хотелось побыстрее обнять жену и детей.

– Да, они стали намного старше, но любят они своего папу так же, как девять лет назад – думал он. Последние минуты посадки казались ему вечностью, он изнемогал от ожидания.

Михаил уверенно шагал по зданию аэропорта Пулково. Сзади с чемоданом и сумкой через плечо семенил Леонид. Глаза искали хоть одно знакомое лицо среди встречающих. Он остановился, ещё раз всмотрелся в толпу. Люди рассасывались, по мере того как прилетевшие выходили из дверей в зал.

– Почему меня никто не встречает? Может, перепутали выходы? Или может их не успели оповестить? Точно, не успели!!! – думал Михаил, шаря глазами по залу. К нему подошёл молодой человек, худой, с болезненным видом. Одет в чёрное пальто, на шее вызывающий оранжевый шарф. Чёлка парня практически закрывала глаза, в ухе блеснула серьга.

– Ну, здравствуй, папа – произнёс он, не вынимая рук из карманов.

– Здравствуй Вадик – разочарованно произнёс Михаил.

– Как долетел? – спросил парень хрипловатым голосом.

– Хорошо – ответил Михаил и окинул взглядом пустеющий зал.

– А где все? – спросил он удивлённо.

– Кто все? Я один – ответил Вадим, по-прежнему держа руки в карманах.

Такси везло Михаила по ночному городу. Он рассматривал витрины, вглядывался в окна домов и лица прохожих. Всё было вроде как родным и знакомым, но в то же время далёким и чужим. Мозг как губка впитывал всё увиденное. Аналитический склад ума давал о себе знать. Михаилу через полчаса езды в такси уже не надо было объяснять какие теперь мобильные телефоны, что такое сенсорный экран или плазменная панель. И что Интернет, это теперь не просто модное слово из журнала «Наука и жизнь», а целый пласт нынешней цивилизации. Он впитывал изменения девяти лет с невероятной скоростью.

Приехали домой к Вадиму. Съёмная однушка на окраине города. Дом панельный, этаж тринадцатый. Старая обшарпанная мебель, на кухне батарея из пустых бутылок.

– Где мама, Надюша, почему ты здесь живёшь? – недоумевая, спросил Михаил.

– Пап, это длинная история. Садись. Без пузыря не разобраться – Вадим показал рукой на стул и полез в холодильник за бутылкой.

– Пока тебя не было, всё круто изменилось. Клиники твоей больше нет. Точнее, она есть, но уже давно не твоя. Мама наша через три года как ты пропал, вышла замуж за дядю Жору. Дружок твой лучший, помнишь такого? Что-то они там намутили с клиникой, в конце концов, её у них отжали сразу бандиты, небезызвестный тебе Паша Кавказ, потом она оказалась в руках банка, а потом продали иностранцам, американцам, по-моему. Хату на Фонтанке мамаша разменяла на двушку и трёшку в Выборгском и Петроградском районах. В трёшке живёт она с Жоркой, а в двушке Надюха со своим хахалем и ребёнком. Да, кстати, ты уже дед. Надька год назад родила девочку. Назвали Ульяной. Меня вообще выкинули, как пса блудливого. Мы не общаемся между собой. Иногда звоню Надьке, когда с лаве совсем прикрутит. А с мамашей уже год даже не разговаривал. Когда ты пропал, поначалу все решили, что ты в бега подался из-за кредитов, или той девчонки, которая после твоей операции умерла.

– Каких кредитов?! У меня в жизни не было ни долгов, ни кредитов??!! – Михаил вопросительно посмотрел на сына.

– А как там мои старики?

– Умерли два года назад. Сразу, говорят, бабка от инсульта преставилась, а после неё через три месяца и дед. Сердце не выдержало. Мы с ними уже много лет не виделись. Надька ездила к ним как-то раз, просила квартиру на неё завещать. Говорит, жили они последнее время практически в нищете. Бабка сильно болела, почти не вставала. Но, оказалось, что они квартиру каким-то риелторам отписали за обещания кормить до смерти и похоронить по-человечески. Кормили, судя по всему, плохо, а как хоронили, не знаю, на похороны никто не поехал. Надька, когда за квартиру узнала, психанула, и больше к ним не ездила.

Михаил сидел, слушал, уставившись в одну точку. Сигарета дымилась в руке. Не сбитый пепел падал на стол. Всё было как во сне. В голове шумело, глаза застилал туман. Слова сына, такие размеренные и спокойные, словно резали лезвием по сердцу. Он вспомнил, как они жили раньше. Большая дружная семья, все любят и уважают друг друга. Каждые выходные кто-то навещает родителей. Все вместе часто выезжают на дачу в Комарово. На праздники в большой квартире в центре Петербурга всегда мало места от друзей и коллег. Все веселы и счастливы!!!! Воспоминания прервал голос Вадима:

– Все твои машины, катер, вещи, мать продала. Мне вообще ничего не досталось. Но теперь всё изменится! Теперь мы им покажем!!! Теперь, когда ты вернулся, можно будет многое отмотать. Они ведь всё по липовым документам дербанили. Подписей за тебя понаставили и думали дело в шляпе!! Никто не ожидал, что ты вернёшься. Думали разное, даже версия была, что тебя бандиты ушатали, которым ты пластику лица делал, чтобы опознать их было некому. Но, теперь мы им покажем!!!! Позаберём все их хаты!!! А Жорку с мамашей вообще на тюрягу отправим – Вадим вопросительно посмотрел на отца, словно ожидая его подтверждения. Михаил ничего не сказал. Молча, встал, и пошёл в комнату. Не раздеваясь, лёг на диван и уснул.

Правда

Известие о чудесном спасении Михаила быстро облетела Питер. Утром он позвонил Леониду. Через пару часов тот привёз более и менее приличную одежду, немного денег. Михаил помылся в душе, побрился, машинкой подстриг волосы. Перед выходом из квартиры задержался перед большим замызганным зеркалом в прихожей. Оттуда на него смотрел вполне себе приличный человек, только лицо всё в небольших шрамах. Было впечатление, что портрет человека небрежно изрезали лезвием.

Первым делом Михаил пошёл в местное отделение милиции. Предъявил выданную ему ранее справку. Часа два ушло на оформление всех бумаг. Ещё два на стояние в очередях под кабинетами. Теперь нужно было сфотографироваться и примерно через месяц обещали восстановить паспорт. Нужно только решить где прописаться. На выходе из отделения Михаила встретил крепкий парень в кожаной куртке и спортивных штанах.

– Добрый день, Михаил Николаевич. Кавказ хочет с Вами перетереть – с этими словами он показал на чёрный джип, стоящий на дороге, за рулём которого сидел такой же мордоворот.

Примерно час джип петлял по дворам и улочкам. Затем машина въехала во двор-колодец и резко остановилась. Сопровождающий выскочил из машины и огляделся. Открыл заднюю дверцу и указал Михаилу на один из подъездов:

– Проходите, Вас ожидают. Михаил вошёл в подъезд, поднялся на второй этаж. Там его встретили двое. Провели в квартиру. В большой, безвкусно меблированной комнате стоял высокий, худощавый человек, одетый в чёрное с большой золотой цепью на шее. Это был Паша Кавказ. Мужчины учтиво обнялись, похлопав друг друга по спине. После нескольких стандартных фраз для начала разговора Паша сел в кресло, налил из графина коньяку в две заранее приготовленных на подносе рюмки.

– Хотел сразу с тобой объясниться, чтобы не было непоняток. А то мало ли, кто чего тебе наплетёт – немного с акцентом начал он спокойным сиплым голосом.

– Я как узнал, что ты объявился, сразу сказал, чтобы тебя ко мне везли. Ты много сделал для моих братьев, а мы добра не забываем. Хочу, чтоб ты знал, твой бизнес не я раздербанил. Это всё баба твоя, Василиса, намутила. Когда ты пропал, она как-то очень быстро спуталась с Жоркой, корешком твоим. В одном из банков, который я крышую, они снюхались с управляющим и оформили на тебя кредит под залог клиники задним числом. Сумма кругленькая, они подумали, что этих денег им на всю жизнь хватит. Взяли мы их уже в аэропорту, они в Амстердам лыжи смазали. Детей мы не трогали, чисто из уважения к тебе. Крыса банковская быстро раскололась, как только яйца в тиски зажали. А вот баба твоя со своим хахалем так и не раскрылись. Пришлось их прессануть и на счётчик поставить. Они развели бурную деятельность по продаже имущества, всё делали вид что не причём в этой истории. Пихали всё на тебя. Мол, ты бабла поднял и свинтил. А менеджера банковского ты подкупил, чтобы он стрелки на них перевёл. Но, менеджеру на тот момент вопросов уже никто задать не мог, так как покоился он на дне финского залива. Пацаны говорят, сердце не выдержало. Хату твою я сказал не трогать, чтобы детям хоть что-то осталось. Извини, конечно, ну и сукой оказалась твоя Василиса. Да и дружок Жора, ещё тот козёл. Так вот, поскольку ты вернулся, я кое с кем связался, перетёр. Постановили за молчание и помощь твою прежнюю немного тебя гревануть. На днях мой бухгалтер к тебе заедет, триста тонн зелени подкинет. Ты давай, нос не вешай, восстанавливайся помаленьку. Руки у тебя золотые. А работы по ремеслу твоему хоть отбавляй будет. Знаешь, времена сейчас какие? Народ вообще с ума сошёл. Глотки грызут друг другу. Мусора просто охамели. Совсем краёв не видят. Вчера ещё с руки ели, а сегодня уже норовят эту же руку укусить. Да, Бог с ними… ступай с миром – Кавказ встал, обнял на прощание Михаила, провёл к двери.

Джип остановился возле панельной многоэтажки. Поднявшись на тринадцатый этаж, Михаил позвонил в звонок. Дверь открыл Вадим. Он был «навеселе», в квартире было накурено, громко играла музыка.

– О, батя вернулся, проходи. А это мой друг Валя.

За столом в майке и кружевных трусах сидел худенький паренёк с длинными светлыми волосами. Плечи его были покрыты разноцветными татуировками. В ушах и носу блестели серьги. Парень тоже был пьян, в руке дымилась сигарета.

– Валя сегодня будет ночевать у нас – объявил Вадим нетрезвым голосом. Потом подошёл к парню, обнял его и поцеловал в губы. Михаил стоял с каменным лицом. Он развернулся, взял с полки ключи и вышел из квартиры. Долго ходил по набережным Невы. На улице было уже довольно холодно. Часа в три ночи, когда он окончательно замёрз и осознал, что идти ему некуда, вернулся в квартиру. На разложенном диване в обнимку лежали Вадим с «подружкой». Михаил убрал со стола объедки и бутылки. Нагрел чаю, отрезал кусок хлеба. Он пил чай, жевал хлеб, и отчаянно думал, как же так, как могло так получиться? Неужели всё рухнуло, всё, что он выстраивал многие годы!! В глубине души всё-таки теплилась надежда. Завтра он разыщет Василису. Она ему всё объяснит. Затем встретиться с Надей. Он всё ещё сможет наладить. Склеить, пусть не всё, но хотя бы то, что осталось от прошлой жизни. Вытащит из болота Вадима, начнёт бизнес. Всё ещё можно исправить, нужно только очень постараться. На пороге кухни появился Вадим. Его глаза шарили по столу в поисках выпивки.

– Сынок, сядь, давай поговорим – произнёс Михаил и тут же напоролся на поток брани.

– Блядь, где бутылка, ты чего тут хозяйничаешь, ты чё пришёл? Пошёл нахер из моей квартиры!!! – глаза Вадима нащупали стоящую на полу недопитую бутылку пива. Он схватил её, осушил с горла. Развернулся, сделал несколько шагов и рухнул на диван. Михаил, насколько это было возможно, убрался на кухне и лёг спать на стульях, подстелив под голову свою куртку.

Весь следующий день он просидел на телефоне, пытаясь дозвониться друзьям, знакомым, жене, дочери. Всё усложнялось тем, что он не помнил телефонов и адресов. А если бы даже помнил, то за девять лет всё изменилось. Многих людей не было в живых, кто-то переехал, а кто-то вообще уехал из страны. В обществе врачей это нормальная и распространённая практика. Ещё два дня ушло на походы по старым адресам. На самом деле всё круто изменилось. Особенно тяжело было Михаилу, когда он ступил на порог «Алисы». Так раньше называлась его клиника на Невском. Теперь она называлась «Американо-российский институт пластической хирургии и косметологии». Но внутри многое было по-прежнему. Трёхэтажный особняк покрасили в другой цвет, где-то что-то поменяли, в основном по мелочам. Когда Михаил создавал эту клинику, он продумал всё до мелочей. Это был хорошо налаженный эффективный организм. Новым хозяевам не пришлось сильно что-то менять, ну кроме вывески конечно.

Так же сердце Михаила сжалось, когда он стоял на набережной Фонтанки и смотрел в ряд освещённых окон на четвёртом этаже старинного особняка. Когда-то это была его квартира, их семейное гнёздышко. Тогда, девять лет назад, для него не было места дороже. А теперь там живёт кто-то другой, совсем чужой.

Ещё один день Михаил потратил на поездку в Выборг. Найти могилы родителей он так и не смог. Побродил по улицам, где прошло его детство. Посидел в парке, где они когда-то гуляли с родителями. Сходил на набережную, любимое место отца. Он часто водил туда маленького Мишеньку, рассказывал ему про корабли, про подвиги моряков во время войны. Всё это печально и тяжело. Но, жизнь продолжалась, хотелось Михаилу этого или нет.

Вадим сидел на кухне и курил, когда отец зашёл в квартиру. Холодно поздоровался.

– Пап, ты когда уже будешь действовать? – начал разговор Вадим.

– Что ты имеешь ввиду?

– Ты уже почти месяц в Питере. Может, хоть заяву накатай на Жорку с мамашей? А то шаришься по городу без толку. У меня с баблом совсем жопа. За хату уже за три месяца должен. Может, уже сделай хоть что-нибудь. Пора хоть с кого-то твои миллионы получать. Надька вон, точно ведь, узнала, что ты вернулся, да только так и не объявилась. Боится, наверное, что ты её двушку заберёшь.

Отец подошёл к столу, вытащил аккуратно сложенные пятьсот долларов и протянул сыну. – Крутяк, где взял?

– Не важно. Деньги у меня есть. Но тратить их нужно с умом. Заплати за квартиру, купи продуктов. И хватит дурака валять, устраивайся на какую-нибудь работу.

– Ну и каково хера ты молчал, видишь же, что я на подсосах. Это совсем мало. Давай ещё. Где бабло хранишь? Колись!

– Я тебе уже всё сказал. В месяц больше пятисот долларов давать не буду. Так что на счёт работы?

– Какая работа, ты что, прикалываешься. Кто куда меня возьмёт. У меня только одиннадцать классов. Что, идти у метро листовки раздавать, или сторожем куда-то за копейки – Вадим зашёл в туалет и закрыл за собой дверь.

– И хватит меня воспитывать!!! Я сам себе хозяин!!! Объявился, блядь, сердобольный папаша!!! – проорал он через дверь.

Женщина в норковой шубе, на высоких каблуках и с пышной причёской пыталась остановить машину возле офисника в центре Питера. Какой-то бомбила, подрезая трамвай, резко перестраивался на Жигулях, чтобы не упустить клиента. Сзади к женщине подошёл человек и окликнул:

– Василиса!!! Женщина обернулась, побледнела, словно увидев приведение, и бросилась бежать по тротуару, забыв про уже подъехавшего к краю дороги бомбилу. Человек догнал её, схватил за рукав и резко развернул к себе. С пол минуты они оба стояли и не моргая глядели друг другу в глаза.

– Я знала, что рано или поздно ты всё равно меня найдёшь. Глупо от тебя бегать – начала первой женщина.

– Я хочу просто поговорить. Мне от тебя ничего не нужно. Я хочу просто понять!!! Просто понять, как же так получилось!!! – мужчина отпустил рукав.

– Миша, зачем ты вернулся, ну зачем…???!!! – сквозь слёзы прошептала женщина и уткнулась мужчине в плечо.

Официант принял заказ. Два кофе и пачка Мальборо. Василиса закурила, посмотрела в окно на проезжающие машины. Потом стряхнула пепел в большую, почти на пол столика пепельницу. Михаил сидел, молча, смотрел на неё.

– Всё, Миша, очень непросто. Кода ты пропал, люди говорили разное. Судачили, что ты сбежал, из-за той девчонки, что умерла после операции. Хотя мне это сразу показалось странным, ведь тогда дело прекратили, против тебя не было никаких улик. Говорили, что тебя бандиты убили. В это я верила больше. Но, когда примерно через год я сопоставила все факты, то поняла, что тебя уже нет в живых. Я хорошо тебя знала. Ты не мог просто так взять и сбежать. Да и не от чего было. Всё складывалось совсем даже неплохо. А если бы и сбежал, то за год ты бы нашёл возможность о себе сообщить, чтобы мы и твои родители так не переживали. Да ещё Жора мне на ухо сел, мол, нет больше Миши, надо жить дальше и всё такое. Он всегда был ко мне неравнодушен. Я ждала тебя, все глаза выплакала, до последнего надеялась, как на духу тебе говорю!!! – Василиса зарыдала. Михаил смотрел на неё неподвижно, не один мускул на его лице не дрогнул. Она такая же красивая, как и раньше, только стала старше и как-то огрубела. Голос стал ниже, может из-за сигарет, и глаза не блестят как раньше, пустые и стеклянные.

– Дела после того как тебя не стало, пошли из рук вон плохо. Клиникой взялся рулить Жора, я в этом ничего не понимала. Через год стало понятно, что мы на грани катастрофы. Кстати, знай, друзей Миша у тебя нет, и никогда не было. Когда начались проблемы, всех твоих кумовей и лобызателей как ветром сдуло. Один Жора и остался. Вот я за него и зацепилась. Тут Жора и предложил «дело». Он договорился с управляющим одного банка за приличный откат, что оформит на тебя задним числом большой кредит. Клинику отдадим за долги, а за эти деньги уедем за границу и начнём новую жизнь. Так бы всё и было, если бы не бандиты. Оказалось, что к этому банку какое-то отношение имеет Паша Кавказ. Тут-то всё и завертелось. Я только потом узнала, что он тебя хорошо знал. Он догадался, что никаких кредитов ты не брал. Взяли в оборот управляющего. Не знаю, что он им рассказал, но его с тех пор никто не видел. Улететь заграницу нам не дали. Какое-то время просто пугали. А потом и домой заявились. Хорошо, что я детей тогда в лагерь отправила. Лето было, жарко. Из глаз женщины ручьями потекли слёзы. Жору бандиты на залив повезли, а меня четверо быков на диванчике в зале разложили. Помнишь, Миша, у нас в зале такой диванчик стоял, розовый? Драли меня по полной, Миша, очень долго драли. Когда теряла сознание, несли в ванную, поливали холодным душем.

– А потом опять и опять…!!! Голос женщины сдавил спазм. Она смотрела в окно, плакала и молчала, сигарета дрожала в руке.

– Ваш кофе – сказал официант и поставил чашки на стол. Василису передёрнуло от неожиданности.

– После этого я даже пыталась покончить с собой. Но, как видишь, неудачно – женщина попыталась улыбнуться.

– И всё, Миш, из-за этих проклятых денег. Жора тоже молчал, что с ним не делали. Мы всё спихнули на тебя. Жора сказал, что мёртвому тебе уже всё равно, а для нас это шанс всё забыть, уехать и начать новую жизнь. Мы начали продавать имущество. Деньги отдавали бандитам. Упорно делали вид, что живём на последние копейки. Это был ад, Миша, ад, а не жизнь. Я не знаю, как я это выдержала. Со временем, от нас отстали. Мы вели себя скромно, тихо. Потом поженились с Жорой и решили переехать в Москву. Там он занялся строительным бизнесом. Попали в кризис, и все наши миллионы сгорели синим пламенем. Пришлось вернуться в Питер. В этом жизненном водовороте наши дети стали отдаляться от меня, и со временем я их абсолютно потеряла. Я, Миша, даже не поняла, в какой момент это произошло. Они стали совсем чужими. Надя выскочила замуж при первой возможности. Жили, какое-то время все в одной квартире. Начались ежедневные скандалы, склоки. Пришлось разменять квартиру. На тот момент это было всё, что от тебя осталось. Надежда живёт с мужем, у них ребёнок. Я его ни разу не видела. Мы уже много лет не общаемся. А Вадим, ну ты знаешь, как Вадим – женщина потупила глаза в пол.

– Жора, кстати, как только узнал, что ты объявился, собрал чемодан и уехал в неизвестном направлении. Его и так пол Питера за долги ищет, а тут ещё ты… Расскажи про себя, ты-то как?

Михаил рассказал о своих злоключениях, о жизни Митрохи.

Через час пепельница была полной. Они оделись, и вышли на улицу. Василиса пристально посмотрела на Михаила.

– Что теперь, мышонок, что теперь со мной будет? По телу мужчины пробежала дрожь. Мышонок, так она его ласково называла в той, теперь уже позапрошлой жизни.

– Ничего – сквозь шум улицы громко ответил он. Живи себе с Богом. Ты уже и так сама себя наказала. Мужчина развернулся и пошёл прочь. Василиса ещё долго стояла, глядя ему в след. Она больше не плакала. Просто смотрела и молчала.

Дома Вадим опять начал клянчить деньги. Он-то жалобно умолял, то срывался в истерике. Деньги у Михаила, конечно же, были, но тратить их бездумно на прихоти Вадима он не собирался. Через два дня после разговора с Кавказом в дверь позвонили. Приземистый человек в очках и шляпе вежливо поздоровался, и протянул Михаилу свёрток.

– Это Вам от Паши. Затем он так же вежливо попрощался, и удалился. Михаил отсчитал небольшую сумму, а остальное спрятал в морозильной камере холодильника за старыми вонючими пакетами и какими-то объедками. Вадима, к счастью, тогда дома не было. Морозилкой он никогда не пользовался. Дверца накрепко примерзала, и это было гарантией того что деньги будут в сохранности.

Михаил стойко выдержал все нападки сына. Затем, сел за телефон и опять начал обзванивать номера, по которым надеялся найти старых друзей. Как не странно, но на этот раз он с первого раза дозвонился Наде.

– Я вас слушаю – прозвучал в трубке чужой женский голос.

– Здравствуй, дочь…

Договорились встретиться на следующий день. Судя по голосу, Надежда была не в восторге от этой идеи, но понимая, что это неизбежно, согласилась. Домой к себе Надя отца не позвала. Сказала, что у них ремонт. В обед она пойдёт гулять с коляской, и Михаил может к ним присоединиться.

На следующий день, в парке мужчина с волнением ждал встречи с дочерью. На дорожку, откуда-то с боку вынырнула фигура невысокой женщины в красном пуховике и с коляской. Дочь узнала его. Подошла, поздоровалась. Они обнялись. Надя была похожа на мать, только немного полнее и ниже ростом. Да и выглядела она не на много моложе матери. Одета очень просто, практично. На лице нет косметики, волосы небрежно собраны в пучок. Пошли по парку, завязался разговор. Надя рассказывала, как нелегко им пришлось после того как пропал отец.

Как мать практически перестала ими заниматься. Как «новый папа» куролесил, и что им пришлось пережить с такими родителями. Потом проснулась Ульяна. Миша взял её на руки, поносил по парку.

Надежда вышла замуж за мужчину на двадцать лет старше. Он был журналистом в местной газете. Её он устроил работать в типографию. Она сейчас в декретном отпуске. Достаток у семьи совсем скромный. Но, тем не менее, Надя учится заочно на журналиста и мечтает посвятить всю себя этому ремеслу. С матерью больше общаться не хочет. С её нынешним мужем тем более. Единственный кто ей дорог из прошлой семьи – это Вадим.

– Я бы с радостью общалась с ним, если бы не его придурковатость. Мой муж его на дух не переносит.

Михаил рассказал о себе. Он был рад тому, что Надежда восприняла его нормально, и даже обрадовалась. Где-то вдалеке забрезжила надежда хоть как-то наладить то, безвременно утраченное жизненное равновесие. С Надей Михаилу было хорошо и спокойно.

– Надюш, у меня есть одна проблема. Мне с ней не к кому обратиться кроме как к тебе. Через неделю я получу паспорт. Мне нужно где-то прописаться. Пропиши, пожалуйста, меня к себе. Жить пока я буду у Вадима. Думаю, так будет лучше, для него в первую очередь. А там Бог даст, чем-то своим обзаведусь – мужчина обнял дочь и поцеловал. На мгновенье ему показалось, что он обнимает девочку 14-ти лет, маленькую, хрупкую и глупенькую. Тепло воспоминаний прокатилось в сознании.

– Конечно, пап – ответила Надя и прижалась к его плечу. Потом они ещё долго стояли у подъезда дома, прощались и никак не могли расстаться. Только когда маленькая Ульяна начала плакать, прогулка слишком затянулась, Михаил и Надежда разошлись.

На кухне вечером, одухотворённый встречей с дочерью, Михаил долго рассказывал Вадиму о своих, а теперь уже и их вместе дальнейших планах. Он то и дело подливал чай в чашку вялого и неестественно сонного сына. Когда была поздняя ночь, Вадим улёгся спать, а мужчина ещё долго сидел на кухне, и размышлял. Он вспомнил студенческие годы, вспомнил своего лучшего друга и одногруппника Жорку, Георгия Ефимовича Гольберга. Они вместе поступили в Питер на медицинский. Жорка учился не важно, но всегда старался держаться Миши, что его не раз спасало от отчисления. Потом работа в городской больнице. Михаил хирургом, а Жора анестезиологом. На пару лет, правда дружок уезжал на заработки в Европу. Денег катастрофически не хватало, и он поехал за длинным рублём, сменив медицинский халат на робу автомеханика. Михаил же в это время упорно шёл к своей цели, не смотря на голод и лишения. Да, именно голод. Времена были такие, что на зарплату врача даже себя не прокормишь. А у него ещё старые родители, о которых тоже приходилось заботиться. А тут перестройка. Когда Жора вернулся с заработков, естественно, без копейки в кармане, Михаил уже организовывал «Алису». Начал всё с маленького косметологического кабинета, а дальше пошло, поехало. Когда открылась клиника, Жора попросился у старого друга на работу. Конечно же, Михаил взял его и тот занял должность старшего анестезиолога. Деньгами друг Жору тоже не обижал. Себе машину, и Жоре машину, себе квартиру, и другу тоже. Но, Жорка имел странную особенность просырать всё, что попадало ему в руки. Вечно лез в сомнительные авантюры, вкладывался в акции, пирамиды, играл в казино. Михаил сдерживал Жору, и это его в принципе и спасало. Когда женился, появились дети, Жора стал лучшим другом семьи и частым гостем. Он был крёстным отцом у обоих детей. Но его личная жизнь всё как-то не складывалась. Он вечно находил новых женщин, разводился со старыми, делил имущество, судился за элементы. Ребёнок у него был один, по крайней мере официальный, и того он не признавал. А после того, как мать ребёнка уехала жить за границу, вообще потерял его из виду. Жора так же, как и Михаил любил охоту и рыбалку. Это было ещё одно сближающее их обстоятельство. Только теперь наш герой понял, что всё это время Жора завидовал ему, его постоянству, его таланту хирурга, мудрости, уму, и если хотите, даже везению.

Всё время, с самого института Георгий завидовал Михаилу чёрной завистью, умело маскируя это под дружбу. И как только выдалась возможность, он тут же предал друга, постаравшись занять его место во всём. Но одна мысль не давала покоя Михаилу. Василиса сказала, что именно Жора убедил её в том, что он мёртв. Не находится в плену, не лежит без памяти, а именно мёртв. И его поступки говорят о том, что он не сомневался в смерти Михаила. А значит, он был причастен к его исчезновению. Но странно, последнее лицо, которое всплывало в памяти перед исчезновением, было совсем ему не знакомо. Он ещё и ещё прокручивал в памяти день, который помнил последним. Вот он собирается на работу, целует жену. Она говорит, чтобы не задерживался вечером.

– Извини, зая, вечером обещал пропустить по кружке пива с друзьями – отвечает ей. Едет в клинику.

Допоздна занимается делами. Затем садится в машину, в воротах перед выездом со двора клиники его останавливает охранник и говорит, что у стационарного больного резко поднялась температура после операции, и ему нужно вернуться. Он возвращается, поднимается по ступеням на второй этаж. В это время в здании почти никого. В стационар ведёт длинный коридор. Он заходит в свой кабинет переодевает халат, и всё… Только это странное лицо перед глазами. Михаил ещё и ещё раз прокручивал весь день. Должна быть зацепка. Ничего. Хотя нет!!! Есть зацепка…!!!!! Мужчина закрыл глаза руками. Подъезжаю к воротам, подходит охранник.

– Георгий Ефимович звонил, сказал, что у больного в стационаре после операции резко поднялась температура, и Вам надо вернуться.

Георгий Ефимович…!!!!! Всё-таки Жорка!!!! Мысли обжигали сознание. Но его в клинике не было. Он с друзьями ждали его в ресторане. Значит, это ничего не доказывает. Это только его, Михаила, догадки.

Компьютера у Вадима дома не было. Михаил оделся и пошёл в интернет-кафе неподалёку, на углу соседней улицы. Девушка, администратор, долго объясняла ему, как пользоваться этой адской машиной под названием Интернет. Михаил начал искать информацию о клинике, о своём исчезновении. Страницы загружались очень долго. Через несколько часов, когда он уже хотел уходить, взгляд наткнулся на сноску в углу страницы «Читайте также: Врач-убийца, Михаил Громов, бросился в бега». Перешёл по ссылке. Страница медленно загрузилась. В статье было написано, как молодая девушка умерла от заражения крови, наступившее в результате пластической операции, которую проводил доктор Громов. Якобы милиция сразу завела уголовное дело, но потом его прекратила, за отсутствием состава преступления. Описывались страдания безутешного отца, который потерял единственную любимую дочь. И фото с похорон. Михаил присмотрелся. В одном из людей у гроба он узнал лицо, запомнившееся ему последним перед исчезновением. Ну конечно, это он – отец умершей девушки. Так значит, это он решил мне отомстить! – с облегчением подумал Михаил и выключил компьютер.

Как только мужчина зашёл в квартиру, раздался телефонный звонок. Поначалу он обрадовался, звонила Надя. Но потом радость сменилась разочарованием. Надежда сообщила отцу, что после того, как посоветовалась с мужем, она решила, что не может прописать его в своей квартире. И что вообще, им больше не стоит общаться и видеться. Она попросила больше ей не звонить и не искать встречи, попрощалась и повесила трубку. Обескураженный Михаил даже не успел что-то возразить. Он долго ещё сидел на стуле с телефонной трубкой в руке.

Наде пришлось туго в жизни, и она отвыкла от порядочности и бескорыстия. Любовью родителей или мужа она была тоже обделена. Её отрадой была маленькая дочь, и она хотела сделать так, чтобы она получила от неё всё, чего недодали родители ей. Нет, она, конечно, помнила, что в детстве у неё была хорошая семья и добрые любящие родители, но, лишения и горести юношества и взрослой жизни перечёркивали детские воспоминания, делая их какими-то далёкими и не реальными. Да, ещё муж, человек угрюмый и депрессивный, накрутил её, мол, от появления отца ничего хорошего не жди. Пропишешь его, а он потом на жилплощадь претендовать начнёт. Или денег с нас будет тянуть. А мы и так еле концы с концами сводим. Подумай о нас и об Ульяне, ведь в будущем это всё скажется и на ней. Вот и решила она не подвергать риску свою семью, а главное малышку. Где-то в глубине души она понимала, что это жестоко и несправедливо, но, жизнь – это жизнь, такая как она есть.

Крушение надежд

Пустота опять заполнила душу Михаила. Звонок дочери оборвал ту единственную нить надежды, за которую цеплялось сознание. Несколько дней он ходил по разным адресам, пытаясь выяснить, где сейчас живёт отец умершей после операции девушки, Геннадий Константинович Ковалёв. В конце концов, за сто долларов выяснил место его последней прописки в центральном паспортном столе. Но по адресу соседи сказали, что он последних полгода лежит в больнице и в квартире никто не появляется. Поехал в больницу. В регистратуре сказали, что он лежит в онкологии. На входе в отделение дежурная сестра поинтересовалась, кто он такой, потому как кроме родственников никого не пускают. Миша сказал, что он родственник.

– Сейчас пойду, посмотрю, как там он, можно ли к нему сейчас. Он очень плох, и врач последние дни посещение запретил – сказала медсестра, направляясь к палате.

– Скажите ему, что брат Михаил пришёл, я ненадолго, только повидаться! – крикнул ей в след мужчина. Сестра вернулась, выдала Михаилу халат, указала на дверь в конце коридора. В палате стояло четыре койки, но только одна была занята. На ней лежал и смотрел в потолок похожий на скелет мужчина жёлтого цвета. Михаил приподнял прикреплённую на спинке кровати табличку. На верхней строчке написано – Геннадий Константинович Ковалёв. Чуть ниже – Рак желудка 4 стад. Не операбелен.

Михаил взял стул, сел рядом с больным.

– Я знал, что придёшь – еле слышно произнёс мужчина. – Как только узнал, что ты выжил, всё ждал тебя. Вот так бывает, хорошие люди без вины мрут, а такую сволочь, как ты, ничего не берёт. Жаль, что я в таком состоянии, а то я бы тебя своими руками додушил, за то, что дочь мою единственную на тот свет отправил. Мне всё Георгий Ефимович рассказал. Как ты после ночной пьянки небрежно Машу оперировал, как инфекцию ей занёс. Как потом денег мусорам дал, чтобы дело замяли – мужчина с ненавистью посмотрел на Михаила.

– Хочешь знать, как я всё тогда сделал? Меня в клинику Геннадий Ефимович незаметно провёл, дал ключ от твоего кабинета и снотворное, чтобы тебя усыпить. Я в кладовке спрятался, подождал пока все уйдут. Потом к тебе в кабинет пробрался. Когда ты вернулся, накинулся сзади, и тряпкой пропитанной хлороформом закрыл тебе рот и нос. Потом, когда ты немного отъехал, уколол снотворное. Утром нас с тобой Геннадий Ефимович из клиники незаметно на своей машине вывез. Потом я усадил тебя на переднее сидение своего старенького Опеля и повёз, куда глаза глядят. Геннадий Ефимович сказал, что нужно завезти тебя как можно подальше и снабдил ампулами со снотворным и шприцами. Когда проехали Москву, я несколько раз заезжал в лес, чтобы тебя убить и закопать. Но рука не поднималась, я раньше никого не убивал. Так я доехал аж до Ростовской области. Ты спал на переднем сидении, потому ни у кого это не вызывало никаких подозрений. Ампулы заканчивались. Я свернул с трассы, и доехал до каких-то угольных шахт. Убить тебя собственноручно я так и не смог, да и подумал, что такая мразь как ты не заслуживает такой лёгкой смерти. Дорога вела через эстакаду, под которой проходили маневровые пути к шахтам. Я увидел, как подо мной проезжают пустые вагоны, а в дали огромные погрузочные механизмы, тельферные ленты, грузят в вагоны уголь. Дело было на рассвете и машин на дороге почти не было. Я раздел тебя, и бросил с эстакады в медленно ползущий пустой вагон. Перед этим, правда, изрезал тебе лицо опасной бритвой, чтобы не смогли опознать. Я так в кино видел. Потом постоял, подождал, пока твой вагон станет под погрузку. Убедившись, что дело сделано, я сжёг в лесу твои вещи и документы и уже не спеша вернулся в Питер. Кто же знал, что ты окажешься таким живучим? – мужчина снова зыркнул на Михаила ещё с большей ненавистью.

– Спиртное перед операционными днями я не употреблял никогда. Это для меня был закон. Операция вашей дочери прошла успешно. Когда сняли швы и повязки, ей строго настрого предписывалось два недели постельного режима и полного покоя. А её через три дня видели в ночном клубе с толстым слоем макияжа и бокалом мартини. И когда у неё поднялась температура, она сразу не обратилась за помощью, а тянула до последнего. Скорая забрала её уже с явными признаками обширного сепсиса, поэтому и спасти её не удалось. Медицинская экспертиза всё это подтвердила, и потому в милиции по данному факту дело прекратили. Я никому ничего не платил. – Михаил встал, и вышел из палаты. Вслед ему смотрел обречённый и разочарованный человек. В глазах его застыл ужас от осознания своей собственной глупости и яростной слепоты, которой так жестоко и безнравственно воспользовались в чьих-то чужих интересах.

Дома Михаила ожидала настоящая катастрофа. Вся квартира была перевёрнута вверх дном. Он забежал на кухню, холодильник был распахнут настежь. В морозилке он обнаружил явно похудевший свёрток с деньгами и записку. «Я честно забрал только свою половину» Михаил пересчитал деньги. Так и есть, ровно половины не хватает. Но он не так переживал из-за денег, как беспокоился за сына. С повадками Вадима и с такими деньжищами на кармане жди беды. И беда не заставила себя долго ждать. Ночевать домой ни в этот день, ни на следующий, ни через день Вадик так и не пришёл. Отец не находил себе места. Звонил по найденным в записках сына телефонам, ходил по вечерним улицам, под ресторанами и ночными клубами в надежде найти Вадима. А на третий день в дверях появилась милиция. Михаилу сообщили, что его сын, Вадим Михайлович Громов, был найден мёртвым сегодня утром на Васильевском острове. Его тело обнаружили дворники в кустах без признаков насильственной смерти. Никаких денег, конечно же, при нём не было. После опознания провели вскрытие. По внешним признакам казалось, что парень просто напился, уснул и замёрз. По ночам на улице уже было до минус десяти. Но после всех проведённых анализов и экспертиз оказалось, что смерть наступила в результате передозировки наркотическими и психотропными веществами. Проще было сказать, чего в крови не обнаружили, чем зачитывать длинный список хитро мудрых названий. Милиция выяснила, что все эти дни Вадим отжигал с большой компанией по ночным клубам и притонам. Больше узнать ничего не удалось.

Похороны были скромные. Пришло человек десять стрёмной молодёжи, мать Василиса, сестра Надежда с мужем и Михаил. На кладбище моросил дождь со снегом. Василиса стояла у могилы в шубе, очках и чёрном платке, из-под которого виднелась роскошная укладка. В руках она держала большой синий зонт. Слёзы текли из-под очков, и она вытирала их белым платком. Михаил стоял молча, сняв кепку и наклонив голову. Больше всех убивалась Надя. Она, не смотря ни на что, любила брата. Девушка рыдала, муж поддерживал её под руки. В какой-то момент, когда гроб уже опустили, Надя бросилась на отца с кулаками.

– Зачем ты вернулся?!! Что тебе от нас надо??!! Да пропади ты пропадом!!! Это всё из-за тебя!!! – муж оттащил её и начал успокаивать. Михаил смотрел на улыбающийся портрет сына, закреплённый на деревянном кресте, и молчал. Дождь стекал по его лицу вперемешку с горькими слезами. Он понял, что не нужен больше этому миру, ровно так, как и не нужен этот мрачный, жестокий и несправедливый мир ему. Мужчина развернулся, и быстро пошагал к выходу из кладбища. Больше его никто и никогда не видел. Он исчез так же внезапно, как и появился после девяти лет забвения.

Совесть

Шли годы. После исчезновения отца Надежду мучила совесть, что он пропал из-за неё. Она не думала, что на кладбище отец так остро отреагирует на её слова. Конечно, она понимала, что её поведение просто стало последней каплей в его и так переполненной от боли душе. И всё же ей было стыдно за себя и за то, как она обошлась с родным отцом. Надежда решила во чтобы то не стало отыскать его. Пользуясь возможностями журналиста, она наводила справки, рассылала запросы. Занимаясь поисками отца, она столкнулась с множеством случаев пропажи людей. По этому поводу девушка начала вести рубрику в одной из питерских газет. Тема оказалась настолько актуальной и злободневной, что уже через три года у неё был свой проект на одном из федеральных каналов под названием «Ищу тебя!». Надежда развелась с глупым мужем, и уехала с дочерью в Москву. Помогая другим людям, радуясь и печалясь вместе с ними, она не оставляла надежды найти своего отца. Увидеть его, обнять и попросить прощение – вот всё чего она так беззаветно желала.

Следующей весной, после того как исчез Михаил, в одной из придорожных гостиниц Воронежской области, в номере, был обнаружен повешенным Георгий Ефимович Гольберг. Следов борьбы обнаружено не было. В мед. заключении говорилось что это суицид. Так это было или нет, теперь уже не узнает никто. Может Жора сам на себя руки наложил, а может и помог кто. Желающих было хоть отбавляй. Навряд ли к этому имел отношение Михаил Громов. Он был человеком другого склада, и не стал бы марать руки даже о такое дерьмо как Георгий Гольберг.

Всё, что удалось за эти годы установить Надежде, так это то, что на следующий день после похорон брата, отец, по новому паспорту, купил билет на поезд до Москвы, а оттуда до Ростова-на-Дону. Там его следы терялись. Была надежда, что он вернулся на Камчатку к Фёдору. Это было единственное место, о котором он хорошо отзывался из воспоминаний Митрохи. Надя летала туда. С большим трудом отыскала угодья Фёдора. На пороге дома её встретила красивая девчушка по имени Наташа. Она пригласила гостью в дом, забежала следом за ней. Пока не было Фёдора, поили с матерью и братом женщину чаем, расспрашивали о столице. Не часто в их захолустье заезжали такие звёзды как известная телеведущая Надежда Громова. Пришёл Фёдор. Надя рассказала, кто она и зачем приехала.

– К сожалению, Ваш отец у нас не появлялся – озабоченно сказал Фёдор. Но четыре года назад я поехал в районный центр по делам охотохозяйства. Пока был в администрации, мне в машину кто-то подбросил свёрток. Уазик у меня плохо закрывается, да и кому нужна моя развалюха. А в пакете были деньги, много денег, 120 тысяч долларов. И маленькая деревянная свистулька, та самая, которую Наташка Митрохе подарила, когда ещё маленькой была. Он был это или поручил кому, я не знаю. За деньги те мы дочери операцию сделали, в Германии. Теперь ходит, как ни в чём не бывало. Так что, вы если найдёте его, то кланяйтесь от меня и от семьи нашей до самой земли. Пусть Господь хранит его душу!

Надежда объездила всю страну в поисках отца. Как только появлялась информация о ком-то, хоть чем-то напоминающая отца, она бросала все дела, и мчалась на любой край света, не жалея времени и сил. Но, всё было безрезультатно. В 2010 году к Надежде попала информация о том, что в Бурятии в конце 2003-го в глухой деревушке рабочие в куче угля нашли еле живого израненного человека. И может эта информация осталась бы Надей незамеченной, если бы не одна маленькая деталь. В руке мужчина крепко сжимал клочок бумаги, на котором было написано «Митроха. Лишний человек». Женщина бросила все дела и помчалась в Бурятию. В посёлке, где нашли человека, сообщили, что его, израненного, забрали к себе монахи местного буддистского монастыря. Надежда отыскала монастырь. Ей рассказали, что действительно семь лет назад выходили и приютили искалеченного мужчину. Он потерял память, вообще не разговаривал, но всё понимал. Жил он при монастыре, в кочегарке. Помогал по хозяйству, насколько ему позволяло здоровье.

Где-то год назад старик слёг. Болезни и старые раны начали брать верх. Он потерял зрение и почти ничего не слышал. Лежал, и только изредка крестился по православному. Так он и помер, тихо, спокойно, на деревянных нарах в кочегарке. Уже полгода как похоронили. Монахи отвели Надю на опушку, за монастырской стеной. Рядом с небольшим холмиком земли покосился деревянный крест. На нём синей краской, плохим почерком было написано «Митроха – лишний человек».

Конец