Читать книгу Страсть гордой княжны - Шахразада - Страница 8

Нечасто удавалось юному Масуду вернуться вспять по реке времени мысленно. Нечасто мог он улучить несколько минут, чтобы просто побыть наедине с самим собой, взвесить события прошедшего, быть может, посмотреть на день сегодняшний через призму дня вчерашнего. Ведь иногда там, в дали прожитых лет, и кроется ответ на сегодняшние трудные вопросы, которые не дают человеку спокойно смотреть в глаза собственному отражению в зеркале.

Отец Масуда, достойный Рахим, как мы помним, очень обрадовался рождению первенца. Ведь он верил, что тот, когда вырастет, продолжит его непростое торговое дело. Эта мечта любящего родителя вполне понятная, и трудно с этим спорить. Малышом Масуд оправдывал все надежды своего любящего отца. Однако, когда Масуду исполнилось семнадцать, юноша отчетливо понял, что отец осторожничает, опасается доверить ему торговлю, не решается поручить что-либо более серьезное, чем проверку дневной выручки или учетных книг, исписанных рукой хитрого управляющего.

Масуд пытался понять, отчего отец, безусловно, радующийся усердию сына, не торопится довериться ему в делах. Пытался вспомнить, когда подвел Рахима или хотя бы солгал. Но, увы, ничего не приходило в голову. И поручения отца он выполнял всегда усердно, и не лгал ему (ну, или старался этого не делать без крайней нужды)…

«Так в чем же дело, Зухра? – как-то раз решился он задать вопрос своей кормилице. – Отчего отец так осторожен со мной?»

Самые нужные, самые важные беседы, особенно те, которые вовсе нельзя никому доверить, Масуд и Зухра вели мысленно. Так было куда легче сохранить тайну. Да и упражнение в безмолвных разговорах никогда не оказывалось лишним.

Зухра, конечно, не могла знать всего, что происходило между отцом и сыном, однако подсказала совсем простой выход.

«Малыш, попробуй вспомнить что-то из своего, возможно, совсем далекого прошлого, что вызвало у твоего отца покровительственную улыбку. Быть может, после какого-то разговора он сказал, что все это лишь твои выдумки…»

– Выдумки? – От удивления Масуд заговорил вслух.

– Конечно. Обычно мы начинаем сомневаться в своих близких очень и очень не сразу, ибо изначально верим им и верим в них. Но бывает, что какая-то давняя детская выдумка, невинная шалость, вроде лягушки на ковре в курительной комнате или под одеялом у старшей сестры, навсегда превращает мальчишку, да и девчонку тоже, в изгоя в собственном доме.

Масуд с некоторым удивлением слушал свою обычно немногословную и спокойную няньку. Должно быть, в ее судьбе было что-то, что вложило нешуточное волнение в эти – такие простые! – слова.

Юноша покорно склонил голову и позволил Зухре потрепать себя по волосам – так она делала в те счастливые дни, когда мальчишка был ниже ее ростом. Сейчас же, когда Масуду исполнилось семнадцать, невысокой Зухре приходилось поднимать голову, чтобы посмотреть в глаза своему «малышу».

Следуя ее мудрому совету, Масуд устроился в тени старого орехового дерева на заднем дворе и попытался вспомнить день за днем, сколь вообще такое возможно, все свои беседы и просто встречи с отцом. Попытался припомнить и те дни, когда вместе с Рахимом отправлялся к родне погостить и когда просто гулял, радуясь тому, какая крепкая и уверенная рука у отца и как уютно в ней его, старшего сына, ручонке.

Светлые картины детства на удивление легко увлекли его вспять по реке времени, позволив вновь почувствовать себя мальчишкой сначала в тринадцать, потом в десять, потом в семь лет… И тут, о счастье, что есть на свете мудрые советчики, вспомнился Масуду вечер накануне Рамадана, когда он решился открыть отцу свой секрет. Пусть Зухра не раз предупреждала его, что об умении безмолвно беседовать никто посторонний знать не должен, но отец же вроде вовсе не посторонний. И, быть может, он тоже, тайком, упражняется в подслушивании чужих мыслей. Так разве не обрадуется он, узнав, что можно найти в любимом старшем сыне не только наследника, но и тайного собеседника?

Должно быть, именно так рассуждал шестилетний Масуд, когда однажды вечером вошел в кабинет отца. Рахим с головой ушел в работу и даже не сразу заметил, что открылась и потом закрылась дверь.

– Батюшка… – вполголоса позвал Масуд.

Но отец головы не поднял. Похоже, он даже не услышал.

– Отец! – чуть громче повторил Масуд.

Но и это не помогло – Рахим скрипел пером с таким усердием, словно старался оставить надпись видной и на каменной столешнице.

Тогда Масуд решил, что следует позвать отца мысленно, как уже много раз он звал добрую свою нянюшку.

«Отец! Ответь мне!»

И в этот миг Рахим вздрогнул. То ли напомнил о себе старый шрам, что беспокоил его после давнего сражения с неверными, посмевшими бросить алчущий взор на стены Великого города, то ли сквозняк был совсем уж ледяным. Однако Рахим вздрогнул и этим укрепил надежду в душе сына.

– Отец мой, позволишь ли прервать твои занятия?

– Сынок, ты меня напугал. – Рахим оторвался от бумаг с видимым удовольствием. И этим еще больше укрепил Масуда в его надежде.

– Батюшка, мне нужно задать тебе очень важный вопрос. Ты позволишь?

– Малыш, ну зачем такие церемонии? Что случилось? Ты захворал?

«Аллах великий, ну почему я должен сразу захворать? Неужели только это тебя волнует, добрый мой усталый отец?» Увы, вот этого не услышал Рахим, а жаль. Однако арба судьбы, как и время, катится только вперед…

– Нет, добрый мой батюшка. Однако я должен открыть тебе одну важную тайну.

– Ну что ж, мой любимый сын, – быть может, и против желания, однако в голосе Рахима зазвучала ирония. – Я весь обратился в слух…

Однако эта ирония не насторожила мальчика, который решительно продолжил:

– Отец мой, я слышу мысли других людей.

Масуд проговорил это на одном дыхании и лишь потом поднял глаза на отца. Он, в тайне от самого себя, надеялся, что отец сейчас встанет, обнимет его за плечи и скажет что-то вроде: «И я, малыш, тоже…»

Однако надежде этой, увы, сбыться не суждено было. Отец широко распахнул глаза и даже слегка привстал.

– Что ты слышишь? Какие мысли?

Масуд пожал плечами – совсем как делал это его отец, когда объяснял что-то важное нерадивым слугам.

– Я слышу мысли других людей!

– Да? – Рахим улыбнулся. Он-то уже понял, что сын просто неумно шутит. Да и к тому же отрывает его, озабоченного отца, от расчетов.

– Да, мой добрый отец. Слышу, хотя иногда люди мыслят так же невнятно, как и говорят.

Рахим не мог не улыбнуться серьезности этих слов в устах семилетнего мальчишки. О, конечно, он готов был поддержать любую игру сына, однако сейчас было видно, что Масуд вовсе не шутит и что никакой игры тут нет: мальчик искренне верит в то, что говорит.

– И что же за мысли ты слышишь, мой любимый колдун?

– Ты не веришь мне?

– Верю, сынок. Конечно верю…

– Ты не веришь… – Глаза мальчика потухли, плечи опустились.

О, если бы у Масуда хватило смелости в этот миг повернуться и уйти! Или у Рахима хватило мудрости сказать, что верит, и попытаться подыграть сыну. Однако ни смелости у одного, ни мудрости у другого недостало, чтобы прервать эту игру, и потому далее случилось то, что случилось.

– Да будет так, отец. Раз ты мне не веришь… Тогда проверь меня!

– Да будет так, сын! – Еще миг – и Рахим бы рассмеялся. Или разозлился всерьез. И даже сейчас можно было бы превратить все в шутку. Увы. Настроение отца, словно огромное зеркало, отразило серьезность сына. – Я проверю тебя.

Он опустил обе ладони на стол и пристально взглянул прямо в лицо сына.

– Итак, мой юный маг, о чем я сейчас думаю?

И стал думать о Коране, что раскрытым лежал на отдельном столике черного дерева. Конечно, мысли уважаемого Рахима тут же пошли дальше: он уже не думал о книге, пусть даже и самой главной в жизни каждого правоверного. Мысли его улетели к жизнеописанию пророка Мухаммеда, да благословит его Аллах и приветствует, потом вернулись к наставлениям, оставленным им… Потом взгляд Рахима перескочил на свежеочиненное перо, ведь наставления пророка были записаны… Потом вновь переметнулся к окну – окно выходило на полуночь, а не указывало направление на Мекку, город, священный для каждого приверженца Аллаха всесильного и всемилостивого. Одним словом, то были самые обыкновенные мысли самого обыкновенного человека.

Масуд честно пытался уследить за ними, так же честно потерпел поражение, ибо он успел лишь понять, что речь идет о книге. Какой-то из книг, что в изобилии украшали кабинет.

Мальчик ответил на пристальный взгляд отца не менее пристальным взглядом и твердо сказал:

– Ты думаешь о книге, отец.

Рахим рассмеялся.

– Малыш мой, давай закончим эту глупую игру. Я тебе верю, конечно. И знаю теперь, что ты умеешь читать мысли. А сейчас беги, меня ждут важные бумаги.

Рахим, конечно, рассмеялся от облегчения, ведь он-то думал не о книге, а о священных для любого правоверного вещах: о Коране, о мудрости пророка, об истории великого учения…

Масуд расстроился. О нет, не просто расстроился – тяжкое, безысходное отчаяние охватило его. Он помнил, как светло улыбнулась Зухра подобному признанию, какую огромную тайну она ему открыла. А отец… Нет, отец оказался самым обыкновенным – таким же недоверчивым, как любой другой взрослый.

Спина мальчика согнулась, на глаза набежали слезы, и он вышел, шаркая ногами, как столетний дед. Увы, отец ему не поверил.

Рахим же вернулся к своим занятиям. Но где-то в глубине души сохранилось это воспоминание: и об игре сына, и о том, что Масуд прервал очень важную работу, а значит, игру ставит выше дела.

Увы, Рахим одной частью разума сознавал, что сыну всего семь лет. Но другая часть, та, что была занята важными расчетами, втайне досадовала, что пришлось прерваться ради глупой игры.

А мальчишка запомнил, что отец ему не верит. И чем больше старался он завоевать доверие отца, тем чаще тот вспоминал, как глупая откровенность сына оторвала его от важного и нужного дела.

О Аллах всесильный и всевидящий, из каких крохотных зерен порой вырастают высокие леса, закрывающие прекрасное солнце истины!

Нечто подобное пришло и в голову Масуда, когда он вспомнил эту давнюю и такую, на первый взгляд, невинную историю. «Аллах великий, – пронеслось в голове юноши, – я потратил более десятка лет, мечтая об отцовском доверии. И не понимая, что никому и ничего доказывать не надо. Словами не надо, надо доказывать делами. Ибо лишь дело поможет убедить моего отца, упрямого подобно тысяче ослов, что нет у него помощника надежнее сына, как нет и опоры надежней».

О, как был бы счастлив Рахим, если бы смог услышать эту мысль сына! Но, увы, дар великий в нем не просто спал, а спал мертвецким сном. И сон этот опровергал давнюю истину, что неведение – благо.