Читать книгу СССР™ - Шамиль Идиатуллин - Страница 7

– А как он узнал?

– Ну как… Видимо, напряг дедуктивную наблюдательность и заметил, что последние полгода я ношу на работу поверх пиджака белую футболку, а на ней меленькими такими черненькими буквами написано: «Дорогой Максим Александрович! Обращаю ваше драгоценное внимание на тот досадный факт, что отсутствие ответа на квартирный вопрос мешает ценному специалисту Камалову Гэ А и его боевой подруге Биляловой Э Ша жить полноценной интимной жизнью, плавно переходящей в семейную, поскольку встречи на корпоративной территории, а равно…» Ай.

– Вообще убью сейчас.

– Ай. Всё. Теперь ваш коварный план предстал перед моими посветлевшими от боли глазами во всей дьявольской изощренности и полноте. Ты с самого начала хотела охомутать меня только для того, чтобы пробудить во мне фамильные качества семейного человека, с помощью этих качеств выбить квартиру в центре Москвы, а потом пустить меня на шаурму, а самой занять эту жилплощадь для организации черного угольного транзита. Но страшная правда оказалась внятной мне слишком рано. Теперь я вооружен знанием, и одолеть меня будет не так-то… Ай! Только не там, дура!

– Там-там, только там… Сейчас еще щекотать буду. Куда побежал?

– Эта тайна умрет вместе со мной. А ты будешь в течение трех минут изводиться страшными подозрениями по поводу того, куда я делся и не твое ли счастье сейчас с шумом уносится по чугунным трубам.

– Мое счастье наступает после часу ночи, когда ты сопишь в стенку. Ой, да иди уже. А то убирать еще за тобой.

– Этого вы от меня никогда не дождетесь, гражданин Гад-дюкин.

– Все-таки как он догадался?

– Если бы вы, Эльмира Шагиахметовна, были чуточку более внимательны, то могли бы уловить в обращенном к вам вербальном потоке ключевое сочетание «дедуктивная наблюдательность»…

– Безграмотное сочетание.

– Гнусные нападки мы игнорируем и объясняем: если молодой человек не пидор, а выглядит прилично, ходит в стираном, наглаженном и без засосов, не таскает шлюх и в командировках демонстрирует невероятную моральную устойчивость…

– А ты демонстрируешь, что ли? Кому?

– А, ты ее все равно не знаешь. Элька, пошутил щас. Губы обратно разверни. Пошутил, говорю!

– Шутник. Кошак трепливый.

– Ну вот, при таких исходных, скорее всего, у этого молодого человека как-то личная жизнь устроена. Ну, есть и другие варианты, но мы их рассматривать не будем.

– Почему? Какие?

– Ну, самый примитивный: служебная квартира отсматривается и слушается, а сотрудники «Проммаша» всю дорогу под колпаком папы Панасика.

– Ты что, серьезно это?

– Хм… А разве я не сказал, что не хочу такие варианты даже рассматривать?

– Гали, такое может быть, в самом деле, что ли?

– Ну а почему нет? Концерн кем основан? Во-от. У таких людей не привычка даже, а жизненная необходимость собирать всю возможную информацию. Особенно о своих людях – и тем более на своей площади.

– Господи, и ты так легко к этому относишься. Погоди, а вдруг и здесь микрофоны и камеры натыканы?

– Ну, эт вряд ли.

– Чего вряд ли? Чего лежишь? Вставай, давай посмотрим.

– Щаз. Все брошу и буду голый по стенкам ползать.

– Будешь.

– Женщина, я вам не Спайдермен. Оставьте этих глупостей.

– Гали, ну пожалуйста. Ну нельзя же… Если в самом деле здесь все снимается… Если на нас сейчас кто-то смотрит… И час назад смотрели, получается? Все, я ухожу.

– Эльмира. Эльмира, золотце, сядь, пожалуйста. Простудишься. А лучше ляг.

– Почему?

– Потому что я прошу.

– Когда я просила, ты что-то особо не отреагировал.

– У меня реакция плохая на такие просьбы. Отрицательная. Не пыли пять минут, пожалуйста, меня послушай.

– Ну.

– Что ну?

– Слушаю.

– Сядь. Пожалуйста, сядь. Спасибо. Короче, во-первых. Все эти «жучки» – довольно дорогая штука, а главное, требующая больших затрат на обработку. Отдел, как минимум, нужен. «Проммаш» – большая контора, но я по ней год ползаю и про такой отдел ни разу ничего такого не слышал. Во-вторых, эта квартира куплена и доделана «Союзом», «Проммаш» к ней… про нее ни сном ни духом. А в «Союзе» такого департамента уж точно нет. В-третьих, если бы меня хотели контролировать, просто бы прописали в договоре соответствующий пункт и санкции за его нарушение. А у меня ни в одной подписанной мною бумаге, да и в устном порядке, нету ни одного ограничения по теме разговоров хоть с конкурентами, хоть с агентами иранской разведки. То есть я сам понимаю, о чем не стоит с левыми людьми говорить, а о чем стоит, но это, извини, меня или «Союз» никак не отличает от аналогичного спеца или компании такого же уровня.

– А ну-ка расскажи какой-нибудь секрет.

– Советское – значит отличное. Только не говори никому, убьют на месте. В-пятых… А, нет, в-четвертых еще. Кой смысл фигачить подслушку в пустую квартиру? Я ж буду здесь жить, по уму-то, только после меблировки. Кто ж знал, что у тебя надувной матрас есть? И допустим, повешу я ковер поверх камеры, а шкаф поставлю на микрофон – и привет из космоса. В-пятых, böten närsädän dä qurqsañ, tatarça söyläš[3]. В-шестых, давай уже спать, а?

– Давай. Юрист чертов. Любого уболтаешь.

– Ну, про любого не скажу, а вот любую…

– Ой-ой-ой. Казанова по Феллини.

– Девушка, не вам и не в вашем положении выражать скепсис.

– Ха. Да между прочим, это я тебя окрутила. Сам бы ты еще полтора года ресничками хлопал и живот чесал.

– А можно с этого места подробнее?

– С какого? «Живот чесал»?

– «Это я тебя окрутила».

– Перебьешься.

– Аргументируй.

– У женщин свои секреты.

– Мощно.

– Как могу.

– А в порядке братской помощи?

– Не брат ты мне, гнида черножопая.

– Дэвушка, по сравнению с тобой я Снэгурочка.

– Морда татарская.

– Взаимно. Еще аргументы?

– Да ну тебя. Спать давай.

– На.

– Дурак.

– Ну да, дурак. Окрутила она меня. Я, между прочим, за тобой полгода ухаживал. Я цветы покупал. Я тебя от стенок отскребал – ты же под обои пряталась, как только меня видела. Окрутила она меня!.. Да я как на кафедре тебя тогда увидел, так и запомнил, а потом уже, на стажировке…

– А почему запомнил?

– Ну, фигура там, ножки, симпотная, все дела. Не выделывалась. Потом, папа приучил стойку на татарские имена делать. Но если бы второй раз не увидел, то фиг бы чего… Эльмира, ты что? Ты ревешь, что ли? Я что-то не так сказал?

– Да нет, что ты, Галик. Я просто опять подумала, что, если бы в ту стажировку не пробилась, не увидела бы тебя, – и ничего бы не было. Знаешь, как трудно было? Все же в ваш долбаный «Проммаш» рвались, а мест всего три. Я такую интригу провернула, Лукреция Борджа харакири от зависти сделала бы.

– Да… Что-то лопух я совсем, по ходу.

– Да я тебя сразу полюбила. До этого хохотала, знаешь, в голос, когда про любовь с первого взгляда читала и тем более слышала – ну, в общаге: девки, это любовь с первого взгляда, у меня внутри все прямо вспыхнуло, а сама блядища, только с конем и не была, и то не по своей вине, а гужевой транспорт не нашелся… А тут ты зашел на кафедру, до сих пор помню – в серых брюках и бежевой рубашке поло, и пахло от тебя…

– Пóтом пахло и пылью. Это же август был.

– Тобой пахло, и одеколоном твоим дурацким, но я его тогда не знала. И у тебя глаза так блеснули. Ну, думаю, бабник, сейчас клеиться начнет и телефончик требовать – ну, как все. Думаю, дам ему телефон МЧС, пусть радуется. А ты не стал как все. И так меня заело… Я потом ночь не спала, все в голове разговор крутила, пыталась понять, что меня так зацепило, и не поняла – хотя дословно все запомнила.

– Прям – дословно.

– Проверяй. «Добрый день. Здравствуйте. Девушка, а не подскажете, не на месте ли Сергей Викторович. К сожалению, он отошел в третий корпус, будет, скорее всего, после трех. Что-нибудь ему передать? Ой, ну, пламенный привет, пожалуй, и…»

– Господи. Это я такую чушь нес?

– Ага.

– И ты ее дословно запомнила.

– Ага.

– Арчи Гудвин.

– Ниро Вульф.

– Дата Туташхиа.

– Хана Каценеленбоген.

– Почему Каценеленбоген?

– А почему Туташхиа?

– Куда твоя память делась? Я же объяснял. Tutaş[4] понятно, так? И на Туташхиа похоже, так? А это герой грузинского сериала старинного, нудного, как это самое…

– Мой рассказ?

– Прошу занести в протокол, что я ничего подобного не говорил.

– А почему Дата?

– А что, не Дата? Ты Дата, я Взята. Взяча датки.

– Хамта ты. Щас как дам!

– Слова не девочки, а жены.

– Дурак. Я не в этом смысле.

– А в каком?

– Когда едем?

– В смысле?

– У тебя мысли на метр вниз переместились уже?

– Ага.

– Поднимайся. Не в этом смысле, балбес.

– Женщина, я по-другому не умею.

– Галик, ну погоди.

– За-а-е-ец! Ты меня слы-ышишь?!

– Камалов, хватит!

– И тебе хватит, и всем хватит…

– Алька, ну нормально скажи!

– Что?

– Когда едем?

– Куда?

– О господи. В медвежий угол твой.

– Почему медвежий? Между прочим, это практически географический центр России.

– Ой-ой-ой.

– Ты опытный полемист. Уж поближе твоего Новокузнецка.

– В Новокузнецк, между прочим, самолеты летают.

– В Антарктиду тоже летают. И даже остаются. Так что не показатель. А в Союз не будут летать. Только паровозом можно…

– Что за Союз?

– Город так назовем. А ты, улетающий вдаль паровоз…

– Уф. Вы бы еще Урарту назвали. Или Междуречье.

– Дурак – он и баба дурак. При чем тут Междуречье?

– Государство из учебников Древней истории.

– Ха-ха-ха, как смешно. А про государство Израиль не слышала?

– Что-то слышала вроде. Там еще тетки в армии служат. Это ваша задача?

– Наша задача – создать условия для удобной, обеспеченной и осмысленной жизни в этой стране.

– У меня с Союзом другие ассоциации. А почему именно с середки, с дикого поля эту задачу решать начали?

– Ассоциации – фиг бы с ними, хоть горшком называй, лишь бы хавали. А про середку – ну, фишка так легла. Во-вторых, программа «Сибирь – Восток». Знаешь такую? Вот. И не узнаешь. Можешь хоть пытать. Ой. Ай. Еще там АЭС ведь будет, малюсенькая правда, ай… Но нам для внутреннего такого свечения хватит. А потом, пара центробежность – центростремительность проще просчитывается.

– Ий малажи-ис. Сам придумал?

– Вот этой вот личной головой. Завидуешь?

– Худею от зависти.

– Ну-ка…

– Ай! Больно же!

– А не надо врать.

– Там не худеют, двоечник.

– Ну и слава богу.

– Тебе положено говорить: «Слава Ленину».

– Слава славится, а Ленин ленится.

– Ты мудр, Лысый Бизон.

– Мудер бобер. Все-таки завидуешь.

– Руки убери. И на вопрос уже ответь.

– Какой? Про бизона?

– Про масона. Едем когда?

– Послезавтра. А что значит едем?

– А ты думаешь, что я тебя одного отпущу?

– А куда ты, на фиг, денешься?

– Никуда. Просто не отпущу.

– Отпустишь, милая моя. И еще пару раз отпустишь. А потом, к июню, если я правильно понял, уже на жилье поедем. Если свадьбу успеем сыграть, конечно.

– Какую свадьбу?

– А, ты не знаешь? Это такая жуткая процедура, когда мужчина и женщина надевают неудобные костюмы, полдня сидят истуканами за столом и целуются по команде пьяных родственников, а родственники громко кричат гадости, достойные интеллекта первоклассников… Так, опять ревем?

– А ты мне предложение делал?

– А чем я сейчас занимаюсь? О господи. Ну хорош реветь, а? А то я сейчас на балкон убегу.

– Там холодно. Так делай.

– Что?

– Предложение.

– Хм… Резонно. Дорогая Эльмира, будь моей женой… Или по-татарски надо?

– Не сможешь.

– Ха. Tutaşım-mäxäbbättem, min sine yaratam, qarçıq, qizçıq, miña kiyäwgä çıq. Döres tügel meni?[5]

– Твердая четверка.

– А чего четверка-то?

– Одного слога не хватает. Это где у вас считалочки такие?

– Не важно. А чего твердая? Молодец, находчивая. А по существу? Ой. Это не ответ. Хотя спасибо, конечно. Ой…

– …Миленький ты мой. Возьми меня с собой.

– Погоди… У меня тоже голос, я тоже хочу петь.

– Отдыхай, слабачок. Там, в краю далеком, назовешь ты меня женой. Не вздумай дальше петь, балда!