Читать книгу До февраля - Шамиль Идиатуллин - Страница 12

На столике за опустевшими блюдцами и бутылками выключились, синхронно щелкнув, два бурлящих чайника. Полтора десятка человек вокруг, в основном пенсионного возраста, бурлили, не собираясь выключаться. Аня осторожно скользила между ними, то и дело останавливаясь, чтобы уберечь от опрокидывания поднос, уставленный колоннами бумажных стаканчиков и разномастными коробками с печеньем и пакетным чаем. Беречь было непросто: гости были буйны и в речах, и в жестах, а комната, издевательски названная конференц-залом (причем, скорее всего, не раньше сегодняшнего утра), оказалась рассчитанной на чопорные посиделки, а не на дискуссии в жарком, тем более мобильном режиме. Но писатели повскакали почти сразу, и вернуть их в сидячее положение оказалось невозможно. Каждый, похоже, считал, что убедительность выступления прямо пропорциональна громкости и высоте, с которой оно льется. Самый приземистый дедок, натурально, подпрыгивал на ударных моментах выступления, которого всё равно никто не слышал, потому что почти все выступали одновременно и напористо.

Было громко, жарко и невыносимо тесно. Тесноты добавляли высоченные, по грудь, стопки газет и листовок разной степени древности, громоздившиеся возле двери, а также верхняя одежда, которую гости то и дело поднимали, нечаянно сбросив со спинок хлипких складных стульев. От одежды несло табаком, по́том и несвежестью, от гостей – тем более.

Аня с трудом обогнула самого несвежего, кажется, и самого громкого оратора – крупного старика с лысой макушкой и седыми прядями до плеч. Пряди были засаленные, как и коричневый костюм, под который старик поддел пестрый свитер. От одного взгляда на него становилось душно, а от воплей еще и тошно – и от интенсивности их, и от смысла. Аня, как и все присутствующие, накрепко запомнила, что это Дарченко Максим Эдуардович, глава местного Содружества писателей, автор множества публикаций в центральной прессе и местных сборниках, а также дипломант кучи премий с нелепыми названиями. Сборники, вырезки и дипломы он притащил с собой в здоровенном драном пакете, но от мысли козырять ими отказался, обнаружив, что половина гостей подготовилась к встрече столь же основательно.

Дарченко решил брать горлом.

– Магистральным направлением нашего общего журнала должно стать патриотическое воспитание! – проревел он.

Голос у Дарченко был надреснутым, но зычным.

Публика вскипела, причем только часть невнятным словом, а другая – активным действием, как по команде бросившись к чайному столу. Видимо, многие заинтересованно следили за дрейфом Ани сквозь писательские торосы и отдельные ропаки. Над столом замелькали шерстяные, кружевные, заштопанные рукава, из которых торчали столь же разнообразно постаревшие пальцы, с одинаковым проворством расхватывавшие печенье, пакетики с чаем и бумажные стаканчики.

Аня, едва успев увернуться от сцепленной пары одетых в черное старушек, чуть не попала под размашистую струю кипятка – ее в стиле удалого бармена метнул себе в стаканчик бритый наголо пузатый мужик средних лет с ироническим прищуром, – и вжалась в угол, глядя и слушая с безнадежным ужасом. Наташа ободряюще кивнула ей из противоположного угла и вернулась к негромкой беседе с Баженовым.

Баженов был одет неброско, но дорого, и вообще смотрелся очень чужеродно, – Анина мама называла такое строчкой из древней эпиграммы, «капля “Шанели”, попавшая в щи», – но чувствовал себя абсолютно уверенно. По-хозяйски, как и положено.

Выслушав Наташины пояснения, Баженов улыбнулся и показал ей, что пора закругляться.

Попробуйте-ка Дарченко закруглить, подумала Аня.

А Дарченко ораторствовал:

– Только наставление подрастающего поколения в духе верности памяти отцов спасет наше уставшее и разочарованное общество!

Коллективный громкий, но невнятный ответ проре́зал пронзительный голос смешно выряженной в драп и кружева детской писательницы Бирюковой:

– А матерей?

– Не цепляйтесь к словам! – отрезал Дарченко. – Я говорю о вечных ценностях, не надо тут этих феминизмов и толеразмов!

Боже, подумала Аня, – и тут гомон перекрыл бас из соседнего угла:

– Прошу прощения, у меня тупой прагматический вопрос. Вот просто тексты, без воспитания, толеразма, патриотизма и сорокалетней выдержки, к рассмотрению принимаются?

Дарченко, как и остальные, нашел глазами обладателя баса, мускулистого красавца модельного вида в черном, – вот и «Under Armour» к «Шанели» в наших щах, отметила Аня, – и снисходительно поинтересовался:

– Вас как величать, молодой человек?

Красавец поводил лопатками по стене и неохотно признался:

– Клим.

– Открою вам, юный наш дружок Клим, творческий секрет: не бывает «просто текстов», – принялся вещать Дарченко, накручивая себя с каждым словом. – Наша миссия – противостояние ржи зла, коя давит всё сильнее с каждым днем! Недаром сказано: «Довлеет дневи злоба его»!

На последних словах он взвизгнул так, что на секунду повисла пауза. И в этой паузе все услышали, как Аня хихикнула – и тут же испуганно замолкла, вцепившись ногтями в пластыри.

Дарченко, пригвоздив ее мутноватым взглядом, пожевал губами и отчеканил:

– Вы бы лучше старику чайку налили, чем хихикать над священными словами, которых не понимаете, милочка.

Милочка, повторила про себя Аня сквозь незнакомое леденящее чувство, поднявшееся от легких к глазам.

Дарченко был совсем не похож на преподавателя линала Фурсова. Но это внешне. Внутри они совершенно одинаковые. Старые самоупоенные болваны, ценящие единственное удовольствие – унижать других, чтобы самим себе показаться возвышенными.

Аня отвела взгляд от тихо всполошившейся Наташи, шагнула к столу и принялась размеренно излагать, наливая кипяток и окуная в стаканчик вынутый из коробки пакетик:

– «Довлеет» значит «хватает», «дневи злоба» – злоба дня. Всё вместе значит «Каждому дню достает своих забот». Мировое зло тут ни при чем. Осторожно, горячий.

Дарченко обалдело принял от Ани бумажный стаканчик, набирая воздух для отповеди. Наташа с Баженовым переглянулись.

Дарченко, старательно скривившись, начал сквозь болботание публики:

– Если бы молодость знала!..

Его оборвал Клим, серфивший в телефоне:

– Так и есть, «своих забот хватает».

Он поднял руку с телефоном, демонстрируя экран. Будто в пандан ему поднял руку Баженов.

– Коллеги, минуточку внимания!

Он с улыбкой выждал, пока уляжется гомон, и продолжил:

– Вкратце подытожим. Возрожденный журнал «Пламя», конечно же, будет развивать традиции матерей, отцов и вообще всё хорошее и доброе. Мы убедились, что культурный потенциал области по-прежнему грандиозен. Всем нам, как верно отметили, будет довлеть. Осталось выбрать. И пусть победит сильнейший.

Публика осторожно переглядывалась, выискивая сильнейшего.

– Этим и руководствуемся при отборе, не забывая о балансе традиций и современности. «Пламя» возгорается из разных искр.

– Господь, жги всех, – вполголоса отметил Клим.

Наташа сурово уставилась на него. Клим потупился. Баженов усмехнулся и вышел на финишную:

– Стартовую коммуникацию будем считать налаженной. С конкретными вопросами лучше обращаться к моему ассистенту Наталье Викторовне Тобольковой, прошу любить и жаловать.

Он указал на Наташу. Несколько человек подхалимски зааплодировали, и громче всех, конечно, Дарченко.

Наташа кивнула и сделала полшага вперед.

– Еще раз спасибо огромное, что пришли. Нам правда стало легче понимать, где мы находимся и как сделаем первый шаг. Мои контакты в раздатке, внизу листочка – ну, бумажки, которые вы брали на входе.

Слушатели закивали, некоторые принялись шуршать бумажками, подслеповато всматриваясь в мелкие буквы.

– Сайт журнала предполагается запустить с нового года, но во всех соцсетях мы уже есть. Подписывайтесь, лайкайте, делитесь, участвуйте, информация будет постоянная и интересная. Заниматься этим будет Анна Маркова…

– Да все уж будем заниматься, изо всех сил, – перебил ее Баженов. – На этом, коллеги, первую встречу общественного совета журнала «Пламя» объявляю состоявшейся и закрытой, всем спасибо!

Народ, поаплодировав, разобрал вещи и побрел к выходу под вялую беседу. Баженов повернулся к Наташе.

– Ну что, по-моему, всё чудесно. Будет о чем доложить. Молодец.

– Стараемся, Сан Юрьич.

– Так и надо. Первый номер собран?

– Сперва вы должны утвердить…

– Утвержу, утвержу. Еще что-нибудь срочное? Мне просто бежать…

– По второму номеру и дальнейшим вопрос, – твердо сказала Наташа, подзывая Аню. – Вот, познакомьтесь с Аней, она будет помогать с обработкой и подбором…

Баженов повернулся к Ане, лучезарно улыбаясь и собираясь что-то сказать, но не успел. В локоть ему вцепился топтавшийся рядышком Дарченко и повлек Баженова к двери, размахивая свободной рукой в такт словам:

– Александр Юрьевич, вы очень правильно сказали про традиции и новое. Мы нашим творческим союзом всегда пытаемся сочетать, потому смело готовы побороться за место на страницах…

Очередной взмах Дарченко снес стопку газет, возвышавшуюся у входа. Колоды слежавшихся листов посыпались на пол, цепляя и обрушивая соседние стопки, и разъехались по всему полу. Дарченко растерянно осмотрелся и поспешно сказал:

– Простите, бога ради, я соберу.

Баженову пришлось удерживать его от немедленного приседания.

– Ой, ну что вы! Помоложе есть специалисты, им и карты в руки. Э-э, вот вы, наведете ведь порядок?

Он смотрел на Аню, улыбаясь. Наташа незаметно вздохнула и пообещала:

– Наведем. В четыре руки быстрее.

Она присела и смела газеты в первую стопку. Баженов сказал:

– Нет-нет, Наталь Викторна, вы со мной, пожалуйста, пару моментов обсудить надо.

Наташа, не без труда поднявшись, водрузила собранную макулатуру поверх кипы и посмотрела на Аню, пожав плечами. Та кивнула.

Баженов улыбнулся ей еще лучезарнее.

– Спасибо, э-э…

– Аня Маркова, – отчеканила Наташа.

– Спасибо, Анечка. Дневи злоба, увы.

Баженов с Наташей вышли. Следом поспешил Дарченко, напоследок смеривший Аню победным взглядом.

Ни чай носить, ни убираться – ни в жизнь, подумала Аня тоскливо, присела и начала скучивать бумажный хлам.