Читать книгу Молочные реки, кисельные берега. Книга об успокаивающем воздействии рисовой каши, искусстве готовить чечевичную похлебку и превратностях любви - Штефан Пауль - Страница 5

Реинкарнация – это для тех, у кого коленки дрожат при мысли о том, что их жизнь когда-нибудь кончится. Или для тех, кто чересчур самовлюблен, чтобы представить, что Земля может вращаться и без них. Ну, если вы, конечно, не мудрый, зрящий в корень буддист. Я на данный момент не принадлежу ни к тем, ни к другим, ни к третьим, но в последнее время много думаю. Со мной что-то не так. Я меняюсь.

– Надо же, как ты загорел, – повторяет любимая. – Намажься-ка лучше, а то сгоришь!

Стало быть, со стороны эти изменения пока незаметны.

– Лучше еще разок окунусь, – говорю я и широкими шагами спускаюсь к морю по горячему песку, едва успевая добраться до воды в тот самый момент, когда подошвы жжет нестерпимо. Бросаю взгляд на домишки старой деревни, словно птичьи гнёзда, облепившие белые, как слоновая кость, склоны утесов. Раньше из окон высматривали в открытом море пиратов. Над водной гладью высятся парусные яхты: полный штиль, ни одна не шелохнется. Маленькие надувные лодки с мотором доставляют пассажиров на берег, в рестораны – на их пестрых крышах выведены номера телефонов, по которым можно забронировать столик: огромные белые цифры, выписанные сочными мазками. Все больше и больше лодочек, треща, скачут по иссиня-черной воде, ближе к суше, выцветающей до зеленовато-бирюзового. На берегу какой-то растаман играет с собакой. Подпрыгнув, пес на лету ловит тарелочку, брошенную в небо – настолько голубое, что невозможно было бы передать ни на фотографии, ни на картине. Небо совершенно уникального цвета, который можно только запомнить. Вот уже неделю я каждый день выхожу на берег. Мои волосы выгорели и стали соломенными под белыми лучами солнца; я дышу теплым, сухим, насыщенным минеральными солями воздухом, медленно входя в воду и постепенно отдаляясь от пляжа. Вода становится холоднее, взбирается по мне все выше и выше, дно уходит из-под ног – и вот я становлюсь другим. Окунувшись с головой, начинаю плыть, мощными гребками продвигаясь вперед. Мое тело, которое дома всегда кажется мне немного неуклюжим, напряженным и полноватым, мягко движется сквозь толщу воды. Мои тощие руки элегантно и сильно разрезают волну. Я выплываю далеко в открытое море, все течет, все движется; я не чувствую усталости, словно всю жизнь только и делал, что плавал.

Не сказать, чтобы я был хорошим пловцом. Когда мне исполнилось восемнадцать, я это занятие бросил, и вот уже лет двадцать, как ноги моей не было в обычном бассейне – ну а что до бассейнов открытых, то, оглядываясь назад, я вынужден признать, что даже в нещадную жару подобное времяпровождение кажется мне абсолютно бессмысленным. Источающие запах стоялой воды карьерные озера с плавающими в мутной мшисто-зеленой воде водорослями в лучшем случае способны вдохновить меня пожарить на краю берега шашлыки. Нет, по мне, если уж купаться, то в море. С берега мне подает знак любимая, размахивая над головой журналом; ее солнечные очки отсюда кажутся огромными черными зрачками. Каждый день я провожу в воде час, а то и два, но, только оказавшись вновь на пляже, понимаю, что все это время ни о чем не думал – лишь внимал. Столь свойственные мне неугомонные мысли словно тонут, медленно кружа, опускаются на простершееся подо мной морское дно и остаются где-то позади, покуда я все плыву, и плыву, и плыву, устремившись вперед. Просто слушать шум моря, чувствовать, как тело мягко покачивается на волнах; как вода, пузырясь, просачивается сквозь пальцы. Прислушиваться к подводным звукам, слышать слабый звон якорных цепей в далекой рыбацкой бухте – словно бьются друг о друга тонкие стеклянные трубочки. А каково море на вкус, на запах! Ни один повар не приправляет свои блюда столь щедро и в то же время столь элегантно. Нырять, погружаться глубоко и ощущать нарастающую прохладу, приближаясь к размытому дну. Дома я постоянно кашляю, потому что много курю. А морем я дышу, дышу и не могу надышаться.

Позже, ближе к полудню, мы ныряем в тень голубой крыши пляжного киоска, усаживаемся у стойки, выуживаем песчинки из волос, целуемся и пьем холодное пиво из обледенелых бокалов. Те, кто ходил под парусом, развалились в шезлонгах, словно набившие брюхо короли, и требуют еще вина; их жены хихикают, прикрываясь опустошенными бокалами, и посасывают кубики льда, а дети прямо между столиками строят замки из песка.

На кухне хозяйничает Аньос; помахивая нам из-за крашенной в синюю полоску двери, гуляющей туда-сюда на петлях, как в салуне, он кричит «Всем привет, хороший день сегодня!» – и снова принимается ворочать золотисто-коричневую рыбу в шкворчащем оливковом масле, собирать чизбургеры, перетряхивать блестящую жиром картошку фри в черных от нагара проволочных сетках.

– С двойным гарниром! – восклицает он, и это не вопрос, а утверждение; он утирает пот со лба кухонным полотенцем и улыбается во весь рот, выставляя напоказ несколько оставшихся зубов, улыбается сотнями морщинок на лице. Как и все здесь, он говорит на нашем языке. Мы же в ответ можем лишь произнести пару заученных по разговорнику фраз (см. раздел «В ресторане»), и всякий раз нам немного стыдно. Аньос – уроженец этих мест, но о себе говорит: «Я из Крефельда!» – мол, там моя родина. Они с женой держат маленький ресторанчик, а летом он приезжает сюда один, обслуживает старый семейный бизнес – эту забегаловку на пляже.

– Разлука держит чувства в тонусе, сами увидите – по осени опять будет любовь, как с первого взгляда, на все зимние холода хватит, – смеется Аньос, горкой высыпая на серебряный поднос рубленые листья салата, сбрызгивая их лимонным соком и тягучим блестящим оливковым маслом и выкладывая сверху филе. Настает очередь двойного гарнира. Во второй сковороде дымится оливковое масло – на нем Аньос моментально обжаривает горсть крошечных кальмарчиков, добавляет нут и крупно нарезанные помидоры, порубленный чеснок, лавровый лист и стручок перца чили, присыпает пригоршней трав.

– Что это у меня? Да какая разница! – бросает он; раздается шипение, и воздух наполняет аромат. Четыре раза содержимое старой разболтанной сковороды взлетает в воздух и вновь приземляется на раскаленное железо, снова брызжет лимонный сок, Аньос добавляет соли, свежего масла, а потом ложкой выбрасывает кальмары вместе с подливой на рыбу. – Масло масляное получается, рыба с кальмарами, но двойной гарнир хорош вдвойне! – он пододвигает к нам тарелку, две вилки, отламывает от большой буханки ломти белоснежного хлеба с хрустящей корочкой. – Приятного аппетита, ребята!