Читать книгу Узы крови - Сидни Шелдон - Страница 4

Буэнос-Айрес

Понедельник, 7 сентября – 15.00

Автодром Буэнос-Айреса в одном из пыльных пригородов столицы Аргентины был до отказа набит зрителями, пришедшими посмотреть на чемпионат мира по кольцевым гонкам. Это была гонка по треку протяженностью четыре мили, состоявшая из 115 кругов. Под лучами нестерпимо жаркого солнца соревнование продолжалось уже пять часов, и от стартового числа в тридцать участников на треке оставалось десять самых упорных. На глазах толпы творилась история. Такой гонки еще никогда не бывало, и вряд ли возможно ее повторение. В чемпионате участвовали гонщики, чьи имена при жизни уже стали легендой: Крис Амон из Новой Зеландии, Брайан Редман из Ланкашира, итальянец Андреа ди Адамичи на «Альфа-Ромео Типо-33», Карлос Маркос из Бразилии на «Марк-Формуле-1», обладатель приза бельгиец Джекки Икс и швед Рейне Вайзель на «БРМ».

Трасса походила на сошедшую с ума радугу с носившимися по ее замкнутому овалу красными, зелеными, черными, белыми и золотыми «феррари», «брадхами», «макларенами М19-Ас» и «лотус-формулами 3с».

Один за другим сходили с трассы гиганты. Крис Амон шел четвертым, когда у него вдруг заклинило дроссель. Не справившись с управлением, он, перед тем как успел сбросить газ, колесом задел «купер» Редмана, и обе машины выбыли из состязания. Теперь первым оказался Рейне Вайзель, за ним, плотно прижимаясь сзади к «БРМ», Джекки Икс. У дальнего поворота у «БРМ» вдребезги разлетелась коробка передач, машина вспыхнула и завертелась волчком. В огненный водоворот попал и плотно шедший сзади «феррари» Джекки Икса.

Толпа безумствовала.

Вперед группой вырвались трое гонщиков: Жоржи Амандарис из Аргентины на «сюртэ», Нилс Нилссон из Швеции на «матре» и Мартель из Франции на «Феррари-312 Б-2». Они бешено неслись вперед, увеличивая скорость на прямой и не тормозя на поворотах.

Во главе группы шел Жоржи Амандарис, и аргентинцы, болея за своего, ревели от восторга. Чуть позади, вцепившись в руль красно-белой «матры», несся Нилс Нилссон, а замыкал группу черно-золотой «феррари» Мартеля из Франции.

До этого момента французская машина была не очень заметной в гонке. Но за последние пять минут она вышла сначала на десятую позицию, затем на седьмую, затем на пятую. И неуклонно продвигалась дальше. Теперь толпа следила за тем, как она пошла на обгон Нилссона. Три передние машины к этому времени развили скорость более 180 миль в час. Это было опасно на таких тщательно выверенных треках, как Брэндз-Хэтч и Уоткинз-Глен, на грубом же аргентинском треке это было равносильно самоубийству. Сбоку трассы у финиша стоял одетый во все красное судья с поднятым знаком, на котором крупно стояло: ПЯТЬ КРУГОВ.

Черно-золотой «феррари» попытался обойти «матру» с внешней стороны, но Нилссон взял чуть правее, заблокировав проход французскому гонщику. Оба нагнали немецкую машину, шедшую по внутренней дорожке. Вот Нилссон поравнялся с ней. Французская машина, сбавив ход, приткнулась плотно за ними. Выбрав момент, она, бешено взвыв мотором, ринулась в просвет между немцем и шведом. Те ошарашенно пропустили ее вперед, и она вышла на вторую позицию. Толпа, с замиранием сердца следившая за этими опасными маневрами француза, разразилась восторженными криками и аплодисментами.

Теперь, за три круга до финиша, впереди по-прежнему находился Амандарис, Мартель шел вторым, а Нилссон третьим. Амандарис заметил произошедшую перемену. «Француз неплохой гонщик, – сказал он себе, – но до меня ему еще далеко». Амандарис решил во что бы то ни стало выиграть эту гонку. Впереди замелькал знак: ДВА КРУГА. Гонка уже заканчивалась, и он ее практически уже выиграл. Боковым зрением аргентинец вдруг заметил, что черно-золотой «феррари» вот-вот поравняется с ним. Мелькнуло заляпанное грязью напряженное лицо французского гонщика, наполовину скрытое огромными очками. Амандарис внутренне сочувственно вздохнул. Он сожалел о том, что ему придется сделать, но иного выбора не было. Гонка – это не состязание спортсменов, здесь ценится только победа.

Обе машины стремительно приближались к северной части овала, к высокому наклонному повороту, самому опасному месту на трассе, свидетелю более дюжины аварий. Амандарис еще раз быстро взглянул на французского гонщика и крепко сжал руки на руле. Когда обе машины стали входить в поворот, Амандарис едва заметно приподнял ногу на акселераторе, и «феррари» начал потихоньку продвигаться вперед. Аргентинец заметил на себе удивленно-пристальный взгляд французского гонщика. Вот машины пошли радиатор в радиатор: француз клюнул на уловку! Толпа неистовствовала. Жоржи Амандарис теперь выжидал, когда черно-золотой «феррари» пойдет на обгон. Когда это произошло, Амандарис дал полный газ и взял чуть-чуть вправо, заблокировав французу путь. Тому, чтобы остаться в живых, придется прыгать с трассы на набережную.

Амандарис успел заметить на лице французского гонщика выражение напряженного смятения и мысленно сказал ему: «Salaud!» В ту же секунду французский гонщик резко повернул руль своего «феррари» прямо в сторону «сюртэ» Амандариса. Тот глазам своим не поверил. Он считал, что с «феррари» уже покончено. Друг от друга их отделяло не более трех футов, и на такой скорости необходимо было в долю секунды принять единственно правильное решение. Откуда же ему было знать, что этот француз «ку-ку»? Быстрым, чисто рефлекторным движением Амандарис резко повернул руль влево, стремясь избежать столкновения с тысячефунтовой массой стремительно мчавшейся прямо на него груды железа. Французская машина, едва не зацепив его, промчалась к финишу. На какое-то мгновение машина Жоржи Амандариса резко сбавила ход, затем, выйдя из-под контроля, завертелась на трассе волчком, боком ее занесло, она перевернулась и исчезла в черно-красном столбе пламени.

Но внимание толпы уже было приковано только к «феррари», пересекавшему в этот момент линию финиша. Восторженно вопя, зрители бросились к машине и окружили ее возбужденно орущей толпой. Гонщик медленно выпрямился на сиденье и снял очки.

У нее оказались пшеничного цвета коротко остриженные волосы и прекрасно вылепленные, четкие и энергичные черты лица классической статуи. Тело ее мелко дрожало, но не от изнеможения, а от возбуждения, в памяти она заново переживала тот миг, когда увидела предсмертный взгляд Жоржи Амандариса. Из громкоговорителей несся возбужденный вопль диктора:

– Победитель – Элена Рофф-Мартель, на «феррари», Франция!

* * *

Двумя часами позже Элена и ее муж Шарль в роскошном номере гостиницы «Ритц», в центре Буэнос-Айреса, нагишом лежали на ковре у камина в позе la diligence de Lyon – Элена сверху, Шарль снизу, и Шарль умоляюще говорил:

– Боже мой! Пожалуйста, не надо этого делать! Ну пожалуйста!

Его мольбы только усиливали ее возбуждение, и она начинала давить еще сильнее, стремясь сделать ему больно, пока слезы не выступили у него на глазах. «За что же мне такое наказание?» – думал Шарль. Он содрогался при мысли о том, что с ним может случиться, если Элена каким-то образом пронюхает о преступлении, которое он совершил.

Шарль Мартель женился на Элене Рофф из-за ее имени и ее денег. После бракосочетания она взяла двойную фамилию, присовокупив его фамилию к своей, деньги же как были, так полностью и остались у нее. К тому времени как Шарль сообразил, что совершил невыгодную сделку, было уже слишком поздно.

Шарль Мартель служил помощником юриста в одной из больших парижских адвокатур, когда познакомился с Эленой Рофф. Его попросили доставить какие-то документы прямо в конференц-зал, где шло заседание. В зале находились четверо главных партнеров фирмы и Элена. Шарль был много наслышан о ней, что вполне естественно: вся Европа говорила об Элене, одной из наследниц колоссальных фармацевтических сокровищ Роффов. Ее необузданный нрав и абсолютное пренебрежение светскими манерами смаковались всеми газетами мира. Она была чемпионкой по лыжам, пилотировала свой собственный реактивный самолет, возглавляла группу альпинистов, покоривших один из пиков в Непале, была автогонщицей, участвовала в скачках на лошадях и меняла мужчин так же часто, как платья в своем гардеробе. Ее фотографии не сходили со страниц «Paris-Match» и «Jours de France». Фирма, где служил Мартель, занималась одним из очередных ее бракоразводных процессов, четвертым или пятым по счету, Шарль не помнил, да и не старался помнить, так как это его совершенно не интересовало. Роффы были не его поля ягодой.

Шарль нервничал, но не оттого, что в конференц-зале сидела Элена – на нее он даже и не взглянул, – а оттого, что находился в присутствии четырех основных партнеров. Они для него были воплощением власти, а Шарль Мартель уважал Власть во всех ее проявлениях. В душе он был застенчивым, стремящимся к уединению человеком, довольствовавшимся скромным заработком, крохотной уютной квартирой в Пасси и небольшой коллекцией почтовых марок.

Шарль Мартель не был блестящим юристом, но он был компетентным, основательным и надежным работником. Во всем его облике чувствовалось своеобразное, несколько суховато-чопорное достоинство. Ему было за сорок, и, хотя внешне особой привлекательностью не отличался, он тем не менее был недурен собой. Кто-то однажды заметил, что как личность он напоминал собой увлажненный песок, и в этом наблюдении таилась большая доля истины. К немалому своему удивлению, на следующий день после встречи с Эленой Рофф он был вызван в кабинет месье Мишеля Сашара, старшего партнера фирмы и своего непосредственного начальника.

– Элена Рофф выразила желание, чтобы лично вы вели ее бракоразводное дело. Приступать следует немедленно, – сказал ему Сашар.

Шарль Мартель стоял как громом пораженный.

– Но почему именно я, месье Сашар?

Сашар честно взглянул ему в глаза и ответил:

– Понятия не имею. Смотрите не опростоволосьтесь.

Ведя дело о разводе, Мартель принужден был часто видеться с Эленой. Даже слишком часто, как ему казалось. Она ежедневно звонила ему и приглашала то на обед на свою виллу в Вэзинэ, чтобы обсудить некоторые детали дела, то в оперу, то к себе домой, в Довиль. Шарль пытался объяснить ей, что дело не стоит и выеденного яйца, что развод она получит без всяких осложнений, но Элена – а она, невзирая на его замешательство, настояла, чтобы он называл ее только по имени, – сказала ему, что нуждается в его неизменной поддержке, вселявшей в нее уверенность в успехе дела. Много позже он вспоминал это с горькой иронией.

Спустя несколько недель после их первой встречи Шарль стал подозревать, что Элене нужно не столько его ободрение, сколько он сам. В это трудно было поверить. Он был никто, полный нуль, она же принадлежала к одной из ветвей самой известной в мире семьи. Но Элена и не скрывала от него своих намерений, прямо заявив ему однажды:

– Я выйду за тебя замуж, Шарль.

Он же был убежденным холостяком. С женщинами чувствовал себя весьма неуютно. К тому же он не любил Элену. И не был даже уверен, что она вообще ему нравится как женщина. Сутолока и внимание, сопровождавшие ее, где бы она ни появлялась, раздражали его. Отсвет ее известности теперь падал и на него, а он не был готов к этому и чурался своей популярности. К тому же он ясно сознавал огромную пропасть, разделявшую их. Разнообразие ее увлечений и всеядность претили его консервативной натуре. Она была воплощением грации и изящества, эталоном наиновейших веяний в моде, он же... Да что говорить! Он был обыкновенным, невзрачным, уже немолодым юристом. И никак не мог взять в толк, что влекло к нему Элену Рофф. Здесь он не был исключением: этого никто понять не мог. Ходили слухи, основанные на том, что Элена Рофф, участвуя в соревнованиях по сугубо мужским видам спорта, была ярой сторонницей движения эмансипации женщин. В действительности же она презирала и само движение, и особенно основной принцип этого движения: равенство женщин и мужчин. Она не понимала, с какой это стати мужчину приравнивали к женщине. Мужчина нужен только тогда, когда в нем возникает потребность. Не обладая особым интеллектом, он тем не менее может быть выдрессирован: приносить, например, сигареты и подносить к ним зажженную спичку или зажигалку, выполнять мелкие поручения, открывать двери, пропуская даму вперед, и удовлетворять сексуальные потребности женщины в постели. Как домашние животные они просто незаменимы: сами одеваются, сами умываются, сами спускают за собой воду в туалете! Отличная порода!

Кого только на своем веку не перепробовала Элена Рофф: тут были и плейбои, и мафиози, и магнаты, ворочавшие миллионами, и звезды кино и спорта. Но Шарля Мартеля и ему подобных у нее никогда не было. Она точно знала, что он собой представляет: абсолютное ничто. Кусок мокрой глины. В этом и состояло все дело. Она вылепит из него все, что захочет! Если Элена Рофф хотела чего-нибудь, никто, даже Шарль Мартель – объект ее желания, – не мог ей в этом помешать.

Они сочетались в Нейи и провели медовый месяц в Монте-Карло, где Шарль потерял свою девственность и свои иллюзии. Он захотел вернуться к себе в адвокатуру.

– Не будь дурнем, – сказала ему Элена. – Ты что, думаешь, я хочу быть женой канцелярской крысы? Ты войдешь в наше дело. Пройдет время, и ты станешь во главе его. Мы будем вместе возглавлять его.

Шарля определили служить в парижском филиале «Роффа и сыновей». Он сообщал ей обо всем, что происходит на работе, и она руководила его действиями, помогала и советовала ему во всем. Шарль быстро продвигался вверх по служебной лестнице. Вскоре он уже стоял во главе французского филиала и был введен в Совет директоров. Элена Рофф превратила его из незаметного адвокатишки в руководителя высокого ранга одной из крупнейших корпораций мира. Казалось, он должен был бы чувствовать себя счастливейшим человеком. Он же чувствовал себя несчастнейшим из несчастных. С самого начала их совместной жизни Шарль понял, что полностью оказался под каблуком жены. Она сама выбрала для него портного, сапожника и мастера по пошиву рубашек. Она добилась, чтобы его приняли в члены престижного «Жокей-клуба». Обращалась она с ним, как с наемным партнером. Его зарплата до последнего сантима попадала в ее руки, и она выдавала ему до смешного крохотные суммы на личные расходы. Если Шарлю нужны были дополнительные суммы, он должен был сообщать об этом Элене. Он отчитывался за каждую минуту своего времени и постоянно должен был находиться в пределах ее досягаемости. Казалось, ей нравилось бесконечно унижать его. Бывало, она звонила ему прямо на работу и требовала, чтобы он немедленно ехал домой, захватив с собой баночку мази для массажа или еще какую-нибудь дребедень в этом роде. Когда он приезжал, она, раздевшись догола, уже ждала его в постели. Она была ненасытна, как дикое животное. Сколько себя помнил, большую часть времени Шарль провел у постели своей матери, умершей от рака. В такой жизни не было места другим женщинам. Когда мать умерла, Шарлю казалось, что наконец-то он обретет чувство желанной свободы, в действительности же он обрел чувство абсолютной пустоты. Секс и женщины его не интересовали. Однажды, когда Элена впервые упомянула о женитьбе, он в порыве откровения признался ей в этом.

– Мои сексуальные чувства, либидо, так сказать, неразвиты, почти на нуле, – заявил он.

Элена улыбнулась в ответ:

– Бедный Шарль. Полно бояться. Вот увидишь, секс тебе придется по душе.

Он его возненавидел. Что для нее послужило дополнительным стимулом сексуального удовольствия. Она смеялась над его слабостью и заставляла проделывать с ней такие отвратительные вещи, от которых его тошнило. Половой акт и сам по себе был для него омерзителен. Элена же обожала экспериментировать. Шарль никогда не знал, что она предпримет в очередной раз. Однажды, в момент оргазма, она приложила к его мошонке размельченный в порошок лед; в другой раз ввела ему в задний проход электрод. Шарль физически боялся Элены. Она вела себя по отношению к нему, словно она, а не он, была мужчиной. Он пытался хоть в чем-то превзойти ее, но, увы, это ему было не по плечу. Она превосходила его во всем. У нее был блестящий ум. Юриспруденцию она знала не хуже его, юриста по образованию, а в коммерческом деле чувствовала себя как рыба в воде. Часами могла обсуждать с ним проблемы концерна. И никогда от таких разговоров не уставала.

– Ты только взгляни на эту силищу, Шарль! «Рофф и сыновья», если захотят, могут раздавить или поднять из пепла половину стран земного шара. Я обязательно стану президентом фирмы. Фирма основана моим прадедом. Она – неотторжимая часть меня.

После такого рода разговоров Элена была ненасытна в постели, и, чтобы ее удовлетворять, Шарлю приходилось проделывать с ней вещи, о которых он и думать боялся. За это он стал презирать ее. Теперь он только и помышлял о том, как бы поскорее избавиться, сбежать от нее. Но для этого нужны были деньги.

Однажды во время ленча один из его друзей, Рене Дюшами, предложил Шарлю способ нажить состояние.

– У моего дяди огромный виноградник в Бургундии. Дядя недавно умер, и виноградник пойдет с торгов – десять тысяч акров первоклассной лозы. У меня точные сведения о реальной стоимости земли, – продолжал Рене Дюшами, – так как дядя мой единственный ближайший родственник, и семья не хотела бы выпустить виноградник из своих рук. Но одному мне не поднять такую сумму. Вот если бы ты вошел со мной в долю, то в течение года мы бы удвоили начальную сумму. По крайней мере хоть съезди, посмотри, о чем идет речь.

Так как Шарлю стыдно было признаться другу, что у него за душой ни гроша, он, чтобы не обидеть его отказом, поехал в Бургундию, чтобы воочию убедиться в истинности его слов. Увиденное, однако, произвело на него сильное впечатление.

– Каждый из нас должен вложить в дело по два миллиона франков, – сказал Рене Дюшами. – Через год мы получим в два раза больше.

Четыре миллиона франков! Это желанная свобода, полное и окончательное избавление. Он уедет так далеко, что Элена никогда не сможет его найти.

– Я подумаю об этом, – пообещал Шарль своему другу.

И он стал думать. Денно и нощно. Такой случай заработать целое состояние нельзя было упускать. Но где взять деньги? Шарль знал, что одолжить такую сумму у кого-нибудь, чтобы об этом не стало тотчас известно Элене, он не мог. На ее имя было записано все: дома, картины, машины, драгоценности. Стоп, стоп, стоп! Драгоценности! Эти красивые безделушки, которые она держит в сейфе в их спальне. Идея постепенно начала принимать зримые очертания. Если ему удастся заполучить драгоценности, он сможет, постепенно заменяя оригиналы на подделки, заложить первые под необходимую сумму. После того как сработает виноградник, он просто выкупит драгоценности обратно. И все равно оставшихся денег хватит, чтобы бесследно и навсегда исчезнуть.

Шарль позвонил Рене Дюшами и с колотящимся от волнения сердцем сказал:

– Я решил войти в долю.

Однако исполнение первой части плана повергало его в ужас. Необходимо было проникнуть в сейф и выкрасть оттуда драгоценности Элены. В ожидании удобного момента для осуществления своей задумки Шарль так нервничал, что ничего не мог толком делать. Дни сменяли друг друга, а он, словно механическая кукла, ничего не чувствовал, не слышал и не видел, что творилось вокруг него. Встречаясь с Эленой, вдруг начинал обильно потеть. В самые неподходящие моменты у него ни с того ни с сего начинали дрожать руки. Его состояние обеспокоило Элену, как могло бы обеспокоить состояние любимой собачки. Она пригласила к нему врача, но тот никаких отклонений у Шарля не обнаружил.

– Он, правда, немного перенапряжен. Но два дня постельного режима, и все опять войдет в норму.

Элена долгим взглядом окинула обнаженную фигуру Шарля, лежавшего в постели, и улыбнулась.

– Спасибо, доктор.

Едва доктор ушел, Элена начала раздеваться.

– Я... я себя не очень хорошо чувствую, – запротестовал Шарль.

– Зато я себя чувствую прекрасно, – отрубила Элена.

Такой ненависти к ней, как в этот раз, он еще никогда не испытывал.

* * *

Случай представился Шарлю на следующей неделе. Элена с друзьями собралась покататься на лыжах в Гармиш-Партенкирхен. Шарля она решила оставить в Париже.

– Вечерами будь дома, – сказала ему Элена, – и жди моего звонка.

Едва за поворотом скрылся красный «йенсен», за рулем которого сидела Элена, Шарль бросился к сейфу в стене спальни. Она часто открывала при нем сейф, и он наизусть знал почти всю цифровую комбинацию. В течение часа ему удалось вычислить недостающие цифры. Дрожащими руками он отпер сейф. Внутри его в коробочках, выстланных бархатом, блестя, подобно крохотным звездочкам на черном небосклоне, лежала его свобода. Он уже договорился с ювелиром, неким Пьером Ришаром, славившимся своим умением создавать искусные дубликаты знаменитых ювелирных изделий. Когда Шарль стал сбивчиво и бестолково объяснять ему, зачем ему понадобились копии, Ришар сухо перебил его, заявив:

– Месье, я многим делаю копии. Кто же в здравом уме, выходя из дома, станет надевать настоящие драгоценности в наши дни?

Шарль приносил ему драгоценности поштучно, и когда копия бывала готова, клал ее в сейф вместо настоящей. Когда копии заняли место настоящих драгоценностей, он заложил сокровища в государственном ломбарде «Креди мюнисипаль».

Операция по замене драгоценностей заняла больше времени, чем он рассчитывал. Во-первых, к сейфу он мог наведываться только в отсутствие Элены, во-вторых, возникли непредвиденные задержки с копированием. Но наконец наступил день, когда Шарль мог сказать Рене Дюшами:

– Завтра я передам тебе необходимую сумму.

Свершилось! Он стал совладельцем огромного виноградника.

И Элена ровным счетом ничего об этом не знала!

Шарль потихоньку начал почитывать литературу по выращиванию винограда. А почему бы и нет? Разве он теперь не виноградарь? Он узнал, например, что в качестве основного высаживался сорт «каберне совиньон», остальные – «гро каберне», «мерло», «мальбек», «пти вердо» – сажались на оставшихся площадях. Ящики рабочего стола Шарля наполнились брошюрами по сельскому хозяйству и книгами по виноделию. Он узнал много интересного о процессах ферментации, о том, как подрезать и прививать лозу, но самое главное, и это будоражило его воображение, спрос на вино в мире рос не по дням, а по часам.

Партнеры регулярно виделись друг с другом.

– Все идет даже лучше, чем я предполагал, – рассказывал Рене. – Цены на вино неуклонно ползут вверх. За каждую тонну свежевыжатого сока нам могут отвалить по триста тысяч франков.

Такое не снилось ему и во сне! Виноградная лоза – это не вино, это чистое красное золото! Шарль начал собирать информацию об островах на южных морях, о странах Южной Америки: Венесуэле, Бразилии и прочих. Уже в самих их названиях таилось какое-то очарование. Его немного, правда, смущало то обстоятельство, что на земле почти не было мест, где бы «Рофф и сыновья» не имели своих контор. Так что в случае необходимости Элена без труда сможет его отыскать. А отыскав, непременно убьет. В этом он ни секунды не сомневался. Если, однако, он не убьет ее первым. Сладостнее всех грез на свете была для него эта мысль об убийстве Элены. Он убивал ее в уме уже тысячи раз, и каждый раз по-новому. Извращенным образом он даже начал получать удовольствие от оскорбительного отношения к нему Элены. Когда она заставляла его проделывать с ней в постели немыслимые пируэты, он со злорадством думал: «Ничего, стерва, уже недолго осталось. На твои же денежки я стану богатым и независимым, и ничего ты мне не сможешь сделать!»

А она командовала: «Быстрей!», или «Сильней!», или «Не останавливайся !»

И он безропотно делал все, что она приказывала. И внутренне злорадно усмехался!

* * *

Решающими периодами при выращивании лозы, как выяснил Шарль, являются весенние и летние месяцы, так как ко времени сбора винограда в сентябре он должен в равной степени получить необходимые дозы влаги и тепла. Слишком много солнца – выжжет аромат, слишком много воды – разжидит его. Июнь начался великолепно. Шарль прослушивал метеосводки по Бургундии ежедневно, сначала по одному разу в день, затем по два раза. Его лихорадило от нетерпения: до свершения заветной мечты оставались считанные недели! Он даже знал теперь, куда собирается сбежать: Монтего-Бэй! На Ямайке у «Роффа и сыновей» конторы не было. Там он легко может затеряться. Он даже близко не подойдет к Раунд-Хилл или Окко-Риос, где может попасться на глаза кому-либо из знакомых Элены. Он купит себе в горах небольшое поместье. На острове это стоит недорого. Он заведет себе слуг, будет отлично питаться – в общем, не отказывать себе ни в каких удовольствиях.

В эти первые дни июня Шарль Мартель был по-настоящему счастлив. Его теперешняя жизнь была сплошным унижением, но он и не жил в настоящем, он жил в будущем, в тропиках, на обласканном солнцем и ветрами острове в Карибском море.

Июньская погода день ото дня становилась лучше. Дождливые дни сменились солнечными. Как раз то, что нужно нежным плодам. И по мере того как грозди наливались соком, крепло и ширилось благосостояние Шарля Мартеля.

Пятнадцатого июня в Бургундии пошел мелкий дождь. Затем он усилился. Проходили дни, проходили недели; дождь не прекращался. Шарль перестал слушать метеосводки.

– Если дождь прекратится к середине июля, – говорил по телефону Рене Дюшами, – еще не все потеряно.

Июль этого года, как сообщила метеослужба, оказался самым дождливым за всю историю бюро погоды Франции. К первому августа Шарль Мартель потерял все свои деньги до последнего сантима. Такого страха за содеянное, как в эти дни, он никогда не испытывал.

* * *

– В следующем месяце мы летим в Аргентину, – объявила Шарлю Элена. – Я приму участие в автогонках.

Он смотрел, как она неслась по треку на своем «феррари», и думал: «Если она сломает себе шею, я свободен».

Но недаром же она была Эленой Рофф-Мартель. Сама жизнь вылепила ее для роли победителя, его же – для роли побежденного.

Победа в гонке сексуально возбудила Элену выше всяких пределов. Едва переступив порог их роскошного гостиничного номера в Буэнос-Айресе, она приказала Шарлю раздеться и лечь животом на ковер. Когда она оседлала его и он увидел, что она держит в руке, он взмолился:

– Пожалуйста, не надо!

В это время в дверь постучали.

– Merde! – выругалась Элена.

Она выждала некоторое время. Стук повторился.

– Сеньор Мартель? – раздалось за дверью.

– Оставайся на месте! – приказала Элена.

Она встала, облачила свое стройное крепкое тело в тяжелый шелковый халат и, подойдя к двери, распахнула ее. На пороге стоял посыльный в серой униформе и в вытянутой руке держал большой запечатанный конверт.

– Я должен передать это в руки сеньора и сеньоры Мартель.

Она взяла конверт и закрыла дверь. Вскрыла конверт и пробежала глазами содержащееся там сообщение, затем медленно вновь перечитала его.

– Что это? – спросил Шарль.

– Сэм Рофф мертв, – сказала она улыбаясь.