Читать книгу Однажды, в давние времена… - Сиратори Каору - Страница 2

Жалобно охнув просевшими рессорами, старый «Пазик» подпрыгнул на особенно глубоком ухабе и грузно плюхнулся всеми колёсами назад, на пыльный разбитый просёлок.

– Держись, джигит, – добродушный, похожий чем-то на актёра Мкртчяна водитель ободряюще глянул на примостившегося рядом невысокого русоволосого парнишку в порванной на боку футболке и обтрёпанных советских джинсиках-техасах. – Подъезжаем уже.

– Да я ничё… – потирая рукой ушибленную коленку, «джигит» опять попрочнее оседлал свой чемодан. – Нормально…

– Ну вот и молодцом. А у меня всегда так. Проход завален, чуть не до скандалов доходит. Курортники. Барахла с собой наберут – как на случай атомной войны. Дамочки в особенности… Да ведь и сам виноват, что опоздал.

В ответ молодой человек лишь неопределённо хмыкнул. Водителю было скучно, и он уже несколько раз пытался завести разговор – только с чего бы они ни начали, через минуту-другую неизменно заканчивали футболом. Болел шофёр за ереванский «Арарат» и ни о чём другом, кроме сегодняшнего матча с тбилисцами, говорить долго не мог. А Андрей – как звали путешествующего верхом на чемодане паренька – спортом интересовался мало, разве что фигурное катание по телевизору смотрел…

Автобус тем временем миновал очередную придорожную рощицу и неожиданно свернул на какую-то совсем уж никудышную грунтовку, ведущую к обшарпанному двухэтажному особняку довоенной ещё, наверно, сталинской постройки. Точнее, к тому, что от него осталось – поскольку всё правое крыло здания было начисто снесено, освободив место для поросшего густым бурьяном пустыря с горделиво возвышающимися там и тут цветущими головками чертополоха. Картина эта мало чем походила на нарисованный в воображении образ морского курорта, но и не сказать чтобы сильно разочаровала Андрея. Было в ней что-то не от мира сего, загадочно-тревожное, как в каком-нибудь из сумрачных рассказов Брэдбери или Эдгара По…

Вообще-то, каникулы на море были обещаны ему ещё прошлым летом, «за не слишком много троек в табеле». По такому случаю Андрей даже героически вытянул историю на четыре. Но в самый последний момент у отца сорвалось что-то с отпуском – и тогда родители поклялись, что уж на следующий год, железно, кровь из носу, что бы ни случилось, как в сберкассе… Только в конце июня, встречая его с военных сборов, мать расстроенно сообщила, что вот беда, папу опять не отпускают. Из Москвы пришёл страшный разнос, институт опаздывает с расчётами плана министерства на пятилетку. И это – по крайней мере до середины сентября… От такого поворота событий Андрей совсем было приуныл, но тут она сказала, что достала у себя в месткоме для него путёвку. Где-то на кавказском побережье, точнее не знает. И что ему совершенно не о чем беспокоиться: жильё, питание – всё входит. Ведь он не маленький уже, не пропадёт там как-нибудь один… Странные люди – предки. С этого же надо было начинать!

Предвкушение почти месяца ничем не ограниченной свободы приятно будоражило нервы, рождало в душе какие-то неясные ожидания, надежды… Вот только пока что вся эта самостоятельность не принесла с собой ничего, кроме бесконечной череды цепляющихся друг за друга промахов и неудач. И началось всё с его обычной неорганизованности, с забытой в купе кепки. Старая, не очень-то и жаль её – но уж если с самого утра пойдёт что не так… Перепутал стороны платформы, сел не в ту электричку. Так и уехал бы чёрт-те куда, не попадись рядом болтливая тётка со своими настырными расспросами… Едва успел из вагона выскочить, футболкой за какой-то крюк зацепился… Ну а в Горячем Ключе, вот чёрт его дёрнул сигареты там покупать? Хотя от жизни такой не захочешь – закуришь… А тут ещё свистели вслед, когда он, размахивая рукой, с чемоданом за автобусом бежал…

Но любым злоключениям рано или поздно приходит конец. Звучно скрипнув тормозами, «Пазик» качнулся в последний раз и замер посреди двора, в нескольких метрах от украшенного колоннами, нелепо сместившегося сейчас к самому краю парадного подъезда. Дальше всё уже пойдёт как по маслу. Андрей кивнул на прощанье шофёру и спрыгнул с подножки…

Помпезный, как в каком-нибудь дворце культуры, вестибюль тоже не избежал губительного влияния времени. Контраст между былой роскошью и нынешним упадком чувствовался здесь ещё сильнее. Розовая мраморная плитка стен потрескалась, местами вывалилась, наборный паркет изуродован бесформенными, въевшимися в дерево пятнами. Ведущая на галерею каменная лестница нищенски ощерилась позеленевшими от сырости пустыми латунными кольцами для ковра… Но хуже всего была эта уродливая стена. Грубая, крашенная серой нитроэмалью кирпичная стена вплотную к лестнице, откромсавшая чуть не половину просторного когда-то помещения.

Только почему их никто не встречает? В некоторой растерянности Андрей подошёл к широким двустворчатым дверям, ведущим куда-то в глубину здания, и потянул за литую бронзовую ручку. За дверью оказалось что-то вроде общей гостиной с телевизором, бильярдом и длинным узким столом, на котором неровной стопкой лежало несколько шахматных досок. Благоразумно рассудив, что вестибюль пока лучше не покидать, он опять осторожно прикрыл тяжёлую дубовую створку и прошёл чуть дальше, мимо зеркала в массивной золочёной раме – и удовлетворённо хмыкнул: вот куда ему надо. Скрытая под лестницей, в вестибюль выходила ещё одна дверь, с аккуратно привинченной табличкой «АДМИНИСТРАЦИЯ». Решительно постучавшись, Андрей распахнул её – но в захламлённой, напоминающей склад длинной узкой комнате тоже не было ни души.

И в этот момент до него вдруг дошло, что в вестибюле он по-прежнему один. Почуяв неладное, он бросился назад, к выходящему во двор окну – и конечно же, все остальные всё ещё стояли там, собравшись в кружок возле автобуса. Чертыхнувшись, он собрался выйти опять, если не послушать чего там говорят, то хотя бы прикинуться, что никуда и не уходил… Но тут кружок распался, и вся компания направилась в его сторону.

Надо было срочно придумать, как выпутаться из создавшегося дурацкого положения. В голову тут же пришла гениальная в своей простоте мысль: выйти через заднюю дверь, обойти вокруг дома и уже вслед за всеми зайти через парадное опять… Но если этот манёвр кто заметит… Или уже видел, как он заходил… Вот тут точно стыда не оберёшься… Хотя, разобраться если, а что он, собственно, не так сделал? Пришёл, куда надо – и раньше всех, между прочим. А что муру всякую слушать не стал, так нужна она ему как собаке пятая нога… Андрей отвернулся от окна к стоящему здесь зачем-то столу, на котором умостилась запертая не висячий замочек небольшая стойка с открытками. Сложил на груди руки, сделав вид, что увлечён разглядыванием фотографий. При самом минимальном везении никто на него и внимания не обратит. Лишь бы только «благодетеля» какого не нашлось – на его голову.

На этот раз он решил действовать наверняка: пристроиться в хвост к кому-нибудь посолиднее и повторять за ним всё, что тот будет делать. Но, должно быть, это был просто не его день. Он уже выбрал себе в «поводыри» какого-то энергичного «профессора» со старомодной бородкой клинышком – когда рядом раздался удивлённый возглас:

– Андрей?!

* * *

Не перрон Катя сошла первой, сразу как разошлись в стороны автоматические двери. Кто ж его знает, сколько тут электричка простоит. А с её-то сумками… При всей своей безалаберности – или, может, как раз по причине её – она всегда была немножко паникёршей.

Неухоженное, в ржавых потёках на давно не беленных стенах здание станции могло похвастаться лишь одним своим ярким пятном – аляповатым, почти что в стиле окон РОСТА плакатом «Навстречу Съезду». Верхний левый уголок его отклеился и трепыхался лениво под слабыми порывами тёплого, как парное молоко, ничуть не освежающего ветерка. Казалось, это Ленин машет рукой проходящим мимо поездам… Катя опустила сумки на выкрошенные по углам бетонные плиты и огляделась по сторонам. Автобуса нигде не видно. Ещё и его искать… Шумно выдохнув, она снова взялась за свой неподъёмный багаж…

Её первый в жизни отпуск… Уже год, как она была не просто Катей – сумасбродной и легкомысленной студенткой пединститута – а Екатериной Максимовной Шевченко, учителем русского языка и литературы в старших классах. Призванной сеять в душах своих подопечных разумное, доброе, вечное… Только вот как вспомнишь собственных своих одноклассников – да и себя тоже, чего греха таить – душа поначалу у самой в пятки уходила. Тут не одёрнешь вовремя, там слабину дашь. Не успеешь оглянуться – и всё, прощай дисциплина, хоть плачь. Рассказы такие ходили по институту весь последний семестр как послеотбойные страшилки по пионерлагерю. А уж при её-то данных… Пигалица, росту – метр с кепкой. На сеансы «до шестнадцати» до сих пор иногда паспорт спрашивают.

Но – обошлось. Устаканилось как-то само собой, без особых эксцессов даже. Или, может, совет помог, что новая подруга дала – такая же молодая специалистка, на год старше: никогда не обращаться к ним по имени, только по фамилии, чтобы сразу дистанцию почувствовали. И они-то почувствовали – а вот сама она… Не раз и не два за разговорами в учительской Катя ловила себя на пугающей немного мысли, что в глубине где-то по-прежнему видит себя «по ту сторону баррикад». И утешала себя надеждой, что со временем это пройдёт – ведь дело же, конечно, в том просто, что большинство из учителей она знала сама ещё будучи ученицей…

Автобус, к счастью, нашёлся быстро, сразу за углом. Вместо названий конечных остановок в окошечках над ветровым стеклом доисторического «Пазика» было написано «Алые паруса», и даже маленький кораблик красовался по центру. Поборов соблазн устроиться посредине, где не так трясёт, Катя протащила свои сумки в самый конец салона. Как поучал Малыша Карлсон, кто берёт первым, всегда должен брать то, что поменьше. Ну вот ей поменьше всегда и достаётся…

Даже от путёвки этой она чуть было не отказалась. Когда Кикимора вытащила из вазы бумажку с её фамилией, Катя вся буквально съёжилась под завистливыми – чтоб не сказать враждебными – взглядами своих более заслуженных коллег. Путёвки на школу выделяли нечасто, а уж на море… Да ещё и бесплатно… «Свет, они ж съедят меня сейчас, – прошептала она на ухо подруге. – Может, ну его, а?». Но та вместо ответа вскочила со стула и, не давая слова сказать, чуть не силой потащила её из учительской. «Ну всё, пошли, пошли скорей! Ты же обещала мне сегодня помочь.» А уже выйдя за дверь – и сменив тон на менторский – велела не быть дурой, радоваться удаче и плевать на всех. Всё равно жертвы её никто тут не поймёт и не оценит, не тот контингент. Наоборот, будут ездить потом на тихоне, как на нанятой. Жизнь – борьба, в борьбе – счастье. И рвать его у жизни надо когтями и зубами… Вела Света историю и обществоведение…

Постепенно салон заполнился, и автобус, натужно кашлянув, тронулся с места – сразу почти снова затормозив, встав у самого выезда с привокзальной площади. «Испорченный телефон» тут же донёс, что человек попал под колёса, но на поверку оказалось, ничего ужасного, просто подобрали опоздавшего. Катя опять отвернулась к окну… Только смотреть тут было не на что, даже гор настоящих, и тех не видно. Запустив руку в заменяющий ей сумочку пластиковый пакет с изображением красавицы в кимоно, она вытащила взятую в дорогу книгу и погрузилась в чтение. Отметив боковым зрением – не без ехидного самодовольства – как полезли на лоб глаза у заглянувшей ей через плечо соседки… Так время пролетело быстро, и как раз к концу ещё одной главы автобус зарулил во двор пансионата. Наконец-то это утомительное путешествие подошло к концу… Катя убрала книгу обратно в пакет и стала терпеливо ждать своей очереди на выход.

– Товарищи, товарищи, не расходитесь, – собрала их в круг пожилая заведующая.

Ничего содержательного в её объяснениях не было, и Катя слушала вполуха. Регистрация… Семейные номера налево, одиночки направо… Питание четырёхразовое, столовая – из вестибюля через клуб, столики на двоих… Ну вот, приплыли. Следующие несколько дней и без того тревожили её: вписаться в новую компанию для Кати всегда было большой проблемой. А тут ещё и tête-à-tête… Хорошо бы, в соседки одна из двух других девушек досталась – вон та, с гитарой, под пажа стриженная, явно одна приехала… Эх, ну хоть бы кто знакомый, на самое первое время…

– И последним пунктом на сегодня – вечер знакомства, с танцами и настоящим «Абрау-Дюрсо». Это наша давняя традиция, с самого первого заезда. Я до сих пор помню то чудесное лето, когда только начинала здесь горничной, сразу после семилетки. Тридцать восемь лет… Сколько воды с тех пор утекло. И какие люди у нас бывали…

Катя подумала, что без исторического экскурса вполне можно было бы и обойтись. Сейчас, по крайней мере, когда все устали с дороги. Но что ж тут поделаешь… Она ещё раз обвела глазами окрестности. А ведь когда-то здесь действительно было чудесно. Белоснежный, утопающий в зелени парка особняк. Хрустальные струи фонтанов… «Это было у моря, где ажурная пена…» – вспомнилось ей. Дурацкие стихи: такое красивое начало – и настолько бездарная, до пошлости, концовка. Неудивительно, что никто почти её не знает…

Окружающий народ похватал вдруг свои пожитки и нестройной толпой двинулся в сторону входа… Катя очнулась и поняла, что лекция закончилась. С трудом затащив на высокое крыльцо свои сумки, она последней зашла в вестибюль. И первое, что увидела там, было знакомое лицо.

– Андрей?!

* * *

От неожиданности он чуть не выронил чемодан. Перед ним стояла, обрадованно улыбаясь ему, какая-то совершенно незнакомая девчонка. Две тугие белобрысые косички торчат в стороны из-под сдвинутой на затылок ковбойской шляпы. Огромные, точно фасетчатые глаза диковинного насекомого, тёмно-сиреневые очки закрывают чуть не весь верх лица… Нет, что-то знакомое в ней всё же есть. Голос. Андрею сразу показалось, он узнал его… Только кроме голоса, вот хоть убей, не вспоминалось ничего. Ни имени, ни фамилии… Где, когда встречал он её раньше? Точно не в школе… У кого-то из друзей, на дне рожденья? Наверно, она из другого города и приезжала в гости…

Но тут незнакомка сняла очки, и Андрей понял наконец, кто это. В джинсах и клетчатой рубашке с закатанными до середины локтя рукавами она выглядела совсем не так, как в классе.

– Катерина Максимовна?! – он был поражён неожиданной встречей ничуть не меньше её.

– Кузнецов, ты откуда здесь? Ты когда приехал?

– Вместе со всеми, на автобусе.

– А почему я тебя во дворе не видела?

– Ну… – замялся он, не представляя, что сказать.

– Понятно. Всё пропустил и не знаешь теперь, что делать дальше – так?

Андрей промолчал и только слегка пожал плечами. События разворачивались всё хуже и хуже: дурака он на этот раз, выходит, свалял уже не абы перед кем, а перед собственной же училкой по русскому.

– Ну ладно, – продолжила, не дождавшись ответа, Екатерина Максимовна, – давай сделаем так. Ты стой здесь, никуда не уходи, карауль мои вещи. А то у нас совсем мало времени. Давай сюда свою путёвку и паспорт тоже. Я скажу, что ты – мой ученик, и постараюсь договориться, чтобы комнаты нам дали в одном блоке – тогда и столик у нас в столовой общий будет. Короче, жди, никуда не уходи, я сейчас.

Хмуро порывшись по карманам, Андрей вытащил и передал учительнице документы, с которыми та тут же упорхнула в сторону помещения администрации. Откуда через несколько минут вернулась, радостно щебеча, что всё в порядке, ни о чём даже просить не пришлось. Она была последней и комнаты им достались последние, 8-а и 8-б, прямо у выхода на галерею. Их никто их не хотел, потому что крайние, и все топают мимо. Но зато столик их – у окна в парк, с видом на фонтан.

Андрей, впрочем, подобной диспозицией был даже доволен: меньше вероятность столкнуться с кем-нибудь в коридоре. Знакомиться он здесь ни с кем не собирался… Ну а если уж совсем честно, не чувствовал себя достаточно уверенно во взрослой компании…

– Моя комната которая? – деловито поинтересовался он, подавив желание сказать «спасибо». Пусть видит, что ничего такого она для него не сделала. Он же её котомки стерёг? Стерёг. Ну вот, типа, разделение труда.

– Какая хочешь. Мне только сказать надо будет потом, как мы их поделили – для временной прописки или что-то в этом роде.

– Тогда я беру крайнюю. Вам помочь? – он взялся за одну из её сумок.

– Да, пожалуйста. Одна б я с ними, наверно, просто легла и умерла на этой лестнице.

Сумка действительно оказалась очень тяжёлой. Кирпичей она туда нагрузила, что ли?

– Вот что, – предложил он, взвесив в руке и вторую, – давайте, вы лучше возьмёте мой чемодан: он и легче, и нести его удобней. И идите с ключами вперёд. А я – за вами следом.

– Хорошо, как скажешь. Слава богу, не перевелись ещё джентльмены на свете.

Пройдя за Екатериной Максимовной по галерее и чудом лишь не своротив по пути ни одного из расставленных здесь по всем углам фикусов, Андрей занёс вещи в её номер.

– Ой, спасибо, Кузнецов. Что б я без тебя делала… Да, и без десяти спускайся в столовую – будут чаем поить. Наш столик – от входа справа, там будет карточка с номером. Не опаздывай.

– Постараюсь, – он поднял с пола свой чемодан. – Вы мне ещё ключ не отдали.

– Ах, да. Вот, держи.

Его собственная комната оказалось зеркальным отражением только что увиденной. Небольшой письменный стол у окна, шифоньер, широкая кровать в алькове. Перед необъятным, украшенным множеством обойных гвоздиков кожаным креслом низкий овальный столик с вычурным графином для воды. И рядом – такой же стародавний торшер под малиновым абажуром с помпонами… Одно неудобство, дверь в соседнюю комнату – почему они, должно быть, и «блок». Если закурить, в щель в момент натянет…

Очень аккуратно распечатав купленные на станции «Столичные» – процесс этот всё ещё был для него чем-то вроде магического ритуала – Андрей вышел на протянувшийся вдоль всего здания балкон. Покосился с опаской на дверь училкиного номера… Да чего там, ясно, распаковывает сейчас свои тяжеленные сумки, выбирает, что б надеть. Вот есть у женщин такая странная манера, переодеваться по сто раз на дню. Он чиркнул спичкой и сделал первую глубокую затяжку. С позавчера не курил…

– Кузнецов, что это? Тебе не стыдно? – возмущённый голос за спиной заставил Андрея похолодеть. – Твои родители знают?

Резко обернувшись, он непроизвольно выдохнул облако дыма прямо в лицо Екатерине Максимовне, перепугался от этого ещё больше и от ощущения уже полнейшей безысходности окрысился на неё:

– Сейчас узнают – да?! Ну чего вы ко мне вообще привязались? Мало вам, что весь год своими уроками жизнь портили, так ещё и здесь достали!

Со злостью отшвырнув сигарету, Андрей скрылся в комнате, громко хлопнув за собой дверью. Нет, это сто процентов был не его день! Последние школьные каникулы стремительно превращались в какой-то кошмар… И главное, сам же во всём виноват. Ну что стоило в парк спуститься, за деревья зайти… А уж хамить застукавшей тебя училке…

Ладно, сделанного не воротишь. Надо сейчас подойти к ней и извинится. Смять, выбросить у неё на глазах всю пачку и дать слово… Ну да, будто она совсем дура и не понимает, к чему всё это. Он вспомнил висящий в вестибюле междугородний телефон-автомат. Может, вот прямо в этот момент предкам и звонит… Но, как ни странно, мысль эта сразу успокоила его. Ну и хорошо, и пусть звонит. Заслужил. За свои поступки надо отвечать. Андрей снова увидел её ошеломлённое, испуганное лицо. Как она отшатнулась от дыма… Не ответила ничего на его злобную тираду, только в полной растерянности продолжала смотреть ему в глаза, словно не веря в случившееся…

Как мог он сказать ей такое?.. Неправда ведь, к тому же: ничего она ему не портила, даже наоборот, в кои-то веки литру сачковать перестал. Конечно, надо извиниться… Ему уже почти захотелось, чтобы Екатерина Максимовна позвонила родителям – пусть не думает, что он тут какой-то выгоды ищет. Андрей бросил взгляд на часы. Без восьми – она уже в столовой. Он вышел из комнаты и быстро сбежал с лестницы.

Дверь в дальнем конце гостиной была открыта, в проёме виднелись маленькие, как в уличном кафе, столики… Справа у окна – вот он, на сложенном уголком кусочке ватмана жирно выведена фломастером цифра «8». Всё уже накрыто, чай, булочки… Но за столом никого нет. С отрешённым видом он сел на стул, бессмысленно глядя в стену. Почему она не пришла? И что теперь делать, ждать её? Или бежать обратно наверх? Может, она сидит там сейчас у себя, плачет… Видеть его не хочет…