Читать книгу Мистическая история Ивового городка - Слава Савская - Страница 2

Запах жженой плоти заполнил собой пространство на мили вокруг. В сумеречные небеса клубами вздымался багряно-серый дым. Воздух был спертым, кроны деревьев неподвижны, сама природа словно замерла. Останки тридцати тел догорали в обводах почерневшей тлеющей травы. В сердце круга распростерлось тело мужчины. Душа только что покинула его, и глаза, смотревшие ввысь, где дым скрывал небеса, стали отражением абсолютной пустоты.

Поодаль от этого места, на небольшой каменистой возвышенности, сидела юная девушка. Она наблюдала, как вьется густой дым, унося души пожертвовавших собой женщин в иной мир, и, рвущими укусами, разделывалась с оставшимся куском вяленого мяса. Холодный взгляд серых глаз скрывал прищур, на высокий лоб спадали две короткие косички светлых волос, собранных в хвост на затылке, а грубые скулы динамично двигались при пережевывании грубых мясных волокон. Вдалеке, в поселении, уже начиналось празднование, доносились агрессивные удары в бодран и мелодия плачущей лиры. Зажженные огни позволяли видеть пляшущие силуэты на деревьях. Последняя птица пропела песню, а значит, скоро прольется кровь козла и петуха. Ее народ ждала ночь веселья и утех, а она отправится исполнить долг.

Девушка размышляла, у нее было еще много времени подумать, по крайней мере, пока прах не остынет, а глаза мужчины не будут закрыты. Размышляла в основном о том, что же она чувствует. Не было горя утраты, но и ощущения легкости, которого она так ожидала, также не находилось. И наконец, спустя несколько часов, под доносящиеся звуки увеселяющей музыки, пение, смех и улюлюканье, она осознала, что чувствует благодарность, и по ее щеке покатилась одинокая слеза.

Шмыгнув носом и протерев рот рукавом рубахи, она поднялась со своего места, на котором, казалось, все эти часы просидела в одной позе. Только сейчас она почувствовала ночную прохладу и поняла, что небо давно очистилось от дыма. На нем сияли золотистые огни. Глубоко вдохнув, она подняла с земли мешок, сшитый из грубой пряжи, который был исписан рунами, и двинулась к месту жертвоприношения. Снизу, у возвышенности, где она сидела, подхватила с земли веревку, к которой были привязаны носилки, сложенные из двух стволов покрепче и сплетенных ветвей, и потащила их за собой.

Первым делом она подошла к телу мужчины, мешок и носилки бросила рядом на земле, а сама опустилась на колени. Ее глазам понадобилось время, что бы ночь позволила ей видеть лицо мужчины. Она вглядывалась в его жесткие черты лица и, не переставая, поглаживала по заплетенным волосам. Духи уже позаботились закрыть его глаза. Ему больше никогда не увидеть ночных огней и дневного света небес.

– Пу склат бэк, паппа. – Попросила она его уйти, но мертвец уж точно знал наверняка, что должен был это сделать. Но она не была уверенна, знал ли он, куда лежал его путь, и добавила: – Инн Хельхейм.

Она поднялась с колен, взяла мешок и стала собирать прах всех сгоревших. Тридцать пепельных насыпей, несколькими часами ранее, были тридцатью отважными женщинами, воительницами, героями, воюющими за мир. Боги не полюбят их даже за такую жертву, но ее народ возблагодарит, и будет чтить веками и тысячелетиями.

Когда она подошла к последней горке пепла, мешок уже был увесистым, она раскрыла его, и стала руками собирать и ссыпать все, до последней пепельной пылинки, в него. В конце она посмотрела на свои испачканные ладони, и на мгновение в ней опустился дух. Вдруг из нее издался нечеловеческий стон! Она провела ладонями по лицу, оставив на нем черные полосы, а затем стала слизывать все с них, непрерывно и жадно, пока они не стали чистыми! Во рту стало горько, а потом сухо, она достала фляжку с водой и смыла вкус праха двумя большими глотками. Она еще недолго посмотрела на выжженное пятно, наклонилась и поцеловала землю, потом собрала горсть, и положила в кармашек рубахи на груди.

У ног отца она подобрала небольшой прозрачный сосуд, он был наполнен темной и густой жидкостью. Руку как будто закололо, она нахмурилась, и решила как можно быстрее заканчивать начатое. Убрав сосуд в карман к собранной земле, она принялась перекладывать тело отца на носилки. Тело рослого и мускулистого мужчины тяжело, а тело мертвого отца вдвойне тяжелее. Осознание того, что происходит, что она делает, навалилось на нее вместе с телом отца. Пыхтя и шепча извинения, она аккуратно повалила его на носилки и тяжело уселась рядом. Знание истинных причин, почему она это делает, помогало ей, иначе выдержать это испытание ей не достало бы сил.

Девушка протерла лоб, на котором выступил пот, и достала из кармана штанов небольшой нож. Она потянулась к лицу отца, до блеска заточенное лезвие ножа блеснуло, в свете поднявшейся над ними луны. На секунду она помедлила, но, быстро отбросив все сомнения, одним резким движением, срезала кусочек плоти с его щеки. Его тело уже остыло, но процесс окоченения еще не начался. Холод плоти отрезвил ее еще сильнее, и она без раздумий поднялась на ноги и подошла к месту, где лежал мужчина во время ритуала. Бросив кусок плоти в это место, она достала сосуд и вылила половину из него туда же. Послышалось шипение, и персть вспенилась, а после исчезла, впитавшись в землю. Она закупорила сосуд с остатком жидкости и убрала его.

Она то и дело сама себя одергивала от промедлений, не позволяла мыслям отвлекать себя или, того хуже, отобрать решимость. Водрузив мешок с прахом себе на спину, она взяла веревки носилок в руки, перекинула через плечи и, без оглядки, двинулась по своему пути.

Дорога была дальней и трудной. Лесные тропы сменяли заболоченные низины, покатые каменистые спуски, ухабы, равнины и поля. В какой-то момент пришлось остановиться и перевязать тело отца к носилкам, так как веревки расслабились от тряски. Тогда она и обнаружила, что окоченение уже началось. По ночному небу плыли облака то, заслоняя собой луну, то вновь позволяя ей освещать дорогу. Под ногами шуршала трава, и хрустел обезвоженный грунт, хлюпали топи и шумно разлетались камни. Изредка можно было слышать шорох ночного зверька или скрипящие звуки сверчков.

Золото звезд скрылось в недрах небес, а луна стремительно опускалась к полосе горизонта, когда вдалеке, за лесом, показалась острая вершина скалы. Легкая улыбка тронула уголки ее губ, обозначавшая не радость, а облегчение – она близка к своей цели. Ни много ни мало, через полчаса хода путница выходила из леса к подножию скалы.

Ее глазам открылась фантастическая красота храма, который вырастал из могущественных скалистых пород. Узоры, изображение ликов богов, рунические письмена, которыми были украшены и исписаны массивные колонны и рельефы, были выполнены со столь филигранной и математически точной задумкой, что никто иной, кроме самих богов не способен был бы создать этот храм! На фронтоне, водруженном на массивные колонны, можно было лицезреть богиню окруженную мертвыми душами. В двух эдикулах, по обе стороны лестницы, ведущей к входу в храм, стояли две воительницы, словно в любой момент были готовы сразить незваного путника. Скульптуры воительниц в канефорах также стояли на страже священного места, и поддерживали узорчатые карнизы. Массивные балюстрады украшали лестничный подъем, возделанный из скалы и углубляющийся внутрь. По обе стороны огромного размера врат суровым взглядом встречали прихожан гермы, вооруженные кинжалами. Врата украшал величественный иггдрасиль – исполинское древо, давно сокрытое от людских глаз, но подарившее знание о том, как выглядит вселенная. Врата эти открывались только тому, кому суждено ступить в этот храм, и как жаль, что они открылись ее отцу. Девушка оглянулась на бездыханное, синюшное тело.

Любой, кто увидел бы этот храм, не скоро смог бы справиться с восхищением и неспособностью понять божественное величие. В этот день ей было дано увидеть этот храм второй раз! И этот раз станет для нее последним, но она пака еще не знала этого. Девушка сбросила весь груз со своих плеч и осталась стоять, и смотреть, дрожа всем телом, сама того не замечая. Она обводила взглядом каждую руну и фреску. Из глаз непроизвольно выступили слезы.

– Такк фирир. – Промолвила она, приклонила колено и склонила голову, положив руку на сердце, перед храмом и его богиней. Она благодарила богиню за то, что та написала ей на судьбе снова оказаться здесь.

К ступеням, которые вели в храм, она смогла подойти лишь, когда лучи солнца уже пробились за горизонт и осветили утренний небосвод. Пройдя по ним со своей ношей, она предстала перед вратами. Взгляды воительниц на гермах пронзали ее, и она не решалась смотреть на них.

– Комду сэль! – Воскликнула она, приветствуя воительниц.

И в это же мгновение ощутила, что теперь ее не гнетет потусторонний взор. Она подняла голову и увидела, что взгляды стражей устремлены вдаль. Не раздумывая, она навалилась на врата, и они поддались, пропуская ее внутрь храма.

Она прошла по узкой галерее, покрытой руническими заклинаниями, в не широкую, но невообразимо длинную залу, конца которой не было видно, с ледяными, холодно-серого цвета, голыми скалистыми стенами. Здесь не было красоты фасада или письменностей, а также окон или расщелин которые пропускали бы свет. Ни глазам было дано смотреть, а сознанию, которому было дозволено видеть и провести ее. Она знала, что ей нужно идти вперед, не ждать, не оглядываться, а только идти, и идти. И она шла. Шорох носилки с телом отца, и звук ее шагов отражались от стен и разносились эхом по всему храму.

И вдруг она увидела конец своего пути! Ее встречало огромных размеров изваяние богини Хель. Ее лик ужасал и восхищал одновременно. Пронзительный взор каменных глаз богини встречал идущего к ней. Брови ее были хмурыми, губы изогнуты недовольством, а подбородок горделиво вздернут. От вида изваяния становилось не по себе. Глядя на ее громадную статую, не оставалось сомнений, что она – не более чем шутка богини. Вы ужасаетесь, дрожите и съеживаетесь от вида камня, а теперь задумайтесь о том, каков истинный лиг божества!

У ног Хель находился алтарь, и она, без лишних промедлений, уложила на него тело своего отца. Мышцы его уже давно одеревенели, и ей пришлось повозиться, что бы поправить его конечности. Пятно на щеке, где она срезала кусочек плоти, стало почти черным. Следом она развязала мешок с прахом тридцати, пожертвовавших собой, женщин, и ровным кругом рассыпала его вокруг ног богини. В ее руках снова оказался сосуд с жидкостью, и она разлила ее на прах. На этот раз с жидкостью ничего не случилось.

Вскинув голову, девушка посмотрела на суровое лицо Хель и достала из кармашка горсть земли. Она раскрошила пальцами землю прямо на прах, и снова всмотрелась в лицо богини.

– Фарит хейтир, мамма. – Сказала она статуе богини последние прощальные слова.

Она пообещала себе, что, уходя, не обернется. Шаг, другой, третий, но она не выдержала – обернулась. Лицо богини теперь не казалось столь суровым. Жесткие черты лица будто тронула тень благодарности и сожаления. Это стало последней каплей для нее. Она исполнила то, в чем поклялась, и теперь могла позволить себе оплакать свое горе. Разрыдавшись, она бросилась прочь из храма.

Она долго заливалась слезами, прислонившись к стволу дерева спиной, и спрятав лицо в руки, когда услышала гулкий и громкий звук. От неожиданности слезы сами по себе прекратились, и она насторожилась. Казалось, стон доносился из недр скалы. Солнце, царствующее на небосводе за чередой древесных макушек, играло лучами на скалистых отвесах и убранствах храма. Ей померещилось, что каменные изваяния воительниц движутся. Она выпрямилась, сделала шаг и тут же ощутила стопами дрожь земли. Стоны становились все громче и гуще! И вдруг она увидела то, что не забудет до дня своей смерти, спустя целую жизнь – скала стала поглощать храм, укрывать его массивы, словно мать укрывает свое дитя теплой шкурой в холодную ночь. Она с рыданиями бросилась к вратам:

– Мамма, ком лю! – Умоляла она вернуться мать!

Но воительница левой гремы опустила свой кинжал точно на, тянущуюся к вратам, руку девушки. Она издала истошный вопль. Ее кисть упала и ударилась о закрытые врата, а каменное лицо гремы сложило губы, словно сейчас свиснет. Кричащую от ужаса и боли, с наполненными страхом глазами, девушку снесло и выбросило в лес. В полете она повредила голову несколькими ударами о стволы деревьев. Она шумно рухнула наземь. Сил подняться ей не хватило, она так и осталась лежать и наблюдать замыленным взглядом, как боги заметают следы. Из пульсирующих вен обрубленной руки проливались ручейки крови.