Читать книгу Идущие полем - Снежа Каримова - Страница 7

Нельзя смотреть телевизор.

Нельзя слушать радио.

Нельзя читать книги.

Нельзя есть мясо в пост.

По средам и пятницам тоже нельзя.

Мобильник? Запрещено. Чашка чая? Увы, но нет.

Запретов было столько, что мы переставали думать о них. Просто знали, что все интересное, наверняка, «нельзя».

Мы исхитрялись, как могли, ведя партизанскую войну против мамы. С телевизором, радио и праздниками было сложно. Успешнее всего получалось с книгами.

Маму часто подкашивала неизвестная болезнь, которой врачи еще не придумали название. Начиналось с того, что по утрам, вместе с трезвоном будильника, мама начинала охать под одеялом: «Что-то мне плоховато сегодня!»

Я вставал, расталкивал Аньку и подливал ей ковшик воды в рукомойник. Умывшись, сестра одевалась, а я чистил зубы. Дальше рукомойник занимал Гришка, а я в это время заплетал Аньке косу. Колосок у меня получался неплохо. Тонкая русая коса доставала сестре до пояса, и она сама на конце вплетала ленточку.

Мама напоминала слабым шепотом, что пора читать молитву. Вот тут в дело вступала хитрость. Слава полке в летней комнате и школьной библиотеке.

Мы раскладывали аналои⁶ перед сервантом. Его верхнюю стеклянную часть занимали иконы, а в нижней секции хранились молитвословы и другие священные книги. А еще мамин кагор. Иногда она пила его, а иногда мы, чуть-чуть, по глоточку, чтобы не нарваться на очередную епитимию.

Так вот, ловкость рук и никакого мошенничества: беря молитвослов, зацепить из портфеля, который предусмотрительно валяется рядом, еще и развлекательное чтиво. Кладешь молитвослов на аналой, а пониже свою книгу, и начинаешь шёпотом читать. Я помню, что довольно долго моей утренней молитвой была «Поднятая целина» Шолохова. Мне книга понравилась, а вот Гришка так и не осилил.

Мама слышала наше бубнение и не подозревала о коварстве. Тридцать минут спокойного чтения пролетали мгновенно, в отличие от тех утренних получасов, когда мама оказывалась здоровой.

Верный наш безропотный друг Анька стояла рядом, переминалась с ноги на ногу, и глядела в красный угол. Наверное, наша маленькая мудрая сестра каждое утро, и правда, молилась за своих непутевых братьев.

В Сером Доме мы придумывали для книг тайники. Свои я прятал в печке, в нежилой комнате на нижнем этаже, той самой, с недоделанным погребом. Возвращаясь из школы, было удобно закинуть в окоп очередного книжного партизана.

Гришка восхитился моим тайником и стал делать свои секретики в другой печке, в соседней комнате с нашей жилой. Ту печь не топили – экономили дрова. С приходом холодов, чтобы меньше выстывал коридор, еще и забаррикадировали дверь в лишнюю комнату большим пружинным матрасом. Гришка, словно мышонок, юркал за матрас и клал завернутую в целлофановый пакет книгу в печку. Он считал, что сам Кощей не спрятал бы лучше. Ха-ха. Он забыл, что наша мама непредсказуема (вспомнить хотя бы историю с бананом и радио), а такие люди самые опасные.

Как-то, когда мы были в школе, мама вспомнила просьбу хозяев-москвичей время от времени протапливать весь дом. Преисполненная чувством долга, отложив на время свои болячки, она отворотила в сторону матрасище. Не знаю, почему мама решила это сделать без нас. Видно, Гришка все-таки был не так осторожен, и она что-то подозревала.

В это время в печной топке коротал срок «Гарри Поттер». Книга появилась в библиотеке недавно, и в отдельной тетрадке Зина Егоровна вела запись желающих. Наконец, стержень ручки библиотекарши застыл рядом с именем моего брата. Зина Егоровна отметила его точкой, и великая книга оказалась в Гришкиных руках, а потом перекочевала в печку. Я же смиренно ждал, когда смогу перенести ценность в свой сейф.

Эх, как не хватало нам тайной комнаты! Как пригодилась бы она для хрупких книг, которые гибнут от одной спички!

Мы заподозрили беду сразу, как только вернулись домой после школы. Мама что-то напевала под нос, а в доме, впервые за долгое время, было непривычно тепло, даже без свитера. Гришка посмотрел на сдвинутый матрас и побледнел.

Да, «мальчик, который выжил», на деле оказался не таким крепким. Как говаривал Брэдбери: «451 градус по Фаренгейту – температура, при которой воспламеняется и горит бумага».

Гришка, рассматривая пепел в еще теплой топке печи, с ужасом думал о гневе библиотекарши и целого легиона ждунов, которые спали и видели приключения мальчика с молнией на лбу.

Мы, как волшебники, тоже жили отдельно от маглов, но наша реальность волшебством и не пахла. Маму вызвали в школу. Наверное, это был первый случай, когда вызвали родителя за его собственное плохое поведение, а не ребенка.

Мама, конечно, все свалила на Гришку, хоть боженька и запрещал врать. Сказала, с нервным смешком, что ее баловень зачем-то сунул книжку в печку (может, прятал от брата? Дааа, от брата…), а она и не заметила. Мама всегда трусила, когда с ней серьезно разговаривали взрослые люди.