Читать книгу Находясь в эпицентре - Софа Левитина - Страница 6

Я слышу писк, заглушающий звонок в дверь. Именно так меня встречает Мира каждый раз. Даже когда я прихожу по пять раз за день. Она открывает дверь и кидается обнимать меня в то время, как я безудержно смеюсь. Мира спрашивает, не слишком ли меня достал её брат и как он себя ведёт, после чего получает несильный толчок в бок от Тома. И мы все громко смеёмся. После такого тёплого приветствия меня обнимает Паша. Том спрашивает, что поесть, и его отец, который обычно всё ещё обнимает меня, начинает разглагольствовать, какие классные макароны он сварил. В общем, всё как обычно.

Конечно, он сварил не макароны, а сделал какую-то невероятно сложную и вкусную пасту, но это мы предпочитаем оставлять за кадром. Через пару минут после нас прилетает мой помятый братец. После такого же тёплого приёма он тоже садится за стол. Он, как обычно, над всеми подшучивает и получает самую маленькую порцию, которую, конечно, потом увеличивают. Это и называется вторая семья.

Том совершенно не собирается ждать и, только доев, дарит Мире книгу. Немного прыжков, крика и благодарности, щепотка обнимашек и поцелуев и много-много сказок: вот и вся Мира. Она так радовалась, что я подумала: такой искренний человек должен жить вечно и дарить другим людям счастье. Торжественно посадив всех за стол, она притворно сдула с книги пыль и с трепетом открыла. Страницы были даже красивее, чем обложка. Сделаны под старину, со старинным витиеватым шрифтом и не уступающими ему узорами. Все затаили дыхание. Мира же просто открыла первую попавшуюся страницу и под наши аплодисменты показала её нам. Рассказ на ней занимал меньше, чем полстраницы, но от его оформления захватывало дух. Мы все согласно кивнули.

Ещё до людей, ещё до богов жил юноша, с Хаосом дружный. Он сидел в Пустоте – ни единой травинки. Воды не текли по Земле бурными реками, а ветра не дули, неся прохладу. Был пуст юноша, как пуст был его друг. Он бродил по Пустоте, которой не было края, и думал, размышлял, мечтал. И однажды юноша спросил у бескрайней Пустоты: «А не может ли мой друг, Великий и Безграничный Хаос, сделать тебя такой же живой, как меня или его?» Пустота не ответила, но Хаос услышал своего друга. И тогда создал он вокруг Пустоты шар невидимый. Так появилась у Пустоты душа. Потекли по израненной Пустоте реки бесцветной крови. И начала Пустота оживать. Реки оросили Пустоту, и стали в ней проклёвываться ростки. Так покрылась Пустота кожей. И забилось вдруг её пустое сердце, и наполнилось оно кровью великой. Теперь Пустоту нельзя было называть пустотой. Она была больше не пустой. По ней бегали ветра и воды, трава пела свою песню. Но чего-то не хватало юноше в ней. Он долго смотрел на бывшую Пустоту, но она всё так же казалось ему пустой. Тогда Хаос наделил душу Пустоты и кожу её жизнью подобно его самой и подобно юношеской. Но были душа Пустоты и кожа её страшные: по две руки, по две ноги и по две головы. Тогда Хаос разделил их и отправил одних в один конец бывшей Пустоты, а других в другой.

Прометей тоже был знаком с юношей и знал историю его и его друга Хаоса. Он сидел и лепил из глины людей, подобных первым титанам: с двумя руками, двумя ногами и двумя головами. Но лишь они падали на землю, как разбивались на две части: с двумя руками, двумя ногами и одной головой, и бежали в разные стороны.

И только Знающие теперь могут поведать вам, куда бежали половинки одного разбившегося Целого.

Мира читала спокойно, размеренно, красиво. Делая паузы и ускоряясь. Она забыла, что читает вслух, она забыла, что кто-то в этой Вселенной ещё существует. Есть только она и книга. Я залюбовалась ей, настолько сосредоточилась на её льющемся голосе, что запомнила каждое слово, сказанное ею. Однако было в этой сказке что-то пугающее. Люди любят сочинять истории про свои вторые половинки, но было здесь что-то правдивое, во что хотелось верить. Что-то настоящее.

В комнате воцарилась тишина. Каждый понимал, что в этой сказке нет ничего особенного, но каждый хотел в этом усомниться.

Раздался стук в дверь. Джон и Мира одновременно подскочили. Кинув всем быстрое «пока», они с куртками в руках выбежали в коридор. Паша лишь закатил глаза с его привычным вздохом: «Дети», – и пошёл собираться на встречу с хозяином зала, где хотел провести свой концерт. Мы с Томом уже понадеялись, что посмотрим наконец вместе «Молитвы за Бобби», которые планировали посмотреть уже месяц, но не тут-то было. Мне решила позвонить мама и напомнить, что они будут через час. А поскольку я совсем забыла, мне нужно было быстро доехать домой и успеть убраться. Так что я покинула дом Тома так же быстро, как и мой брат, еле успев попрощаться и всё объяснить. Впрочем, всю дорогу я разговаривала с Томом по телефону, поэтому, можно сказать, мы догнали упущенное. Хотя, учитывая, что половину дороги я жаловалась на гололёд и мою ноющую после падения пятую точку… В общем, спорное утверждение.

Я прибежала домой быстрее, чем вообще считала физически возможным. Только разувшись, кинулась на кухню. Адреналин – самая сильная вещь на свете. За пятнадцать минут квартира была убрана, и я только успела повесить куртку на вешалку и переодеться, как в дверь позвонили.

Родители с Димой зашли уставшие и сразу завалились спать. А я, аккуратно упаковав подарки и спрятав их, села читать новости. Все скорбят по погибшим. Как и вчера, как и неделю назад. И это уже не страшно, это уже привычно. Я помню, что первый такой серьёзный теракт произошёл около семи лет назад, когда целую группу туристов расстреляли в песках Африки. А потом Земля словно сошла с ума. Были постоянные ураганы, пожары, падали на дома и машины деревья, случались редкие наводнения. Интересно, что никто не погиб в этих ситуациях. Будто кто-то поставил себе цель причинить миру как можно больше вреда без жертв. По новостям даже говорили, что спутник засёк неизвестный до этого архипелаг в середине Атлантического океана, но вскоре эту информацию опровергли. И вот, через полтора года после инцидента в пустынях снова погибли люди. На одном сборе фанатиков какой-то теории появился смертник и подорвал всех. Люди были безумно испуганны и впечатлены, но всё равно разделились на два лагеря: одни скорбели по погибшим, другие считали, что фанатики – это не люди и правильно, что их убили, наверняка какие-то сатанисты были. Представители других религий использовали это как прямое доказательство, что Бога фанатиков не существует, а это значит, что существует только их Бог. Странная логическая цепочка. После этого, буквально через месяц, вечером расстреляли людей в ресторане. Там погибла жена и родители председателя ООН мистера Паркмена. Многие посчитали это покушением на него самого. А уже через несколько месяцев начались регулярные теракты или стихийные бедствия с промежутком примерно в полгода-год. В последний год что-то стало происходить каждый месяц, иногда чаще. Последний месяц – каждую неделю. Последнюю неделю – каждый день. Страшно было, когда, например, бушевал ветер и деревья летали, как листья. Несколько подряд влетело в жилой дом и разрушило его фундамент. Погибло свыше ста человек, более ста пятидесяти получили сильнейшие травмы, такие как потери конечностей или рассудка. Это назвали сигналом для паники. «Никто не в безопасности», – сказала тогда ужасно испугавшаяся бабушка, и я заметила, как обычно безмятежный и спокойный папа напрягся. И это уже было моим сигналом. Но не прошло и трёх лет, как я пользуюсь первой же возможностью и сажусь в метро, гуляю с друзьями по городу, зову всех ко мне. Мне сразу же становится стыдно. Я подвергаю себя опасности просто так, не имея на это никаких причин. Надо запомнить: никогда больше так не делать. Ну, только в самых крайних случаях.

Остаток дня я провела в телефоне. Немного, правда, почитала. Чуть-чуть. Но скучно мне особо не было. А вечером проснулась всю ночь летевшая домой семья. Джон тоже успел вовремя вернуться, и никто не узнал о его походах. Мы с ним выдумали достаточно правдоподобную историю, как вчера вместе смотрели ужастик и потом почти всю ночь не спали из-за страха, а если не прокатит, собирались сказать, что поссорились и почти подрались, но решили, что нас никто не сможет разнять, и, не желая умирать, разошлись по комнатам на остаток вечера. Звучит в нашем стиле. Во время обсуждения вчерашнего фильма, когда мы вспоминали, какой оба смотрели, из своей комнаты вышел Дима и кинулся нас обнимать, так как домой он приехал спящим на руках папы. Хоть это и была обычная проверка, но врачи всё-таки утомляют.

– Привет! Я по вам так скучал! Эти тупые врачи достали меня! – воскликнул наш восьмилетний брат. Как же быстро он растёт! Я так удивилась его настолько взрослой речи. Уже шесть лет не могу привыкнуть, что он вообще умеет разговаривать.

– Мы тоже скучали, Попрыгунчик! – Диминым голосом ответил Джон и ещё сильнее прижал брата к себе. Прозвище нашему любимому братику за его гиперактивность дали наши семейные друзья, а мы его подхватили. Я никогда не видела человека более радостного и весёлого. Ну, может, Мира могла бы составить ему конкуренцию, но победу я по-любому отдам брату.

– Как вы долетели? – первое, что пришло мне в голову, чтобы избежать неловкой паузы. И дальше мы около десяти минут слушали сначала о самолётах, затем о «маленькой пипочке», которую вставили ему в руку, а потом туда вводили все уколы, поэтому ему было не больно. Меня всю начало трясти от рассказа. Я всегда боялась вен на запястьях. Нет, я скорее боялась порезанных вен на запястьях. Хотя крови не боялась абсолютно. Это странно. А место, которое показал мне Дима, было слишком близко к венам. Наверное, я немного побледнела, поэтому он перевёл тему и стал рассказывать нам о городе. О красоте готических соборов и больших площадях. Моя мама – фанатка таких вещей. Архитектура, искусство, природа – всё это в нашей семье любим только мама и я. Иначе и быть не могло, ведь я хожу на каждую выставку с рождения. Мне действительно нравится их посещать. Я люблю картины, которые таят в себе жизнь невиданного мира; здания, показывающие, что такое сила и стойкость; леса, манящие своими невидимыми по отдельности, но околдовывающими вместе чарами. Я люблю тишину одинокого пруда или потрескивание небольшого костра в ночи. Я люблю наблюдать за огнём. За его силой, которой он подчиняет всё, что кидаешь на его территорию, и в то же время за его послушанием. Ты даёшь ему место, и он им доволен. Он не пытается его покинуть, как вода, как воздух. Огонь, наоборот, с особой яростью защищает своё пространство. Но, как только границы от него убрать, он потихоньку, будто прощупывая почву, разрастается. Он становится всепоглощающим, опасным. Хотя только что он был таким ласковым, таким добрым. Он обогревал и кормил. А теперь он убьёт и не заметит. Пожалуй, огонь – самый наглядный пример того, как власть и неограниченная сила портят и ожесточают. Я всегда любила огонь. Он не казался мне опасным. Мама говорила, что я просто никогда даже не обжигалась, вот и не понимаю всего ужаса. В этом я с ней полностью солидарна. Допускаю, что она знает лучше. Всё-таки это у неё огромный ожог на бедре, который она так старательно прячет.

– Добрый вечер! – мама вышла из комнаты, потягиваясь. Легка на помине. Она с улыбкой обняла нас и стала расспрашивать, как прошли эти три дня, на которые они нас покинули. Какой срок! Мы с братом, делая самый непринуждённый вид, на который способны в данной ситуации, начали рассказывать. По нашим словам, мы просто смотрели фильм, а потом легли спать. Конечно, зная нашу неограниченную лень, мама нам поверила. Тем более это почти правда, только Джон в это время был на какой-то тусовке. Об этом, пожалуй, стоило умолчать. А на вторую ночь ко мне пришли друзья и случайно остались до утра, потому что стало темно и я решила, что особого вреда мне не принесёт, если они переночуют в почти пустом доме, а не пойдут по почти пустой тёмной улице. Второй день был описан почти полностью правдиво. Ну, только мы не уточнили, где был Джон, и что я гуляла и не спала всю ночь. Надо срочно пойти исповедаться.

Вскоре вышел папа в хорошем настроении, и они с моими братьями спустились в гараж за ёлкой. Это был и правда очень семейный и тёплый вечер. Мы рассказывали наши семейные легенды, которые с открытым ртом слушал Дима. У нас это своеобразный ритуал введения человека во взрослую жизнь. Сначала он должен поверить всем нашим байкам, а потом в течение года узнавать, что все они – ложь. Но больше всего нам запомнилась, конечно, становящаяся всё более нарядной ёлка, сверкающая и блестящая. Каждая игрушка на ней имеет свою историю. Одни покупали мы все вместе, другие нам дарили дорогие нашей семье люди. Мы забрызгали весь дом искусственным снегом и устроили конкурс на лучшую гирлянду из бумаги. Победила, конечно, самая аккуратная и терпеливая в нашей семье – мама. Её снежинки мы повесили над входной дверью. Дом мгновенно преобразился. Он стал таким ярким и праздничным. Он стал счастливым. Здесь все смеялись над добрыми шутками, общались друг с другом и просто жили, как делала семья Тома. Этим вечером папа не отсутствовал вторые сутки на работе, мы с мамой не ругались, Дима не притворялся, что ничего не происходит и он счастлив, делая уроки, а Джон не сидел в своей комнате, игнорируя весь мир. Я боялась, что это закончится. Мне не хотелось снова уходить в свою комнату, надевать наушники и заниматься чем угодно, только бы не чувствовать себя. Я не хотела снова садиться за уроки с усиленным усердием. Не хотела делать вид, что не слышу, как кто-то входит поговорить со мной, но, не зная, как ко мне подступиться, уходит. Мне хотелось, чтобы всю мою вечность занимал этот вечер и мои собственные мысли не могли бы его омрачить. Но ничто не вечно, и, когда папа уходит на работу, когда Джон уходит к себе, когда Дима идёт играть, а мама, решив, что больше никому не нужна, садится читать, когда я остаюсь одна в этой быстро замолчавшей гостиной, тогда я понимаю, как хочу уйти отсюда. Уйти, как Бити. На несколько дней, туда, где меня никто не будет искать. Забыть, кто я, зачем я, просто ходить, знакомиться с новыми людьми, иногда драться, иногда воровать. Уже поздно, я пропустила время прогулки с собакой. Одевшись, выхожу на свежий воздух. Присаживаясь на камень, вижу, как всё вокруг расплывается, и я нарушаю один из самых главных и важных моих принципов, одно из моих правил – никогда не плакать.