Читать книгу Если о нас узнают - Софи Гонзалес - Страница 8

Я в Париже, самом красивом городе, который когда-либо видел в жизни. И все, на чем я могу сейчас сосредоточиться, – голод.

Сегодня утром на рассвете мы покинули Лондон, съев лишь по парочке тостов в буфете, и отправились в Париж. К тому моменту, как язык на указателях сменился с английского на французский, я уже мечтал о кофе, багетах и воздушной выпечке.

К сожалению, моим мечтам не суждено было сбыться. Мы ни разу не зашли в кафе, не посмотрели ни одной достопримечательности, чтобы проникнуться духом Парижа. Париж! Единственную возможность познакомиться с городом мы получили, когда нас высадили на красивую улочку с ничем не примечательными домами с балконами и односторонним движением. Нас провели в одно из зданий, которое можно было отличить от других лишь по гладким черным вращающимся дверям на входе. Мы дали интервью, а затем у нас была фотосессия для журнала.

Время обеда уже прошло, а мы так ничего и не ели с тех самых тостов. Мы сидим в микроавтобусе – он стоит отдельно от туристических автобусов и больше подходит для поездок по городу – вместе с Эрин, Пенни (которая должна поправлять наши прически всякий раз, когда поблизости появляются камеры) и нашими охранниками. У компании Tungsten Security, с которой сотрудничает Chorus, есть несколько международных филиалов. Киган и Полин, наши постоянные телохранители, приехали с нами из США, чтобы один из них мог постоянно находиться рядом и руководить теми охранниками, которых Tungsten нанимает в той или иной стране. Так мы можем постоянно работать со знакомыми охранниками и в то же время пользоваться преимуществами сотрудников службы безопасности, которые знают город, его опасности и пути отхода. Сегодня мы едем с Киганом и тремя французскими охранниками, так как Полин всю неделю работает в ночную смену.

Мы на пути к Эйфелевой башне. Не ради личного удовольствия, а чтобы сделать фотографию, которую выставят в Instagram группы. Я прислоняюсь к окну в дальней части автобуса, тоскливо разглядывая те немногие достопримечательности, которые нам удастся увидеть.

Энджел отстегивает ремень безопасности и смотрит через подголовник своего сиденья.

– Итак, – шепчет он, – сегодня вечером в мой номер кое-кто заглянет.

– Кое-кто? – одновременно подаем голос мы с Заком.

– Угу. Келлин в городе, и он хочет привести потусоваться Эллу и Теда.

Парень говорит о Келлине Уайте, Элле Пламмет и Теде Мейсоне – известнейших британских певцах. У Эллы и Теда дурная слава, за последний год они оба были замешаны в нескольких скандалах. Британские таблоиды их обожают – они дают им массу материала: «Элла Пламмет и Надя Айуб подрались на королевской свадьбе», «Тед Мейсон арестован за хранение кокаина», «Элла и Тед: правдивы ли слухе об их романе?».

– Таблоиды были бы в восторге, – сухо произношу я.

– Я могу дружить с кем захочу, – отвечает Энджел. – Это совсем не значит, что я занимаюсь чем-то дурным.

– Тогда почему ты говоришь это шепотом? – спрашиваю я, и Зак ухмыляется.

Его колено касается моего, когда автобус проезжает по выбоине.

– Рубен, ты просто… – Энджел проводит рукой в воздухе. – Просто успокойся, ладно?

Внезапно Зак приподнимается на колени с телефоном наперевес.

– Погоди-ка, позволь мне сфотографировать, – говорит он.

Зак опирается на мое бедро твердой ладонью, пока фотографирует пейзаж. Судя по всему, он хочет, чтобы я сгорел здесь заживо от смущения. Я силюсь думать о чем угодно, только не о том, как его вес давит на мое тело. В конце концов, мне остается лишь смотреть в окно и тщетно пытаться отвлечься.

Мы проезжаем через жилой район из десятков кремовых многоквартирных домов. В первую очередь мое внимание привлекают окна: высокие старинные рамы и кованые балконы, украшенные цветами. На каждом окне клумбы, и еще больше цветов висит под каждым фонарем. Я пытаюсь считать клумбы, потому что Зак все еще опирается на меня, и тепло его кожи просачивается сквозь джинсы, и… Пять, шесть, семь, восемь, девять…

– Мальчики, у меня хорошие новости! – Эрин встает и, пошатываясь, идет к нам по проходу.

Зак слезает с меня, чтобы сесть на место, и я не знаю, что мне чувствовать – облегчение или отчаяние.

– Во-первых, вот что. В честь приезда в Париж чудесные дамы из журнала подарили нам угощение.

Она достает из черной картонной коробки горсть конфет в обертке.

– Это соленая карамель от Maison Le Roux. Надеюсь, они помогут вам продержаться до обеда.

Спасибо, господи, за еду. Каждый из нас запихивает в рот по карамельке, и я с трудом заставляю себя смаковать сладость, вместо того чтобы тут же проглотить. Это не похоже ни на одну конфету, которую я когда-либо пробовал: идеальный баланс сладости и соли, густая вязкая текстура, которая обволакивает рот подобно сливкам.

– О да, – произносит Джон низким голосом, разворачивая очередную конфету, – мне нравится Париж.

Зак откидывает голову на сиденье и закрывает глаза, на его лице появляется еле заметная улыбка. Когда он так выглядит, у меня в груди все сжимается.

В моем распоряжении было достаточно времени, чтобы обдумать, не пытается ли Эрин задобрить нас этими сладостями, но она делает объявление:

– Появились результаты топ-50 самых сексуальных мужчин по мнению Opulent Condition. Рубен и Джон, вы оба попали в этот список!

Честно говоря, сначала я был весьма доволен новостью. Ничего не могу с собой поделать. Хвалебные отзывы – мой хлеб насущный, нельзя осудить человека за то, что огромное количество людей считают его красавчиком. Мне требуется чуть больше времени, чтобы осознать: если назвали только мое имя и Джона, то Энджела с Заком в этом списке нет.

– Каким образом он туда попал, а я – нет? – спрашивает Энджел, указывая на Джона.

– Некрасиво так говорить, – говорит Зак. – Джон очень сексуальный.

– Джона пропихнули, – огрызается Энджел. – Красивый не значит сексуальный. Да он краснеет всякий раз, когда на него смотрит девушка.

Джон быстро моргает, его брови ползут вверх от удивления.

– В следующий раз расскажи мне, что ты чувствуешь на самом деле.

– Только не говори, что это дерьмо не было подстроено, – хмурится Энджел.

– Конечно подстроено, – огрызается Джон, прежде чем повернуться к Эрин. – Они ведь не сами так решили. Отец обо всем позаботился, верно?

Когда Эрин не пытается отрицать, я вдруг понимаю, что был глуп, полагая, будто за меня проголосовали любящие фанаты. Конечно же, Chorus выбирал, кто из нас попадет в этот список. Я с самого начала понимал, как важно сохранить свою роль в чьих-то романтических фантазиях. Когда я впервые рассказал Джеффу о своем желании совершить каминг-аут в шестнадцать лет, он доходчиво мне все объяснил: «Думай об этом как об одном из своих мюзиклов, Рубен. Ты играешь роль в спектакле. Те, кто хочет получить эту роль, должны доказать, что они лучше остальных подходят на это место». Он также сказал, что незаменимых людей не существует. Других объяснений не потребовалось.

– Ты же попал в список, Джон. Почему не радуешься? – спрашивает Эрин.

Джон сжимает в кулаке обертку от карамели, но не смотрит женщине в глаза.

– Тебе не показалось бы странным, если бы твой отец отправил в журнал твои полуголые фотографии?

– Я еще ни разу не снималась обнаженной, – произносит Эрин.

Думаю, она пыталась пошутить, но никто не смеется. Женщина вздыхает.

– Мне кажется, что именно это и происходит, когда твой отец – менеджер группы. Попытайся найти здесь нечто позитивное. Это хорошая реклама.

– Ты по крайней мере в ней участвуешь, – бурчит Энджел.

В его голосе слышится раздражение.

Зак, который больше всего на свете ненавидит конфликты, замирает рядом со мной.

– Это не твой бренд, Энджел, – с отчаянием говорит Эрин. – Но я понимаю, что ты расстроен.

– Я не расстроен, – огрызается он. – Я в бешенстве.

– Ну чего ты, не казни гонца.

– Я чертовски красив и в десять раз круче Рубена, я переспал с большим количеством девушек, чем Джон когда-либо здоровался. Однако же Chorus совершенно случайно отдал мне роль «милого девственника».

– Хорошо, – говорит Эрин, ее улыбка выглядит натянутой. – Принято к сведению. Я лишь подумала, что вы будете рады этой уникальной возможности, которая поможет с продвижением группы. И конечно же я буду рада передать ваши отзывы Джеффу.

Джон вдруг с интересом начинает рассматривать пол, и даже Энджел неодобрительно качает головой. Единственное, на что можно пожаловаться Джеффу, – когда тебя раздевают догола. Ничего не изменится. Даже если пожалуется его собственный сын.

– Если тебя это успокоит, – подает голос Киган из передней части автобуса, – то я тоже не попал в список.

Зак прочищает горло.

– Поздравляю, – негромко говорит он, улыбнувшись сначала мне, а потом Джону.

– Видите, именно такое отношение к своим товарищам я и искала, – щебечет Эрин.

Джон бросает в ее сторону взгляд, а затем сдается.

– Итак, кто хочет подняться на Эйфелеву башню? – напряженно спрашивает он.

– Ох, у нас нет времени, чтобы подняться на самый верх, – отвечает Эрин. – Только сфотографироваться, а потом нужно ехать на очередное интервью в M6 Music.

Судя по выражению лиц, никто из нас не удивлен услышанным.

Когда Эрин возвращается обратно в переднюю часть салона, Энджел скрещивает руки на груди.

– Ты же знаешь, что они не выбрали меня, потому что считают, будто парень-азиат не может быть сексуальным, – бубнит он. – Просто, черт возьми, невероятно.

На губах Джона расползается горькая улыбка.

– Папа считает, что не может быть расистом только потому, что он женился на темнокожей женщине. Он никогда этого не понимал, чувак. И сомневаюсь, что до него когда-нибудь это дойдет.

Энджел с отвращением фыркает и переключает внимание на мобильник. Джон наблюдает за ним, теряясь в раздумьях, после чего откидывается на спинку кресла и закрывает глаза.

Зак смотрит на меня, его лицо такое же мрачное, как, наверное, и мое.

Зак в моем гостиничном номере без футболки, что одновременно удивительно и невыносимо.

Я изо всех сил стараюсь на него не пялиться. И, признаться честно, это безумно трудно.

Он постучался в мой номер около пяти минут назад, попросил одолжить что-нибудь из моей одежды, чтобы надеть к Энджелу, потому что его уже тошнит от подобранных стилистами Chorus рубашек. И теперь мне нужно смотреть куда угодно, только не на него, чтобы все не испортить. Удивительно, но игнорировать полуголого парня в переполненной комнате гораздо проще, чем тет-а-тет.

Я утыкаюсь в свой телефон, повернувшись к нему спиной. Молча считаю до десяти, давая Заку достаточно времени, чтобы надеть рубашку. Но когда я поднимаю глаза, он все еще полураздетый стоит перед зеркалом и копошится с волосами. Небольшая полоска трусов видна над узким поясом джинсов, а его кожа гладкая и бледная от недостатка солнца.

Дело в том, что Зак очень красив. Я всегда так считал, даже когда это чувство было лишь платоническим. Он стройный и высокий (не долговязый), а в его густые каштановые волосы так и хочется запустить пальцы, чтобы убедиться в их исключительной мягкости. Ямочки на щеках, длинные ресницы, обрамляющие глубокие карие глаза, точеное лицо, заметные мышцы на руках. Если бы сегодняшний список зависел от внешности, а не рекламы, он был бы в нем. Гораздо ближе к вершине, нежели я.

Звуки шуршания сигнализируют мне, что он наконец-то надевает рубашку.

– Ты выглядывал на улицу? – спрашивает он. – Там так много людей.

Вообще-то нет. Когда мы вернулись с сегодняшнего концерта, у отеля уже собралась группа фанатов. Я открываю окно, высовываю голову, и, когда они замечают меня, поднимается рев, похожий на приливную волну. Это рой. Извивающаяся масса голов и рук, десятки людей, в основном девочки-подростки. Они кричат. Для меня.

Я – единственное, что существует для них сейчас, даже если иногда мой рот выглядит странно, или мое вибрато колеблется, или я забываю улыбаться прессе. Для них это не имеет значения. Это безоговорочно.

До Saturday я никогда не знал, что такое «безоговорочность».

Я машу фанатам. Зак протискивается рядом, и крики становятся еще громче. Просто оглушительными. «По крайней мере, они способны заглушить всякий шум, доносящийся из номера Энджела», – ненароком думаю я.

Я обнимаю Зака за плечи, и он хватает мою болтающуюся руку, чтобы удержать на месте.

– Bonne fin de soirée![12] – кричу я, хотя сомневаюсь, что кто-то услышит. Зак затаскивает меня внутрь и, посмеиваясь, обнимает. Толпа стихает, когда он закрывает окно.

Когда мы добираемся до номера Энджела, там уже человек пятнадцать. Джона пока что не видно, хотя мы написали ему, когда Зак пришел ко мне в комнату.

Почти весь свет выключен, горят лишь светильники и свет в ванной. На фоне приглушенно играет музыка – пока что, – и большинство расположились на кровати, стульях или просто на полу. Их лица отбрасывают причудливые тени. Я узнаю несколько человек: Элла, Келлин и Тед, а также Дэниел Крэйферс и Брианна Смит, оба актеры лет примерно двадцати. Пару раз мы переписывались с ними в Instagram.

– Эй, вы! Привет! – говорит сидящая на полу Элла, когда мы подходим ближе. Она подается вперед и наливает немного водки в пластиковые стаканчики. – Добро пожаловать в République Française[13].

– О, вы теперь здесь живете? – Я беру стакан.

– Нет, любовь моя, мы приехали сюда ради вас четверых.

Я поднимаю стаканчик в знак приветствия.

– Тогда, наверное, это нам стоит поприветствовать вас во Франции?

Энджел возникает из ниоткуда.

– Рубен, ты пререкаешься с гостями?

– Так и есть. – Элла дуется, накручивая прядь темно-каштановых волос на палец.

Энджел указывает на меня и Зака.

– Выпейте. Может, это поможет вам подобреть.

– Кстати, если говорить про нас четверых, – произносит Зак вместо того, чтобы отпить. – Где Джон?

Энджел кривится.

– Надеюсь, держится в стороне в знак протеста.

– Не сыпьте ему соль на рану, – смеется Элла.

Кто-то включает музыку, и атмосфера в комнате тут же меняется. Это уже не унылая вечеринка, а настоящий ночной клуб. Басы вибрируют и поднимаются по кончикам моих пальцев, пульсируя в крови.

– Я в порядке.

Энджел тяжело опускается на пол между мной и Брианной. Ему приходится повысить голос, чтобы его услышали.

– Если бы я и был обижен, то это было бы из-за Рубена, а я ничего не имею против моего маленького Руби, благослови Господь его сердце.

– Для меня ты всегда будешь самым сексуальным мужчиной на земле, – говорит Элла, и Энджел даже не пытается скрыть свое довольное выражение. Она наливает еще водки в его стакан, в качестве награды «за сексуальность», я полагаю.

– Мы тоже здесь, – шутит Зак, но у меня такое чувство, что под его легкомысленным тоном скрывается правда.

– Да, Элла, ты разбиваешь наши сердца, – присоединяюсь я.

Элла смеется звонко и легко.

– Насколько мне известно, я последний человек, у которого есть шанс разбить твое сердце, Рубен, – говорит она.

– Возможно, тебе больше повезет с Леви. – Она кивает в сторону незнакомого светловолосого парня, стоящего у двери в ванную вместе с Тедом. – Мне вас познакомить?

Не могу сказать, что я удивлен ее осведомленностью. Как только кто-либо рассказывает о своих сексуальных предпочтениях команде, этот секрет тут же разлетается по всем уголкам музыкальной индустрии. Но негласное правило состоит в том, что вся инсайдерская информация не должна никуда просочиться. Количество денег, которое тратится в год на взятки и судебные иски, запрещающие публикацию на первых полосах газет, просто поражает воображение. Это более или менее держит СМИ в узде. По крайней мере в том, что касается фотодоказательств. И любая знаменитость поклянется, что вы натурал, если ее кто-то спросит – отчасти оттого, что у них полно собственных грязных секретов. Но дело не только в этом. Это вопрос общества, морали. Мы с ними по разную сторону баррикад.

Жаль, что я не хочу, чтобы это и дальше было секретом.

– Посмотрим, как пройдет ночь, – говорю я, и она нахально морщит носик.

Зак бросает резкий взгляд в мою сторону. Его всегда забавляло, что я встречаюсь с парнями. Зак – своего рода менее закомплексованная версия Джона, когда дело доходит до соблюдения правил: он не хочет драмы и беспокоится, что я сойдусь не с тем человеком, и мы попадем в СМИ или еще куда-то, устроив скандал. По сути, он не верит, что я буду осторожным. Я предпочитаю думать, будто его защита мне льстит, а не то, как раздражает его недоверие по отношению к моим суждениям.

К тому же трудно злиться на Зака, раз я ни разу не признавался ему в желании совершить каминг-аут. Насколько ему известно, он на моей стороне, защищает мою тайну, а не тайну Chorus.

– Кто же тогда разобьет сердечко Зака? – спрашивает Энджел, постукивая по дну чашки Зака. – Пей.

Парень повинуется.

– Честно? – говорит Элла. – Выбирай. Кому бы ты хотел разбить сердце, Зак? Я уверена, что никто из присутствующих не откажется от такой возможности.

Кажется, цвета в комнате внезапно тускнеют. Я вскакиваю.

– Пойду проверю Джона, – говорю я.

– Я пойду с тобой. – Зак приподнимается, но Элла тянет его обратно, хихикая.

– Уверена, что он сможет дойти один.

Я пробираюсь между людьми, толпящимися в комнате, – с тех пор как мы пришли, здесь появились еще несколько человек – и практически нос к носу сталкиваюсь с компанией в дверях. Еще немного, и они не смогут протиснуться внутрь.

Как раз когда я собираюсь уходить, дверь открывается и входит Джон.

– Руководство отеля собирается что-то сказать Эрин, – намекает он, увидев меня. – Здесь слишком шумно.

– Возможно. Но чего еще ты ожидал?

Джон вздыхает и направляется к Энджелу, а я спешу за ним. Зак стоит у окна и разговаривает с девушкой со струящимися черными локонами. Она стоит скрестив ноги, а голову наклоняет так сильно, что у бедняжки, наверное, болит шея. Кажется, она очарована им. Так и должно быть. Было бы замечательно, если бы ее пленил кто-то другой. Буквально любой другой человек.

Элла машет рукой, привлекая мое внимание. Рядом с ней светловолосый парень, о котором она мне говорила. Леви. Я вскидываю руку, чтобы попросить ее отстать от меня, но кто-то, проходящий мимо, пихает стаканчик с алкоголем в мою ладонь.

Конечно, почему бы и нет? Я делаю пару глотков и прислушиваюсь к разговору Энджела и Джона.

– Энджел, нам не нужна дурная репутация.

– О нет, девушки терпеть не могут веселых парней! – кричит Энджел, подпрыгивая на месте. Он явно что-то принял, энергия плещет через край.

– Просто сделайте немного тише, пожалуйста.

– Вообще-то, – парирует Энджел, – ты не наш менеджер. Как насчет того, чтобы просто повеселиться, а решение проблем предоставить мне?

Он хватает Джона за руки, двигает ими, пытаясь заставить парня танцевать. Тот снова закатывает глаза, но на губах расползается неохотная улыбка.

Как только я осушаю стаканчик, кто-то хлопает меня по плечу. Это блондинчик Леви.

– Подлить? – спрашивает он.

Я соглашаюсь, и мои губы растягиваются в улыбке.

Оказалось, Леви – ирландская модель, что объясняет его неземную красоту. И, похоже, его невосприимчивость к алкоголю гораздо лучше моей. Я понимаю это, когда пытаюсь идти в ногу с парнем, но тело отказывается подчиняться. Он подводит меня к свободному месту на кровати, рассказывая о том, как его и Эллу с Келлином чуть было не арестовали. Во время разговора мы все сильнее прижимаемся друг к другу, и он начинает поглаживать мое бедро большим пальцем. Все кажется таким теплым, медленным, мягким. Как те карамельки.

Вечеринка становится все громче, гости пьют все больше и, как мне кажется, передают друг другу заначку, которую притащил Энджел. Какая-то компания шумно снимает видео для Instagram, пока играет в алкогольную игру, которая, очевидно, включает в себя стук по столу и крики каждый раз, когда кто-то пытается говорить. Неподалеку от них пара парней и девушка потеряли свою верхнюю одежду и теперь бегают вокруг в поисках запасной футболки для девицы. У кого-то на телефоне играет трэп, и он так сильно разнится с музыкой из колонок Энджела, что я едва слышу свои мысли.

Я пару раз проверяю Зака, но он не отходит от девушки с кудряшками. Наверное, он выбрал ее, чтобы она разбила его сердце сегодня вечером.

А я, судя по всему, выбрал Леви.

– Итак, ты надолго в Париже? – спрашивает Леви.

– Сегодня и завтра. Мы уезжаем утром.

– Ах, – он разочарованно дует губы, – ты живешь здесь?

– Да, мой номер в конце коридора.

– О, у вас у всех свои комнаты. Круто.

Он делает вид, что ведет непринужденную беседу, но его рука сильнее прижимается к моей ноге, и что-то трепещет у меня в животе. Горло саднит, и я начинаю задыхаться.

Кто-то хватает меня за руку, я поднимаю взгляд и вижу очень обеспокоенного Зака.

– Могу я попросить тебя о помощи? Это займет всего минуту, – спрашивает он.

Я отстраняюсь от Леви, и Зак подводит меня к своей девушке, которая должна была разбить его сердце. Только теперь она сидит, прислонившись к стене, ее голова свесилась на плечо.

– Господи, что ты с ней сделал?

– Ничего! Думаю, она просто пьяна.

Появляется незнакомка с бутылкой воды и протягивает ее девушке. Та берет бутылку и зажимает между руками. Зак приседает рядом.

– С ней все в порядке?

– Да, такое иногда случается, – отвечает незнакомка с французским акцентом. – Я вызову Uber.

– Далеко ехать?

– Примерно полчаса.

– Это долгая поездка. Она выглядит не очень хорошо.

– Нам больше негде остановиться.

– Мне плохо, – стонет сердцеедка. – Манон, позволь мне спать на полу. Пожалуйста?

Зак колеблется, потом с надеждой смотрит на меня. Я не сразу понимаю, чего он хочет, потому что разум затуманен алкоголем.

– Разве что ты хочешь уступить ей свою постель… – говорю я, пожимая плечами.

– Ты не будешь против, если я переночую у тебя?

Ну, Леви может быть против. Но ему просто придется с этим смириться.

Мы втроем помогаем девушке подняться на ноги и отводим ее в комнату Зака. Он торопливо запихивает свои вещи в чемодан, а я вместе с подругой девушки Манон помогаю ей благополучно перебраться в постель. Манон непрестанно благодарит нас, в перерывах между написанием твитов с опечатками о том, что она преданная фанатка Зака Найта до конца времен. После этого мы с Заком затаскиваем его сумки в мою комнату, и я падаю на кровать. Голова так сильно кружится, что я не могу стоять на ногах.

– Извини, что прерываю твое… э-э-э… свидание, – говорит Зак странным голосом. Он стоит возле своих чемоданов и прижимает руки к груди.

Я стону и закрываю глаза рукой, чтобы заслонить льющийся с потолка свет.

– Все в порядке. Для чего еще нужны друзья, как не для того, чтобы обламывать?

– Черт, прости.

– Я шучу. – Бросаю на него взгляд и ухмыляюсь. – Просто не могу на тебя злиться, когда ты ведешь себя как паинька. С моей стороны это будет дерьмово, не так ли?

– Ты никогда не сможешь быть дерьмом.

– Смогу, если приложу к этому все усилия.

Матрас прогибается. Должно быть, он сел на кровать.

– Хочешь вернуться?

– Угу. Можно. Но кровать такая удобная, а комната слишком сильно кружится.

– Не то слово. Эти ребята умеют пить.

– Леви выпил полбутылки водки и даже не захмелел.

Я отправляю Джону сообщение, чтобы предупредить, что мы ушли. Нет смысла писать сообщение Энджелу, он не увидит его до утра.

– Леви, – голос Зака снова странно звучит.

– Да, парень, с которым я…

– Ага, я понял.

Я поднимаюсь на ноги и стягиваю с себя джинсы.

– Он модель, – говорю я.

Зак, который тоже начал раздеваться, приостанавливается, его рубашка оказалась где-то посередине.

– Конечно, модель. Интересно, попал ли он в этот список.

О, список. Я и забыл о нем.

– К черту этот дурацкий список, Зак, – отвечаю я, забираясь под одеяло.

Зак выключает свет, и шорох ткани подсказывает мне, что он снимает джинсы. Я очень жалею, что в комнате сейчас темно.

– Могу ли я… Можно я просто?.. – спрашивает в темноте его слабый голос.

– Да, залезай, – отвечаю я.

Мне хочется добавить: «А где, по-твоему, ты собирался спать?», но каким-то чудом я сдерживаю эту дерзость.

Он осторожно заползает под одеяло рядом со мной. От него исходит тепло.

– К черту Эрин, к черту Chorus, – добавляю я.

Зак стонет.

– Мне все равно. Мне просто… все равно.

– Хорошо. Потому что эти ребята ничего не знают, и они глупые.

Шорох кровати говорит мне, что он перевернулся на бок, ближе ко мне.

– Они не ошиблись. Вы все выглядите лучше, чем я.

Я переворачиваюсь так быстро, что у меня кружится голова. Видимо, слишком быстро для пьяного парня.

– Это, – говорю я, – самая тупая вещь, которую ты когда-либо говорил. Ты очень горячий парень.

– Не-е-ет.

– Да-а-а, так и есть. Ты, – я протягиваю руку, чтобы ткнуть его, на ощупь двигаясь в темноте, пока мои пальцы не касаются его груди, – должен быть на вершине этого списка.

– Нет.

– Номер один!

Он отталкивает мою руку, и наши пальцы на секунду переплетаются.

– Хватит врать.

– Я не вру.

Он ерзает на месте, пытаясь устроиться поудобнее, и это движение еще приближает его ко мне.

– Я видел парней, которых ты считаешь сексуальными, – говорит он. – Они совсем не похожи на меня.

Дыхание перехватывает. Почему, собственно, его волнует, какие парни кажутся мне сексуальными, а какие нет?

– Что?

– Они все крупные и мускулистые, или типа того. Поэтому я знаю, что ты врешь, чтобы меня успокоить.

Ох. Это имеет больше смысла. В самый неподходящий момент мне показалось, что он имел в виду… нечто иное.

– Зак, – говорю я, как можно более внятно. – Ты красивый. По-настоящему красивый.

Мы долго лежим в тишине, так долго, что становится неуютно, и мою кожу начинает покалывать от беспокойства. Я не могу разглядеть выражение его лица, но вдруг начинаю волноваться, что зашел слишком далеко.

– Поспи немного, – говорю я, когда он не отвечает. – Нам вставать через пять часов. Голова кружится, и я уже боюсь будильника. Завтрашний день будет отстойным.

Но это того стоит, мне кажется. Ради ночи, когда можно хоть раз дать себе волю.

– Хорошо, – произносит он, его голос звучит странно.

Я практически уверен, что из-за меня он чувствует себя неловко, но мой мозг слишком затуманен, чтобы придумать, как вернуть все в нормальное русло. Только я начинаю засыпать, как появляется ощущение, что за мной наблюдают.

– Зак? – шепчу я.

– Да?

Его дыхание касается моей кожи. В прошлый раз такого не было. Значит, он придвинулся еще ближе. Я уверен в этом.

Внезапно становится трудно дышать, кое-что щелкнуло. Что-то происходит прямо сейчас, а я не мог этого разглядеть, потому что не пытался. Идиот. Но что-то определенно происходит.

Он так близко ко мне, что если бы я сдвинулся хоть на дюйм, то коснулся бы его ноги, живота, груди, губ.

Я замираю, потому что не могу понять, правильно ли это. Просто не могу. И если пошевелюсь, то все разрушу.

Почему он не отступает? Мы слишком близко.

Он тяжело втянул воздух, его дыхание дрогнуло. Он дрожит. Такое ощущение, что все мое тело сжалось.

Зак дрожит.

Поэтому я сдвигаюсь с места. Как будто это вышло совершенно случайно. Но конечно же это не так, просто глупое притворство, потому что «случайность» приводит к тому, что наши колени сближаются, носы почти соприкасаются, но я оставляю все как есть.

Зак тоже.

Смена моего положения была вопросом, а его нежелание отстраниться – ответом. Я все еще пытаюсь убедить себя в том, что вижу то, чего нет, когда парень снова выдыхает и прижимается губами к моим губам, руками – к моей груди.

Это едва ощутимый поцелуй, сомкнутые губы и нежность. Как воздух.

Я не целую его в ответ. Позволяю Заку поцеловать меня и отстраниться. Позволяю ему лежать в тишине и жалею об этом. Я не втягиваю его в более глубокий поцелуй, который он точно не хочет и не может хотеть.

– Мне жаль, – вздыхает он.

Вот оно. Осознание. Часть меня погибает, но другая благодарна, что я не позволил ему подумать, будто я хочу этого.

– Я думал…

– Все в порядке. Ты пьян.

– Прости. Я все неправильно понял. Мне жаль.

Теперь уже я в замешательстве, пытаюсь понять его.

– Постой, ты… хотел этого?

Зак так долго не отвечает, что я сомневаюсь, хотел ли он вообще. Затем его голос становится до боли мягким, и он вздыхает:

– Да.

Мой мозг, который давным-давно отключился, пытается собрать информацию воедино, потому что все возникло совершенно из ниоткуда и не было ни намека, не было ни единого знака. Но он просто обязан был быть. Так трудно осознать происходящее, а парень все еще так близко ко мне, и я до сих пор чувствую его вкус, когда провожу языком по губам. Зак произнес слова с надеждой. С надеждой, ради всего святого.

Поэтому я кладу ладонь сзади ему на шею и притягиваю к себе. Грудь Зака прижимается к моей, и мне кажется, что я чувствую, как колотится его сердце. А может, это мое.

Когда я целую его, из горла парня доносится слабый звук, и мне кажется, что я вот-вот потеряю сознание. Раскрываю губы и целую его сильнее, втягиваю его выдох, как будто это мой кислород.

Поцелуй с ним подобен смене тональности, переходящей в крещендо.

Его нога втискивается между моими, когда он приподнимается и нависает надо мной. Тепло тела, мягкость обнаженной кожи, его язык, нежно скользящий по моему, – это слишком. Я распадаюсь на части, растворяюсь в постели, и его вес на моем теле – единственное, что удерживает меня на земле. Он вжимает в меня свои бедра, его член такой твердый, но это бессмысленно, ведь это Зак, и он натурал. Он не может желать меня, но это происходит, верите вы или нет.

– Черт, Зак, – вырывается из моих губ, и он целует эти слова.

Мои руки лежат по обе стороны от головы, а его – сверху, переплетая наши пальцы. Он опирается, чтобы удержать свой вес. Я прижат к нему. Мне хочется подняться, обхватить его, но в то же время мечтаю лежать под ним до самой смерти.

Всегда желал, чтобы Зак поцеловал меня. Но я никогда не думал, что он это сделает. Поэтому я держал это желание в ящике под замком на задворках сознания. Там я прятал все то, что может причинить боль.

Я никогда не собирался его открывать.

«Надеюсь», – раздается голос в моей голове, и я заглушаю его, внезапно убедившись, что он не произнесет ничего хорошего.

«Надеюсь, – настаивает голос, на этот раз громче, – он целует тебя не только ради самоутверждения. Лишь из-за того, что ты сказал ему, как он красив, после того как весь мир заставил его почувствовать себя уродливым».

Желудок скручивает узлом, и кажется, что меня сейчас стошнит.

Я замедляю поцелуи, голова кружится от новой, ужасной мысли. Зак улавливает изменения и отстраняется, задыхаясь.

– Ты в порядке?

Нет. Я правда думаю, что меня сейчас вырвет. Стараюсь дышать ровно, чтобы вернуться к реальности и сфокусироваться. Тошнота проходит, но ужас, клубящийся в животе, никуда не делся.

Я хочу попросить его успокоить меня, но он пьян и растерян, и сейчас не лучшее время. Возможно, он не скажет мне правду, даже если поймет, что послужило причиной его поцелуя. И это серьезное «если». Осознание наступит завтра, когда он будет размышлять о произошедшем и сожалеть.

Мы будем уничтожены. И никогда не сможем оправиться.

Все ради поцелуя.

Зак скатывается с меня и садится рядом.

– Рубен?

– Мне кажется, нам стоит просто лечь спать.

– Я не… Мне жаль, – говорит он.

Я слышу обиду в его голосе. Боже, ему так больно. Но завтра он поблагодарит меня за то, что я остановил его, пока он не зашел дальше. Он пьян. Я тоже. Когда Зак протрезвеет, то все поймет.

– Не извиняйся. Все в порядке. Просто не… Не волнуйся.

Я поворачиваюсь на бок, чтобы он не мог меня видеть, и прижимаю руку ко рту, заставляя себя замолчать. Губы дрожат, а челюсть крепко сжата, борясь с волной разочарования и паники.

Черт.

Черт.

Черт.

Что я наделал?