Читать книгу Советы юным леди по счастливому замужеству - Софи Ирвин - Страница 4

Наутро гостьи проснулись раньше хозяйки – Китти предположила, что таковы привычки всех горожан, – однако тетя Дороти развеяла возможные подозрения в лености, начав день бодро и деятельно.

– Нельзя терять ни минуты, – приговаривала она, торопя подопечных, пока те надевали плащи, выходили из дома и устраивались в наемном экипаже.

Прежде всего, по просьбе Китти, они подъехали к неприметному зданию на Бонд-стрит, где она продала остатки маминых драгоценностей за десять фунтов – на лондонские расходы. Это были их последние сбережения, и Китти содрогнулась, подумав о том, что десять фунтов (которые, разумеется, исчезнут довольно быстро) – единственное, что отдаляет их от долговой тюрьмы. Ей стоило усилий отогнать эту мысль. Кто-то мог бы счесть, что глупо тратить драгоценные монеты на безделушки, но для нее предстоящие расходы на роскошь были столь же необходимы, сколь и траты на починку протекающей крыши в коттедже Нетли.

– Утренние платья, вечерние платья, шляпы, перчатки, нижние юбки – нам нужно все, – объяснила тетя Дороти, пока они тряслись в экипаже по брусчатой мостовой. – Великосветские модницы заказывают платья в мастерской миссис Трио, обувь у Хоби, шляпы у Локка, но нам для всех покупок вполне подойдет Чипсайд.

Район Чипсайд располагался на месте бывшего рынка, однако Китти он показался великолепным. Море лавок: текстильных, кондитерских, ювелирных, книжных, шляпных, чулочных, башмачных, здание за зданием, улица за улицей, миля за милей. Направляемые сохранявшей невозмутимость тетей Дороти сестры ураганом пронеслись по всем лавкам, где с них снимали мерки для платьев: утренних, вечерних, бальных и для прогулок. Они примеряли шляпы и кончиками пальцев гладили невероятно мягкие чулки. Так, расставаясь с одним шиллингом за другим, сестры делали вложения в свое будущее.

На Уимпол-стрит они вернулись за полдень, весьма утомленные. Но тетя Дороти заявила, что дела далеко не закончены.

– Наряды – это просто, – произнесла она безжалостно. – Значительно сложнее вести себя как благородные юные леди. Вы много времени проводили в приличном обществе?

– Мы часто обедали в поместье Линфилдов, – ответила Китти, не уверенная, что это сгодится.

Мистер Тэлбот и сквайр еще до обручения их дочери и сына были большими друзьями, их объединяло пристрастие к дорогому бренди и карточным играм, поэтому семейство Тэлбот и получало приглашения от Линфилдов.

– Хорошо, – одобрила тетя Дороти. – Для начала каждый раз, покидая этот дом, представляйте себе, что вы находитесь на приеме у Линфилдов. Держите осанку, ходите спокойно и медленно, без всякой суеты. Каждое движение должно быть томным и грациозным. Разговаривайте тихо, отчетливо произнося слова. Вульгарные выражения строго запрещены, а когда сомневаетесь, лучше помалкивайте.

В течение трех дней тетя Дороти муштровала своих подопечных: как правильно ходить, укладывать волосы по последней моде, держать веер, вилку, сумочку. Преображение в благородную даму, как скоро начала догадываться Китти, означало столь непреклонное владение собой, что становилось невозможно дышать. Тело превращалось в корсет, надежно скрывавший внутри всяческую неделикатность, неблагопристойность, все проявления характера. Китти тщательно собирала крупицы сведений и убеждала Сесили делать то же самое – сестра имела привычку отвлекаться на посторонние мысли, как только происходящее переставало ее интересовать. К моменту, когда привезли первую партию готовых платьев, головы девушек уже кружились от полученных знаний.

– Слава богу! – провозгласила тетя Дороти, принимая доставленные наряды. – По крайней мере, теперь вы можете не краснея выйти из дому.

Китти и Сесили отнесли коробки наверх, в спальню, где распаковали их не без изумления. Мода, как они обнаружили, менялась в Лондоне значительно быстрее, чем в Биддингтоне. Восхитительные новые туалеты имели лишь отдаленное сходство с привычной одеждой сестер. Прелестные голубые и желтые утренние платья, муслиновые накидки, теплые плащи, короткие атласные жакеты-спенсеры и самое умопомрачительное – два вечерних платья, изящнее которых Китти ничего в жизни не видывала. В них сестры и облачились – осторожно, помогая друг другу. Они уложили волосы, как показала им тетя Дороти, старательно украсили прически живыми цветами и, закончив, не узнали самих себя.

Их отражения в высоком зеркале ошеломили Китти. Она привыкла к тому, что Сесили всегда выглядела так, словно только что пробудилась от глубокого сна. Но в этом белом платье из блистающей невесомой ткани сестра походила на ангела; казалось, еще мгновение – и растает в воздухе. Светлые локоны, обрамлявшие лицо, нежно смягчали ее черты. Платье Китти тоже было белым – обычный цвет для юных дебютанток. Оно составляло резкий контраст с ее темными волосами – от природы прямыми, но теперь завитыми в локоны – и подчеркивало выразительно изогнутые брови над сияющими глазами.

«Эти девушки в зеркале производят сильное впечатление», – подумала Китти.

Они выглядели так, словно здесь, в Лондоне, им самое место.

– Очаровательно! – восхищенно хлопнула в ладоши тетя Дороти. – Думаю, вы готовы. Приступим сегодня вечером.

С наступлением сумерек они прибыли в Королевский театр Ковент-Гарден. Освещенное пламенем свечей здание с высокими сводчатыми потолками и богато украшенными интерьерами выглядело поистине прекрасно. Театр не был переполнен, как в разгар сезона, однако повсюду раздавался гул оживленных голосов.

– Посмотрите на всех этих людей, мои дорогие, – одобрительно заметила тетя Дороти. – Вы чувствуете разлитые в воздухе возможности?

– «Печать бессилья и тоски»[3], – мрачно продекламировала Сесили, и Китти узнала голос, которым та обычно цитировала строчки из своих любимых книг.

Тетя Дороти смерила ее подозрительным взглядом. По дороге в огромное фойе она прошипела Китти на ухо, чтобы Сесили не услышала:

– Она что, дурочка?

– Интеллектуалка, – тихо объяснила Китти.

– Этого я и боялась, – вздохнула тетя Дороти.

Они медленно двинулись в зрительный зал. Тетя Дороти сосредоточенно поглядывала по сторонам и приветствовала знакомых в толпе.

– Нам очень повезло, – прошептала она. – Я не ожидала, что здесь будет так много подходящих холостяков, ведь сезон еще как следует не начался.

Китти кивнула, усаживаясь в кресло, но отвлеклась. Ее взгляд упал на самое величавое из всех когда-либо виденных ею семейств, и эти люди мгновенно и полностью завладели ее вниманием. Сидевшие высоко над залом в собственной ложе три незнакомца, даже на неискушенный взгляд Китти, выделялись из толпы. Прекрасные и безупречно одетые молодой джентльмен, юная леди и привлекательная франтоватая женщина, очевидно, составляли одну семью. Все время, пока Китти наблюдала за ними, они улыбались друг другу и смеялись, не заботясь ни о чем, кроме собственного удовольствия.

Тетя Дороти проследила за ее взглядом и неодобрительно щелкнула языком.

– Нет никакого смысла на них заглядываться. Конечно, моя дорогая, меня восхищает твое честолюбие, но советую не забывать о нашем положении в обществе.

– Икар, – внесла свою лепту Сесили, то ли соглашаясь с наставницей, то ли просто желая придать разговору интеллектуальную окраску – это осталось непроясненным.

– Кто они? – спросила Китти, все еще глядя вверх.

Недовольство тети Дороти сдалось перед искушением посплетничать.

– Де Лейси, – сказала она, наклоняясь ближе. – Вдовствующая графиня леди Рэдклифф и двое ее младших детей: мистер Арчибальд де Лейси и леди Амелия де Лейси. Богаты, как короли. Конечно, львиную долю получил старший сын, граф Рэдклифф, но и каждому из младших достанется недурное состояние – не меньше восьми тысяч в год, по моим прикидкам. Ожидается, что все они составят блестящие партии.

Она откинулась на спинку кресла. Представление началось, но Китти не могла отвести глаз от де Лейси. Каково это – с самого рождения знать, что тебя ждет надежно обеспеченное и счастливое будущее? Сидя в собственной ложе, возвышаться над остальным обществом. Следовало признать – там, на высоте, они выглядели так, словно это для них и предназначено. Существовал ли какой-то другой мир, в котором и Китти нашлось бы местечко рядом с ними? Ее отец был рожден джентльменом и до женитьбы вращался в тех же кругах, что и они, не придавая значения своему везению. Если бы события повернулись иначе… Китти ощутила укол бессмысленной зависти по отношению к той несуществующей Кэтрин Тэлбот, которая могла бы занять положение на одном уровне с золотой семьей де Лейси. И только когда тетя Дороти толкнула ее локтем, Китти наконец отвернулась.

В антракте у Китти и Сесили не нашлось и минутки свободной – тетя Дороти представляла их своим знакомым: богатым купцам, их сыновьям, женам и матерям, чиновникам, офицерам в щегольских мундирах и держащим их под руки красиво одетым дамам. За всю жизнь Китти не встречала столько новых людей, сколько за один этот вечер, и помимо воли испытала некоторое ошеломление – как в тот день, когда она пятнадцатилетней девочкой вошла в поместье Линфилдов на первое свое суаре, ужасно боясь совершить какую-нибудь ошибку. Она вспомнила, как мать шептала ей на ухо слова поддержки, вспомнила щекочущее нос благоухание маминой розовой воды. «Смотри и слушай, моя дорогая, – говорила мама. – Наблюдай и повторяй за ними, это не так уж сложно».

Китти сделала такой глубокий вдох, что в своих фантазиях почти ощутила аромат розовой воды, собралась с духом и приложила все силы, чтобы произвести впечатление. Как шляпник придает форму шляпе, дабы та соответствовала моде, так Китти придавала форму самой себе, чтобы соответствовать запросам собеседников: с готовностью смеялась над шутками мужчин, почитавших себя великими остроумцами, восторгалась тщеславными, а скромникам улыбалась и была с ними более словоохотлива.

Домой они возвращались в приподнятом настроении.

– Мистер Мелбери получает тысячу в год, – рассказывала тетя Дороти по дороге. – Мистер Уилкокс, похоже, весьма заинтересовался Сесили, и…

– Мы договорились, что Сесили здесь не для того, чтобы сделать партию, – перебила ее Китти, и сидящая рядом сестра расслабилась.

– Конечно, конечно, – снисходительно отмахнулась тетя Дороти. – Понять, как к вам отнесся мистер Пирс, было немного сложнее, но после смерти отца он получил прекрасное состояние, сделанное на морских перевозках. Что до мистера Кливера…

– Есть ли среди ваших знакомых мужчин такие, кто имеет больше двух тысяч в год? – снова перебила ее Китти.

– Больше двух тысяч в год? – переспросила тетушка. – Ради всего святого, дитя мое, каковы твои ожидания?

– Состояние мистера Линфилда – четыре тысячи в год, – нахмурившись, ответила Китти.

– Четыре? – удивилась тетушка. – Боже правый, да этот сквайр – настоящий богач! Но, мои дорогие, повторения подобного чуда вам ожидать не следует. Очень трудно нажить такое состояние, не владея землями, а в моих кругах излишка землевладельцев не наблюдается.

Китти обдумала неприятную новость. Мистер Линфилд был богат – настолько, что без особых затруднений мог бы оплатить немалые долги семейства Тэлбот. Но Китти предполагала, что найдет в Лондоне множество мужчин с таким же доходом.

– Мне не следует ожидать, что я встречу здесь кого-то с равноценным состоянием? – уточнила она с замиранием сердца.

– Среди моих знакомых – нет, – рассмеялась тетя Дороти.

Китти вдруг стало жарко. Кажется, она порядком сглупила. Ей не терпелось поскорее вернуться на Уимпол-стрит, взять перо и бумагу и спокойно все посчитать. Устроят ли ее две тысячи в год, если требуется обеспечить сестрам не только безбедную жизнь, но со временем и приданое? Достаточно ли этого?

– Сколько вы должны? – проницательно осведомилась тетя Дороти.

Китти назвала сумму. Сесили – оказывается, она прислушивалась – ахнула, а тетя Дороти позволила себе совсем не благовоспитанно присвистнуть.

– Боже мой, – сказала она, округлив глаза. – Значит, остается только мистер Пирс.

– Да, – согласилась Китти, хотя и с некоторым сомнением.

Конечно, две тысячи лучше, чем ничего, но ведь предстояло не только отдать долги. Достаточно ли двух тысяч в год на то, чтобы выплатить далеко не ничтожную сумму, сохранить Нетли, а после обеспечить будущее младших сестер? Что, если кому-то из девочек понадобится приданое, чтобы выйти замуж за джентльмена? Что, если приданое понадобится им всем? Что, если, наоборот, избранник одной из них окажется беден? Или взять, например, Сесили, которой для счастья необходим не муж, а множество дорогих книг. Китти предполагала, что мистер Линфилд оплатит все эти расходы, но даже добрейший из мужей не сможет пообещать ей то же самое, имея возможность тратить лишь тысячу в год.

– А в таких местах, как… «Олмакс», – там богатых джентльменов можно встретить чаще? – спросила она задумчиво.

– Бальные залы «Олмакс»? Китти, ты хочешь сорвать звезду с неба? – негодующе откликнулась тетя Дороти. – Существует громадная разница между приличным обществом и высшим светом – миром лордов и леди, земельных владений и огромных денег, – и открыть вам доступ в него я не могу. Нужно родиться в этом мире, нет другого способа раздобыть приглашение. Оставь эти опасные идеи, сосредоточься на подобных мистеру Пирсу и почитай за счастье, если заполучишь такого мужа.

По возвращении на Уимпол-стрит Китти поднялась в спальню, не сказав больше ни слова. Пребывая в меланхолии, она снова и снова обдумывала слова тети Дороти, пока готовилась ко сну, и не оставила размышлений, когда Сесили задула свечу и улеглась рядом в кровать. Сестра мгновенно заснула, и Китти слушала в темноте ее дыхание, завидуя той легкости, с которой Сесили смогла отбросить тревоги нынешнего дня.

Две тысячи не положили бы конец нужде, но, по крайней мере, могли бы помочь. В сущности, мама довольствовалась куда меньшей суммой в год. Две тысячи значительно больше тех отступных, которые мистер и миссис Тэлбот получили в обмен на их отъезд из Лондона много лет назад. Разумеется, этих денег не хватало, особенно потому, что папа так и не сумел приспособить образ жизни обеспеченного одинокого джентльмена к положению отца пятерых детей, который располагает стремительно уменьшающимся годовым доходом в пятьсот фунтов. Китти не увлекалась азартными играми и столетним портвейном, однако она должна была обеспечить будущее сестер, и в отличие от мамы и папы ей была недоступна роскошь замужества по любви, помогающей унять разлад в душе, когда пенни начинают иссякать.

В сотый – тысячный, миллионный – раз Китти пожалела, что не может обсудить свои заботы с матерью. К счастью, теперь у них есть тетя Дороти – искусный проводник по Лондону, но это не одно и то же. Китти отчаянно хотелось поговорить с кем-то, кто близко ее знал, кто любил ее сестер так же сильно, как она сама, кого точно так же, как ее, терзали видения Джейн, Беатрис, Гарриет и Сесили, оставшихся в одиночестве, заброшенных в самые темные и недобрые уголки страны, – с кем-то, кто разделил бы ее готовность пойти на что угодно в погоне за счастьем сестер. Понять ее могла только мама. Китти была уверена: мама знала бы, как поступить, ее не остановили бы такие глупые ограничения, как общественная иерархия и титулы. В конце концов, именно она, а не тетя Дороти дерзнула полюбить джентльмена, занимавшего гораздо более высокое положение.

Китти повернулась на бок, пытаясь обуздать бунтарские мысли. Бесполезно размышлять о том, что она не в силах изменить. Мама ушла, и нести эту ношу Китти предстоит в одиночку. Тетя Дороти – ее единственная советчица, но она рассмеялась в ответ на вопрос о более богатых мужчинах, чем мистер Пирс. Рассмеялась беззлобно, искренне сочтя идею комичной, и, возможно, Китти следует к этому прислушаться.

В ту ночь засыпала она тяжело, пока за господство над ее разумом боролись утомление и тревога. Но, даже окончательно погружаясь в сон, Китти не перестала удивляться: что неправильного в ее желании найти претендента побогаче, чем мистер Пирс, если уж она вынуждена продать себя ради семьи?