Читать книгу Цивилистическая наука России: становление, функции, методология - Софья Юрьевна Филиппова, Ю. С. Харитонова - Страница 5

Принято выделять отраслевые юридические науки, к которым относят и науку гражданского права. Основания выделения отраслевых наук описываются в научной литературе нечасто. Одно из немногих теоретических обоснований можно встретить в работе В. М. Сырых, который, описывая систему юридической науки, выделил критерии, исходя из которых образуются отрасли юридической науки. К таковым он отнес: а) наличие обособленного предмета научного познания; б) наличие устойчивых научных и (или) практических потребностей; в) наличие специалистов, способных осуществлять научные исследования на должном уровне. Далее, по мнению ученого, определенная система знаний должна быть признана научным сообществом в качестве самостоятельной научной отрасли, если будет обоснована специфика предмета, раскрыта часть закономерностей, составляющих этот предмет, определена структура отрасли, образовано ее ядро на уровне «логически целостной, полной и обоснованной теории»[48]. Это указание на признание научным сообществом и наличие «ядра» как критериев отнесения к науке, очевидно, является развитием приведенной идеи Т. Куна о содержании нормальной науки. Однако В. М. Сырых никак не называет и не описывает «остатки» от этой системы отраслевой науки – знания, которые не вписываются в нее, – не соответствуют «ядру» и установленным критериям признанности сообществом.

К сожалению, задав критерии выделения научных отраслей, далее ученый не показал применения названных им критериев для подтверждения или опровержения существования отдельных научных отраслей. Вместо этого ученый отмечает, что «система отраслевых юридических наук соответствует совокупности ныне действующих отраслей российского права», – выделяет 11 таких отраслей и сообщает о своем наблюдении, что в настоящее время интенсивно формируется новая научная отрасль – образовательное право. В приведенном ученым перечне названа и наука гражданского права. Остается не ясным, почему только эти научные отрасли имеют право именоваться таковыми, а также почему именно науке образовательного (а не, скажем, спортивного, информационного, предпринимательского, коммерческого, корпоративного, энергетического, транспортного, уголовно-исполнительного, конкурентного и пр.) права посчастливилось быть признанной находящейся в стадии «интенсивного образования», – очевидно, что этому поспособствовали не обособленность предмета исследования, не наличие специалистов, не устойчивые потребности. Вряд ли какое-то научное направление может сравниться по числу научных работ с корпоративным правом, а при сравнении по возрасту история ведения отечественных исследований в области хозяйственного (предпринимательского, торгового) права насчитывает явно более 100 лет (с учетом классических дореволюционных трудов из области торгового права, многочисленных советских работ по хозяйственному праву). Не всем отраслям наук, «удостоенным» включения в «перечень одиннадцати» повезло иметь столь давнюю историю и так много заинтересованных последователей. Впрочем, о науке предпринимательского права ученый упоминает, хотя и не включает эту науку в упомянутый перечень отраслевых наук[49].

В настоящее время в любом учебнике можно обнаружить раздел, где описывается отрасль соответствующего права, отрасль науки и учебная дисциплина. Все они по сложившимся обыкновениям являются одноименными и создается впечатление, что в качестве своего рода «нароста» на каждый законодательный массив права образуются учебная дисциплина и отрасль науки. Такова ситуация вокруг гражданского права, которое рассматривается отраслью права, отраслью науки, учебной дисциплиной. Типичным можно считать следующее представление: «Совокупность научных знаний о праве называется юридической наукой (наукой права, правоведением или юриспруденцией). Отрасль этой совокупности знаний, имеющая своим предметом частное (гражданское) право, называется наукой гражданского права»[50]. Интересно отметить, что в подавляющем большинстве учебников гражданского права раздел, посвященный рассмотрению науки гражданского права, совмещается с рассмотрением гражданского права как учебного курса, в результате этого создается иллюзия неразрывной связанности науки и учебного курса. Зачастую такое смешение встречается не только в учебниках, но и в специальных работах, посвященных исследованию науки. Так, монографическое исследование, одна из глав которого называется «Юридическая наука: актуальные проблемы современности», открывается указанием на современные проблемы преподавания правовых дисциплин[51] (курсив мой. – С.Ф.). Вместе с тем, если образование учебных курсов диктуется потребностями работодателей, особенностями учебного плана, скоростью мыслительных процессов студентов, а также целым рядом иных, несомненно, значимых факторов, и в этом смысле вполне допустимо выделение любых учебных курсов, выделение научных отраслей должно быть более обоснованным, ведь от обоснования интегрирования научных знаний в целое (вокруг пресловутого «ядра») во многом зависит ожидаемый научный результат: те закономерности, которые удастся (или не удастся) обнаружить. Избыточное включение в предметную область науки или ошибочное исключение из нее определенных явлений приводит к ошибкам в обнаруженных законах.

Существование отраслевых юридических наук на сегодня является постулатом[52]. Постулат этот поддерживается и развивается в отраслевых работах. Не стала ли в итоге этой совокупности случайных обстоятельств и принятых на веру положений структура юридической науки заложницей структуры учебного плана?

Теоретического обоснования феномена выделения отраслевой отечественной юридической науки гражданского права встретить не удалось, за исключением мнения Н. Благовещенского: «Порядок, в котором имеют быть предлагаемые отдельные части науки законоведения, должен быть не произвольный и подчиненный какой-либо чужой системе, но заимствованный из существа и характера самих положительных законодательств»[53]. Иначе говоря, ученый акцентирует внимание на зависимости частей законоведения от структуры законодательства. Нужно в этой связи задаться вопросом, является ли законоведение синонимом юридической науки и соответственно гражданское законоведение – гражданско-правовой науки. Как видится, ответ на эти вопросы следует дать отрицательный. Законоведение – наука о законах, и в этом смысле, естественно, она должна следовать за законодательством. Цивилистическая наука – явление не такое однозначное.

В единственной отечественной работе, где вопрос соотношения отрасли права и отрасли науки был прямо поставлен и обсуждался довольно детально, ее автор – О. А. Красавчиков писал, что «проблема системы отраслевой юридической науки гражданского права хотя и обсуждалась в известной мере в нашей литературе, но в последнее время необоснованно игнорируется… Классификационная структура науки все еще отождествляется с системой одноименной отрасли; забывают, что первая – определенная система знаний, а вторая – это система правовых норм»[54]. Он приходит к выводу о несоизмеримости и несопоставимости отраслей права и отраслей науки. Если право регулирует, то наука изучает; если предметом воздействия права являются общественные отношения, то предметом изучения науки – не только эти отношения, но в первую очередь правовые нормы; отрасль права состоит из норм, тогда как отрасль науки состоит из идей, теорий и учений[55].

Описывая юридическую науку, В. А. Белов отмечает, что «право, изучаемое с позиций системного подхода, должно представляться взору исследователя как некая единая, целостная субстанция, образованная множеством элементов», при этом отдельные элементы в такой единой субстанции должны выделяться на основании имманентно присущим элементам свойств, «благодаря которым они и связываются друг с другом, образуя пресловутое целое, обладающее новым качеством»[56]. С этим тезисом трудно поспорить. В целом эта мысль перекликается с мыслями о системе юридической науки В. М. Сырых. Действительно, отдельные отрасли (части, элементы) юридической науки должны выделяться не произвольно, а на основании особых свойств каждого выделенного элемента. Иначе говоря, имеет смысл выделять лишь такие элементы в единой юриспруденции (правоведении, юридической науке), которые объединяют собой кардинально отличающиеся друг от друга явления, собственные закономерности развития которых настолько различны, что требуют дифференцированного изучения с использованием специфического набора методов и специфических научных понятий и категорий.

Для того чтобы можно было рассматривать отраслевую науку гражданского права в качестве самостоятельной части юриспруденции, следует доказать: а) единство правовых явлений, исследуемых этой научной областью, б) единство закономерностей развития этих явлений, в) их принципиальную уникальность (несводимость) к предметным областям других юридических отраслевых наук, а также в идеале г) наличие того самого загадочного «ядра» – цельного и объединяющего вокруг себя разрозненные научные знания.

Само по себе регулирование отношений гражданским законодательством определенной сферы общественной жизни не означает априорно существующую такую специфику и не доказывает единства правовых феноменов. Добавление к гражданскому законодательству и иных формально-юридических источников (в таком виде составляющих гражданское право) нисколько не улучшает ситуации, а напротив, существенно ее ухудшает, размывая отраслевые предметные границы[57]. Корень «бед» лежит в том, что предмет правового регулирования отдельного нормативного правового акта (особенно кодифицированного) избирается законодателем произвольно, зависит от массы различных обстоятельств; наполнение его содержанием во многом – результат компромисса, при этом в последнюю очередь законодатель ориентирован на нужды научного сообщества и необходимость обеспечения «чистоты» предмета науки, одноименной соответствующему нормативному правовому акту. Совершенно справедливо в этом смысле утверждение Е. А. Суханова о том, что не следует отождествлять гражданское законодательство с гражданским правом, а многие нормативные акты имеют комплексный характер, поскольку при их составлении разработчики руководствуются не природой правил, а их существом[58]. В связи с чем логичен и следующий сделанный ученым вывод: «Ее [гражданско-правовую науку] (как и ее постулаты) нельзя… смешивать с одноименной отраслью права, сферой законодательства и учебной дисциплиной, ибо все это – разнопорядковые, хотя и известным образом взаимосвязанные явления»[59](курсив мой. – С.Ф.). О том же пишет и В. А. Белов, отмечая, что система науки гражданского права «не может и не должна предопределяться системой гражданского законодательства вообще и ГК в особенности»[60]. Не все то, что включено (по произволу, ошибке, иным причинам) в гражданское законодательство, образует однородные правовые явления, пригодные для одновременного изучения в одном научном направлении с применением единых познавательных методов. Из этих несомненно правильных рассуждений логично вытекает следствие, которое, однако же, не делается.

Встает и другой вопрос. Строится ли на основе отрасли гражданского законодательства с добавлением к нему и иных формально-юридических источников, регулирующих те же отношения, только лишь одна наука гражданского права или же исследованием гражданского законодательства и права занимается не только эта наука, но и иные научные направления. Ответ на этот вопрос становится очевидным при исследовании содержания существующих научных работ. Гражданское законодательство попадает в предметную область различных научных направлений. Так или иначе оно подвергается научному осмыслению в исследованиях торговых, предпринимательских, корпоративных, земельных, семейных, трудовых, налоговых правоотношений. Так, осмысляя правовой режим имущества супругов, наука семейного права вынуждена исследовать положения Гражданского кодекса РФ об объекте гражданских прав, о праве собственности, об основаниях возникновения права собственности, о договоре (возмездном и безвозмездном); разрешая проблемы материальной ответственности, наука трудового права обращается к статьям Гражданского кодекса РФ об ответственности за причинение вреда; проблемы корпоративного управления, входящие в предметную область науки корпоративного права, приводят исследователей к правилам Гражданского кодекса РФ о юридических лицах в целом и о корпорациях. Ряд можно продолжать. Не случайно в последние годы получила определенное распространение теория «реперных норм»[61], состоящая в идее выделения определенных норм из отраслей права и придания им «внеотраслевого характера». Позицию, согласно которой нормы гражданского законодательства могут изучаться исключительно наукой гражданского права и никакими больше науками, при этом никто больше «не вправе что-либо «говорить» о данных явлениях», можно назвать «ни больше ни меньше как теоретическое самообольщение»[62]. Один ученый не может запретить другому заниматься изучением тех же явлений, равно как и включение явления реальной действительности в предметную область одной науки не изымает это явление из реальной действительности, а значит, никак не мешает исследовать его с других ракурсов – другими науками. Это касается любых социальных наук и в равной мере различных юридических наук. Вряд ли можно всерьез развивать идею о монополии науки гражданского права на исследования Гражданского кодекса РФ и иного гражданского законодательства, хотя на предметную уникальность как на непременное свойство отраслевой науки в литературе неоднократно обращалось внимание.

Замечу, что верно и обратное. Наука гражданского права, при исследовании отдельных «гражданско-правовых явлений во всех их многообразии», изучает соответствующие нормы законодательства, которое не принято относить к гражданскому (Трудовой кодекс РФ – для определения термина «работник», действия которого рассматриваются как действия должника при исполнении обязательства и за которые отвечает должник (ст. 402 ГК РФ), Семейный кодекс РФ – для определения состояния в браке, происхождения детей от родителей для определения круга наследников, кредиторов в обязательствах из причинения вреда здоровью, лиц, имеющих право охранять частную жизнь гражданина после смерти, давать согласие на использование изображения гражданина и пр. (ст. 152¹, 152², 1088, 1141–1145 и др. ГК РФ)). Строго говоря, различия состава законодательства, исследуемого науками корпоративного, коммерческого (торгового) и гражданского права достаточно относительны. Что же получается? Наука гражданского права не изучает гражданское законодательство как определенным образом упорядоченный законодательный массив в его целостности. Помимо отдельных статей гражданского законодательства наука гражданского права изучает нормы, которые полагает гражданско-правовыми, содержащиеся в нормативных правовых актах, не относящихся к гражданскому законодательству, а также в иных формально-юридических источниках. В таком положении дел остается много неясностей.

Возникает резонное сомнение в оправданности построения научных отраслей вслед за кодифицированными актами (отраслями законодательства) или отраслями права (достаточно аморфными по своему содержанию образованиями, научно обоснованных критериев выделения которых до настоящего времени не сформулировано[63], что приводит к хаотичному объявлению в качестве отраслей права самых разных групп правовых норм).

Для того чтобы обосновать конструирование научных направлений вслед за отраслями права или отраслями законодательства, следует доказать, что а) одна отрасль законодательства (или отрасль права) является основой для одной (и только одной) отраслевой юридической науки; б) одна отрасль юридической науки исследует одну (и только одну) отрасль права или отрасль законодательства; в) существуют объективные возможности выявления определенных закономерностей построения понятийного аппарата, не свойственного другим отраслям права или отраслям законодательства именно для отраслевой юридической науки.

Можно ли, честно оценивая научные знания, аккумулированные в отраслевых юридических науках (в частности, в науке гражданского права), обнаружить указанные обстоятельства? Думается, что нет. О понимании этого обстоятельства учеными, глубоко сведущими в предмете, свидетельствуют высказывания в отношении науки гражданского права – оговорки о несводимости ее к соответствующим отраслям гражданского права и законодательства, а также о наличии между ними некой хотя и не названной, но присутствующей связи, проходящей «известным образом».

Как видится, построение научных отраслей на основании законодательных массивов является неэффективным. На основе отрасли законодательства или одной отрасли права не может быть построена одна (и только одна) отраслевая юридическая наука. Нет единства правовых явлений, объединяемых в науку гражданского права, построенную по отраслевому признаку. У этой науки нет монополии на исследование гражданского законодательства. Получение достоверных научных результатов требует от исследователя не замыкаться на определенном круге источников правового регулирования. Отраслевая наука не может в своем развитии и определении предмета следовать за волей законодателя – все это не обеспечивает научной достоверности получаемых результатов.

Возьмем типичный пример: Федеральный закон от 28 декабря 2009 г. № 381-ФЗ «Об основах государственного регулирования торговой деятельности», исходя из его заглавия, должен бы служить основой для формирования науки торгового права, но это совершенно неверное предположение. Попытка построения науки вокруг только лишь исследования этого Закона с неизбежностью провалилась бы. Закон урегулировал как частные, так и публичные отношения, содержит массу бланкетных норм, для уяснения которых требуется обращение к иному законодательству, например, нормам ГК РФ о поставке, розничной купле-продаже, аренде, комиссии и пр., нормам федеральных законов от 13 марта 2006 г. № 38-ФЗ «О рекламе», от 26 июля 2006 г. № 135-ФЗ «О защите конкуренции» и др. То же можно обнаружить при попытке построить отрасль юридической науки, скажем, железнодорожного права. Норм Устава железнодорожного транспорта РФ явно окажется недостаточно для построения научной картины мира в части регулирования отношений, связанных с перевозкой железнодорожным транспортом.

Как видится, правы представители науки предпринимательского права, отмечающие комплексный характер регулирования различных отношений и невозможности вычленения «чистых» отраслей права, регулирующих некие общественные отношения одним единственным методом. Такие чистые отрасли представляют собой умозрительные абстракции.

Отсюда со всей очевидностью следует вывод, что на основе отрасли законодательства, имеющей комплексный характер, не может быть построена одна (и только одна) отраслевая юридическая наука и вообще отсутствует непосредственная связь между законодательными массивами и структурой юридической науки.

Представляется, что в системе юридических наук нецелесообразно выделение отраслевых юридических наук, выстраиваемых вслед за одноименными кодифицированными актами. Основанием выделения научных направлений должны являться обнаруженное сходство изучаемых правовых явлений. Такое сходство позволяет построить гипотезу о наличии закономерностей их развития, которые и образуют «ядро» соответствующей научной отрасли. В этом смысле имеет право на существование цивилистическая наука – как система научных знаний о дозволительном правовом регулировании отношений субъектов, находящихся в состоянии формального равенства, автономии воли и имущественной самостоятельности, но не наука гражданского права, предметная область которой не обладает достаточным единством и своеобразием для совместного исследования.

В отличие от науки гражданского права, связанной с исследованием гражданского законодательства, нередко сформированного случайным образом, цивилистическая наука может отбирать предмет своего познания на научной основе, исходя из общности свойств правовых явлений, без страха оставить за пределами внимания некие положения законодательства, вообще без связи со структурой и содержанием кодифицированного нормативного правового акта, а также не следуя за учебными планами и иными случайными обстоятельствами. В таком случае научный результат может оказаться более содержательным и полезным.

Такая цивилистическая наука при этом не однородна. Существуют разные подходы к выделению уровней цивилистического познания или частей цивилистической науки.

Одна из первых систематик отечественной юридической науки, которую можно экстраполировать и на цивилистическую науку, была предложена в работе П. Дегая «Пособия и правила изучения российских законов». Он выделял следующие части: а) познание, б) энциклопедию, в) историю литературы, г) методологию. При этом энциклопедия, по его мнению, служит введением к познанию науки, раскрывает ее сущность, исчисляет все главнейшие части, определяет «взаимное их между собой расположение»; история литературы показывает постепенное ее преобразование и памятники; методология «открывает кратчайшую и удобнейшую стезю к изучению»[64].

Одним из вариантов состава является предложенное А. Х. Гольмстеном выделение юридической статики и юридической динамики при рассмотрении юридических явлений. При этом юридическая динамика исследует законы преемственности юридических явлений, а юридическая статика – законы сосуществования этих явлений[65]. Юридическая динамика изучает, комбинация каких явлений общественной жизни производит отдельные институты и на основании выявленных закономерностей формулирует неизменные законы развития права. А. Х. Гольмстен замечал, что хотя такие законы еще не открыты, но, несомненно, когда-нибудь они будут открыты.

Юридическая статика абстрагируется от развития явлений, исследуя юридический быт народа, складывающийся из отдельных юридических отношений, которые, являясь продуктом жизни и ее потребностей, являются в форме отдельных институтов[66]. Законы, выявленные и сформулированные юридической статикой, есть законы соотношения величин. При этом социальные факторы, время существования выявленных закономерностей юридической статикой не учитывается.

Соотношение между научными законами (законами юридической статики) и законами, исходящими от государственной власти, обычаями и другими нормами А. Х. Гольмстен видел в том, что если изменяемость юридических норм необходима и в этом состоит социальный прогресс, то отношения между правами не изменяются, нарождаются новые институты, к которым одинаково применимы все до того известные законы статики. Законодательство – есть часть материала, из наблюдения которого путем индукции извлекаются правила постоянного соотношения – законы статики. При этом обнаруженные законы статики могут быть целиком приняты законодательством[67]. «Понятно, хотя законы эти извлекаются из наблюдения за юридическими явлениями, где бы и когда бы они не существовали, но применяемые они могут быть к тому или другому национальному праву, в тот и другой момент его исторического развития; они могут быть на нем проверяемы»[68].

Отметим, что юридическая статика в таком понимании не сводилась к исследованию (толкованию, интерпретации) текстов законов. Материал для исследования действующего состояния права может, по мысли А. Х. Гольмстена, черпаться откуда угодно. Описывая работу римских юристов над статикой, ученый отмечал, что, «обладая замечательной наблюдательностью и замечательной логикой, они изучали юридические явления большей частью не из законов, а из самой жизни непосредственно… и, стоя на почве субъективной, первые в высшей степени удачно подметили постоянство между юридическими явлениями и вывели немало статистических законов… которые и применили к отдельным институтам»[69]. Как видно, такое определение состава цивилистической науки основано на натуралистическом представлении о цивилистической науке и ее возможностях.

Еще один вариант выделения структуры юридической науки можно найти в работах Р. Штаммлера. Ученый выделял в юриспруденции 1) технику права, 2) историю права и 3) философию права. Техника права, по мысли ученого, представляет собой деятельность репродуктивную, задачей которой является изложение смысла и значения волевых содержаний. При этом комментатор может постичь автора лучше, чем последний понимал себя. История права изучает генетическое происхождение права, без понимания которого невозможно уяснить систематическое состояние текущего права. Ученый предлагал осторожно относиться к результатам исторического исследования, отмечая, что для того чтобы наука «была в состоянии извлечь из прошлого правильное учение о хотении и действии, нужно прежде всего знать, являлось ли оно [право] и тогда действительно справедливым и хорошим»[70], и делает вывод, что для исторического изучения права не существует особой самостоятельной задачи, но она является служебным средством в пределах единого общего плана изучения права. Философия права призвана изучить то высшее мерило, которое стоит над положительными установлениями власти. В частности, к области философии права относится ответ на три общих юридических вопроса: что есть право, основание притязания права на принуждение и о признаках материальной справедливости данного правового предписания[71].

В настоящей работе, а также в ряде предыдущих работ неоднократно отмечалась необходимость выделения в цивилистической науке трех уровней познания: догматического, социологического и аксиологического. Теперь настало время определить каждую из частей цивилистической науки.

В литературе справедливо отмечают, что «без философского фундамента любая наука становится фикцией, винегретом суждений, логически не связанных между собой»[72]. Для цивилистической науки такой философской основой должна стать аксиологическая часть – учение о целях правового воздействия на отношения равных, свободных субъектов.

Так, Р. Лукич выделял две части правовой науки – догматическую и социологическую, где право как социальное явление изучается социологической частью, а право как интеллектуальное явление – догматической[73]. Это, несомненно, справедливо; вместе с тем, как нам кажется, отражает не все уровни. Помимо права в жизни и права в нормах, наверное, есть еще некий «дух права», о котором вечно все говорят и который наполняет смыслом как нормы, так и правовую деятельность.

О естественном разделении много лет говорят теоретики права, однако они не вполне четко объясняют, что же именно разделяется. Выявленные разные ракурсы они называют «правопониманиями», чем, как видится, существенно искажают глубинную идею обнаруженного явления. Выделяют три базовых «правопонимания» – позитивизм, социологию и философию юридической науки. Ошибочное представление этих частей (ракурсов) познания правовых явлений как «правопониманий» на сегодня является господствующим (практически единственным) в юридической науке. Принято говорить о том, что «история и теория правовой мысли и юриспруденции пронизаны борьбой двух противоположных типов правопонимания»[74] (курсив мой. – С.Ф.). Вместе с тем в таком подходе смешиваются, с одной стороны, части юридической науки (социологическая, догматическая, философская), а с другой – мировозренческие установки о ценности и регулятивных возможностях права (естественно-правовой, либертарный, психологический и пр.[75]). В итоге вместо естественно разделенной юридической науки, изучающей единое право с разных ракурсов, получается эклектичный набор неких представлений, не выстроенных в единое знание, в который самое это знание о естественном разделении включается в качестве одного элемента. Очевидно, что этот набор можно рассматривать в качестве чего угодно, только не в качестве науки.

Дореволюционные ученые-юристы говорили о триединстве, а вовсе не о борьбе противоположных типов. Так, В. А. Умов отмечал, что «право вообще и гражданское в частности могут рассматриваться с трех разных сторон: с исторической, действующей или догматической и философской»[76]. Разница весьма существенна. Борьба представляет собой нечто, где должен быть победитель (единственно правый), тогда как триединство предполагает разноракурсность в одном.

Соответственно в цивилистической науке, как в иных юридических науках, можно выделить три части (уровня): догматическая, социологическая и аксиологическая.

Аксиология цивилистической науки призвана исследовать цели правового воздействия на определенную сферу общественных отношений, причем как на уровне субъектов правореализационной деятельности – на уровне понимания потребностей субъектов, вынуждающих их вступать в те или иные правоотношения, так и на уровне правовой цели государства – в некотором роде фикции – представления о наилучшем ожидаемом результате урегулирования определенной сферы человеческого общежития.

Аксиология цивилистики в таком понимании, по всей видимости, где-то близка к выделяемой дореволюционными отечественными правоведами «метафизики юриспруденции», под которой предлагалось понимать «учение о непознаваемом, о сущностях – основная философская наука, занимающаяся установлением высших принципов всего сущего»[77]. С. В. Пахман, рассуждая о юридической науке, отмечал, что право должно приспосабливаться исследователем к потребностям человека, при этом должны быть некие общечеловеческие стремления и идеи, которые ищут своего осуществления в жизни действительной, они должны быть выявлены, поняты и описаны юридической наукой[78].

Справедливо мнение Р. Штаммлера о том, что поскольку правовой порядок есть средство достижения целей, то «решающей систематической точкой зрения для всякого права может быть только единство в рассмотрении целей»[79]. Рассуждая об основаниях исследования целей в правоведении, он обосновывает необходимость включения в него «этики», или… «моральной философии», или, самое лучшее, «целевой науки»[80].

Термин «аксиология права» не на слуху. Обычно, говоря о структуре юридической науки, принято подразумевать политику права – часть, в наибольшей степени соответствующую выделенной «аксиологии». Политика права – та часть науки, которая ведает «должным» (в отличие от догматики, ведающей «сущим»). Считается, что именно политика права оценивает право, критикует его и формулирует предложения по его совершенствованию. Вместе с тем термин «политика права» представляется не вполне удачным применительно к области частного права, в первую очередь вследствие его этимологии (polis – греч. город, государство; politika – греч. государственные дела). Политика права, таким образом, этимологически должна обозначать деятельность по управлению государством. Термин прижился в области публичного права, что и немудрено вследствие существенно более тесной связи публичного права с государством. Пусть там он и используется. Для частноправовой сферы одной лишь деятельности государства явно недостаточно, чтобы создать базу правового регулирования. Здесь на первый план выходит не воля государства, а свободное усмотрение самих субъектов правореализационной деятельности, для описания ключевых моментов которой термин «политика» неуместен.

Рассматриваемая часть цивилистической науки объединяет знания о целях и ценностях правового регулирования. Представляется, что для ее описания более уместен термин «аксиология», – это слово имеет более подходящее значение. Даже его этимология – акси (от греч. «axia» (ценность)) и логия (от греч. «logos» (учение)) больше соответствует смыслу данной части цивилистической науки.

Причины, по которым аксиологическая часть цивилистической (да и вообще правовой) науки оказалась наименее развитой, лежат, как видится, в двух плоскостях. Во-первых, само построение цивилистической науки, к сожалению, тяготеет к идеям классической рациональности, тогда как современные представления эпистемологии и гносеологии о рациональности совершенно иные. От классической рациональности Нового времени ее отделяет несколько столетий. Именно для классической рациональности характерна идея о том, что ссылки на ценностно-целевые структуры не должны фигурировать в процессах описания и объяснения[81]. Во-вторых, система постулатов, свойственных для нормальной цивилистической науки приводит к тому, что основной по-прежнему остается догматическая цивилистика, для которой рассуждения о должном исключаются.

В системе ценностей, на которых базируется правовое регулирование частных отношений ядро, составляют частные ценности. Ценности общества и государства также, конечно, существуют, однако они не могут рассматриваться в качестве определяющих во все периоды развития цивилистической науки.

Дореволюционная цивилистическая наука исходя из выполняемых ею функций и используемых методов, не уделяла много внимания своей аксиологический части. Скорее она была построена на отрицании теории естественного права как совокупности идеальных представлений о праве[82], чем на создании собственной системы осмысления ценностей правового регулирования.

Значительное внимание этой части цивилистической науки уделялось в советский период, особенно с 1922 по 1964 гг. Причины тому вполне очевидны. В главе, посвященной функциям, будет показано, что основной функцией в этот период была идеологическая. Исчерпание этой функции привело к исчезновению фундамента у самой науки. Понятно, что именно с советского периода цивилистической науки и следует рассмотреть развитие аксиологической ее части.

Исследование обзоров научных конференций советского периода позволяет заключить, что большое внимание в обсуждениях уделялось социально-политическим принципам, лежащим в основе советского социалистического права[83]. Отмечалось, что «человек есть высшая цель», право должно способствовать «установлению отношений между людьми, основанных на глубоком уважении к человеку, как самой высшей ценности в мире», подчеркивалась партийность науки, отмечалась необходимость укрепления воспитательной роли права[84].

В советской юридической науке выделялось понятие «юридическое мировоззрение», под которым понималось специфическое, присущее буржуазной правовой науке «умонастроение», представляющее собой «главную духовную тенденцию» периода упрочения капитализма. Выделялись две основные черты такого мировоззрения: 1) превращение права в первооснову общественной жизни, идея о том, что именно право, а не потребности и интересы создает общество. Отсюда следует вера в то, что с помощью права можно решить любые проблемы; 2) сведение реальных общественных отношений преимущественно к их правовой форме.

В литературе того времени такой способ мировоззрения детально исследовался. Отмечалось, что такая вера во «всесильное право» привела в конечном счете к упадку этого мировоззрения, кризису правосознания и к разочарованию в праве[85]. Тотальный отказ от достижений советской юридической науки, к сожалению, привел к отрицанию и полезных ее результатов. Между тем точно отмеченные проблемы юридического мировоззрения, а также его последствия могли бы быть преодолены при конструировании современной цивилистической науки. Этого, к несчастью, не произошло. На смену социалистической идеологии пришла идея всесильного права (она была выражена в начале 90-х гг. прошлого века в тезисе М. Горбачева «о диктатуре законности»). Но и она оказалась негодной. В настоящее время цивилистическая наука пришла к осознанию отсутствия собственного фундамента – смысловой, ценностной основы. Но сейчас это место пусто.

В состав компонентов методологии цивилистической науки как системы знаний о ведении познавательной деятельности в области цивилистики входит мировоззренческая основа науки, включающая в себя систему жизненных позиций ученых, их идеалы, убеждения, ценностные ориентиры. Определенные представления о мировоззренческой основе того или иного исследователя можно составить по принадлежности ученого к той или иной научной школе.

В литературе в области аксиологии проведена оценка ценностей, характерных для различных культур, исследование полученных данных приводит к выводу о кардинальном различии в мировоззрении различных наций. Для примера приведу ценность мира (мирного существования). Эта ценность является первичной для восточных культур, относится к третичным для западных и африканских культур и является несущественной для мусульманских культур. Также совершенно по-разному оценивается ценность мощи (государства) для восточных и африканских культур, где это – первичная ценность, и для западной, где это лишь ценность третьего порядка. Коллективная ответственность является первичной ценностью для восточных, мусульманских и африканских культур и вообще не имеет ценности для западной культуры. Такое же распределение представления о ценностях уважения к старшим. По-разному оценивается и ценность наследуемого имущества – это первичная ценность для восточных и лишь третичная ценность для западных культур, эффективность, деньги, пунктуальность является первичной ценностью для западной культуры и лишь третичной для восточной. Вообще изучение сопоставления ценностей привело к выводу, что оценка западных и восточных культур одной ценности практически никогда не совпадает, за исключением тех ценностей, которые относятся к общечеловеческим (их по результатам исследования оказалось всего две – религия и мужественность)[86]. Понимание фундаментальных различий культур в оценки ценности должно останавливать исследователей от избыточного применения сравнительно-правового метода. Российская культура не может быть однозначно отнесена к западной, это значит, что ценности, характерные для восточных культур, обнаруживают свое значение и в российской культуре. Именно в аксиологический части кроются культурные различия правовых систем, не позволяющие свободную рецепцию любых правоположений иностранного законодательства.

Современная эпистемология отошла от отражательной теории познания. Исследователь, изучая предмет познания, находится под властью неосознанного, неявного знания, собственных установок и ценностей. Далее мы покажем их значение при рассмотрении каждого из методов познания. В связи с этим актуальной проблемой является переосмысление роли личности познающего субъекта. Познающий субъект должен рассматриваться в «своей целостности, содержащей не только когнитивные, логико-гносеологические, но и экзистенциальные, культурно-исторические и социальные качества, участвующие в познании»[87].

В современных работах обращение к исследованию целей введения в законодательство того или иного института, задачах, которые при этом пытается решить законодатель, удается встретить нечасто. Практически все приведенные в настоящей работе образцы нормальной науки такой аксиологической или телеологической части лишены.

Исследование современной цивилистической науки в этой, отклоняющейся от тенденций части позволило выделить случаи обращения ученых к ценностям и целям, положенным в основу правового регулирования. Яркая тому иллюстрация – работа Д. О. Тузова «Lex «quasi» perfecta? О новой редакции ст. 168 Гражданского кодекса РФ и фундаментальных цивилистических понятиях»[88]. Отдельный раздел работы посвящен выявлению целей института недействительности сделки, противоречащей закону для государства, при этом автор проследил изменение представлений о ценностях на разных этапах развития цивилистической науки.

Догматика цивилистической науки. Цивилистическая наука должна изучать источники частного права – это базовое положение вряд ли кем-то оспаривается, поэтому догматическая часть цивилистической науки, образующая исследования позитивного права всегда останется основной частью цивилистических исследований. Исследование источников права может производиться с применением трех основных методов: догматического, состоящего в исследовании текущего права, исторического, состоящего в исследовании источников права предыдущих периодов и сравнительно-правового, состоящего в исследовании законодательства, регулирующего определенные общественные отношения в других правовых системах.

В современных цивилистических исследованиях догматический метод по-прежнему остается основным. Подавляющее большинство научных исследований сегодня исчерпываются догматическим исследованием текущего законодательства. Приведенные далее в настоящей работы образцы современного периода отечественной науки – яркое тому подтверждение.

Социология цивилистической науки. Социология цивилистической науки является подразделением социологии права. Она должна заниматься в том числе выявлением связей между правом и обществом. «Она стремится вскрыть закономерность, на основании которой можно сделать вывод о возможности и предпосылках правового воздействия на человеческое поведение и о том, как право… реагирует на социальные, политические, психологические или демографические изменения в обществе»[89].

В современный период цивилистической науки зачастую социология цивилистики представляется как нечто совершенно новое и не согласующееся с нормальными представлениями о порядке ведения научных исследований в рассматриваемой области. Однако для середины 50-х – начала 60-х гг. XX в. также было характерно исследование преимущественно не позитивного права, а правореализационной деятельности. По всей видимости, сложившаяся в тот период ситуация исключала необходимость догматичного исследования законодательства. Гражданский кодекс к тому времени устарел, реалиям не соответствовал, однако критические исследования в адрес законодательства не приветствовались. В связи с этим исследователи сосредоточились на изучении хозяйственной практики, научные результаты были направлены зачастую на ее улучшение. Типичной иллюстрацией социологического исследования в цивилистической области этого периода служит статья Л. Шор «Правовые формы укрепления хозяйственных связей»[90]. Автор детально исследует практику сбыта текстильной продукции на примере договоров текстильных предприятий Московского областного совнархоза с московскими выходными базами и областными торговыми базами и делает вывод, что система связей является громоздкой и неэффективной, отмечает необходимость предоставления больше свободы сторонам в определении количества, ассортимента продукции и графика поставок в сравнении с планом. Исследует автор и интересы сторон, влияющие на планирование структуры хозяйственных связей. В этом смысле данная статья является типичным примером исследования хозяйственной деятельности, причем осуществленном под юридическим ракурсом, с выводами о применении правового инструментария в хозяйственной деятельности.