Читать книгу Сезон воронов - Соня Мармен - Страница 9

На двуколки погрузили добычу: принадлежавшие правительству шесть ящиков с мушкетами, порохом и пулями, а также виски, бренди, муку, сахар и соль, пряности и восточный чай, два рулона бархата и один шелка, немного серебряной посуды, табакерку из слоновой кости, инкрустированную золотыми нитями, и три пары пистолетов.

Роб выбил дно в бочонке с виски, чтобы отпраздновать со своими людьми успешное завершение вылазки. Отпив глоток из серебряной чарки, которую всегда носил при себе, предводитель Макгрегоров протянул ее Дункану.

– Держи, Макдональд! Я хочу разделить мою чарку с тобой и пью за твое здоровье! Slàinte mhòr![38]

– Slàinte mhòr!

Дункан поднял чарку, выпил ее залпом и прищелкнул языком от удовольствия.

– Капитан «Holy Faith» разбирается в виски, – заметил он, возвращая чарку владельцу. – И улов сегодня получился отличный. И все живы и здоровы.

Роб с улыбкой посмотрел на своих парней, которые успели погрузить на повозки почти весь груз.

– Это так! Я доволен вылазкой, хотя мы могли бы взять и больше – в лодке не хватило места.

Он вынул из-за пояса пару украденных пистолетов и протянул их Дункану.

– Это тебе.

Дункан взял подарок, взвесил на ладони и поднес к глазам, чтобы рассмотреть получше.

– Шотландская работа… Наверное, из Дуна. Спасибо, – сказал он. Подарок был роскошный, и Дункан даже смутился. – Не стоило…

Роб жестом заставил его замолчать.

– Это малая плата за то, что ты спас жизнь моему сыну, Дункан. Джеймс мне рассказал.

– Для меня он сделал бы то же самое.

– Хм… Мало кто так слепо верит в Макгрегоров… Но я полагаю, что ты прав. Правда, только в том случае, если вы не положили глаз на одно и то же стадо!

– Я это запомню.

– Ты едешь в Киллин этой же ночью?

Дункан обернулся, чтобы взглянуть на Марион, которая в одиночестве сидела у костра. После недолгого раздумья он ответил:

– Нет. Думаю, это подождет до рассвета. Она совсем измучилась.

Роб по-отцовски приобнял юношу за плечо и тихонько его пожал.

– Гленко и Гленлайон… – тихо проговорил он, тоже посмотрев на девушку. – Почему бы и нет?

– Это маловероятно. Это было бы чудом.

Роб взглянул на Дункана.

– Ты и вправду так думаешь?

Молодой Макдональд ничего не ответил. Он и сам уже не знал, во что верить, особенно после событий, случившихся в последние несколько часов. Оценив ситуацию со всех сторон, он пришел к выводу, что даже если Марион и согласится разделить с ним ложе, надеяться на совместное будущее все равно глупо. В Гленко его ждет Элспет… Да и их с Марион кланы разделяет настолько яростная вражда, что никогда ноги его не будет в Гленлайоне, а она тоже ни за что не согласится обосноваться в Проклятой долине. Все слишком сложно… Конечно, можно было бы удовольствоваться и одной совместной ночью… Хлопок по плечу вернул Дункана к реальности.

– Думаю, здесь наши пути расходятся, Макдональд. Нам нужно поскорее уносить отсюда ноги с добычей. Скоро увидимся в лагере, приятель! Передай мое почтение матери, когда ее увидишь.

– Обязательно передам, Роб.

Рыжеволосый великан поправил берет, украшенный тремя перышками, – знак отличия предводителя клана – и пошел к своим людям. Дункан стоял неподвижно, словно ноги его вросли во влажную от росы землю, и смотрел, как они уезжают. Когда повозки исчезли из виду, он повернулся к Марион, которая тоже провожала Макгрегоров глазами. Их взгляды встретились.

Да что с ним такое? «Будь осторожен!» – предостерег его отец. Марион – дочка Джона Кэмпбелла из Гленлайона, и ему ни в коем случае нельзя забывать об этом! «Думай об Элспет, о ее ласках и…» Он притопнул каблуком, отвернулся и до боли стиснул зубы. Предстояло провести еще одну ночь с ней рядом! Заставить себя думать о чем-то другом… Но Дункан заранее знал, что это был бы напрасный труд. Единственного воспоминания о белоснежной коже, о тонкой фигурке, возникшей из темных вод пруда, освещенного последними лучами заката, было достаточно, чтобы у него голова пошла кругом. Да и несколько недель воздержания тоже давали себя знать. Жить в таком напряжении становилось все тягостнее. Но нет, он не станет ни к чему принуждать ее силой, он себе в том поклялся!

«Пресвятая Богородица, спаси мою душу грешную!»

– Сегодня ночью у нас перемирие, – объявил он, присаживаясь на траву в нескольких метрах от девушки.

– Перемирие?

Она посмотрела на него с недоверием.

– Можешь спать спокойно и убрать подальше свой sgian dhu. Тебе нечего меня бояться, Марион.

Она посмотрела на него взглядом, значение которого он угадать не смог, и уставилась на пламя костра. На мгновение Дункану показалось, что он прочел в ее глазах какое-то новое чувство.

– Вот как…

– Завтра отвезу тебя к Бредалбэйну, и там наши пути разойдутся.

Говоря это, он испытал чувство, похожее на разочарование. Пришлось лишний раз напомнить себе, что глупо было даже думать о том, что у них что-то может получиться.

– Да, завтра…

Она свернулась в комок на земле, укрывшись позаимствованным пледом, и снова уставилась на него. Танцующие отблески пламени освещали ее лицо. Марион не улыбалась, но и следа враждебности не было во взгляде этих светлых голубых глаз… И снова этот огонек! Но Дункан даже при желании не смог бы сказать, что он означает. Была ли то признательность? Если да, то это уже даже больше, чем он мог бы рассчитывать…

– Дункан!

– Что?

– Я… Спокойной ночи!

– Oidhche mhath, a Mhórag[39].

Она закрыла глаза. Дункан со вздохом последовал ее примеру несколько минут спустя.

Что-то шевельнулось совсем рядом. Дункан открыл один глаз, но увидел только непроницаемый мрак. Сон еще не совсем отпустил его. Юноша выждал несколько секунд. Кроме шороха листьев, ничего не было слышно. Наверное, что-то приснилось. Внезапно он ощутил прикосновение к своей спине. Схватив нож, который, как всегда перед сном, вонзил острием в землю у себя в изголовье, Дункан перекатился на бок, присел на корточки и выставил блестящий клинок перед собой.

И несколько раз моргнул от удивления. Рядом лежал скомканный плед, из-под которого выглядывала рука и несколько рыжих, отблескивающих в умирающем свете костра локонов.

Но как она тут оказалась?

Марион повернулась, плед сполз, открыв ее лицо, в голубоватом свете ночи казавшееся еще более бледным, чем обычно. Наверняка она замерзла и решила перелечь к нему поближе, чтобы украсть хотя бы частичку его тепла. От костра остались угасающие угли, дававшие слишком мало тепла для такой холодной осенней ночи. Выдохнув с облегчением, Дункан вернулся на свое место, вонзил нож в землю и стал смотреть на спящую девушку.

Лунный свет, отражаясь от рыжих завитков волос, окружал золотистым ореолом ее безмятежное лицо. «Ты – ангел и дьявол, Марион Кэмпбелл!» – подумал он. Она лежала на спине, закинув одну руку за голову, вторая покоилась на животе. Губы ее изогнулись в своенравной гримасе. «Ты соблазняешь меня даже во сне!»

Дункан склонился над ней, чтобы как следует рассмотреть. Золотые волосы служили дочери Гленлайона мягкой шелковой подушкой. Он долго скользил взглядом по ее сонному лицу, касаясь его своими мыслями и желаниями. С полуоткрытых губ, подрагивающих во сне, срывались белесые облачка дыхания. Верхние пуговицы на куртке были расстегнуты, а рубашка под ними чуть распахнулась, обнажая выпуклость молочно-белой груди. Ему ужасно захотелось прижаться к ней губами, ощутить под пальцами сердце, бьющееся в этой мерно поднимающейся и опускающейся груди… Он едва осмеливался дышать из страха разбудить Марион. Но даже смотреть на нее ему было тягостно.

Он осторожно погладил огненные локоны, разметавшиеся по траве, нежно поцеловал девушку в макушку и натянул ей на плечи соскользнувший было плед. Потом бережно обнял за талию.

– Mòrag, mo aingeal…[40] – шепнул Дункан в кудрявый шелк волос, приятно щекотавший ему шею. – Отец был прав, когда советовал остерегаться тебя!

Мысленно он вернулся на «Sweet Mary», в тот самый миг, когда услышал первый выстрел. Тогда он еще находился в трюме, и все его мысли сосредоточились на Марион, а сердце замерло от страха, просто перестало биться. Не сказать, что он испугался мести лэрда Гленлайона за то, что не уберег его дочь. На самом деле ему было плевать на чувства Кэмпбелла. Как не боялся он и возможных нареканий со стороны Аласдара в случае, если бы не удалось выполнить его поручение и доставить девушку невредимой к ее родне. Нет, все было сложнее, глубже. Он ощутил странное недомогание – пронзительную боль, грозившую разорвать сердце. Он испугался, что потеряет ее! Несколько мгновений неведения, последовавших за первым выстрелом, Дункану хватило, чтобы осознать природу своих страхов и своих чувств.

– Я обжегся…

Он больше не мог этого отрицать. Он знал, что с того самого дня, как он поцеловал дочку Гленлайона, его тело тосковало по ней. Сначала он решил, что причиной всему обычное плотское влечение, желание, порожденное недоступностью. Но теперь, глядя на нее, он чувствовал нечто иное, не просто желание заняться с ней любовью. Его посетило странное волнующее чувство, никогда не испытанное ранее. Даже Элспет, какой бы ласковой и красивой она ни была, не смогла пробудить в его душе бурю, сметавшую все разумные доводы. Глупые, несбыточные мечты! Он и дочка Гленлайона! Да поможет ему Господь! От него самого тут ничего не зависело. Однако побороть опьянение, имя которому – любовь, не под силу ни одной живой душе. А Дункан уже точно знал, что его сердце пьяно ею. «Cha déan cridh misgeach breug»[41].

Внезапно он почувствовал под пальцами округлость бедра и вспомнил, как последние лучи солнца окружили золотистым ореолом изгибы девичьего тела. Марион предстала перед ним нимфой-чаровницей, соблазнительницей, явившейся прямиком из ада, чтобы испытать его выдержку… Растущее напряжение вылилось в покалывание в нижней части живота. Он зарылся лицом в мягкие волосы, вдохнул излучаемый ими женский запах и почувствовал непреодолимое желание скользнуть рукой под плед. Пришлось приложить титаническое усилие, чтобы сдержать этот порыв.

Марион издала короткий стон и шевельнулась. Дункан замер и убрал руку. Тонкие брови девушки сошлись в напряженную черту над закрытыми глазами. Ей что-то снилось. Он подождал, сдерживая дыхание. Лицо в форме сердца прояснилось, пухлые губы изогнулись, и с них сорвался жалобный всхлип:

– Не-е-ет…

Испуганные глаза Марион распахнулись, и она вцепилась пальцами в плед с такой силой, что они побелели. Дункан склонился над ней, с тревогой всматриваясь в ее лицо.

– Марион, все в порядке! Tuch! Tuch!

Вместо испуга на лице девушки отразилось удивление, а вслед за ним – облегчение. Слеза, повисшая было на ресницах, покатилась по щеке. Дункан ласково смахнул ее.

– Все хорошо!

– Нет! Худшее еще даже не начиналось…

Он посмотрел на нее с изумлением.

– О чем ты говоришь? Не понимаю… Тебе приснился страшный сон, Марион!

– Я…

Она замолчала на полуслове – губы приоткрыты, взгляд затерялся в складках рубашки Дункана. Потом она помотала головой.

– Ладно, забудь. Ты прав, это всего лишь плохой сон, – тихо сказала Марион.

Часто заморгав золотистыми ресницами, она прижалась лбом к его крепкому плечу и расплакалась. Дункан не знал, что делать. Рука его повисла у нее над волосами. Если он прикоснется, оттолкнет ли она его? Было очевидно, что Марион ищет у него утешения. Так же, как и тогда, в лодке, когда они возвращались на берег после рейда. Она прижалась к нему словно дрожащий от страха котенок, но понемногу успокоилась. Момент восхитительный, но преходящий… Магия рассеялась, стоило носу лодки царапнуть о гравий у берега, и Марион снова от него отдалилась.

Дункан нежно положил ладонь ей на затылок и принялся перебирать пальцами кудри. Она уткнулась носом ему в грудь и согревала ее своим дыханием. «Не нужно бы всего этого…» – сказал он себе. Марион вздрогнула.

– Замерзла?

Она помотала головой в знак отрицания и посмотрела на него. Их взгляды нашли друг друга.

– Мне было холодно… Раньше. Я… Я не хотела тебе мешать. Я могу вернуться…

– Ты мне не мешаешь, – поспешил сказать он, прижимая ее к себе.

На самом деле это была ложь, потому что мысли о Марион и она сама тревожили его куда сильнее, чем хотелось бы. Девушка разбудила в нем чувства, которые теперь сжимали сердце, словно тиски. Будь проклят день, когда они встретились в долине Гленлайон! Будь проклят поцелуй, который он сорвал тогда с ее губ! И будь проклята она сама за то, что снова попалась ему на пути, а заодно и судьба, которая обрекла его переживать этот ад на земле, потому что сопротивляться у него не было сил. Он губил себя из-за нее, но в то же время понимал, что и без нее все равно погибнет.

Дункана обуревало одно-единственное желание – накрыть своим телом эту женщину, ему недоступную, припасть к ее губам и раствориться в ней. Однако он сдержался. Это было очень трудно. Как бы ни хотелось, ее нельзя пытаться соблазнить, потому что это только осложнило бы ситуацию. Марион не лучшего мнения о его клане, и ее можно понять… «Оставь ее для ночных грез, старик…» Этой ночью он станет для нее источником тепла, не более.

Она снова приникла к нему, и ее дыхание согрело ему сердце. Он накрыл ее с головой пледом и закрыл глаза. Во сне ему явились феи со стройными и гибкими телами, они сладострастно изгибались в танце и звали его по имени. Дункан улыбался.

* * *

В сероватом свете зарождающегося дня растаяли последние обрывки сна, тяготившего душу Марион, а вместе с ними – и подобие близости между молодыми людьми. Марион ощущала присутствие большого теплого тела Дункана у себя за спиной. Юноша лежал неподвижно. Наверное, все еще спал. Одной рукой он обнимал ее, вторая же лежала на траве и нервно подергивалась – Дункану снился сон.

Марион ощущала во всем теле приятное тепло, и только ступни, пальцы рук и кончик носа сильно замерзли. Она легонько шевельнулась, не сводя глаз с руки юноши. Пальцы его напряглись, сжались, распрямились, рука переместилась к ней на талию. Несколько минут Марион лежала затаившись, но Дункан так и не проснулся – его размеренное, ровное дыхание по-прежнему согревало ей затылок.

Она с ужасом ждала момента, когда их взгляды встретятся. Ей было очень стыдно за свою слабость – еще бы, она побоялась спать одна… Вдруг он решит, что ей захотелось… Марион зарделась. Если ему в голову и приходили непристойные мысли, он этого не показывал, и так было даже лучше. Даже больше: она никак не ожидала от мужчины из Гленко снисходительности и нежности, какие он проявил, когда у нее случилось это… видéние. Она тяжело вздохнула, вспомнив кошмарные картины, мучившие ее всю ночь и до сих пор стоявшие перед глазами.

Большая ладонь легонько надавила на то место, куда только что переместилась, и медленно сползла на бедро. Дункан буркнул что-то невразумительное ей в шею и проснулся. Девушка затаила дыхание. Он осторожно притянул ее к себе и снова замер.

А потом резко отпрянул и отодвинулся.

Прошла минута, но Дункан не шевелился, и только прерывистое быстрое дыхание напоминало ей о том, что он все еще рядом, у нее за спиной. Марион медленно перевернулась на спину, прижимая плед к лицу. Он посмотрел на нее в замешательстве, и губы его приоткрылись словно бы для того, чтобы произнести банальные извинения, но тут же сомкнулись снова. Дункан мотнул головой и отвернулся. Повисло молчание, причем оба испытывали странное смущение. Потом Дункан протер глаза, прогоняя остатки сна, и посмотрел на Марион.

– Извини, я подумал, что это…

Марион внезапно пришло в голову, что там, в Гленко, его кто-то ждет. Странное дело, но эта догадка была ей неприятна. «Но ведь он же Макдональд!» – мысленно пристыдила она себя.

– Ты смогла хоть немного поспать? – спросил Дункан, набрасывая плед на плечо и скрепляя его брошью.

– Да, спасибо.

– Хорошо. Тогда давай собираться. Мне еще нужно отвезти тебя в замок Финлариг.

Он встал и протянул ей руку. Чтобы помочь подняться.

– В сумке должна остаться какая-то еда.

Марион расправила измятую влажную одежду, пальцами расчесала волосы и завязала их узлом на затылке, как это принято у мужчин. Приходилось признать, что носить штаны оказалось намного удобнее (толстая льняная и шерстяная ткань юбок намного сильнее стесняла движения), но Марион не терпелось переодеться в чистую одежду. Однако пока приходилось довольствоваться тем, что есть.

Укрывшись на пару минут за стеной из тумана и кустарника, она умылась, а когда вернулась, Дункан протянул ей кусок хлеба с сыром и яблоко. Они наскоро проглотили скромный завтрак и, стараясь не смотреть друг на друга, уселись на лошадей.

Темное небо Киллина повисло низко у них над головами. Что и говорить, осень в этом году выдалась просто отвратительная! В поместье Бредалбэйна молодых людей никто не ждал: выяснилось, что за два дня до их приезда граф спешно уехал из Финларига в замок Драммонд, где обосновался граф Мар. Дункан и Марион решили остановиться ненадолго в «Сером филине» – маленьком постоялом дворе на окраине Киллина, чтобы поесть как следует и отдохнуть.

Настроение у Марион было прескверное. Ей совсем не улыбалось ехать в Драммонд-Касл, а еще меньше – путешествовать по стране в компании мужчины, который, к ее отчаянию, нравился ей все сильнее. Чего бы только она ни отдала, чтобы оказаться от него подальше! Лучше – дома, в Честхилле, перед чашкой горячего пряного сидра, у камина, под пледом с рисунком Кэмпбеллов и в чистом платье, причем желательно после теплого купания… Марион проглотила последний кусочек селедки и подумала, что нужно добавить к своим грезам еще одну деталь: вкуснейшее рагу из говядины, приготовленное руками Амелии.

Они устроились в дальнем углу общей комнаты. Некоторые посетители постоялого двора покосились на ее красную куртку, но Марион этого даже не заметила. И все же приходилось признать, что местным было чему удивиться – Макдональд в компании солдата королевской армии? Наверняка все решили, что она – шпион. Но Марион это совершенно не волновало. Дункан поставил перед ней на стол кружку пива и сел напротив.

– Я заплатил за комнату, – сказал он и ткнулся носом в пену, грозившую пролиться на стол.

– Комнату?

– Я пойду спать в конюшню, – пояснил он, угадав причину ее тревоги. – Это все, что я могу себе пока позволить.

– Хм… Но я думала, мы сразу поедем в Драммонд-Касл!

Он кивнул в сторону пыльного окна у нее за спиной.

– В такую погоду? Снова начинается дождь, и я подумал, что после трех ночей под открытым небом тебе захочется выспаться на нормальной кровати. Да и добраться до замка Драммонд до наступления ночи мы бы все равно не успели.

Лицо Дункана, когда он смотрел на нее, было совершенно спокойным, и только палец рассеянно выписывал круги на сомнительной чистоты столешнице.

– Правда, я совсем мало спала в последние ночи. – Наклонившись над кружкой, Марион отхлебнула прохладного пива и, стараясь не смотреть на Макдональда, продолжила: – Я хочу тебя поблагодарить. Там, на корабле… Мне нужно было остаться в лодке.

Дункан ответил не сразу. Когда молчание затянулось, она рискнула посмотреть на него.

– Это так, – согласился Дункан, откидываясь на спинку стула. – Ты была бы в большей безопасности, если бы осталась в лодке, как тебе и было приказано. – Он нарочно выделил голосом слово «приказано». Потом, пожав плечами, спрятал в ладонь зевок и добавил: – Но главное, что с тобой ничего не случилось.

Его рука принялась теребить синий шерстяной берет. Всю дорогу до Финларига он говорил очень мало. Взгляд Марион остановился на его плотно сжатых губах. Судя по всему, Дункан испытывал такую же неловкость, как и она сама.

– Завтра ты будешь в Драммонд-Касле. Бредалбэйн отправит тебя домой в Честхилл с более надежными провожатыми, чем я.

– Я думаю…

– Но ехать нам еще далеко, поэтому отправляемся на рассвете. Я постучу в дверь, договорились?

– Мне кажется…

Дункан смотрел на свою спутницу и думал, что это наверняка их последняя совместная трапеза. Потом он опустил глаза, и они стали молча есть.

Марион выпила свое пиво и обвела комнату взглядом. За соседним столом назревала потасовка: один завсегдатай заведения выкрикивал оскорбления в адрес другого, который был выше на целую голову. Дункан посмотрел на забияк, присвистнул и нахмурился. Тот, что был повыше, тоже разразился потоком ругательств, а потом махнул кулаком, целясь задире в лицо, но тому удалось увернуться. Тому, кто сидел с ним рядом, повезло меньше – удар пришелся ему в челюсть. Бедняга повалился на соседний стол, что стоял справа, сбивая кружки и обливая пивом сидевших за ним посетителей.

– Пойдем-ка отсюда! – Дункан быстро встал из-за стола. – Тут назревает драка!

Те, кого только что облили пивом, схватили свалившегося к ним на стол бедолагу и швырнули его на соседний. Завизжала женщина. Великану между тем удалось поймать задиру за шиворот. Прижав его к стене одной рукой, второй он принялся молотить его в живот.

Марион вскочила и ухватилась за руку Дункана, который поспешно закрыл ее своей спиной и стал продвигаться к лестнице. За считаные секунды в драку успели ввязаться все мужчины – посетители постоялого двора.

Дождь хлестал в окно маленькой комнатки Марион и со сквозняком проникал сквозь щели. Закутавшись в плед, девушка легла на скрипучую кровать и принялась следить за тревожным танцем теней на стене с растрескавшейся побелкой. Засыпать в незнакомом месте было страшно, однако она все равно была довольна.

В комнате ее ожидал приятный сюрприз: чан с теплой водой и одежда – несколько выцветшее, зато чистое синее шерстяное платье, юбка и рубашка. Марион не сомневалась, что этот подарок ей преподнес Дункан. Теперь стало понятно, почему ему пришлось лечь спать в конюшне, – он наверняка потратил на нее все свои сбережения.

Молния осветила комнату, и Марион вздрогнула от неожиданности. Потом загрохотал гром. Нет, и сегодня ночью ей выспаться не удастся…

– Тебе нечего бояться! – сказала она себе, обхватив колени руками. – Ты больше не увидишь этих ужасов!

Пламя свечи колыхнулось, и тени снова затанцевали на стене. Гомон в общем зале на первом этаже таверны отсюда казался приглушенным шепотом. По телу девушки снова пробежала дрожь. Она закрыла глаза в надежде, что наконец удастся уснуть. Новая вспышка озарила ее лицо. «Нужно было закрыть ставни…»

Дункан положил руку на перила и замер в раздумье. «Скажу, что просто пришел проверить, заперлась ли она на засов». Ему не слишком хотелось оставлять ее в трактире, переполненном пьяными мужчинами, но выбора не было. По крайней мере здесь ей не будет так холодно…

Он поднялся на второй этаж, сделав перед последним пролетом лестницы остановку. Отсюда были хорошо слышны шумы, доносившиеся из комнат постояльцев. Где-то близко раздался женский грудной смех, потом мужской низкий голос, а после скрип кровати. Что-то стало мерно ударяться о стену. Дункан представил себе то, что происходило за стеной, и, перепрыгивая через две ступеньки, взлетел на третий этаж.

В коридоре было тихо и темно. Стук дождя по черепице и ворчание грома эхом отражались от грязных стен. Из-под двери комнаты Марион пробивалась едва заметная полоска света. Он прижался лбом и ладонями к двери и прислушался. В комнате было тихо. Может, она уже спит? А он собирается ее разбудить… Дункан разозлился сам на себя. И все-таки ему хотелось убедиться, что все в порядке. Внезапно звук, похожий на стон, достиг его ушей. Он выпрямился и схватился за дверную ручку. «Идиот! Не можешь же ты, как вор, ворваться к ней в комнату! Она убьет тебя и будет права!»

Дункан тихонько постучал. Стон мгновенно затих. Заскрипел дощатый пол, и полоска света под дверью дрогнула. Он подождал еще пару секунд.

– Марион? Ты в порядке?

В темноте щелкнул засов, и в лицо ему ударил тоненький луч света. Марион чуть приоткрыла дверь.

– Я… я решил проверить, что ты в порядке, прежде чем пойти спать. Может, тебе что-нибудь нужно?

Она немного помолчала, а потом распахнула дверь и сказала:

– Входи.

И отошла в сторону.

Он заметил, что под пледом у нее только рубашка и юбка.

– Не знаю… – буркнул он себе под нос, уже жалея, что пришел, – это неудобно… В общем, лучше бы мне не заходить к тебе в комнату вот так…

– Не говори глупости, Дункан. Мы три ночи спали рядом, и все было нормально. Или, может, тебе непривычно видеть меня в женской одежде?

А ведь он видел ее даже совсем без одежды… Дункан отбросил сомнения: она права – все будет по-прежнему. Девушка между тем снова запрыгнула на кровать. Он закрыл за собой дверь и прислонился к ней спиной. Комнату озарила новая вспышка молнии. Дункан посмотрел на дрожащее от ветра стекло, подошел к окну, открыл его, дотянулся до внешних ставен и закрыл их. Пол и стена под окном оказались мокрыми.

– Спасибо за ванну и за одежду.

Дункан обернулся. Марион поджала ноги и накрыла их пледом, чтобы скрыть от его глаз. В комнате пахло мылом и мокрой древесиной.

– Я решил, что эта куртка может навлечь на тебя неприятности. Мы далеко от Гленлайона, и платье не слишком новое, но в таких обстоятельствах…

– Оно замечательное, – сказала Марион, отводя за ухо еще влажную прядь.

Он улыбнулся и поставил единственный стул перед кроватью так, чтобы, присев, оказаться с девушкой лицом к лицу. Глаза у Марион были красные, как будто она плакала. Она сидела нахмурившись и тихонько раскачивалась взад-вперед, словно читала про себя молитву. Да, она и вправду плакала. Однако Дункан не решился спросить почему. Неловкость, установившаяся между ними с самого утра, не только никуда не пропала, а наоборот усилилась. Марион пару раз испуганно посмотрела в его сторону, и Дункану внезапно стало ее жаль. «Она до сих пор меня боится! Не надо было мне приходить…» И он вскочил на ноги.

– Теперь я вижу, что все в порядке. Ложись и спи спокойно. Если тебе что-то понадобится, ты знаешь, где меня искать.

– Нет! – с мольбой глядя на него, воскликнула Марион.

Дункан в замешательстве остановился.

– Что – нет?

– Не уходи! Побудь еще немного…

«Да что с ней сегодня такое?»

– Можешь посидеть еще немного, пока я не засну?

– Здесь нечего бояться, Марион. Но я могу побыть в коридоре, если тебе так будет спокойнее.

Он понимал, что представляет для нее куда бóльшую опасность, чем банда пьяниц, собравшаяся в зале на первом этаже. Но она, похоже, не понимала, какие чувства пробуждает в нем одним своим присутствием, особенно в таких обстоятельствах. Кудри прилипли к ее мокрым щекам, казавшимся чуть впалыми из-за игры теней, а светлые голубые глаза неотрывно смотрели на Дункана, очаровывая его. Он вздохнул. Несколько шагов и тончайшая ткань сорочки были между ним и ее белоснежной кожей…

– Просто закрой за мной дверь на засов.

– Я боюсь себя самой, – резко бросила Марион и уставилась на отражение в луже под окном.

– Ты себя боишься? Не понимаю…

– Просто я… – Она немного помолчала, кусая губы. – У меня бывают видения.

– Ты хочешь сказать, тебе снятся страшные сны?

Марион помотала головой.

– Видения, – повторила она. – An dà – shealladh[42].

Дункан удивленно вскинул брови.

– У тебя дар ясновидения?

– Да.

– Может, это все-таки плохие сны, Марион?

Губы ее приоткрылись, и она медленно покачала головой из стороны в сторону.

– Нет, Дункан. Я не сплю, когда приходят эти видения. Это как наваждение: я перестаю слышать и видеть все вокруг себя. Остается только видение. И они, эти видения, кажутся мне настолько реальными, что протяни руку – и сможешь прикоснуться…

Она всхлипнула и закрыла лицо руками. Дункан молча смотрел на нее и не знал, что ему делать. Он, конечно, слышал о ясновидящих, но никогда не встречал никого, кто был бы наделен таким даром. По крайней мере до сегодняшнего дня. Но как ее утешить? Он понимал, что Марион и вправду напугана.

Он бесшумно подошел к кровати и присел на краешек. Железная сетка громко заскрипела под его весом. Ему даже показалось, что сейчас кровать развалится, но этого не произошло.

– Хочешь мне рассказать? Может, тогда тебе станет легче?

Она шмыгнула носом и пожала усталыми плечами. Из уголка глаза вытекла слезинка, прокатилась по щеке и застыла на подбородке. Дункан проследил взглядом блестящую дорожку, которую слеза оставила на коже, промокнул ее кончиком пальца и вытер его о свой килт.

– Это слишком ужасно, и я не знаю…

– У тебя часто бывают видéния?

– Нет. Предыдущее было много лет назад. Незадолго до смерти моей мамы. – Она вздохнула, закрыла глаза и продолжила свой рассказ: – Я смотрела, как мама вышивает, и вдруг… Я увидела, как на нее падает покрывало… Оно было похоже на саван. Я не знала, что такое со мной случилось. Я слышала какой-то шепот… Не знаю… Какие-то голоса. Но слов я разобрать не смогла. И сама не могла говорить. Я потеряла власть над слухом и зрением.

– Но как ты поняла, что это видения, дар?

– Мне объяснили это позднее, когда у меня хватило смелости обо всем рассказать. А тогда я была уверена, что все решат, будто я спятила. Я еще много раз видела это покрывало, когда смотрела на мать. Наконец мне это так надоело, что я перестала на нее смотреть, стала прятаться, чтобы не видеть маму. Но в последнем видении покрывало накрыло ее почти полностью. Обычно видения длятся несколько минут, но я не могу прийти в себя по нескольку дней. А однажды ночью я увидела лодку, которая плыла по воде гладкой, как зеркало. И лодка была пустая. Мама утонула несколько дней спустя в озере Лох-Тай. Ее лодка перевернулась.

Девушка подавила рыдание. Дункан неловким движением взял ее руку, нервно комкающую ткань юбки, и сжал в ладонях. Рука у Марион была холодная как лед. Он сказал мягко, желая ее утешить:

– Но ведь ты ничем не могла помочь ей, Марион. Ты же не знала…

– Это и есть самое страшное, Дункан! Я вижу ужасные вещи и ничего не могу сделать. И мне так страшно! Прошлой ночью это страшное видение… Пойми, это был не сон!

Она уставилась на его ладони, сжимавшие ее руку.

– У тебя снова было видение?

Она медленно кивнула.

– Не хочешь мне рассказать?

Марион нахмурилась.

– Видения говорят о том, что нам готовит судьба, разве не так?

– И бывают такими ужасными!

Не отдавая себе отчета в том, что делает, Дункан поднес холодную ручку к своим губам и нежно поцеловал. Марион не отдернула руку.

– Нужно принимать свою судьбу, а не пытаться ее побороть. Только Бог вершит нашими судьбами.

– Бог! – с горечью воскликнула Марион и посмотрела ему в глаза. – Если то, что я увидела, свершилось по его воле, то я не хочу верить в такого Бога!

– Но что такого ужасного ты увидела?

Губы Марион задрожали. Она открыла было рот, но тут же снова сомкнула губы и поежилась. Дункан обнял ее за плечи и легонько привлек к себе. Он подождал несколько секунд, опасаясь отпора с ее стороны, однако девушка не оттолкнула его. «Я должен остановиться, пока дело не зашло слишком далеко!» Но руки отказывались слушаться приказаний разума. Он чувствовал, как под пальцами стучит сердце Марион. Она молчала, но тело ее говорило явственнее, чем любые слова. Она дрожала в его объятиях. С закрытыми глазами, мокрыми от слез щеками, она запрокинула голову и подставила ему шею.

Такое откровенное приглашение к ласкам смутило сердце Дункана. Он снова замер, любуясь белым шелком ее кожи и опасаясь, что в следующую секунду волшебство рассеется навсегда. «Это безумие! Гленко и Гленлайон! Это чистой воды безумие! Но она сводит меня с ума!» Устоять перед соблазном было невозможно. Дункан прижался горячими жаждущими губами к обнаженной шее. Тело Марион слегка напряглось. Она схватила его обеими руками за сорочку и издала тихий стон. На такое он даже не смел надеяться.

– A Mhórag… A Mhórag mhillis, m’aingeal dhiabhluidh…[43]

Жадными губами Дункан потянулся к ее губам, и те приоткрылись – ласковые, послушные… С бесконечной нежностью он уложил Марион на кровать, при этом громко скрипнувшую, лег сверху и заглянул ей в глаза, боясь увидеть в них тень неодобрения, но ничего подобного не произошло. В ее глазах… Уж не снится ли ему все это?

– Судьба, Марион, иногда заставляет нас пережить лучшие моменты нашей жизни.

– Не всегда. Она может стать нашим самым ужасным кошмаром, Дункан.

– Только не для меня! И только не сейчас…

– Может быть… Но каждый новый день – это новая страница большой книги, которая есть наша жизнь. Судьба – рука, которая исписывает эти страницы, а мы листаем их беззаботно и наивно и верим, что грядущие будут лучше и радостнее, чем те, что уже прочитаны. Эта рука временами бывает доброй и снисходительной, но может стать жестокой и безжалостной. Как знать?

Дункан нашел руки Марион и крепко сжал их. «Вот она, подо мной! Я должен остановиться! Я злоупотребляю ее слабостью!» Он чувствовал себя последним негодяем, но ничего не мог с собой поделать. Девушка застонала под ним, и желание обожгло его как адское пламя.

– Нужно пользоваться моментом, – прошептал он, глядя на влажные губы Марион. – Нужно ловить его и вонзать в него зубы, как в спелый фрукт, пока он не сгнил. Прошлое – это единственное, в чем мы можем быть уверены. Настоящее же так… так призрачно! Оно утекает сквозь пальцы, как вода, которая утоляет нашу жажду. Оно утекает от нас как воздух, которым мы дышим. И в это вот мгновение, Марион Кэмпбелл, мы дышим с тобой одним воздухом!

– Нас разделяют страдания и кровь!

Лицо Дункана омрачилось. «Что же это я делаю? Она права! Всю ту кровь, что пролилась между нашими кланами, мы никогда не сможем стереть!» Их никто не поймет. Ему все это наверняка снится… И так хорошо в этих грезах! Ему не хочется просыпаться, по крайней мере точно не сейчас…

– Кровь пролилась на страницах, которые написали и перелистнули другие люди. О Марион! Зачем возвращаться к тому, что уже написано? С этим мы ничего уже не сможем поделать.

Дыхание девушки стало прерывистым. «От нее пахнет медом и вереском… Ее запах – это запах Хайленда. И в ней течет та же кровь, что и во мне!»

– Но слова останутся запечатленными в памяти, Дункан. Даже если страницы уже перелистнули… Этого мало!

– Тогда давай порвем их вместе!

Поддавшись порыву страсти, он накрыл ее губы своими губами. Его охватило такое волнение, что мысли совершенно перепутались. «Я целую дочку Гленлайона! Внучку человека, которому почти удалось уничтожить население Гленко. Я – предатель. Я предаю своих! Я не должен так поступать!»

Дункан отстранился от нее и понял, что способность рассуждать здраво вернулась к нему. Грудь Марион поднималась и опускалась под его грудью, и ее тепло проникало сквозь тончайшую ткань сорочки. Легкое подрагивание этого тела еще усилило его возбуждение. Такого сильного желания Дункан еще никогда не испытывал. «Да что со мной такое?» Он не был обделен женским вниманием и успел обнять не одну кокетку, но ни одна из них не порождала в нем такой бури эмоций и желаний. Может, все дело в том, что она – враг, запретный плод?

Он некоторое время молча смотрел на Марион – тяжело дышащую, с закрытыми глазами. Ее сорочка местами прилипла к влажному телу и больше не скрывала его очертаний. И этот сон никак не хотел заканчиваться! Он положил руку ей на талию, сжал ткань рубашки и очень медленно потянул вверх. Она открыла свои кошачьи глаза и уставилась на почерневшие потолочные балки. Ее кожа, такая нежная и такая белая, скользила под его пальцами, словно прекраснейший шелк. Он накрыл ладонью круглую полную грудь и нежно ее сжал. Марион задышала еще быстрее. Она издала стон, похожий на жалобу, и прикусила губу. Рука Дункана соскользнула с теплой груди и прочертила дорожку сначала к животу, потом к юбке и наконец к бедру. Пальцы его погладили шерстяную ткань и схватили подол за край, чтобы приподнять.

Тело Марион напряглось, и она испустила короткий хриплый крик. Дункан успел только прикоснуться к нежному островку волос в самом потайном местечке ее тела.

– Нет…

Она оттолкнула его и принялась извиваться, стараясь вырваться из его объятий. Не понимая, в чем причина такой перемены, Дункан посмотрел на нее, потом перекатился на спину, закрыл лицо руками и выругался про себя: «Болван! Ты зашел слишком далеко! Ты слишком поспешил!» Но ведь она позволяла ему прикасаться к себе, он не принуждал ее… Ему даже пригрезилось, что она была так же возбуждена, как и он сам…

– Мне жаль, что так вышло.

– Я не хочу… Я не могу.

– А я подумал… В общем, пару минут назад ты не сопротивлялась!

Он сердито посмотрел на девушку. Гнев и фрустрация грозили вот-вот вырваться наружу. Все тело болело от напряжения, разрядить которое он не мог.

– Дункан!

Она хотела что-то сказать, но в последний момент передумала. На ее порозовевшем лице отразились страх и отчаяние.

– Неужели это всего лишь на одну ночь, Дункан?

И она отодвинулась от него как можно дальше. Он приподнялся на локте, по-прежнему озадаченный столь резкой сменой настроения. Дрожащей рукой она схватилась за край пледа, который Дункан прижал локтем, и дернула его на себя так, что юноша упал на кровать.

– Хотел получить трофей?

Она укрылась пледом, спрятав под ним свою полунаготу. Губы ее искривились в гримасе отвращения.

– Какой еще трофей? О чем ты говоришь?

Он сел на постели и воззрился на нее.

– Ты овладеваешь дочкой Гленлайона и уносишь с собой ее честь! Так ты хотел поступить?

Он не верил своим ушам. Она говорила так, словно он пытался ее изнасиловать! Вот чертовка! Она позволила ему обнимать себя, она поощряла его, отвечая на ласки… А теперь сделала во всем виноватым!

– У тебя совсем крыша поехала? Насколько я знаю, я ни к чему тебя не принуждал! А ты почему-то меня не отталкивала! Но, может быть, ты разыгрывала передо мной комедию, чтобы…

Он замолчал. Ему не хотелось обижать ее, хотя…

– Что ты хочешь этим сказать? Что я – вульгарная кокетка? Что я решила поиграть с тобой?

Дункан внимательно смотрел на нее. Марион была вне себя от гнева. Ему пришлось совладать с безрассудным желанием наброситься на нее, сломать эту хорошенькую шейку и… Он сглотнул.

– А разве не это ты делала? – едко спросил он. – Я – мужчина, Марион. И ты заставила меня думать, что хочешь меня. Как, по-твоему, я должен был себя повести?

Она выдержала его взгляд, прикусила губу и сжалась под пледом.

– А после ты обвиняешь меня в том, что я пытался взять тебя силой!

Его сердце билось так сильно, что, казалось, этот стук эхом разносится по комнате. Дункан повернулся к ней спиной. В ночи по-прежнему грохотал гром, и дождь стучал по черепичной крыше у них над головами.

– Я мог бы взять тебя силой, если бы захотел, и ты это знаешь, Марион Кэмпбелл, – заговорил он, снова поворачиваясь к ней лицом. – Я мог бы взять тебя прошлой ночью. Или позапрошлой. Господь свидетель, желание у меня было. Мужчинам, знаешь ли, много чего может хотеться… Но я этого не сделал.

Дункан шумно дышал и смотрел на нее с неприкрытой враждебностью. Она даже глазом не моргнула, и это еще усилило его ярость.

– Я пытался понять, чего ты хочешь на самом деле!

С этими словами он набросился на Марион, сдернул плед и прижал ее к стене. Она отбивалась из последних сил и кричала, но он заглушил эти крики своими губами. И тогда она укусила его. Он отпустил ее так же стремительно, как и напал, и грязно выругался. Потрогал рукой окровавленную губу и смерил ее обжигающим взглядом. Марион, похоже, сама испугалась того, что сделала.

– Ты – грязный мерзавец, Макдональд!

Дункан дал себе время остыть, прежде чем ответить на оскорбление. Глухим, но спокойным голосом он сказал:

– Я не хочу тебя принуждать. В тот день, когда я возьму тебя, Марион Кэмпбелл, ты сама меня об этом попросишь.

– Не в этой жизни! Никогда!

Он насмешливо улыбнулся, встал и взялся за дверную ручку.

– Значит, это будет в следующей жизни. Завтра я отвезу тебя к этой скользкой жабе Бредалбэйну. Теперь я понимаю, почему он решил тобой воспользоваться – у вас похожие повадки. Доброй ночи и сладких снов!

И он захлопнул за собой дверь.

Марион долго смотрела на дверь. Она понимала, что поступила нечестно. Она зарылась лицом в подушку, чтобы заглушить душившие ее рыдания. Какая же она все-таки дура! Повела себя, как последняя шлюха, с мужчиной из Гленко! Тело предало ее, отказавшись слушать голос рассудка. Но, к счастью, она взяла себя в руки прежде, чем случилось непоправимое.

– Я сама виновата! Не надо было так распускаться!

Марион потянула носом воздух и покраснела. Воспоминания о прикосновении его влажных и теплых губ, его больших ладоней к ее телу, его щетинистых щек – к ее щекам обожгли, словно смертный грех. По телу пробежала дрожь. Она закрыла глаза и приложила палец к тому месту, которого коснулись его губы. Крепкий мускусный запах его тела с едва уловимыми нотками виски, запах мокрой шерсти и дыма еще оставались на ее сорочке и постельном белье.

Ее рука опустилась на грудь, потом на живот, а после – к тому месту, где сходятся бедра. Она вздохнула от удовольствия. Сколько ощущений он ей подарил! Новых, пьянящих, изысканно приятных… удовольствие, граничащее с болью. Она быстро убрала руку. Всегда ли так бывает между мужчиной и женщиной?

В свои шестнадцать Марион ничего не знала о любви. Когда мать утонула, ей было всего шесть. Отец… Отцы вообще не разговаривают с дочерьми о таких вещах. А что могла рассказать ей добрая старая Амелия, которая во всем привыкла видеть происки дьявола? Конечно, ей доводилось присутствовать при совокуплениях животных, но разве можно сравнивать жеребца или собаку с человеком?

Она с радостью, с удовольствием отдалась таким ласковым рукам Дункана! Тут он был прав, она обвинила его напрасно. И только когда его ладони коснулись ее обнаженной кожи, Марион поняла, что преград больше нет. События развивались слишком быстро. Она терпеть не могла, когда ситуация выходила из-под контроля, а ведь именно это и произошло. И тогда она впала в панику и оттолкнула его. Ее рассудок взял все в свои руки – словно бы тихий голос донесся до нее сквозь туман и вырвал ее из сладкого забытья, в которое она позволила себе провалиться.

Наверняка сейчас он ненавидит ее! Сердце Марион сжалось. Но так, наверное, и лучше. Она не могла позволить себе такого безумства – отдаться мужчине, чей клан ее родичи считают настоящей язвой Хайленда! Но как же ей этого хотелось! Она готова была подарить ему свою девственность, но что он мог дать ей взамен? Ночь сумасшедшей любви за то, чтобы проснуться с мужчиной, который тебя презирает и поспешит растрезвонить по всему краю, что украл честь у дочери Гленлайона? Нет, уж лучше она отдаст себя тому, кто по-настоящему ее полюбит…

Глухой стон сорвался с губ Марион. Язык у нее и правда змеиный, раздвоенный! И в этом тоже с ним не поспоришь. Можно было бы как-то по-другому дать понять, что она не хочет, чтобы дело зашло так далеко. Но она не смогла сдержаться. Братья научили ее использовать свой язык как оружие.

Резко взмахнув рукой, Марион прогнала от себя мысли о Дункане. Лучше уж подумать о поручении, которое дал ей Бредалбэйн. Доложив графу обо всем, что ей удалось узнать, она сможет наконец вернуться домой, в свой мягкий кокон, пока мужчины будут предаваться военным забавам.

Сердце пронзила боль, когда видение внезапно вернулось. Крик сорвался с дрожащих губ, и она поспешила накрыть их холодной ладошкой. Битва… Она увидела битву! Увидела так, словно и сама была там. Запах крови и пороха, крики, свист клинков, рассекающих воздух, прежде чем обрушиться на… Дункан, нет! Но что может она сделать? Только молиться за него. Меч sassannachs обрушился вниз со страшной силой, она это видела. И вся эта кровь, от которой потемнел тартан Гленко…

– О Дункан! – со стоном позвала она.