Читать книгу 17 мгновений семьи - Соси Григорян - Страница 4

В Сербии заехали с Костей на бензоколонку.

– Вы откуда? – спросил пожилой работник, взявшись за шланг.

– Я из Москвы, а моя жена армянка, из Еревана, но в детстве в Сибири жила, – как на духу выпалил муж и пошел оплачивать бензин.

– Здравствуйте, меня зовут … – протянул руку пожилой мужчина. – Ну как там, в Сибири?

– Не знаю, я давно там не была, – засмеялась я.

– Александр Сергеевич Пушкин, Лев Толстой, Некрасов, Горький, Арина Родионовна. Ехали медведи на велосипеде, – выдал мне весь багаж русского языка заправщик.

– Соси, что случилось? Что ты так смеешься? – удивился вернувшийся Костя.

– Да так. Это самая веселая заправка в моей жизни, – ответила я.

Есть люди, вынужденные много путешествовать в силу обстоятельств, например, по работе. И некоторые из них терпеть не могут процесс сборов, распаковок, прибытия на новое место, а также время, проведенное в машине, поезде, автобусе, самолете. С другой стороны, есть много людей, которые никогда никуда не ездили по тем или иным причинам. Им неизвестна притягательность дороги и незнакома романтика путешествий. Или же ими овладевает любопытство и им очень хочется куда-то поехать, но нет такой возможности. Все мы разные.

У моего дяди Гагика трое детей. Они всю жизнь живут в Ереване. Я помню, как каждое лето всей семьей они ездили на море на машине. Долгое путешествие раз в год. Но они никогда не перемещались на поездах и самолетах. Старший сын Гагика, Айк, когда ему было далеко за двадцать и он уже зарабатывал сам, однажды купил билет на самолет до Тбилиси туда и обратно на одну и ту же дату. Он вылетел в Тбилиси, пробыл в аэропорту меньше часа и на том же самолете вернулся назад. Прямо как в анекдоте про еврея, который признался, что ему нравится сама дорога, а не пункты назначения. Свой абсурдный с точки зрения простого обывателя поступок Айк объяснил очень просто: «Мне так хотелось хоть раз в жизни сесть на самолет, а Тбилиси ближе всех, куда можно полететь». И он ни разу не пожалел об этой поездке, так как получил долгожданные приятные впечатления.

Мы же с самого детства были обречены на частые путешествия и долгие дороги. В течение девяти лет, которые мы прожили в Сибири, каждое лето мы проводили в Ереване у бабушки и дедушки. Летали с пересадками, так как прямых рейсов в Ереван не было. А это значит, минимум четыре полета в год, а еще поезда и машины. И это обстоятельство сыграло огромную роль в жизни каждого из нас, пятерых детей мамы и папы: Гора, меня, Севака, Севады и даже Нанэ, которая родилась в Ереване и никогда не была в Сибири. Мы все выросли очень космополитичными. Мы достаточно легко можем адаптироваться к любым условиям, в любой стране. Мы легко и с радостью переносим любого вида переезды и путешествия. И нас не пугают новые места, незнакомые люди и всякого рода неожиданности. Конечно, это несет на себе и печать своих проблем и трудностей, но в конечном итоге они переносятся и не вводят нас в ступор или в стресс.

***

Первое путешествие прошло гладко. Самый смешной момент – это два горшка, которые мама везла с собой в ручной клади. Дело в том, что мы с Гором были не разлей вода, жили как близнецы, как будто и не было разницы в один год и 73 дня. Просыпались вместе, ели вместе, гуляли вместе, сказки слушали вместе, играли вместе, так что логично, что и на горшок ходили вместе. Как только кто-то из нас хотел по-маленькому или по-большому, второй кричал: «Я тоже хочу!». Маме никак не удавалось использовать один горшок по-очереди. Когда мы прибыли в Томск, оказалось, что студенческое общежитие, где жил папа, не может предоставить нам отдельную комнату. И пару дней мы ходили по Томску, пытаясь снять квартиру, при этом маму везде сопровождала сумка с двумя горшками. Другое жилье мы не нашли и в итоге в том же самом общежитии сказали, что предоставят нам комнату, если папа будет выполнять обязанности сантехника в мединституте. Папа согласился.

От многочисленных перелетов в детстве осталось стойкое воспоминание о постоянных задержках самолетов. Такое ощущение, что расписание было приблизительным. Время вылета указывалось в билетах, приходили мы на рейс, как и полагалось, за два часа, но никогда не вылетали вовремя. Причем это происходило повсеместно: и в Ереване, и в Челябинске, и в Красноярске, и в Томске, и в Москве. Однажды в Ереване рейс отложили на несколько часов. Так что мы в сопровождении родни вернулись домой: взрослые выпили кофе, а мы наелись фруктов от пуза. Как раз после обеда не успели съесть десерт, так как торопились в аэропорт. На обратном пути Севак заметил отару овец. «Смотрите: шкура, шкура!» – закричал Севак. Видимо, овечки ассоциировались у него со шкурой из сказки Ованнеса Туманяна «Пес и кот».

В другой раз самолет, который совершил в Челябинске техническую посадку для заправки, застрял на несколько часов. Я, Гор и Севак летели с мамой, лето выдалось очень жарким. Мы наконец-то заснули, и в это время объявили, что вылет задерживается, и стали выпускать пассажиров в здание аэропорта. Маме так жалко было нас будить, что она попросила экипаж оставить нас на борту. Так и просидела в душном самолете несколько часов, карауля наш сон.

Еще помню, что у нас всегда было много багажа. Когда летишь с детьми, это неизбежно. В ночь перед вылетом мама паковала вещи. Чемоданы были такие полные, что мама садилась на них, утрамбовывала и с усилием закрывала маленькими ключиками. Когда по приезду чемодан отпирался, то его крышка как пружинка отскакивала, и, как чертик из табакерки, во все сторону летели наши вещи.

И вот однажды в одном российском аэропорту бдительный милиционер, активный борец со спекуляцией, принял нашу семью за цыганский табор: бородатый черноволосо-кудрявый папа, мама с длинными черными волосами, с красной помадой, в черно-красном сарафане и черноглазая детвора. Он потребовал, чтобы мама открыла наш багаж для определения его содержания. Мама взмолилась, объясняя этому милиционеру, что там только детская одежда. Милиционер был неумолим. Пришлось вскрывать чемоданы, которые радостно откинули верхние челюсти и выплюнули на пол аэровокзала наши детские штанишки, трусики и кофточки. Милиционер отошел, даже не извинившись, а моя бедная мама собрала все вокруг, кое-как запихала обратно и села на чемоданы, привычным жестом подпрыгивая на них и пытаясь запереть сначала замок с одной стороны, затем с другой. Она еле сдерживала слезы.

Еще больше слез пролила мама, когда папа решил отправить меня и Гора из Ирбея в Ереван одних. Нам тогда было лет 6-7. Наступало лето, и совершенно отсутствовали варианты отправить нас с кем-то к бабушке и дедушке. Ни папа, ни мама не могли лететь, так как их отпуск приходился на август, когда они прилетали на месяц в Ереван, а затем мы все вместе летели обратно. И папа принял командирское решение: он везет нас в Красноярск, выбирает из пассажиров приличного человека, вручает нас на попечение и просит проследить во время полета до Тбилиси. А там нас встретит дедушка. Сейчас это звучит так дико, что кажется просто нереальным. Современные авиакомпании предоставляют особый сервис для несовершеннолетних детей, летящих без сопровождения, а тогда в СССР такого и в помине не было. Правда, и беспокойства за безопасность не было, как в наши дни. И ни одному работнику аэропорта или члену экипажа не пришло в голову спросить: а с кем летят эти дети?

В очереди на регистрацию папа приметил молодого парня приятной наружности и сдал ему нас. Почему папа не выбрал представительницу женского пола, я не знаю. Может, постеснялся, может, никто его не вдохновил. Но в итоге парень отлично справился со своей ролью. Он проследил, чтобы мы хорошо поели, попили, чтобы нам удобно было спать. Он сопровождал нас в туалет. Я даже помню, как он держал для нас бумажные пакетики, в которые нас рвало во время посадки. А в Тбилиси, выйдя из самолета, мы бросились в объятия дедушки, который первым делом отправил телеграмму в Ирбей: «Ценный груз принят и прибыл без проблем». Но еще до нашего вылета папа посадил маму за стол и попросил написать ее красивым почерком несколько записок следующего содержания: «Добрый человек! Дети едут в Ереван к дедушке и бабушке. В Тбилиси их должны встречать в аэропорту. Если вдруг случится ЧП и никто не встретит, будьте добры, сообщите по адресу: Ереван-6, ул. Кошевого №5, кв. 48, Григорян Вагану. Телефон: 44-46-74 или 35-30-92. Дети живут по адресу: Красноярский край, село Ирбей, центральная районная больница. Отец: Григорян Геворг». Папа тоже засел писать эти записки. Мама, обливаясь слезами, совала их во все наши карманы, багаж и детские сумки.

***

В другой раз мы с Гором слиняли в Ереван аж 9 мая! За несколько дней до этого, ночью, папу срочно вызвали в больницу. В селе Ирбейское Красноярского края, где мы тогда жили, находилась центральная районная больница (ЦРБ), куда ездили лечиться со всего Ирбейского района, который по размерам равен трети Армении. Однако плотность населения очень низкая, по данным 2017 года – меньше 16000 человек, так как эту территорию покрывает тайга с редкими населенными пунктами, которые находятся на приличном расстоянии друг от друга. ЦРБ располагалась на территории очаровательной березовой рощи и состояла из нескольких деревянных одноэтажных корпусов: станция скорой помощи, инфекционное отделение, хирургия, поликлиника, детское отделение, молочная кухня. Сразу за рощей располагалось несколько двухэтажных зданий, в которых в основном жили медработники.

Наша квартира располагалась в одном из таких домов. Мы занимали два этажа: на первом этаже – коридор, кухня и большая комната, наверху – детская комната и спальня родителей. Телефона дома у нас не было. Мама работала в поликлинике и регулярно дежурила по ночам в детском отделении. Папа работал в хирургии и там же дежурил. Помимо этого, маму и папу могли вызвать в больницу в любое время суток. Иногда бывало так, что мама дежурит, папа нас уложил спать, сам тоже лег, и вдруг среди ночи его будят и зовут на срочную операцию. Мы утром просыпаемся, родителей нет. Мы не пугались: для нас это было привычным делом; самостоятельно вставали, умывались, одевались, завтракали и шли в школу. Еще и мелких обслуживали. Однажды, когда Севаку было года три, мама была на дежурстве, а папу вызвали ночью. Он вернулся под утро и обнаружил, что Севак в пижаме спит прямо на лестнице, а на щеке застыла слеза. Видимо, Севак проснулся, захотел воды, позвал родителей, не дождался, решил сам спуститься на кухню, на темной лестнице ему стало страшно, он заплакал и там же заснул.

Так вот, из-за отсутствия телефона будили моих родителей очень оригинальным способом. Наша входная дверь никогда не закрывалась на замок, даже ночью, по причине вышеописанных ситуаций. Если ночью приходила санитарка, чтобы позвать маму или папу, то сначала она стучала в дверь. Звонка тоже на двери не было. Она была обита мягким материалом для теплоизоляции, так что стука в дверь тоже не было слышно, особенно из спальни на втором этаже. Поэтому санитарка, которая видела, что никто не отвечает, просто открывала дверь, поднималась на второй этаж, заходила в спальню, вставала у родительской кровати и говорила: «Геворг Ваганович, тяжелого больного привезли!»

Той первомайской ночью произошло именно так. Папа быстро оделся и помчался в больницу. Оказалось, пьяная молодежь устроила танцы в местном клубе, и молодому парню нанесли три ножевых ранения в живот. Папа всю ночь оперировал Сашу, который оказался… армянином (его настоящее имя – Грант). Операция прошла успешно, Саша выздоровел и стал частым гостем у нас дома.

В Ирбей из Ноемберяна приехали его брат Гена (Размик) и дядя Рубик. Замечательные люди, они были очень благодарны папе за то, что он спас Сашу, были готовы на все ради него. После выписки Саши из больницы мама предложила ему и его брату пожить у нас дома до полного выздоровления. А дядя Рубик собирался обратно в Армению. Папа попросил взять меня и Гора с собой. Улетал он 9 мая, поэтому папа пошел в школу и попросил наших классных руководителей отпустить нас почти на месяц раньше начала каникул. Он объяснил им ситуацию, учителя прониклись, к тому же и я, и Гор были на хорошем счету, хорошо учились, и учителя нас любили. Так что 9 мая мы вылетели в Тбилиси с нашим новым другом. Затем мы сели на ночной поезд до Ноемберяна. Когда утром проснулись, оказалось, что мы в одночасье перенеслись в лето. В Ирбее только недавно полностью растаял снег, зелени не было вообще, а из окон мчащегося поезда мы видели зеленые поля и огромные зеленые кроны деревьев. Но сказка продолжалась. Мы приехали в деревню дяди Саши Воскепар и провели там пару дней, пока за нами не приехал дедушка. Там мы подружились с племянницами дяди Саши, Маринэ и Наринэ, и целыми днями играли с ними на зеленых холмах среди цветов и фруктовых деревьев.

***

Однажды мы с Гором прибежали домой сильно взбудораженные.

– Мама-мама, – начали мы с порога, – нам сегодня в школе сказали, что в это воскресенье школьников будут катать на самолете. Билет стоит один рубль на человека. Вы дадите нам два рубля?

– На каком самолете вас будут катать? – задала вопрос мама.

– Ой, такое смешное название: «кукурузник2»! – выпалили мы.

– Гор джан, Соси джан, не думайте, что я вас отговариваю, нам с папой не жалко двух рублей, – начала свою речь мама, – но вы не представляете, что такое «кукурузник». Это очень маленький самолет и очень шумный, к тому же в нем сильно укачивает. Вы же помните Як-40? Еще жаловались, что в нем очень шумно. Так вот, «кукурузник» в несколько раз шумнее.

– Ну и что? Нам интересно. Мы ведь никогда не летали на «кукурузнике»! – заголосили мы.

– А я летала в Караундже3, это просто кошмар, я на полном серьезе вам говорю, – продолжала мама.

– Но мама! Нам так хочется! – настаивали мы.

– Ну раз хочется, идите, только потом не жалуйтесь мне, что плохо себя чувствуете, – сдалась мама. – Здесь дети всю жизнь живут безвылазно. Они никогда не летали на самолетах. Такие полеты устраивают для них. А вы каждый год столько летаете, причем на больших самолетах. И ждете, что вас удивит какой-то «кукурузник»?

В воскресенье в назначенное время мы явились в школу. С нас собрали деньги, посадили в автобус и повезли в аэропорт. «Кукурузник» действительно оказался ужасно маленьким самолетом. Вместо сидений с двух сторон располагались скамейки, где мы и уселись с остальными детьми. Этот полет оказался самым страшным в нашей жизни и длился он час. Целых 60 минут мы с Гором переглядывались и думали одну и ту же мысль: «Почему мы не послушались нашу маму?» «Кукурузник» оказался еще хуже, чем его описала мама. Нас бросало из стороны в сторону, и мы вцеплялись руками и ногами в узкую скамейку, пытаясь удержаться на месте. Нас жутко тошнило, голова кружилась, а уши лопались от нестерпимого гула мотора. Мы вернулись домой, как после многочасового катания на американских горках: мы еле-еле держались на ногах, так нас шатало. В ушах все еще стоял шум самолета, а тошнота проявлялась с новой силой при виде еды. «Мама джан, мы больше никогда не сядем в „кукурузник“», – пролепетали мы. Мама не стала нас упрекать, ей и так было жалко на нас смотреть.

Через несколько месяцев в Ирбее праздновали масленицу на замерзшей реке Кан. Везде раздавали блины и чай, здесь же была ярмарка народных промыслов, люди в национальных одеждах водили праздничные хороводы и пели песни. Неподалеку стоял «кукурузник», который также обеспечивал аттракцион: полет над Ирбеем. Мы схватились за полы маминой шубы: «Мама, мы не хотим летать на „кукурузнике“». Мама рассмеялась: «Ну раз не хотите, никто вас заставлять не будет».

***

По соседству с нами в Ирбее жила тетя Сондра, тоже врач, с дочерью Викой. Они были тувинками. Вика была ровесницей Гора, мы дружили с ней, а мама – с тетей Сондрой. Однажды летом, когда мы были в Ереване, а родители собирались приехать в августе, тете Сондре предложили отправиться в командировку на месяц. Ей очень хотелось поехать, но она не знала, на кого оставить Вику. Когда рассказала об этом маме, мама очень спокойно сказала, что пускай тетя Сондра едет, а Вику оставит с нами. Более того, мама сказала, что возьмет Вику с собой в Армению, где ей точно не будет скучно. И вот Вика приехала в Ереван. Все для нее было экзотичным на нашей солнечной родине. И неведомые доселе вкуснейшие фрукты, и жара, и обилие солнца. Даже цены в магазинах! Дело в том, что в советскую эпоху в Армении продавцы округляли цены на все, начиная с хлеба. То есть сдачу копейками не давали практически никогда. Да люди и не требовали, как-то привыкли к такому порядку вещей.

Простите за отступление, но сразу на ум пришло несколько историй. Самая занимательная случилась с моим папой, который уже несколько лет жил в Сибири, где всегда возвращали сдачу до копейки. (Помните фильм «Мимино»? «Сдачи не надо!» «Мне тоже не надо!») И вот приехал папа в Ереван в отпуск и зашел в гастроном. Ничего не купил и уже собирался выходить, как увидел на полках баклажанную икру в жестяной банке. Тут он вспомнил, что очень любит баклажанную икру и давно ее не ел. Папа взял одну банку с полки и подошел к кассе. Икра стоила 46 копеек. Он протянул 50 копеек и справедливо стал ждать сдачи. Кассирша вопросительно посмотрела на него. Папа на автомате сказал: «Сдачу дайте». Кассирша нехотя положила на прилавок одну копейку. Папа удивленно повторил: «Сдачу дайте». У кассирши был такой вид, будто ее ведут на расстрел. Она с еще большей неохотой достала и положила еще одну копейку. Удерживая копейку пальцем и смотря на папу исподлобья, она сквозь зубы выдала: «Даже если убьешь, больше не дам». Тут папу осенило: он вспомнил, что находится в Ереване, а не в России, расхохотался, выложил первую копейку перед кассиршей и удалился со своей банкой баклажанной икры.

Когда мы жили у бабушки и дедушки, то за хлебом всегда ходил Гор или я, а часто вместе. Обычно бабушка давала нам рубль, и мы покупали четыре матнакаша4 по 25 копеек, то есть тратили весь рубль без сдачи. И вот однажды, возвращаясь откуда-то с дедушкой, мы подошли к нашему зданию. Дедушка сказал, что он поднимется домой, а нас попросил сбегать за хлебом. Он выдал нам 70 копеек и сказал купить 3 матнакаша. Мы очень удивились, что дедушка неправильно посчитал сумму и дал нам на 5 копеек меньше. На что дедушка ответил, что матнакаш стоит 23 копейки и нам хватит этого. Мы были просто изумлены: покупая из года в год один и тот же хлеб, мы даже не подозревали о его реальной цене.

Такой же шок испытала Вика. В тот день нам родители выдали деньги, и мы купили пломбирные брикеты мороженого в серебристой упаковке по 20 копеек. Все время, пока мы возвращались от будки с мороженым и пока поглощали его, сидя на бордюре во дворе, Вика донимала нас вопросом, почему нигде не написано, что мороженое стоит 20 копеек, и откуда нам это известно. Мы отмахивались от Вики и смотрели на нее немного свысока, типа, это же наш город, мы тут все знаем. Наконец, мороженое было съедено. Вике так понравилась блестящая упаковка, что она промыла ее тут же в пулпулаке5 и расстелила на асфальте сушиться. При этом стала внимательно рассматривать цветные силуэты фигурок на бумажной упаковке. И вдруг как закричит: «Смотрите, смотрите!». Мы кинулись к Вике, снедаемые любопытством. «Вот, здесь написано: «цена 18 копеек», – сказала Вика, победно окинув нас взглядом. Удивительное открытие!

В очередное воскресенье мы отправились в зоопарк. Ходили от одной уже знакомой клетки к другой и все время подзывали Вику посмотреть то на слона, то на льва, то на мартышек. И вот подходим к клетке с яками, а Вика где-то застряла. И мы ей кричим через дорогу: «Вика, иди сюда скорее, смотри, здесь яки!». И тут Вика на весь зоопарк кричит в ответ: «Ой, у моего дедушки таких 40 штук». Весь народ обернулся посмотреть на узкоглазую чужестранку. Умела Вика удивить – это правда.

***

С самого детства папа установил семейную традицию. Перед тем как объявить какую-то сверхважную новость, он просил нас построиться по росту и, соответственно, по возрасту. Обычно сообщение касалось ожидаемого пополнения в семье. Так было перед рождением Севака, когда мы с Гором очень обрадовались, что у нас дома будет малыш. Так было перед рождением Севады, когда не только я, но и вся семья думала, что по закону логики должна родиться девочка. Так было перед рождением Нанэ, когда Гору было уже 16 лет и он на радостях поднял маму на руки. В мае 1986 года папа построил нас по росту, и Севак спросил: «Еще ребенок будет?». А папа ответил: «Нет, мы возвращаемся в Ереван. Насовсем». Закончилась наша сибирская эпопея. И то лето стало единственным, которое мы провели не в Ереване, а в Сибири.

Так как с собой нужно было везти много вещей, решено было, что поедем на поезде из Томска аж до самого Еревана. За 9 лет жизни в Сибири у нас накопились кое-какие пожитки и, самое главное, много книг. Поэтому папа заказал контейнер, а мама стала заранее собирать вещи. Она отмерила в комнате угол четко по размерам контейнера в длину, ширину и высоту и запаслась коробками. У мамы был удивительный талант паковать вещи. Например, в Ирбее, еще до того, как папа сделал книжные полки на всю стену, книги лежали аккуратными стопками на гардеробе, сверху покрытые целлофановой пленкой. Когда к нам приехал погостить дядя Гарик, он попросил у мамы разрешения посмотреть книги и что-то почитать. Он клятвенно обещал, что сам все потом сложит в том же порядке. Мама только снисходительно улыбнулась. И была права, потому что когда дядя Гарик сложил книги на гардеробе, то достаточно большая часть просто осталась лежать на полу. Он никак не мог понять, как мама умудрилась сложить туда все без остатка. Пришлось маме повторить свой трюк.

Мама паковала вещи в коробки и клала их в контейнерный угол, точно рассчитывая, где и что должно лежать, чтобы использовать место по максимуму и все уместить. И все бы хорошо, но однажды ночью, развешивая белье в прачечной комнате нашего общежития, она упала с шатающегося стула и сломала себе ногу. Утром папа поставил маме гипс и ушел на работу. Мама как ни в чем не бывало закончила все домашние дела и продолжила паковывать вещи. Когда папа вернулся с работы, он увидел, что контейнерный угол заполнился новыми коробками. Папа сделал круглые глаза и спросил маму:

– Ты это сегодня упаковала?

– Конечно, сегодня.

– Но ведь у тебя нога в гипсе, тебе лежать надо.

– Но кто тогда будет вещи собирать? – искренне удивилась мама.

– Если бы ты была моей пациенткой, я бы не разрешил тебе даже кончиком пальца ноги пола касаться.

– К счастью, я не твоя пациентка, а твоя жена.

Контейнер был собран точно в срок, а мамин гипс сняли до отъезда. Мы ехали поездом целую неделю: четыре с половиной дня из Томска до Москвы и два с половиной дня из Москвы в Ереван. До Москвы мы ехали в плацкартном вагоне. Для нас это было настоящим приключением, а для родителей настоящим испытанием. Мама завешивала нижние полки простынями, чтобы создать хотя бы видимость личного пространства. Она терпела все наши капризы на жару, на жажду, на желание поесть или нежелание поесть. Ходила с каждым из нас в жуткий туалет и как-то умудрялась при этом соблюдать нашу гигиену. Помню остановки на маленьких полустанках, где папа покупал горячую вареную картошку, соленые огурцы, яблоки и ягоды у бабушек.

В Москве у нас выдалось несколько часов до отхода поезда в Ереван. И мы отправились в город. Папа считал своим долгом показать нам Красную площадь. В мавзолей Ленина попасть не удалось из-за длинной очереди и лимита времени. Затем мы проголодались. Решили зайти в ближайший магазин и купить чего-нибудь перекусить. В гастрономе продавали копченую колбасу, и за ней стояла очередь. Обыденная вещь, а так сильно врезалась в память. Папа стоял в очереди, мы же, усталые, измотанные, голодные, хотели в туалет. Казалось, что очередь почти не движется. Наконец, папа купил эту колбасу, мы перекусили бутербродами и отправились на вокзал. Поездка в Ереван была приятнее, так как на этот раз у нас было отдельное купе, родина была все ближе и ближе, а настроение все радужнее.

***

Самыми кошмарными были поездки на поездах в Баку. Моя мама, три ее брата и сестра выросли там, в армянском квартале Арменикенд. Родители мамы, Ашхен бабо и Хачик дедо, родом из Зангезура, но когда они поженились, переехали жить в Баку, где дедо предложили работу. Все их пятеро детей после окончания школы поступили в вузы в Ереване, женились или вышли замуж и обосновались в Ереване. А бабо и дедо продолжали по привычке жить в Баку даже после ухода дедо на пенсию. Не знаю в каком году, но их переселили из частного дома в Арменикенде в отдельную квартиру в новостройке-хрущевке в районе Кишлы, который находился достаточно далеко от столицы. Если в Арменикенде они дружно жили в общем дворе с другими армянскими семьями, то в Кишлы оказались в полной изоляции. Других армян там практически не было. Но был телефон, по которому они и держали связь с детьми и остальным миром.

В город бабо и дедо ездили не часто, так как добираться нужно было исключительно на электричке, которая, конечно же, ходила нерегулярно и с опозданиями. Иногда они приезжали погостить в Ереван, но не каждый год. А мама исправно навещала их каждое лето. Часто с нами ехала и тетя Седа, мамина сестра, со своими тремя детьми: Наринэ, Арменом и Маринэ. Поезд в Баку был самым медленным поездом на свете. Кроме того, большую часть пути он не ехал, а просто стоял часами на маленьких станциях, а то и просто вдалеке от населенных пунктов. В Баку мы ездили исключительно в августе, когда у мамы был отпуск. И всегда попадали в адскую жару в поезде – раздевались до трусов, но даже это не помогало. Мы пили много воды и без конца ходили в туалет. Нас пытались напоить чаем, но только от вида горячего пара над стаканом нам становилось дурно. Поезд в Баку никогда не прибывал по расписанию, а всегда на много часов позже. Логистика хромала на обе ноги.

Воспоминаний о Баку у меня осталось очень мало. Во-первых, бывала я там нечасто, во-вторых, недолго. Помню прогулки по приморскому бульвару и Девичью башню, поездку на катере, на котором нас всех укачало. Помню очень вкусные свадебные конфеты: белые, розовые и голубые шершавые шарики со вкусом аниса и кусочком миндаля внутри. Помню, что каждый раз, когда мы просили воды, бабо наливала чай. Вода в Баку была невкусная и, видимо, небезопасная в смысле наличия опасных бактерий. Поэтому все бакинцы пили чай, а не воду. Бабо и дедо жили на первом этаже, и у них под окнами балкона росли инжиры. Утром после завтрака мы выходили в сад, срывали свежие плоды и ели их прямо с дерева. Они были вкуснющими, ароматными и сладкими, как мед.

Каждый раз, когда мы ехали в Баку, мы представляли себе отдых на морском берегу. Однако в реальности все было не так. На море мы бывали чрезвычайно редко, наверное, один раз за поездку. И это было приключением для детей и испытанием для взрослых. Однажды, после длительных уговоров в течение нескольких дней, нас согласились отвезти на море. С утра собрали целую корзину еды и поехали. Ехали мы в душной электричке бесконечно долго. Дорога шла вдоль моря, и мы никак не могли понять, почему мы едем так далеко, когда вот оно – море. Оказалось, что пляж находится далеко за чертой города. В самом городе никто не плавал, так как вода была загрязнена нефтью: в городе располагался огромный порт. Наконец приехали, переоделись в купальные костюмы и бросились к воде. Не тут-то было: бабо без конца кудахтала и звала маму, чтобы она вытащила нас из воды. Бабо боялась всего на свете: и что вода слишком холодная, и что солнце слишком жаркое, и что волны слишком высокие, и что мы можем утонуть, пропасть или упасть в воде. В итоге она настояла, чтобы мы плескались в луже из морской воды, которая образовалась в нескольких метрах от прибоя. Это даже не был лягушатник, но выбора у нас не было. Помню еще, что когда нам с Гором удалось оказаться в воде, он мне сказал: «Я сейчас нырну и поплыву под водой, а ты смотри внимательно, насколько далеко я вынырну!». Гор погрузился в воду, я стала вглядываться в горизонт, но ничего не видела: ни движения воды от поднимающегося тела, ни макушки Гора. Я уже стала паниковать, как вода рядом со мной всколыхнулась и появилась голова Гора. Он с непониманием уставился на меня. А я сказала удивленно: «Так ведь ты никуда не отплыл!». Оказалось, что он барахтался в воде вхолостую, ни на йоту не продвинувшись вперед.

***

В конце августа 1986 года мы вернулись в Армению. Бабо и дедо по-прежнему жили в Баку. Но в 1987 году мама с братьями и сестрой наконец уговорили родителей переехать в Армению, так как они были уже в возрасте, и дети беспокоились об их здоровье. Конечно, всем было бы спокойнее, если бы родители жили рядом. Обменять квартиру в Баку на подобную в Ереване не получилось. В итоге, бабо и дедо переехали в Капан, город на юге Армении, в котором мы раньше не бывали. И мы отправились туда на ночном поезде. Поезда в Капан я вспоминаю с теплотой в душе – поездки были веселые, неутомительные и долгожданные. Однажды ехали: мама, нас четверо детей и дочки тети Седы – Маринэ и Наринэ. Когда проводница зашла в наше купе, она удивленно спросила маму: «Это все ваши?». Мама сказала: «Да, и еще половина дома осталась».

В другой раз, за день до отъезда из Капана, Севада получил бытовую травму. Он был очень любопытным ребенком, мог весь день без конца всех вокруг забрасывать вопросами. В тот день Маринэ гладила одежду, а Севада крутился вокруг и донимал ее своими бесконечными расспросами. В какой-то момент, когда Маринэ ставила горячий утюг вертикально на стол, лицо Севады оказалось на траектории движения прибора, и его раскаленная подошва прошлась по красивому носу нашего брата. Севада расплакался, Маринэ закричала от ужаса нечаянно содеянного, прибежали взрослые, мама оказала первую помощь. В итоге у Севады на носу образовалась корочка от ожога, которая сошла в поезде, обнажив красную полоску. Но когда Севада проснулся утром, он приобрел еще более интересный вид. Ночью его укусил комар прямо в ухо, которое увеличилось в размере в несколько раз. Севада не сразу понял, в чем дело, он не видел себя в зеркале и пытался натянуть на выбритую налысо голову кепку, так как поезд приближался к вокзалу. Но головной убор не хотел садиться на голову и упорно соскальзывал. Моя мама только всплеснула руками: «Севада, что скажет нам папа? Спросит, что мы с ребенком сделали. Нос обгорелый, ухо раздутое…»

А потом настал февраль 1988 года, и мама тысячу раз поблагодарила Бога, что ее родители вовремя уехали из Баку, буквально за полгода до страшных событий. Мама даже думать не хотела, что могло произойти с одинокими и пожилыми бабо и дедо в Кишлы в первую же ночь погромов.6

***

После бакинских поездов самыми неприятными для меня являются испанские. В 2014 году я и мой муж Костя прожили целый месяц в Галисии, северо-западной провинции Испании, которая находится аккурат над Португалией. Из Испании мы ехали в Ереван и спланировали для себя неспешную трехдневную поездку через Мадрид, Будапешт и Тбилиси. Из столицы Галисии Сантьяго-де-Компостело в Мадрид надо было добираться на поезде. Я как просвещенная девушка, продвинутая пользовательница интернета, решила купить билеты на поезд заранее онлайн. Проблем с поиском официального сайта не возникло, но английская версия сайта глючила, перевод был корявый и не обеспечивал полностью техническую сторону покупки билетов. Поэтому, несколько раз переключаясь между английским и испанским вариантом, я все-таки купила два билета на нужное нам число и время. В какой-то момент я заметила опцию: выбор мужского или женского вагона. Удивилась, но не придала этому значения: я ведь ехала с мужем, мы семья, а не отдельные мужчина и женщина. Еще подумала: как классно они придумали. По моему предыдущему опыту, если берешь билет в купе, там может оказаться кто угодно, и нет никакой возможности выбора попутчиков по половому признаку. Но когда я распечатала билеты и рассмотрела их внимательно, я очень сильно расстроилась. Оказалось, что система выдала мне место в женском вагоне №20, а мужу – в мужском вагоне №22. Я была вне себя. Как же так! Мы семейная пара и должны ехать отдельно друг от друга и даже не в соседних вагонах? Кроме того, это первая поездка на поезде в незнакомой стране. Мне было очень неуютно. Одно дело, если бы я была одна. Тогда я сама за себя. А когда нас двое и нас разлучают. И где? В Испании, в европейской цивилизованной стране, это же не Иран или арабский мир. Костя попросил меня не расстраиваться и сказал, что надо обратиться на вокзале с просьбой посадить нас в одно купе.

На вокзале я выстояла очередь и подошла к одному окошку, меня выслушали и отправили к супервайзеру. Я простояла еще одну очередь, но супервайзер сказал, что таковы законы, все женщины отдельно, мужчины отдельно. Я спросила, нет ли у них двухместных купе, он ответил, что есть, но, к сожалению, они все заняты, так как поезд полный. Я вернулась к Косте, который сторожил вещи, ни с чем. Я сидела рядом с ним и обливалась слезами. Странное дело: путешествуя в одиночестве, я сталкивалась с куда более сложными проблемами и неприятностями, но почему-то меня этот испанский поезд ужасно расстроил. С тех пор как я переехала к Косте, мы с ним никогда не расставались ни днем, ни ночью. Я путешествовала с ним, и мы все время были вместе. А теперь мне предстояло провести ночь в незнакомой стране в купе с другими женщинами. Воображение почему-то рисовало исключительно лесбиянок. Костя успокаивал меня как мог, а я всхлипывала и возмущалась: «Почему тогда вагоны разные? Если что, я даже не смогу к тебе прийти?».

Наконец, прибыл поезд, и мы пошли на посадку. Нумерация поездов добила меня окончательно. Никакой последовательности. После десятого шел восьмой, а потом четырнадцатый. Нам пришлось несколько раз пройтись по перрону, чтобы наконец обнаружить, что наши №20 и №22 – это два крыла одного вагона. То есть нечетные числа просто отсутствовали. Вход в центре вагона, направо мальчики, налево девочки, и проводник один и тот же. Но после стольких слез и долгого ожидания я была настолько обессилена, что даже не успела порадоваться такой мелочи. Всунула Косте распечатку билета и отправилась искать свое купе. Купе оказалось достаточно маленьким, чистым, в серых тонах. По две полки с двух сторон. В глубине купе у окна было что-то еще, сами полки до окна не доходили, но я даже не стала разглядывать обстановку. Одеяло было плотно заправлено в матрас. Настолько плотно, что я решила, что одеяла нет совсем, поэтому легла на верхнюю полку прямо в одежде, накрылась своим плащом и постаралась заснуть. В середине ночи проснулась, так как было прохладно. Начала теребить матрас, от него отошло одеяло, я завернулась в него и снова погрузилась в сон. Утром в дверь купе постучали. Затем в проеме двери показалось лицо Кости, он сказал: «Соси, лапа, просыпайся. Там у окна есть умывальник и шкафчик. В шкафу мыло, полотенце и бутылочка питьевой воды. Умывайся и выходи, уже подъезжаем». Уже после Костя мне рассказал, что, оказывается, я по ошибке вручила ему свой билет, а у меня остался, соответственно, его. Сначала проводник пришел проверять билеты к ним и обнаружил ошибку. Костя проникновенно посмотрел в глаза проводнику и сказал: «Да, это наши билеты с женой перепутались. Но я вас очень прошу, не докучайте ей, она и так расстроена, что нас разлучили».

Спустя два дня в Тбилиси мы покупали билеты на поезд в Ереван. Когда спросили про цены, кассирша томно так произнесла: «Эти армяне такие странные. У них нижняя полка стоит дороже, чем верхняя». И тогда мы рассказали ей страшную историю про испанские поезда. Кассирша была под впечатлением. Думаю, теперь она говорит примерно следующее: «Эти армяне такие странные. У них нижняя полка стоит дороже, чем верхняя. Но это ничто по сравнению с испанцами…»

***

Вернемся в жаркое лето 1992 года. Моя лучшая подруга Ника, изнывая от жары, занималась день и ночь в последние дни перед экзаменами в институт. Особенно трудно ей давался армянский язык. Год назад, когда поступала я, абитуриенты сдавали диктант по армянскому языку, а уже Нике предстояло сдавать тест, и он был достаточно сложным для девочки с русским образованием и мамой русской. Раиса Андреевна ободряла Нику как могла и все время успокаивала ее, что осталось совсем чуть-чуть. А однажды вечером она предложила: «Вот Ника сдаст экзамены, и тогда поезжайте вы на море на недельку отдохнуть и поменять обстановку». Мы с Никой переглянулись: «Как это – поезжайте на море? С кем? Как? Куда?». А Раиса Андреевна говорит: «Ну, у вас же столько друзей, соберитесь вместе да и езжайте в Сочи на поезде». До этого каждый год Раиса Андреевна с Никой ездили на море, обычно в Алушту. Я кроме Каспийского моря никакого моря не видела. Наши каникулы проходили в Ереване, пока мы жили в Сибири. Затем в пионерских лагерях и санаториях Цахкадзора. А потом жизнь так круто изменилась, что о каникулах и отпуске пришлось надолго забыть. И вдруг нам на полном серьезе предлагают одним, без сопровождения взрослых ехать на море. Конечно же, мы загорелись этой идеей. Но моя мама не была в восторге. Она не готова была отпустить меня на море с друзьями. Но так как родители всегда уважали нашу свободу и приветствовали самостоятельность, то просто отказать не могли. Поэтому мама нашла выход: «Пускай Гор едет с вами, иначе не отпущу!». На тот момент никто из нас не догадывался, насколько мудрым было это решение. Сначала в нашей общей с Никой тусовке все приняли предложение с энтузиазмом. Но по мере того как шли дни, все меньшее количество людей соглашалось на поездку. В итоге, когда Ника сдала последний экзамен, оказалось, что из наших друзей не едет никто. Зато согласился поехать с нами друг Гора – Эрик. И мы вчетвером отправились в путь.

Лично для меня это было настоящее приключение, ибо все было в первый раз. Первая поездка с друзьями и первая поездка на настоящее море. Гор навел справки, где нам остановиться. В итоге мы сошли с поезда, не доезжая до Сочи, на станции «Лоо». За плечами у нас было по небольшому рюкзаку, с собой – немного денег на проживание и еду, а также наша молодость и радость от предстоящего отдыха. Мы прошли пешком несколько километров и пришли в деревушку под названием Горный воздух. Сняли одну просторную комнату на чердаке дома, где жили армяне. Всю обстановку комнаты составляли четыре отдельные кровати, шкаф и пара тумбочек. Еще был небольшой, но длинный балкон, общий со смежной комнатой, где жили русские женщины. Туалет располагался на улице, душевая не помню даже где находилась. Во дворе была беседка со столом, где можно было перекусить и даже приготовить что-то не очень сложное. Как я уже сказала, денег у нас было немного, и на еде приходилось экономить. В итоге мы особо ничего не готовили: покупали хлеб, сыр, колбасу, фрукты-овощи и ели бутерброды с салатом. На самом деле, пищевой вопрос нас мало волновал: лишь бы не умереть с голоду, поели чего-нибудь и ладно, главное, что мы на море. Хотя, помню, что однажды вечером наши хозяева устроили шашлыки во дворе прямо под нашим балконом. Мы сидели в комнате и просто сходили с ума от запахов. Но так и не набрались смелости попросить хотя бы кусочек. А еще однажды Гор с Эриком вернулись чуть позже нас. Гор вышел на балкон и обнаружил на перилах женский халат. Он решил, что это халат Ники, натянул его на себя, прошел в комнату и стал ходить в этом халате, выделываясь и корча из себя флиртующую особу. Мы все покатились со смеху, и тут с балкона в комнату влетела разъяренная фурия и стала стягивать с Гора халат. Оказалось, что он принадлежал соседке! Гор стал извиняться, но она ничего и слышать не хотела, орала и махала своим халатом. Кое-как мы ее успокоили и отправили обратно.

А так весь день мы проводили на море: купались, загорали, ели фрукты и кайфовали от всей этой ситуации. На четвертый или пятый день Гор прибежал на пляж, и вид у него был ошарашенный. Оказалось, что в Сухуми началась война7, и тот мост, по которому ехал наш поезд, взорвали. И теперь в Ереван из Сочи не ездят поезда. А это значит, что нам нужно прерывать свои каникулы и искать альтернативный способ вернуться домой. И в тот момент я заценила, как же нам повезло, что именно Гор поехал с нами. Учитывая всю цепочку событий, которые произошли с этого момента и до возвращения домой, если бы не Гор, я даже боюсь предположить, чем бы все это закончилось.

Мы в срочном порядке отправились на почту и позвонили домой. Попросили родителей перевести почтовым переводом деньги, чтобы мы могли купить билеты на самолет. Родные сказали: «Хорошо, пойдем посмотрим, у кого можно занять, и пришлем». Понятное дело, что билеты на самолет стоили намного дороже, чем билеты на поезд. Родителям и так было сложно оплатить нашу поездку на поезде, а для авиаперелета пришлось занять. Но все оказалось не так просто. Когда на следующий день родители пришли на почту, выяснилось, что есть ежедневный лимит на сумму, которую можно отправить почтовым переводом. И чтобы получить деньги на четыре авиабилета, нам пришлось бы сидеть там еще 7 дней. Так как денег у нас уже было в обрез, мы не смогли бы продержаться еще неделю, оплачивая жилье и еду. Гор стал думать дальше и наводить справки. Выяснилось, что на электричках с несколькими пересадками нужно добраться до Пятигорска, откуда идут автобусы до Тбилиси. Если вы посмотрите на карту, то для того, чтобы добраться в Пятигорск, нам нужно было сделать крюк через север, в обратном направлении от Армении.

Мы уже не стали терять времени: собрали свои пожитки и отправились на вокзал. На вокзале Гор оставил меня и Нику с вещами в зале ожидания, а сам с Эриком пошел к кассам выяснять маршрут, расписание электричек и цены на билеты. Ждали мы с Никой долго. До этого я никогда так много времени не проводила на вокзалах, и опыт этот был не из приятнейших. Сами знаете, какая публика там обитает. Жара, забитый зал, ни одного свободного места, бомжи, пьяницы, попрошайки, грязь. Мы с Никой прижались друг к другу, боясь пошевелиться, и только махали руками и говорили «нет» любому подозрительному лицу, которое обращалось к нам с каким-нибудь вопросом или просьбой. Мы даже в туалет не рискнули пойти. Наконец мальчики вернулись. Они купили бутылку пива для какого-то бомжа, который достал нам билеты на электричку до Армавира, отбывающую через час. Уже хорошо! Мы оставили ребят сидеть с вещами, а сами пошли в туалет, который оказался платным. А теперь представьте картину: сразу за входом в туалет – стойка, за которой сидят две женщины. Как в гардеробной в театре. Ника кладет на стойку трехрублевую купюру и говорит: «Две дайте!». Тетя берет трешку, выдает сдачу в один рубль, затем берет рулон туалетной бумаги, отрывает от нее две полоски примерно по 50 сантиметров в длину и кладет на стойку. Ника берет полоски, одну выдает мне, и мы проходим направо, в женскую сторону. Вряд ли я когда-нибудь забуду этот театр-туалет!

До отправления нашей электрички мы успели зайти в магазин. Купили буханку черного хлеба и кусок сала. Все самое дешевое. И вот мы уже едем по направлению в Армавир. Дорога была длинной, ночевали в электричке. Народу под вечер стало немного, поэтому каждый из нас растянулся в полный рост на соседних скамейках и забылся сном, так как замотались мы изрядно. Проснулась я оттого, что кто-то бил меня по пяткам. Я, ошалевшая, открыла глаза, не сразу сообразив, где нахожусь и что случилось, и увидела, как Гор идет по направлению ко мне и кричит на кого-то. Оказалось, что некий мужчина сел на очередной станции, зашел в наш абсолютно пустой вагон, где кроме нас никого не было, но имелась куча свободных скамеек, и не нашел ничего лучше, чем ударить меня по пяткам, чтобы я проснулась, села, и чтобы он сел именно на мою скамейку. Гор вышел из себя: «Урод, тебе что недостаточно места? Видишь, человек спит!». «А что она тут разлеглась?». Тут уже и Эрик, и Ника проснулись, кое-как мы погасили эту ссору, отправили этого человека вглубь вагона и стали ждать прибытия в Армавир.

Помню, что мы гуляли в Армавире, но не помню, почему. То ли у нас было много времени до следующей электрички, то ли мы с одного вокзала шли на другой. Но в итоге краем глаза мы увидели этот маленький, но симпатичный город. Остальных деталей поездки не помню. Кажется, была еще пересадка в Невинномыске, и кажется, часть пути мы проехали зайцами и, к счастью, не были пойманы. Где-то в дороге познакомились с тремя грузинскими парнями нашего возраста. Они тоже ехали в Тбилиси и присоединились к нам. Наконец мы прибыли в Пятигорск. Сошли на вокзале и пошли пешком до автовокзала, спрашивая дорогу у прохожих. Шли мы через весь город под пялящим солнцем и, наконец, дошли до долгожданной цели. Сразу направились к стройному ряду автобусов, стоящих на площадке. И тут, к своей безудержной радости, мы увидели на нескольких автобусах надпись: «Ереван». Один из них мог отвезти нас домой. Но денег на билеты у нас не было. И тогда четыре загорелых, отощавших, голодных и уставших подростка нашли водителя автобуса и буквально взмолились: «Дяденька, возьмите нас с собой в Ереван, довезите до нашего дома, мы не смогли вернуться домой на поезде, так как сухумский мост взорвали. У нас нет с собой денег, но родители дома ждут, и заплатят вам, как только мы доедем». Сначала дяденька смотрел на нас с подозрением, но так как мы выдавали все больше и больше подробностей, он убедился, что мы не попрошайки, а действительно попали в сложную ситуацию. И он посадил нас в свой автобус. У нас уже вообще не осталось еды, но мы были счастливы, так как ехали прямо домой и, видимо, наши похождения подходили к концу.

На погранпункт Садахло автобус прибыл глубокой ночью. Мы вчетвером и наши трое грузин-друзей крепко спали на самых задних сиденьях автобуса и проснулись оттого, что водитель спрашивал наши паспорта. Пограничники поговорили с водителем, проверили документы, заглянули в автобус и готовы были отпустить нас. В этот момент один из служащих вошел в салон автобуса с задней двери, окинул нас подозрительным взглядом и приказал всем семерым выйти из автобуса. Мы не знали в чем дело, больше никого из пассажиров не досматривали. Меня с Никой отвели в одну комнату, а мальчиков в другую. Пограничница велела выложить все содержимое наших рюкзаков на стол, и стала дотошно все проверять. Излишне говорить, что кроме одежды и предметов гигиены там ничего другого не было. Как оказалось позднее, мальчикам тоже устроили шмон. А одного из грузинских парней обвинили в том, что он наркоман. Парня так искусали комары, что следы на руках бдители порядка приняли за уколы. Грузину пришлось долго доказывать, что он не колется и наркотиков у него нет, он даже показал все части своего тела, которые искромсали жадные до крови насекомые. В итоге, нас благополучно отпустили, и автобус продолжил путь. Уже потом мы поняли, почему вызвали подозрение пограничников. Мы были такие исхудавшие, с осунувшимися лицами от недосыпа и недоедания, к тому же настолько загорелые, что смахивали на цыган.

На следующий день ближе к вечеру автобус остановился рядом с домом номер 5 на улице Кошевого. Гор побежал домой за деньгами, а мы с Никой сидели в автобусе «заложницами». Водитель был доволен, что его не обманули, а мы по сей день благодарны этому человеку, что поверил нам и не оставил в беде. Мама чуть не расплакалась, когда увидела, во что мы превратились. Она накрыла на стол и наблюдала, как мы жадно поедали все подряд. И все время вздыхала: «Как же хорошо, что Гор поехал с вами!». Недавно папа вспоминал, что тогда в спешке взял деньги взаймы у своего коллеги и напрочь забыл об этом. Прошло несколько месяцев, и коллега ему спокойно напомнил о долге. Папа говорит: «Меня как будто оса ужалила, как я мог забыть! Стало так стыдно». Он извинился, сказал, что все произошло так быстро, что он просто забыл, что занимал деньги, и сразу вернул долг с первой же зарплаты.

***

Летом 1998 года я с подругой-коллегой Натэллой поехала отдохнуть в город Алеппо в Сирии на неделю. Мы работали в «Армянских авиалиниях» и получили скидку на авиабилеты 50%. Перед вылетом папа сообщил мне, что в Алеппо живет его друг-однокурсник, Аветис Малакян. Они вместе учились в мединституте, по окончании которого Аветис уехал к себе на родину, и с тех пор, вот уже почти 20 лет, у них не было никаких контактов. У папы не было ни адреса, ни телефона. Единственное, что он знал – это то, что Аветис выучился на детского хирурга. Папа попросил: «Попробуй, поспрашивай, вдруг найдешь его», и дал мне фотографию Гора в возрасте 2-3 лет, когда его видел Аветис. И вот, прибыв в Алеппо, я всех встречных и поперечных спрашивала, не знают ли они, где мне найти доктора Аветиса Малакяна. Все было безрезультатно, пока случайные армянские парни не подсказали название улицы, где находятся частные клиники и кабинеты врачей, в основном, армян.

Вообще, в Алеппо исторически очень много армян, и, в основном, это врачи, юристы и ювелиры. Еще одна особенность Алеппо (и, возможно, других восточных городов) в том, что все первые этажи являются не жилыми, а коммерческими помещениями, а также товары на улицах здесь расположены по группам. Например, все магазины на этой улице торгуют мужской одеждой, на другой улице – детскими товарами и так далее. Так что я не удивилась, что есть улица армянских врачей. На следующий день с утра я и Натэлла отправились пешком по указанному адресу и стали изучать все таблички подряд. За два часа мы так и не обнаружили следов Аветиса. Становилось очень жарко, и мы порядком подустали. Я готова была сдаться и вернуться в гостиницу. Но тут Натэлла сказала: «Подожди, я еще туда за угол загляну». Через пару минут она вернулась сияющая и крикнула: «Я нашла его!». Мы подошли к двери, действительно: «Аветис Малакян». Нам открыла какая-то женщина, видимо медсестра, и провела в кабинет к доктору. Мы вежливо поздоровались на армянском языке. Я вытащила из сумки фотографию Гора, положила ее на стол перед Аветисом и спросила:

– Узнаете?

– Конечно же, это Гор, сын Геворга.

– А я дочка Геворга, Соси.

– Вай, Соси джан, как я рад тебя видеть!

Потом мы поехали домой к Аветису, познакомились с его семьей, а вечером они повели нас в армянскую общину Алеппо. Самое главное, что я привезла папе не только подарки от Аветиса, но и его адрес электронной почты и номер телефона. Они снова стали общаться друг с другом. Как устроена жизнь! После начала войны в Сирии8 семья Аветиса со своими родственниками, как и многие другие сирийские армяне, бежали из страны. Аветис обосновался в Степанаване, где папа помог ему устроиться на работу.

***

Другая поездка на Ближний Восток была не просто удивительной, а волшебной. В январе 2016 года мы с Костей отправились в Израиль. Это действительно мистическая страна. Хотя при планировании поездки ни на какие чудеса мы не рассчитывали. Началось все с получения израильской визы.

В Израиле живет семья тети Сусанны и дяди Баграта. Их семья дружит с членами нашей семьи на протяжении трех поколений. Мама тети Сусанны, тетя Мэри, жила по соседству с моими бабушкой и дедушкой рядом со стадионом «Наири» на Третьем участке, и они были дружными соседями. После переселения на улицу Олега Кошевого семья тети Сусанны поселилась в доме №3, а наши – в доме №5. Тетя Мери была крестной9 на свадьбе наших родителей, которые очень дружили с тетей Сусанной и дядей Багратом. А когда родились мы и дети тети Сусанны, мы продолжили добрую традицию. Гаянэ была немного старше нас, Артур являлся нашим сверстником, а Давид родился на пару лет раньше Нанэ. Дядя Баграт очень талантливый художник и всю жизнь зарабатывал своим творческим трудом. Когда настали трудные времена, он открыл цех по производству чашек и другой керамической посуды, а также бумажных салфеток с надписями. Но так как в Армении электричество давали на два часа, невозможно было вести бизнес. Работы не было, семья голодала.

Помню, однажды ночью я проснулась оттого, что кто-то плакал. Оказывается, тетя Сусанна пришла к моей маме уже далеко за полночь поделиться своими проблемами и возможным решением.

– Я так больше не могу, – всхлипывала тетя Сусанна. – Чем мне детей кормить? Как выживать в этой стране?

Мама как могла утешала ее. И тогда тетя Сусанна с новым приступом рыданий поведала маме свою тайну.

– Рога, мы решили уехать в Израиль. Я же еврейка по маме. Я уже интересовалась, нас там примут. Остается все необходимые документы собрать и сходить в Синагогу в Ереване, начать иврит учить. Пускай меня все осудят, но я больше не могу так, правда, – и она снова расплакалась.

– Сусан джан, ну, раз вас примут в Израиле, то поезжайте. Кто же будет вас осуждать, если у вас нет работы и жить не на что?

– Я знаю, что когда Гевик узнает, не одобрит нашего решения.

– Да, Гевик не любит, когда люди уезжают со своей родины, но что поделать, раз жизнь так складывается.

И уже примерно через полгода семья тети Сусанны продала квартиру, упаковала вещи и была готова отбыть на историческую родину своих предков в полном составе. Гаянэ к тому времени вышла замуж и была практически на сносях. Все надеялись, что она родит в Израиле. Но судьба распорядилась иначе. За два дня до отъезда Гаянэ увезли в роддом, где на свет появилась малышка Алина. Пришлось ей с ребенком и мужем задержаться на некоторое время в Ереване, тогда как остальные улетели в Израиль на самолете из Тбилиси. Потом тетя Сусанна присылала нам восторженные письма. Она писала о том, как их хорошо приняли, что они учат язык и привыкают к новой обстановке. Она как чудо описывала прилавки магазинов, полные разнообразной еды без каких-либо талонов, а самое большое восхищение вызывали газ, вода и электричество в квартире. И вообще все улицы утопали в иллюминации в позднее время суток, и ее глаза не могли нарадоваться, что везде есть свет. Это был 1993 год. С тех пор дядя Баграт иногда приезжал в Ереван, так как у него много братьев и сестер. Гаянэ и Артур с детьми тоже наведывались в гости. Но тетя Сусанна и Давид не были в Армении после своего отъезда.

В начале июля 2020 года дядя Баграт скончался от рака. Совершенно неожиданно за несколько месяцев он буквально растаял на глазах и ушел в мир иной, оставив горевать тету Сусанну, детей и внуков. Дядю Баграта любили все, кто его знал, за его добрый нрав, скромность, сдержанность, а также художественный талант и тонкий вкус. Он оставил следы своего творчества повсеместно: даже на улицах Еревана можно встретить творения его рук, не говоря о многочисленных квартирах, домах, офисах и других местах, где обитают его работы. После смерти дядя Баграта его дети вспомнили случайный разговор, где он говорил о том, что «Вот бы знать, когда конец близок, чтобы умереть у себя на родине». Семья сделала вывод, что глава семьи хотел бы быть захороненным в Ереване. Эпидемия ковида-19 бушевала вовсю, границы были закрыты. Поэтому тело дяди Баграта кремировали, а прах хранили для перевозки в Ереван.

Только спустя год, на годовщину смерти, тетя Сусанна, Гаянэ, Артур и Давид с другом смогли приехать на историческую родину дяди Баграта и предать прах земле. Удивительный разговор у нас произошел с Давидом. Мы общались на армянском языке, что меня очень порадовало, так как Давид уехал из Армении в девятилетнем возрасте. Более того, он рассказывал мне и Ани о том, что когда узнал о смерти папы, свою боль он смог выразить только на армянском языке. Он сам, да и его мама, удивлялись, каким образом к нему приходили нужные армянские слова, о наличии которых в его лексиконе они и не подозревали. Действительно, когда очень больно, крик «Мама!» всегда вырывается на родном языке. Потом Давид поведал нам, что собирается приехать в Армению в следующем году и исследовать ее красоты. Он надеялся, что такие поездки станут регулярными, так как его стало тянуть к родине. Тетя Сусанна провела в Ереване целый месяц. И нередко во время наших бесед она затевала разговор о том, что, возможно, продаст свою квартиру в Маалоте и купит в Ереване, чтобы все члены ее семьи могли приезжать к себе на родину почаще. Вот так дядя Баграт связал прошлое и будущее, а также вернул своих родных к истокам.

***

Тетя Сусанна всегда звала нас в гости. И когда я сказала Косте, что у меня в Израиле есть очень близкая семья, практически родственники, он предложил съездить к ним, так как я могла повидаться с родными мне людьми, а у Кости был в Израиле бизнес-интерес, и ему нужно было разведать обстановку.

Костя гражданин РФ, ему виза в Израиль не нужна. А мне тетя Сусанна и дядя Баграт прислали приглашение. Мы решили попробовать получить визу на Кипре, и я стала наводить в посольстве справки. За девять месяцев до предполагаемой поездки я написала им письмо, указав, что нахожусь на Кипре со своим мужем, гражданином РФ, по туристической мультивизе, а не на ПМЖ, и спросила, могу ли получить визу для поездки у них, хотя планируем лететь в Израиль в январе из Болгарии. Мне ответили, что да, они могут выдать мне визу, нужно лишь собрать необходимые документы и представить их максимум за три месяца до поездки. Это была хорошая новость, потому что на Кипре нам не удалось получить шенгенскую визу из-за того, что мы жили там по туристической визе. В таких случаях нужно обращаться в посольства по месту постоянного жительства.

И вот за три месяца до поездки я собрала все документы, и мы поехали с Костей в Никосию. Меня приняли благожелательно, служба безопасности сработала отлично: тщательная проверка при входе, отключение телефона, снятие ремня и обуви. Затем охранник провел меня в отдельную комнату, где я осталась ждать одна. Через пять минут в окошке появилась девушка, я сдала ей все документы, заплатила таксу, и она удалилась. Через какое-то время сотрудница вернулась, протянула мне деньги и бумаги и сказала: «Извините, мы не можем выдать вам визу. Вы находитесь здесь по туристической визе, хотите получить израильскую визу на Кипре, а лететь из Болгарии». Я возмутилась, но собралась и выдала ей на одном дыхании, что я все это предполагала, а потому писала им несколько раз и получила положительный ответ. Да, я лечу из Софии, но в Болгарию я попаду в середине декабря, там начнутся праздники, и я не успею получить визу на нужные мне даты. К тому же я не переписывалась с ними и не знаю, какой будет их ответ. А ваше посольство дало согласие. И теперь вы отказываетесь? Девушка сказала: «Минутку, подождите, пожалуйста!» и снова удалилась. Вернулась через десять минут с обворожительной улыбкой, сказала, что да, я права, мне выдадут визу, но нужна еще одна дополнительная справка из банка. Посольство есть посольство: последнее слово должно остаться за ним. «Нет проблем, я вернусь через пару дней», – ответила я.

Справку мы взяли в нашем отделении банка, и через два дня снова поехали в Никосию. На этот раз мне пришлось долго ждать у входа в здание. Я рассматривала цветы на газонах и спросила подошедшего охранника, что это за куст. Оказалось, декоративный гранат растет прямо на газоне, а у нас в Армении только в горшках на подоконнике. Это еще что! В посольстве Болгарии в Никосии растет огромное дерево с толстыми корнями, выходящими на поверхность земли, с обширным гладким стволом и густой кроной. Это не что иное, как фикус. А вы знали, что фикус – это дерево?

Мы разговорились с охранником, он спросил, где я живу.

– В Перистероне, это рядом с Полис Хризоху.

– Не может быть, я оттуда родом!

У меня глаза на лоб полезли. Такое совпадение?

– Как, оттуда родом? Вы знаете жителей Перистероны?

– Конечно, а вы кого там знаете?

– Андреас, мухтар деревни, наш хороший друг, мы арендуем у него дом.

– А, Андреас, отличный мужик. У меня в Перистероне жили бабушка и дедушка, а моя семья жила в Никосии. И иногда, когда я гостил на выходные в Перистероне, в понедельник утром Андреас возил меня на грузовике в Никосию, так как мне нужно было в школу.

Это было удивительно. Он назвал имена своих бабушки и дедушки, но я, к сожалению, не запомнила.

– Иногда я приезжаю в Полис и в Перистерону.

– Ну, так будете в следующий раз в Перистероне, приходите на чашку кофе.

– Хорошо, обязательно заеду.

Мое время подошло, меня впустили внутрь, и я получила визу.

Когда вернулись в Перистерону, я спросила у мухтара про маленького мальчика, которого он возил на грузовике в Никосию. Он пожал плечами и сказал, что не помнит такого. Я не обратила внимания. А в ближайшую субботу к нам в гости пожаловал тот самый охранник. В шортах, майке и сандалиях, он зашел в таверну и спросил, где живут Коста и Соси. Хозяин таверны привел его к нам домой. Мы угостили его армянским черным кофе, поболтали полчаса. Костя рассказывал ему о своих бизнес-планах и о том, чем нам интересен израильский рынок. Только через год Костя признался мне, что этот охранник, конечно же, никогда не был в Перистероне и приходил к нам на разведку.

– Сама посуди: твой муж гражданин РФ, ты гражданка Армении и хочешь получить визу в Израиль на Кипре, а лететь туда из Болгарии. Посольство заклинило от такой информации, они не могли понять, что к чему и где подвох. Вот и отправили к нам своего человека, чтобы убедиться, что наши намерения чисты и мы ничего не скрываем. Израильская бдительность!

***

Сама поездка заняла почти весь день и потребовала смены нескольких видов транспорта. Сначала мы пешком спустились на автовокзал в Банско, затем на автобусе три часа ехали до центрального автовокзала в Софии. Затем – 45 минут на метро до терминала 2. После – 10 минут на трансферной маршрутке до терминала 1. Вслед вылетели на самолете и через пару часов приземлились в аэропорту Тель-Авива. Оттуда на электричке доехали до города Наария, где нас встретили дядя Баграт и тетя Сусанна, и на машине мы доехали до их дома в городе Маалот. «Мы сегодня только водным транспортом не пользовались», – сказала я Косте вечером.

Встретили нас отлично. Еще в Наарии нас повели в уличное кафе, где мы ели настоящую средиземноморскую шаурму с салатом. Оказалось, айраном (таном) ее запивать нельзя, пища должна быть кошерной. Так что пили кока-колу. Всю неделю нашего пребывания тетя Сусанна кормила нас на убой, каждый день готовя что-то новое и очень вкусное. Единственный минус, что в Израиле, также как и на Кипре, зимой в домах очень холодно, так как отопления всего дома нет, а полы каменные. Артур всей семьей болел гриппом и смог увидеться с нами только через пару дней. А потом и мы с Костей умудрились простудиться и один день провели в постели. Костя меня сразу предупредил, чтобы я не надеялась на посещение туристических маршрутов, что мы едем по делам и просто пообщаться. Я согласилась и, действительно, ничего не планировала, тем более что Маалот находится на севере страны, не рядом с Иерусалимом или Тель-Авивом.

Через знакомую тети Сусанны мы вышли на бизнес-контакт в Наарии. Это был среднего возраста еврей, очень умный и очень деловой. Переговоры длились почти два часа. И когда мы с Костей вышли на улицу, он мне сообщил с удивленным видом: «Все, Соси, нам больше никакие другие контакты не нужны. Что мне нужно было, я узнал, и этот парень меня устраивает как будущий партнер. Все, мы свободны, и, если хочешь, можем поехать на какую-нибудь экскурсию». Это было первое израильское чудо. Как признался Костя, за его долгую деловую жизнь никогда ничего подобного не было, и тем более не было такого, чтобы первой встречи оказалось достаточно.

Вторым чудом была наша экскурсия. Тетя Сусанна позвонила своей знакомой, и оказалось, что их компания предлагает однодневную экскурсию «Христианский Иерусалим» по очень низкой демпинговой цене, так как они совсем недавно стали набирать туристов прямо из Маалота и пока раскручивают это направление. Более того, автобус забирал народ буквально под окнами дома тети Сусанны – там был дорожный круг с установленным на нем корабликом. Так что нас даже возить никуда не нужно было, в четыре утра мы просто вышли из дома и сели в автобус. Тетя Сусанна дала нам в дорогу бутерброды и воду. До рассвета автобус заезжал в разные населенные пункты и собирал туристов, так что у нас с Костей была возможность подремать. Сначала мы приехали к Стене плача. Кстати, на английском и, кажется, на иврите, она называется «Западная стена» (храма), а вот на русском ее называют так трагически. Я постояла у нее, положила две записки со своими сокровенными желаниями. Мы походили по площади. Гид сказала, что в Купол Скалы могут пройти только мусульмане, и проверяется это очень просто. Охранник начинает проговаривать какую-нибудь суру из Корана, а посетитель ее должен продолжить. Только тогда он может войти в святилище. Хитро придумали, ничего не скажешь.

Следующим пунктом был Храм Рождества в Вифлееме. Мы ознакомились со всеми святынями, я пообщалась с армянскими священниками. Затем вышли на площадь Рождества. В центре красовалась огромная рождественская елка, украшенная шарами трех цветов палестинского флага: белый, зеленый, черный. Гид сказала, что елку устанавливают перед 24 декабря к католическому рождеству, а убирают ее 18 января после армянского рождества. Я была очень удивлена, так как мы празднуем Рождество 6 января, а не 18. Но армянские священники подтвердили, что в Израиле армянское рождество приходится на 18 января, а почему так и не объяснили. По старому стилю? Не знаю.

Последним пунктом был Храм Гроба Господня. По дороге гид сказала, что если нам повезет, и очередь в Кувуклию не будет слишком длинной, то мы в нее зайдем. Наша группа оказалась удачливой – людей было немного. Мы небольшими группами заходили в Кувуклию на несколько минут, чтобы прикоснуться к камню от гроба Христа. Там же мы зажгли наши свечи от благодатного огня. В это время началась служба. Сначала шли мусульмане-охранники, за ними шествовали греческие священники. Они вошли в зал, где стоял Пуп земли, и начали службу. Наш гид была поражена: она сказала, что за 20 лет ее работы она всего 2-3 раза попадала на службу в храме. Когда мы поднимались в зал по лестнице, меня догнала какая-то тетка и на английском спросила меня: «Ты христианка?». Видимо, она записала себя в какую-то полицию религии. Конечно же, мы зашли и в армянский предел, где был каменный ковер с армянскими надписями и алтарь с армянским крестом.

Честно говоря, я знаю, что в нашем мире очень многое не так, как нам представляют. И я понимаю, что не может такого быть, что и могила Христа, и Голгофа, и пуп Земли, и оливковое дерево, под которым нашли Христа, находятся в одном месте. Это то, что нам показывают в Храме Гроба Господня. Ну да, так удобно для религии, для коммерции, для недумающих людей. Но в целом, могу сказать, что сам Иерусалим обладает мистической силой, в нем чувствуешь себя иначе, как-то возвышаннее и действительно ближе к Богу. Как говорит Костя, намоленное место. Мы оба были настроены очень скептически: ну да, храмы, ну да, святые места, любопытно посмотреть, но мы на самом деле почувствовали на себе эту благодать, и это было очень волнующее чувство.

За день до отъезда Артур отвез нас к себе домой. Он сам приготовил шашлык. Артур несколько лет работал поваром и очень хорошо готовит. К мясу жену Маргариту вообще не допускает, даже бастурму готовит самостоятельно. Вкусную, настоящую армянскую. Так что посидели мы в теплой компании, познакомились с детьми Артура, поговорили обо всем на свете. До сих пор смеемся, когда вспоминаем фразу Артура: «До десятого класса я думал, что я армянин, и вдруг выяснилось, что я еврей. Оказывается, все знали, а я не знал!» Очень типичная фраза для тех, кто приехал жить в Израиль из разных стран. Как мы выяснили, израильтянин и еврей – это разные люди. Артур считает себя и членов своей семьи израильтянами и также как тетя Сусанна искренне любит свою страну.

***

Последний израильский шок я испытала в аэропорту. Уже более десяти лет во всех аэропортах мира не разрешается провозить жидкости более 100 мг в ручной клади. Те, кто много путешествует, знают назубок эти правила и возят маленькие бутылочки в прозрачных пакетах с молнией. Мы с Костей до последнего идем со своей бутылкой воды, выпиваем ее и выкидываем уже на контроле безопасности. В этот раз я выбросила свою бутылку в урну, и мы проследовали на проверку вещей. Честно говоря, не помню, просили ли нас выложить компьютеры отдельно или нет. Но когда я спросила, показать ли им жидкости, работник отрицательно покачал головой. Тогда Костя помахал перед ним своей бутылкой и спросил: «Я могу ее взять с собой?» «Конечно», – последовал ответ. Такого я не ожидала. Общеизвестный факт, что аэропорт «Бен Гурион» и израильские авиалинии самые надежные на свете и все, что касается безопасности, здесь проверяется на все 100 процентов. А вот жидкости, оказывается, можно провозить. Рассуждая логически, получается, что жидкость в тарах больше 100 мг не представляет никакой угрозы безопасности пассажиров и полетов. Получается, что в течение стольких лет во всем мире просто дурят людей и, выходит, что это просто бизнес и ничего личного. Сами посмотрите, сколько стоит вода в супермаркете, где вы обычно закупаетесь продуктами, а сколько ˗ в любом аэропорту. Иногда в 10 раз дороже. Те же самые напитки на борту самолета, да и в кафе в зале ожидания. Кому не лень, прочитайте хотя бы в интернете о событиях, которые предшествовали появлению этого закона о провозе жидкостей. НИЧЕГО НЕ БЫЛО ДОКАЗАНО. Кроме того, подозрительная жидкость, из которой якобы могли сделать жидкую бомбу, светло-желтого цвета, а никак не прозрачного. Таким образом, вода здесь вообще не при чем.

Я тогда работала в «Британских авиалиниях». Это случилось в мою ночную смену, когда в Хитроу обнаружили якобы преступников и, не разбираясь, у людей всю ручную кладь забрали и отправили в багажные отсеки. Я встречала самолет и видела, как пассажиры выходили только с паспортами на руках, им даже пакетик с собой не разрешили взять. А там ведь и дети были, и больные, которым лекарство нужно. А сколько из этого ручного багажа не прибыло на место, так как не успели загрузить, или потеряли по дороге в самолет? А у людей там документы и даже ключи от квартиры. Вот так грамотно нами манипулируют. И спасибо аэропорту Тель-Авива, где раскрыли мне глаза.

А еще в этом аэропорту пассажиры проходят психологическую проверку безопасности. До того как пройти на досмотр вещей, каждого пассажира допрашивает человек в форме. У нас это выглядело так. У Кости практически ничего не спросили, зато мне задали кучу вопросов. Сначала все по стандарту: как меня зовут, где и когда родилась. При этом сверяли сказанное мною с тем, что записано в моем паспорте. Затем спросили, есть ли у меня братья и сестры, потом попросили назвать их имена. Да, Гор, Севак, Севада и Нанэ, работники израильской службы безопасности теперь знают, что мы братья и сестры. Я так поняла, задавая такие вопросы, они определяют: человек врет или нет. В итоге нам приклеили стикеры на паспорт и пропустили внутрь. Кстати, никаких штампов и отметок о посещении Израиля у нас в паспортах нету. Штамп ставился по приезде на отдельную карточку, которую у нас забрали при отлете. А пассажиры с биометрическими паспортами проходят погранконтроль через специальную машину, которая просто считывает данные паспорта и пропускает.

***

Как ни странно, но в тайниках моей памяти живут даже истории, связанные с такой серьезной службой, как погранконтроль. Как только мы с Костей стали часто перемещаться между странами, я заметила странную закономерность. В любой стране, на любой границе, будь она наземная или воздушная, повторялась одна и та же картина. Я всегда шла первая на проверку, а Костя стоял в очереди за мной. Бесконечно пролистывая страницы моего паспорта, пограничник задавал мне кучу анкетных вопросов: какова цель моей поездки, на какой срок я приехала, где я буду жить, намерена ли я работать. Кажется, пару раз меня спросили, где я получила визу. А в Баграташене армянский пограничник, увидев мой штамп на выезд, поставленный в Софии, долго допытывался обо всех деталях данной операции. Самый «юморной» пограничник сидел в аэропорту «Внуково». Держа в руках мой паспорт гражданки Республики Армении и билет в Гюмри, он на полном серьезе спросил, какова цель моей поездки. Оказывается, возвращение на родину недостаточная цель. Но, имея за плечами опыт работы в авиации, я знаю, что со службами безопасности и погранконтроля шутить нельзя. Поэтому я всегда четко и подробно отвечала на все вопросы, даже когда ответы были более чем очевидны. В итоге разговор плавно приходил к вопросу: «Вы одна путешествуете?» «Нет, – отвечала я, чеканя каждое слово, – я с мужем, вот он стоит в очереди, он русский». Услышав подобную фразу, любой пограничник счастливо улыбался, подзывал Костю к себе, без единого слова ставил штампы в паспорта нам обоим и говорил долгожданное «Добро пожаловать». Я недоумевала несколько лет. Затем, наконец, я решила использовать другую тактику. Как только пограничник начинал свой опрос, я первым делом сообщала ему, что приехала с мужем, и он русский. И этот трюк сработал, больше вопросов не поступало, и задержек на погранконтроле тоже. А все оказалось просто. Как объяснил мне Костя: «Армяне едут заграницу, чтобы зарабатывать деньги, вот их и неохотно пускают. А русские едут тратить деньги, поэтому их всегда встречают с распростертыми руками». Хотя, нет, однажды, пограничник вышел за рамки должностных инструкций. Долго донимая меня вопросами, и получив кивок головой в сторону Кости, он меня отпустил. Когда же Костя приблизился к стойке, пограничник-киприот переспросил его, являюсь ли я его женой. Костя подтвердил сей факт, а киприот поднял вверх большой палец руки, отмечая, что я классная.

***

Обычно из Сибири мы летали транзитом через Челябинск. Однажды в августе, когда папа и мама собирались в отпуск в Ереван, оказалось, что существует маршрут через Ташкент. Тогда мама полусерьезно-полушутя предложила папе остановиться в столице Узбекистана на один день и погулять: «У нас ведь даже медового месяца не было, Гевик джан!» Папа согласился, и они купили билеты. Отправили телеграмму в Ереван, чтобы наши встречали их из Ташкента. Мы с Гором знали дату прилета родителей, и с нетерпением ждали их возвращения. Однако на два дня раньше пришел дядя Гагик, велел нам одеваться на выход и сказал, что нас ждет сюрприз. Он привез нас в аэропорт. Не помню, как он обосновал это, но помню, как мы стояли напротив эскалатора, по которому стали спускаться пассажиры. И вдруг в толпе мы увидели наших папу и маму. Это было так неожиданно, что мы с Гором не могли в это поверить. Оказалось, что папа и мама умудрились опоздать на самолет в свой «медовый месяц». Тогда они пожали плечами, сказали друг другу – «Не судьба! Так что поехали к детям, на день раньше их увидим». Поменяли билеты и прилетели в Ереван, сообщив об этом только дяде Гагику.

Вообще у нас в семье любят делать сюрпризы с возвращением. Дядя Гарик вернулся из армии ночью. В тот день у нас гостили родственники из деревни – все полы были застелены матрасами, на которых и спали наши гости. Дедушка раскрыл полностью наш большой овальный стол, бабушка постелила на него матрас и постельное белье, и дядя Гарик спал на столе после двух лет казарменной постели.

В марте 1997 года Гор позвонил мне на работу. Я тогда работала в «Армянских авиалиниях», а Гор уже много месяцев жил и работал в Подольске. Он сообщил мне, что прилетает 24 марта, но чтобы я дома не говорила, так как он хочет устроить сюрприз. Попросил позвонить своему другу Вардану Назиняну и с ним приехать его встречать. Сказано – сделано. Но мне надо было дома придумать легенду, чтобы подготовиться: испечь торт, приготовить вкусный обед, убраться хорошенько. Была у меня тогда подруга из института Анаит. Она жила в Зейтуне в студенческом общежитии. Хорошая девушка, но очень необязательная, даже с друзьями. Телефона у нее не было, и часто случалось так, что договаривались встретиться в городе, а она не приходила. Я воспользовалась этой чертой характера моей подруги. Дома объявила, что к нам обещала в гости прийти Анаит, но так как я в ней не уверена, то поеду в город, встречусь с ней там, а потом мы приедем домой. У мамы с утра прихватило спину, так что она даже ходить нормально не могла. Севада занялся тщательной уборкой. Я испекла торт, пиццу, настрогала салаты. Нанэ очень любила Анаит и попросилась пойти со мной. Я согласилась, спросив Севака, не хочет ли он тоже к нам присоединиться.

Итак, в назначенное время я, Нанэ и Севак вышли из дома. Как только дошли до угла дома, я сообщила, что мы едем в аэропорт встречать Гора. Пересеклись с Варданом, встретили самолет, по дороге домой Гор купил бананы и еще какие-то вкусности. Мы остались стоять в лифте, а Гор позвонил в дверь. Дверь открыла мама, у которой от радости тут же отпустило боль в спине. Гор позвонил еще нескольким своим близким друзьям, и очень скоро в комнате Гора мы все сбились в кучку и вели бесконечные разговоры. Ждали папу, чтобы сесть за стол. И тут приходят папа и дядя Гарик и сообщают, что Ани (жену дяди Гарика) отвезли в роддом. Папа стоял в проеме двери, заметил друзей Гора, поздоровался с ними, и только через минуту-две заметил, что и Гор сидит со всеми вместе. Сели за стол, хорошо отметили и возвращение Гора, и рождение Нранэ. А вечером, когда уже убирали со стола, Нанэ вдруг грустно так сказала: «А Анаит так и не пришла…»

Следующий сюрприз устроил Севак на свое 30-летие. Он тогда уже много лет жил в Италии. Последние два-три года он никак не мог приехать в Армению из-за проблем с армией. И вот, наконец, все вопросы были улажены. Я тогда работала уже в «Британских авиалиниях» и предложила Севаку лететь через Лондон по сервисным билетам. Но для этого ему нужно было получить транзитную визу Великобритании. Я помогла ему оформить и собрать документы, он их послал и буквально до последнего дня ждал визы. Так получилось, что прилетел он рано утром из Лондона в день своего рождения, 27 июля. Мы приехали ко мне домой, так как еще даже не рассвело. Но уже ближе к семи Севак сказал: «Пошли, мне не терпится маму и папу увидеть». Я позвонила маме и попросила ее открыть дверь, якобы я осталась на улице после работы. Сонная мама открыла дверь, а там Севак стоит! Вечером опять собрались друзья и родственники за длинным-длинным столом.

Я устраивала сюрпризы другого рода. Не люблю, когда родители беспокоятся и переживают. Например, во время сессии в институте в день экзамена говорила, что иду на консультацию, а экзамен завтра. Шла на экзамен, спокойно его сдавала. На следующий день с утра – гуляла, а вечером сообщала, что сдала экзамен. Когда после 3-х лет работы в «Армянских авиалиниях» я поступила на работу в «Кока-Кола Армения», то сообщила родителям об этом уже как о свершившемся факте. Папа даже обижался, что я с ним не посоветовалась о смене работы и спрашивал, почему я ушла из «Армянских авиалиний». А я молчала, боялась, что меня не возьмут на новую работу. А когда взяли, тогда и сообщила радостное известие. Также было, когда я поступила в «Британские авиалинии». Папа считал, что от добра добра не ищут и нет смысла менять работу, если в целом она и коллектив устраивают. Но я думала несколько иначе, и потом, в авиации мне всегда нравилось.

Тема путешествий кажется бесконечной, но на этом, пожалуй, все. Как я сказала в начале, наша семья была обречена на частые путешествия, что в дальнейшем и повлияло на наши жизни. В результате сегодня, в 2021 году, Гор с семьей живет в Ереване. Я вернулась в Армению после семи лет замужества с Костей. Севак больше 12 лет прожил в Италии, а два года назад перебрался во Францию, теперь живет и работает в Париже. Севада обосновался в Москве. А Нанэ с мужем и Марией живет в Лос-Анджелесе, в США, куда ее мужа направили по работе.

Наш папа всегда тяжело переносил наши отъезды, он никогда не был против, чтобы мы уезжали учиться за рубеж, но всегда мечтал, чтобы мы жили в Ереване большой дружной семьей. Но судьба распорядилась иначе. А началось все, как ни странно, с нашего папы.