Читать книгу 17 мгновений семьи - Соси Григорян - Страница 6
Часть 1
Глава 3. Рогнеда
ОглавлениеНа первом занятии подготовительного курса сидит мама и слушает лекцию на армянском языке. Лектор чуть ли не каждое предложение начинает со слова «բջիջ13». А мама не знает, что такое «բջիջ». Кое-как высидела пару, примчалась домой и с порога крикнула сестре:
– Седа, что такое «բջիջ»?
– «Клетка», а что?
– Ой, конечно же, «клетка», это же первый урок по биологии. Я чуть с ума не сошла, в течение всей лекции только и слышно было «բջիջ» и «բջիջ».
Мамина душа также выбрала нелегкий путь: жизнь в окружении любимых и любящих родителей, братьев и сестры, детей, внуков, родственников, друзей, коллег и знакомых. И вместе с тем переломы руки и ноги, тяжелые и длительные болезни, постоянные переживания за здоровье и жизнь мужа, детей, а также самопожертвование и отдача себя без остатка.
Мама – младшая дочь в семье, до нее идут старший брат Ашот, сестра Седа, средний брат Роман и младший брат Роберт. В такой же последовательности, как и в нашей семье. 20-летний Ашот назвал ее Рогнедой после прочтения «Повести временных лет». Когда папа познакомился с мамой, он долгое время не мог запомнить ее полное имя. Поэтому написал на бумажке «Рогнеда», и первое время, перед тем как обратиться к ней, тайком заглядывал в свою «шпаргалку». После свадьбы мама стала для него просто «Рогой», а он для мамы – «Гевиком».
Росла мама в дружной большой семье, где, будучи самой маленькой, была всеобщей любимицей. Дядя Ашот водил ее с собой на занятия в институт как куклу, остальные же баловали как могли. Но мама росла некапризным ребенком и превратилась в душевного человека, очень любившего детей. В старших классах летом ездила пионервожатой в лагерь на берегу Каспийского моря. Ей нравилось возиться с детьми, учить их чему-то новому, гулять и проводить с ними время. При поступлении в мединститут она точно знала, каким врачом не хочет быть: стоматологом и гинекологом, чтобы не копаться где-то глубоко в организмах других людей. Потом ей пришла в голову мысль, что хорошо бы лечить детей: во-первых, потому что она очень любит детей, во-вторых, потому что они такие чистые, свежие и приятно пахнущие. Так мама решила стать педиатром.
К тому времени ее братья и сестра закончили вузы в Ереване, обзавелись семьями, и мама тоже поехала в Ереван жить с сестрой Седой и поступать в институт. С первого раза, как и папа, она не поступила. Поэтому пошла работать сначала на макаронную фабрику, потом в типографию. В типографии мама имела успех. Начала она работать в качестве помощницы, была на подхвате у специалистов. Однажды в вечернюю смену перед каким-то праздником пришел заказ набрать срочно текст поздравительной телеграммы от правительства. Человека, ответственного за набор, не оказалось на месте, и мама вызвалась помочь. Она справилась с задачей. А наутро ее фото красовалось на доске почета, потому что текст оказался без единой ошибки. Мама была прилежной ученицей в школе, а почерк у нее был каллиграфический. Ровные, круглые, как жемчужины, буквы, непохожие на стереотипный врачебный почерк. Зато у папы почерк не ужасный, но нестандартный и не очень разборчивый. И когда мы в школе плохо писали, папа в шутку говорил: «Вы что, в маму пошли? Берите с меня пример!»
***
Во время учебы в школе и я, и Гор никогда не обращались за помощью к родителям. Мы оставались в группе продленного дня и выполняли домашние задания. Да и дома, так как учились хорошо, легко справлялись самостоятельно. Но если иногда помощь все-таки требовалась, задав вопрос маме, мы получали исчерпывающий и правильный ответ. Например, у нас в Ирбейской школе был «Клуб почемучек». В классе висел почтовый ящик, и любой мог в него закинуть интересующий вопрос, а другие ребята на него отвечали. И когда я пребывала в тупике, мама меня выручала. Однажды, помню, задали написать сочинение на тему «Ревизора» Н.В. Гоголя. Пока мама месила тесто и пекла лаваш, она сделала подробный анализ произведения. Мое сочинение ошеломило учительницу, и я его подробно помню до сих пор.
Гору исполнилось пять лет, а мне еще не было четырех, когда мама начала изучать с нами русскую азбуку. Буквы дались достаточно легко, а когда дело дошло до слогов, ни я, ни Гор никак не могли соединить две буквы вместе. Но мама проявила настойчивость. Помню, что даже во время прогулок она веткой на снегу писала слоги, а мы пытались их прочесть. И в какой-то момент мы хором произнесли «ма-ма» – урок был усвоен. А дальше было много практики. Так мама с самого детства привила нам любовь к чтению и к русскому языку. Гор читал и до сих пор читает книги ежедневно залпом и очень быстро. При этом у него отличная память, и он помнит все, что прочитал. В школе, получив все учебники 29 или 30 августа, он садился и за два дня изучал все материалы по устным предметам: история, география, биология и т.д. Больше в течение года эти учебники Гор не открывал. Кроме того, так как он любил много читать, то на всех уроках всегда выдавал материала больше, чем в учебнике. А если чего-то и не знал, то импровизировал или фантазировал. Это тоже у него с детства. Я же уже в пять лет свободно читала, поэтому в детском саду воспитательница часто сажала меня перед группой, и я читала сказки вслух.
Причиной знакомства мамы и папы тоже стала книга. Они тогда учились на подготовительном курсе. Как рассказывала мама, она давно заприметила папу в компании своих друзей, которые частично пересекались с ее друзьями. Папа тоже положил на маму глаз, но не решался подойти. И вот однажды они сидели друг за другом. Вдруг мама заметила, что на парте кто-то написал слово «йог». Она громко спросила:
– Интересно, кто здесь написал слово «йог?
– А вы знаете, кто такие йоги? – спросил папа.
– Конечно, знаю, я как раз недавно прочитала роман Ефремова «Лезвие бритвы».
Это стало отправной точкой. Папа-книголюб очень обрадовался, что у него есть общие темы для разговоров с девушкой, которая ему нравилась. Но пока они просто так скромненько общались на занятиях.
Через пару месяцев подруга Рузанна сообщила, что Геворгу сделали пластическую операцию на нос, и что ей интересно посмотреть, как он сейчас выглядит. Маме было неловко, но любопытство перевесило. Поэтому под неким предлогом они разыскали папу и завели с ним разговор. Мой скромный папа обрадовался, что мама проявила к нему интерес, и стал решительнее. С тех пор они стали дружить.
Мама выросла в Баку и ходила в русскую школу, а армянский язык использовала на бытовом уровне. Кроме того, она часто использовала слова из зангезурского (родина дедо и бабо) и бакинского диалекта. Папа и дядя Гагик угорали каждый раз, когда мама вдруг выдавала какое-нибудь диалектное словечко. Они падали на пол, взявшись за животы, и просили маму снова повторить, чтобы посмеяться еще больше. Но мама не обижалась на них.
***
В тот год в бакинском мединституте сменили ректора. Старого убрали из-за коррупции, и прошел слух, что в этом году будет легко поступить тем, у кого есть реальные знания, а не деньги. Мама решила воспользоваться этим шансом и перевелась на подготовительный курс в Баку, но она продолжала общаться с папой, в основном посредством писем. Папу призвали на службу в Советскую Армию. В последний день он узнает, что везут их в Казахстан, в город Семипалатинск морским путем через Баку. Он посылает маме телеграмму, что будет проездом в Баку в составе новобранцев.
Так начинается романтическая история моих мамы и папы. Мама, получив телеграмму, пропускает занятия в институте и с утра отправляется в порт. Там пытается выяснить, откуда повезут новобранцев. Но так как информация военная и секретная, то ничего толком узнать не удается. И она наобум идет вдоль моря, всматриваясь в корабли, нет ли там людей в военной форме. Папа же по прибытии в Баку узнает, во сколько нужно вернуться в порт, и, посчитав, что у него есть несколько часов свободного времени, едет к ней домой по адресу, так как раньше в Баку не был. Придя домой, узнает у брата, что Рогнеды дома нет. Тогда он отправляется в мединститут, купив по дороге букет цветов. Там от сокурсников мамы выясняет, что мама не пришла на занятия. Так как время поджимает, он возвращается в порт, свесив голову. В порту их собирают на перекличку и выстраивают в ряд. В это время мама наконец находит тот самый корабль и обращается к человеку в военной форме. Она говорит, что ее друг Геворг Григорян отправляется на этом корабле в Казахстан, и она пришла с ним попрощаться. Военный говорит: «Вот новобранцы стоят в ряд. Посмотрите, здесь ли ваш друг?» Мама рассказывала: «Я смотрю, стоят парни в одинаковых формах, с бритыми головами, пыльные. Все как на одно лицо. Еще и уставились на меня, и я смущаюсь». И тут, слава Богу, папа заметил ее. Им дали несколько минут, чтобы попрощаться. Папа поцеловал маму и признался в любви. На что мама ответила, что тоже его очень любит и будет ждать его возвращения. Цветы они бросили в море, скрепив этим жестом свою клятву.
Затем было два года активной переписки. Мама всегда говорила: если бы не папины письма, она никогда бы не узнала его так хорошо и не влюбилась еще сильнее. Скупой на слова, папа всегда отлично выражал свои мысли письменно. Мамины и папины письма армейского периода потом хранились в достаточно ёмком чемодане. Целый чемодан писем, и в каждом из них объяснения в любви. Они писали друг-другу чуть ли не каждый день. Однажды в старших классах я перечитала все эти письма. Сколько в них нежности, любви, заботы, тепла и надежд!
В Казахстане папа служил в стройбате. В тот день он находился на крыше строящегося здания. И вот принесли телеграмму от мамы. Папа прямо на рабочей площадке прочитал телеграмму и от радости прыгнул вниз с уровня второго этажа. Мама сообщила ему, что она поступила в институт. Папа был счастлив и очень рад за маму. Близкие друзья его искренне поздравили. Но тут нашелся какой-то «доброжелатель», который ехидно сказал: «Ну, и что ты радуешься? Она поступила в институт, а ты нет. И зачем ты ей теперь? Она себе найдет кого-нибудь получше». Папу как будто ножом полоснули. И он не нашел ничего лучше, как сесть и написать маме длинное письмо о том, что раз она теперь поступила, то у нее радужное будущее впереди, и что он ей, наверное, не нужен. Мама в ответ отчитала папу за его бредовое письмо и сказала: «Разве я тебя люблю, потому что ты учишься или не учишься в мединституте? Я полюбила тебя как мужчину, как человека и хочу всю жизнь прожить с тобой, и не имеет значения, чем ты будешь заниматься и кем работать. Кроме того, у тебя есть мечта стать хирургом, и она обязательно сбудется. Но ради тебя, а не ради того, чтобы я была с тобой». У папы отлегло на сердце.
Спустя год службы в Казахстане папу перевели в подмосковный город Серпухов. Однажды мама сообщила в очередном письме, что собирается на несколько дней в Ереван погостить у своей сестры. И папа пустился на авантюру. Дело в том, что, работая на объекте, они иногда ночевали в казарме, а иногда на стройке. И вот он так устроил через своих друзей, что в казарме сказали, что Геворг на стройке, а на стройке сказали, что Геворг в казарме, а сам он улетел в Ереван на три дня, чтобы повидаться с мамой. Папа говорит, что это было невероятное стечение благоприятных обстоятельств, так как ему удалось найти гражданскую одежду среди зимы, купить билеты на самолет без паспорта туда и обратно, не спалиться на службе и еще много чего. Судьба вела моих родителей уверенной рукой. Для мамы приезд папы стал приятным сюрпризом. Если не ошибаюсь, папа подарил ей кольцо и повел знакомиться со своими родителями. Причем так и представил ее: «Это Рогнеда, моя будущая жена».
***
Когда папа служил в Подмосковье, его брат Гагик ездил к нему повидаться. Он заснял на кинопленку маму, и потом они с папой бегали по Москве, чтобы найти проектор. Папу тоже засняли, чтобы потом показать маме. Вообще, перед отъездом папа поручил маму заботам Гагика. И дядя Гагик исправно выполнял просьбу старшего брата, он очень любил и уважал мою маму и был для нее как брат. Помогал ей по всем вопросам, в выходные водил ее в кино, в парк. Однажды в Ереван приехала тетя Аня, мамина подруга со школьной скамьи. И дядя Гагик вызвался составить им компанию. С утра они хорошо погуляли в Эчмиадзине, а потом на электричке поехали на озеро Севан. Весь день на ногах, куча эмоций и впечатлений, Гагик выполнял функции сопровождающего, гида и фотографа.
Под конец дня все вдруг вспомнили, что ужасно проголодались, так как последний прием пищи был утром во время завтрака. Но тут Гагик обнаружил, что у него осталось очень мало денег, а надо еще купить обратные билеты до Еревана. Он пошел в кассу, купил билеты на электричку, до приезда которой оставалось примерно полчаса, посадил девушек отдыхать на вокзале, а сам пошел за едой. Но не в буфет, а в соседнюю булочную. Там на последние копейки купил большой «քարի հաց14». Огромный прямоугольный пышный хлеб он руками разделил на три части и выдал девушкам их порции со словами: «Здесь, в Севане, пекут замечательный хлеб. Он такой вкусный, что преступление есть его с чем-то еще. Поэтому я не стал брать ни сыр, ни овощи. Попробуйте!» И две проголодавшиеся девушки с удовольствием стали уплетать за обе щеки, не почувствовав никакого подвоха. Спустя лет 20, сидя в семейном кругу, мама обратилась к дяде Гагику: «Гагик, каким же действительно вкусным был тот севанский хлеб. До сих пор помню его вкус!» А дядя Гагик рассмеялся: «Ай, Рога джан, у меня тогда все деньги кончились, я просто ничего больше не мог купить». Но севанский «кари ац» действительно очень вкусный.
***
В 1972 году папа вернулся из армии, поэтому было решено, что мама переведется из бакинского мединститута. Но для этого нужна была ереванская прописка. Свадьба мамы и папы была назначена на конец января 1973 года. Так как дело было решеное, то папа предложил маме зарегистрироваться в ЗАГСе, чтобы получить прописку. Так и сделали: расписались, но не поженились. И вот мама сдает документы в институт. Секретарь проверяет документы, листает ее паспорт и, увидев штамп, спрашивает маму: «Вы замужем?» Мама говорит: «Нет». А она удивленно: «А здесь написано, что замужем». Тут мама спохватилась и выпалила: «Да, я замужем, я забыла». Девушка была поражена: как можно забыть о факте своего замужества? Но перевод состоялся. Кроме того, через какое-то время мама переехала жить на Третий участок, где жил папа, дедушка и бабушка, дяди Гагик и Гарик.
Мой дедушка был очень консервативным и, когда вошла мода на женские брюки, он своим родственницам запрещал их носить, во всяком случае, при нем. Троюродные сестры папы Тереза и Анаит очень страдали из-за этого и все время спорили с дедушкой по этому поводу, но безрезультатно. И вот пришли Тереза и Анаит познакомиться с моей мамой. Мама в это время одевалась в комнате, а они беседовали с дедушкой. Мама вышла из спальни в ярких брюках из полотенчатого материала. Тереза и Анаит прямо застыли на месте и тут же стали шептать дедушке, толкая его в локоть:
– Ваник дядя, твоя невестка брюки носит?
– Тихо вы, молчите!
– Дядя Ваник, но как же так? Ты ей разрешаешь?
– Да, я Рогнеде все разрешаю!
– Ну, тогда и мы будем носить, чем мы хуже?
– Да ладно, носите, только молчите, не говорите ей ничего.
Так благодаря моей маме произошла революция моды в нашем роду. Дедушка и бабушка очень любили мою маму, и она отвечала им тем же. На следующий день после свадьбы дедушка сам настоял, чтобы мама носила брюки, чтобы, не дай Бог, не простудилась.
***
1973 год стал самым счастливым для моих родителей: 26 января они поженились, летом папа поступил в мединститут, осенью футбольная команда Армянской ССР «Арарат» стала чемпионом и победителем кубка СССР, а в начале зимы родился Гор.
Когда мама объявила своему папе, что собирается замуж, Хачик дедо воспротивился:
– Выйдешь замуж, родишь детей, забросишь учебу, институт не закончишь. Ты же столько сил потратила, чтобы поступить.
– Папа, мое замужество не помешает учебе.
– Ну как же не помешает, как ты будешь все совмещать?
– Папочка, я обещаю, что закончу институт и принесу тебе диплом врача. Позволь мне выйти замуж.
И дедо сдался, тем более и ему, и Ашхен бабо папа очень понравился.
Мама вышла замуж в 22 года, но она была очень худенькой, кроме помады другой косметикой не пользовалась и выглядела намного моложе своих лет. Будучи беременной Гором, мама пришла в женскую консультацию. В коридоре гинеколога ожидала огромная очередь, сидячих мест не было, и мама оказалась стоящей перед дверями кабинета. Каждый раз, когда выходила или входила медсестра, она натыкалась на маму. В конце концов, она не выдержала и сказала в сердцах:
– Балик15 джан, что ты все время под ногами путаешься?
– Я не ребенок, я беременная, – промолвила мама.
– Как это беременная?! – воскликнула медсестра и сразу же забрала маму с собой в кабинет. Они решили, что мама несовершеннолетняя и что дело пахнет криминалом.
Однажды мама готовилась к очередной сессии по предмету «Медицинская психология». Выучила все билеты, кроме одного: «Сексуальные извращения». Во времена СССР тема была табуированной, и даже в специальной литературе информация подавалась в завуалированной форме. Поэтому мама долго ломала голову и никак не могла понять, чем отличаются одни отклонения от других. Она позвала на помощь папу. Папа пришел, посмотрел на билет, посмотрел в учебник, захлопнул его и сказал: «Я тебе позволяю получить двойку по экзамену. Ты еще слишком мала, чтобы знать такие вещи». Мама, конечно же, получила пятерку, но только потому, что ей не попался тот злополучный билет.
В 1977 году мама окончила институт и торжественно преподнесла диплом своим родителям: «Видишь, папа, я сдержала обещание!» Хотя маме пришлось очень туго, но каким-то образом она всегда со всем справлялась и не жаловалась. Помню, например, мама рассказывала, что была беременна мной. Гору еще не исполнился год, и он попал в больницу. Бабушка Седа легла с ним, а мама после занятий бежала в больницу и проводила ночи с Гором. Тогда они проходили в институте гинекологию, и преподавательница была ужасно требовательная и жестокая женщина. И имя у нее было соответствующее: Медея. Похоже то ли на Мегеру, то ли на Горгону. Она никогда не была замужем и не имела детей, и, возможно, это было причиной того, что она особо сильно терроризировала замужних и беременных студенток. Могла их оскорбить при всех, что какую они глупость совершили, как можно учиться и растить детей одновременно, и тому подобное. Кроме занятий студенты ходили на ночное дежурство в отделение гинекологии. И как раз когда Гор лежал в больнице, эта преподавательница назначила маме ночное дежурство. У мамы уже не было сил с ней спорить, и тогда за нее заступилась вся группа. Они сказали, что у Рогнеды ребенок в больнице, и она сама беременная, попросили освободить ее от дежурства. На что преподавательница зло ответила: «Никто ее не просил рожать…» А в январе была зимняя сессия, мама сдавала гинекологию на девятом месяце беременности. Она вошла на экзамен, вытянула билет, подготовилась и ответила на отлично. Председатель комиссии сказал: «Когда вы вошли, я решил, что поставлю вам на балл выше из-за вашего положения, но вы и так ответили на отлично». А «Мегера Горгоновна» с сальной улыбкой произнесла: «Мои студенты не нуждаются в поблажках». Мамино усердие передалось мне еще в утробе, я всю жизнь чему-то учусь, и мне очень нравится процесс познавания нового.
***
Мама у нас бесстрашная, ее не останавливали никакие трудности. Первые два года в Сибири мы жили в Томске, в одной комнате. На секцию с четырьмя комнатами приходились общие туалет, душ и две раковины для умывания и мытья посуды. Одна общая кухня на весь этаж. Но у нас в комнате был свой холодильник и электроплита. Какое-то время мы жили на девятом этаже. В этом общежитии никогда не работал лифт, все поднимались пешком. Очень показательно, что именно на девятом этаже располагался «Клуб любителей скалолазания», членом которого был и наш папа. Он ездил с ними на Красноярские столбы и в другие экспедиции. Очень часто мама поднимала меня на руках на девятый этаж. Гор был постарше и лишен такой привилегии, а я часто этим злоупотребляла, а иногда просто засыпала по дороге из детского сада, и маме жалко было меня будить. Мама сама весила чуть больше 50 килограмм, а я была упитанная девочка, еще плюс зимнее пальто, сапожки, шапка, шарф…
В сентябре 1984 года мы только что заселились в общежитие в Томске, замок на двери оказался сломан. У нас гостил дядя Гарик, и папа с ним отправился в магазин за замком. В комнате осталась мама и мы: четверо детей, мал мала меньше. И вдруг в нашу комнату ввалился сильно пьяный бугай с красной рожей и ничего не соображающий. Мама попыталась его выдворить, вежливо попросив уйти. Но он стоял как столб и рассматривал нас и комнату. Мама попыталась вытолкать его за дверь, но это был очень крупный и высокий мужчина. Наконец он нащупал взглядом то, что искал: чайник с водой. Вероятно, ему хотелось пить. Но беда была в том, что мама этот чайник только что сняла с огня. Бугай потянулся за чайником. Мама перепугалась не на шутку, понимая, что будет, если он выпьет из носика кипяток. Мама быстро схватила чайник и унесла его вглубь комнаты. Пьяный мужик нечленораздельно стал возмущаться, думая, что маме жалко для него воды. Тут мама собрала все свои силы и буквально вытолкала мужчину за дверь. Но так как замок изнутри не запирался, то мама приперла дверь всем своим телом, а мы тоже поднажали, чтобы хоть как-то помочь маме. Бугай продолжал ругаться и ломиться в дверь, а мама держала ее до тех пор, пока тот не удалился. Потом сама удивлялась, откуда у нее столько сил нашлось. А причиной была ее материнская любовь и страх, что этот пьянчуга мог навредить ее детям. Когда папа вернулся домой, мама расплакалась и рассказала, как вытолкала этого бугая в коридор и держала изо всех сил дверь.
***
Всю жизнь мама очень поздно ложилась спать. Только уложив нас, она принималась за стирку, глажку, уборку, шитье и другие домашние дела. Пока все не переделает, не ложилась в постель. При этом успевала нам и сказки на ночь почитать, и нашим образованием заняться, и погулять, а в выходные обязательно была детская программа: походы в кино, театр, в парк, поедание мороженого или торта в кафе. Когда же мы подросли, уже в Ереване, мама не отправлялась в постель, пока все не вернутся домой. Переделав все дела, ложилась на диван, включала телевизор и ждала мужа или сыновей. Иногда подремывала, но диван не покидала. Вскакивала на звук открывающейся двери, со вздохом облегчения целовала вернувшегося и только потом шла в спальню.
Все детство, как только начиналась программа «Время», для нас, детей, объявлялся отбой. В Сибири это было 9 часов вечера, а в Ереване 10. Было большое исключение, когда в Ереване после программы «Время» показывали фильм «Повесть о настоящем человеке». Нас специально разбудили и сказали, что мы должны посмотреть это кино. Больше исключений не было.
Восьмилетний Гор в Ирбее как-то вечером спустился выпить воды, а мама сидела на диване, шила и смотрела фильм «Табор уходит в небо». Мы все обожали моменты, когда ночью можно было составить компанию маме, а наутро хвастаться перед остальными, как мы с ней пили чай или смотрели телевизор. Поэтому Гор подсел к маме и стал внимательно смотреть в экран телевизора. Минут через пять началась сцена, где молодая цыганка обнажает свою грудь и по очереди снимает многочисленные юбки. Мама не знала, чем эта сцена закончится, но была уверена, что она не для детских глаз, поэтому постаралась сесть так, чтобы Гору не было видно. Но Гор поменял позицию. Количество юбок на цыганке стремительно уменьшалось. Тогда мама положила Гора на диван головой в противоположную сторону от телевизора и села на него.
Севак, которому не исполнилось и пяти лет, поступал хитрее. Он спускался вниз, когда я и Гор засыпали. Пил воду и заходил в большую комнату, где мама и папа смотрели кино. Севак останавливался в дверях, две минуты наблюдал за экраном, а потом с чувством большой потери выдавал: «А я это кино не видел». При этом медленно подходил к дивану, устраивался поудобнее и немигающим взглядом смотрел в телевизор. Наивные мама и папа думали, что Севак слишком маленький – сейчас устанет и уснет. Но Севак сидел до самого конца и только с последними титрами говорил: «Хорошее было кино», – и уходил спать. Вообще, у нас в семье мама и Севак киноманы. Мама с детства не пропускала ни одного фильма в кинотеатрах города, а на любимые ходила по несколько раз. Помню, часто, увидев в программе телепередач название какого-то фильма с указанием «премьера», мама садилась перед телевизором. Уже через пять минут она говорила: «Какая же это премьера? Я этот фильм еще 20 лет назад видела». Еще она обладала развитой творческой интуицией. Начав просмотр любого неизвестного ей фильма, очень скоро мама объявляла, чем все закончится и как сложатся судьбы героев. Наверное, этот ее талант передался Севаде, который стал сценаристом.
Севада же был особым кинолюбителем. В Томске каждое воскресенье мы отправлялись в кино. Севаде было 2 года от силы. Поэтому, придя в кинотеатр, он с нетерпением ждал, пока выключат свет в зале. Затем он устраивался на коленях мамы и сладко засыпал. С последними титрами Севада просыпался, тер глаза и говорил: «Мне очень понравилось это кино». На что мы каждый раз падали со смеху. Однажды по дороге в кинотеатр мы обнаружили очередь в гастрономе за колбасой. Встала дилемма времен дефицита: либо встать в очередь и купить много колбасы, так как отпускали по полкило на человека, либо идти в кино. Мы, как более взрослые и практичные, проголосовали за колбасу. Но Севада был отчаянно против. Он хотел в кино и не хотел слышать никаких объяснений. В итоге маме пришлось сказать Севаде, что продавец билетов простудился и не пришел на работу, а потому «кина сегодня не будет».
Когда Гору было два года, как и Севаде в Томске, папа повел его в кинотеатр «Севан» в Ереване, недалеко от нашего дома. Очень скоро Гору стало скучно, и он стал просить папу пойти домой. Папа же старался утихомирить Гора и привлечь его внимание действием, разворачивающимся на экране. Гор сначала притих. А потом как заорал на весь зал: «Կակո եմ ուզո՛ւմ:16» Папа покраснел от стыда, схватил орущего Гора в охапку и бежал до дома, не останавливаясь, как угорелый. Дома Гор улыбнулся и хитро сказал: «Խաբեցի։17» «Гевик, зачем же ты с ним домой бежал? В кинотеатре разве нет туалета?», – удивилась мама. «Ай, Рога джан, он так меня опозорил, что я даже не сообразил», – ответил папа.
Мама с папой следили за нашей психикой и старались по мере возможности оградить от жестокостей этого мира. В середине 80-х на экраны вышел фильм «Чучело» с Кристиной Орбакайте. Показ шел не в детском кинотеатре «Пионер» в дневное время, а во взрослом – вечерним сеансом в кинотеатре «Максим Горький». Родители купили билеты и пошли вдвоем. «Если нам понравится, тогда и вас сводим», – пообещала мама. Но мы «Чучело» так и не посмотрели. Наши родители посчитали, что фильм слишком жестокий, и нам не стоит его смотреть. Примечательно, что у нас дома была книга Железникова «Чучело», и я ее прочитала. Но фильм посмотрела только в 2001 году.
***
Однажды воскресным вечером мама заканчивала стирку. Вода в душе шла уже не горячая, а еле теплая и очень тоненькой струйкой, наверное, из-за большого количества пользователей в этот час. До этого мама нас с Гором искупала, одела во все чистое, и мы пошли играть в коридор. И вдруг заходит папа, вернувшийся поздно с работы, и говорит маме: «Рога, сейчас дети придут, ты только не ругай их, пожалуйста!» Мама беспокойно смотрит на папу: «Что случилось, Гевик?» И тут заходим я и Гор: с ног до головы в золотистой краске, только глаза блестят. Оказывается, на общую кухню привезли мешки с бронзой для покраски батарей отопления. Мы с Гором устроили прыжки на батуте, то есть на мешке с краской. Мешок не выдержал и порвался. А эта краска как порошок, только очень липкий. Он столбом поднялся вверх и окутал нас полностью, намертво прилипнув к волосам, одежде и коже. Мама чуть в обморок не упала, но, помня свое обещание, только промолвила: «Как же я вас отмою?». Отмывала нас мама до поздней ночи, под тонкой прохладной струйкой намыливала нас снова и снова, пока мы не приняли обычный человеческий облик. Насчет одежды даже не знаю, сомневаюсь, что ее удалось отстирать. Когда наконец мы легли спать, и мама тоже хотела нырнуть в постель, пришел папа после ревизии кухни и сказал: «Рога джан, там вся кухня в краске, нужно бы почистить, неудобно». «Гевик джан, я с ног валюсь, завтра уберусь», – ответила мама и заснула без задних ног. Проснувшись утром, она подумала, что ее Гевик сошел с ума, так как папа лежал рядом с косынкой на голове. Мама разбудила папу и спросила, зачем он повязал голову. «Ты вчера уснула, а я пошел подметать кухню; у меня эта краска на волосах осела, вот я и использовал косынку, чтобы постель не запачкать». Короче, маме скучать с нами не приходилось.
Спустя лет шесть, во второй наш срок жизни в Томске, Севаку уже исполнилось пять лет. Его закадычного друга Эрика, сына коменданта общежития, мы любовно называли «Электроником». Два друга играли на общей кухне и увидели рассыпанные под батареей зерна пшеницы розового цвета. Им стало любопытно – они набрали зернышки в свои ладошки и стали по одному отправлять в рот. Зерна оказались обработанными мышьяком против крыс и мышей. Ночью Севаку стало плохо, его беспрерывно рвало. Мама долго не могла понять, что это такое розовое выходит из желудка Севака. Пока он не рассказал о пшенице, которую они ели с Эриком. Мама и папа сделали Севаку промывание и привели его в чувство. И тут прибежала мама Эрика, потому что ее сын съел больше зерна, и организм его оказался слабее. Пришлось вызывать скорую помощь, которая отвезла Эрика в больницу, и, слава Богу, там его откачали.
В 1979 году, после рождения Севака, папу по распределению направили в город Заозерный. Мы опять поселились в одной комнате общежития. Только на этот раз это было не многоэтажное здание без лифта, а всего лишь длинный деревянный дом с туалетом на улице, с общей кухней и десятком комнат, где жили медработники. Дом был ветхий, и когда выпадал снег, он через щель в полу набивался в угол комнаты. Так и лежал там до весны. Мы с Гором уже подросли и, так как родился Севак, стали активно помогать маме. Мы уже самостоятельно подметали и мыли пол, посуду, вытирали пыль и выполняли другие мелкие поручения. Делали мы все это с удовольствием, у нас даже был свой график дежурств. При этом, как и раньше, мама находила время почитать нам сказки, обучить счету и другим премудростям. Еще помню нашу коллекцию пластинок с детскими сказками: мама включала проигрыватель, мы с Гором садились рядышком и слушали в сотый раз приключения Буратино и других сказочных героев.
Однажды вечером мама была занята, а нам с Гором захотелось послушать сказку в мамином исполнении. Она просила нас подождать, но мы настаивали. Тогда мама предложила обратиться с этой просьбой к папе. На что мы с Гором сделали удивленные лица и сказали: «Мама, ты что? Папа же не умеет читать по-русски». Мама расхохоталась в ответ: «Гевик, почитай детям, а то они думают, что ты русских букв не знаешь». Папа сразу просек, что как только мы узнаем его великий секрет, то будем регулярно просить нам почитать. Но деваться было некуда. Взял он в руки книгу и, не меняя позы, то есть лежа на кровати, стал читать про курочку Рябу. К концу сказки папа вдруг сам закудахтал и стал дергаться всем телом. А потом просунул руку себе под попу и вытащил оттуда… куриное яйцо. «Вот, зачитался я тут с вами, аж яйцо снес». Не передать ужас и удивление в наших глазах. После этого случая, если мама заикалась, чтобы мы попросили папу нам почитать, то мы с Гором наотрез отказывались: «А вдруг папа снова яйцо снесет?»
***
Помню, прямо перед Новым годом мы все втроем заболели, и нас с мамой положили в детскую больницу. Нам выделили отдельную палату, которая была больше нашей комнаты в общежитии. Отдельный санузел был просто громадных размеров с самой настоящей ванной. Такое ощущение, что мы жили во дворце. В коридор отделения выходило глухое прямоугольное окно, расположенное чуть ниже уровня потолка. В честь Нового года художник разрисовал эти окна в палатах сюжетами из детских сказок. С нашего окна нам улыбались Чебурашка и крокодил Гена. Папа приходил к нам с передачами дважды в день, а мама все время отслеживала наше состояние: температуру, прием лекарств, кашель, походы в туалет. Но все свободное время она читала нам сказки.
А потом произошло настоящее чудо. Нашей семье выдали четырехкомнатную квартиру в новом районе Заозерного. Помню момент, когда мы впервые зашли в абсолютно пустую квартиру. Она нам с Гором казалась размером с футбольное поле, поэтому мы бегали по всей квартире как сумасшедшие и никак не могли поверить, что там так много свободного пространства. Мебели у нас практически не было. Обеденный стол и стулья подарили папины однокурсники, пришедшие на новоселье. Дядя Гагик собственноручно сделал для нас с Гором двухэтажную сборную деревянную кровать. Мы стали обладателями отдельной детской комнаты, родители – отдельной спальни, где также стояла кроватка Севака. Смежная со спальней комната стала кабинетом папы, а в большой комнате мы собирались всей семьей. Кухня тоже оказалась просторной, а санузел оборудован ванной. Но самое интересное для нас с Гором было вне стен нашей новой квартиры. Район новый, по соседству строились дома, социальные объекты. Кроме того, первый этаж нашего здания составляли незавершенные нежилые помещения, в которых можно было прятаться, играть и ходить без конца из одной комнаты в другую. В общем, как все нормальные советские дети, все свободное время мы проводили, играя на стройках.
В соседнем доме поселилась семья нашего друга Саши. До этого они являлись нашими соседями в общежитии, и с Сашей мы были не разлей вода. Однажды в слякотный и пасмурный осенний день я пошла в гости к Саше. Гор тогда уже ходил в школу. Мы вдоволь наигрались, и я пошла домой. Между двумя домами вся дорога была в жуткой грязи, и я привычным шагом топала по ней. Вдруг что-то произошло, и я стала погружаться в жижу всем телом. Через буквально несколько секунд я оказалась в трясине по пояс, и меня продолжало затягивать в яму. Я даже не успела испугаться и крикнуть, так как не поняла, что происходит. На улице людей не наблюдалось. Но совершенно случайно вдруг поблизости оказался какой-то мужчина, который заметил ребенка, стремительно уходящего под землю. Он одним прыжком оказался рядом со мной и резко выдернул меня одним рывком. Только в этот момент я испугалась, и ему понадобилось несколько минут, чтобы через мой плач выяснить, наконец, где я живу. Привел меня домой. Папа открыл дверь: на пороге стоял незнакомый мужчина и я, по горло вымазанная в грязи. Подошла мама; услышав рассказ спасителя, она схватилась за сердце. А папа взял меня за шкирку, на весу отвел в ванную и прямо в сапогах и пальто поставил в ванну. Потом уже мама со слезами на глазах включила душ, раздела и умыла меня. И попросила никуда больше одной не ходить.
На лето наш детский сад вывезли в лагерь. Мы с Гором оказались в одной группе. Лагерь располагался рядом с лесом и недалеко от речки. Благодатная природа, свежий воздух и столько нового вокруг. Мое любопытство толкало меня на приключения, не позволяя мозгу задуматься о последствиях. Вся территория лагеря была как на ладони, и мы с Гором исследовали ее уголки в первые же дни пребывания. Тем не менее при каждом посещении столовой я задавалась вопросом, а что находится за этим длинным зданием, так как заметила, что забор проходит в некой отдаленности от задней стены столовой. Видимо, я задала этот вопрос Гору и получила ответ, что ничего интересного. Но меня ведь не остановить. И как-то раз, когда все дети проводили время на игровой площадке, а Гор весело болтал с мальчишками, я улучила момент и, стараясь слиться с окружающей средой, медленными шажками дошла до столовой. Если что, всегда можно сказать, что я проголодалась. Мне повезло, никто из воспитателей и работников лагеря не попался мне на глаза. Я спокойно прошла по заросшему крапивой узкому перешейку вдоль торца здания и оказалась в тылу. Увиденное меня разочаровало. Я увидела пару дверей на задний вход, уставленных ящиками, коробками, бочками. Я наблюдала контейнеры с мусором, какую-то забитую дворняжку, копошавшуюся в них, а также кучку говна, оставленного кем-то, кто также хотел остаться инкогнито. Зажмурившись от неприглядного пейзажа, я поспешила вернуться тем же путем. К счастью, мое отсутствие никто не заметил, и мне не пришлось делиться своими наблюдениями.
В другой раз я просто пропала. Меня искали всем лагерем в каждой комнате, под каждой кроватью в помещениях и под каждым кустиком во дворе. Затем делегация ринулась в примыкающий лес. Больше всех переживал Гор и подначивал не отступать. Я спокойно поедала вкуснющую чернику с дикого куста, когда мне показалось, что лесное эхо обращается ко мне по имени. Я удивилась и отправила в рот еще пару сочных ягод. Эхо становилось все более настойчивым, а потом прямо передо мной выросли люди, подозрительно знакомые лица. Вперед выскочил мой брат, который подбежал ко мне, схватил меня в охапку и стал на армянском языке допрашивать меня. Да мне просто захотелось свежих ягод поесть! В прошлый раз, когда мы всем лагерем гуляли по лесу, было слишком много конкурентов.
Но я не всегда была такой решительной. Во время праздника Нептуна я обнаружила, что жутко боюсь воды. Взрослые и дети, разодетые русалками и водяными, весело плескались в воде и радостно вопили, когда их толкали или скидывали в холодные потоки реки. Я старалась держаться подальше и умоляла Гора, чтобы он даже не вздумал. Ко мне подошла наша воспитательница. Она взяла меня за руку, и мы вошли в воду. Мы шли по броду, ступая медленно по илистому дну. Она говорила мне, что водной стихии не нужно бояться. Посмотри, Соси, какая приятная водичка и, если знать, как с ней обращаться, она не сделает тебе ничего дурного. Вода была мне по пояс, рука воспитательницы передавала мне спокойствие, и с праздника я вернулась с новыми ощущениями и опытом.
Лето кончилось, и Гор пошел в школу. Помню субботний день. Папа в командировке. У нас гостил дядя Костя, папин друг из Томска. Я села смотреть передачу «АБВГДейка». Гор собирался в школу. Ему тоже очень хотелось посмотреть телевизор, на что он намекнул маме, но мама была непреклонна. Тогда Гор возразил, что папы дома нет, чтобы отвести его в школу. «Дядя Костя тебя отведет», – ответила мама. Гор и дядя Костя отправились на автобусную остановку. Гор специально сел в неправильный автобус, и они проехали несколько остановок в противоположном направлении. Сойдя с автобуса, Гор долго водил дядю Костю по закоулкам и в итоге объявил, что не может найти школу и не знает, где она находится. Так ни с чем они и вернулись домой. Гору повезло, что тогда не было Google maps и GPS. Хотя к моменту их возвращения «АБВГДейка» уже закончилась, но Гор был счастлив, что добился своего и не попал в школу, несмотря на то, что мама просто не нашла слов от возмущения.
В нашей четырехкомнатной квартире мы прожили всего несколько месяцев. Папа был очень недоволен своей работой. В больнице было достаточно врачей, плюс еще пара выпускников с прошлого года, так что папе и еще одному интерну приходилось почти весь день сидеть без дела, а к операциям их чаще всего не допускали. Не об этом мечтал папа. Поэтому он обратился в нужные инстанции и попросил направить его туда, где действительно нужны хирурги. И его направили.
***
В ноябре 1980 года мы приехали в село Ирбейское Красноярского края. Поселились снова в одной комнате двухэтажного общежития. Когда мы заставили нашу комнату кроватями, шкафами и остальной мебелью, места не осталось даже для обеденного стола. Так что стол в собранном виде остался стоять у стенки, а маленький журнальный столик мы поставили в коридоре, чтобы можно было передвигаться по комнате. Во время еды этот столик заносили в комнату, садились вокруг него, ели, потом снова выносили в коридор. Готовила мама на общей кухне, где стояла газовая плита с баллоном. Там же за перегородкой висела раковина, а над ней – рукомойник. Кран с холодной водой находился на улице и безнадежно замерзал зимой. Воду привозил водовоз, и тогда дома водой заливались все возможные емкости. Туалет, естественно, был на улице. А мылись мы исключительно раз в неделю в общественной бане, куда ходили круглый год. Баня находилась в центре деревни. Машины у нас не было, так что загруженные тазиками и сумками с одеждой, требующей стирки, мы отправлялись в баню пешком. При этом мама, как всегда, не роптала и на отлично справлялась со всеми домашними делами, одновременно работая в поликлинике днем и дежуря в детском отделении по ночному графику.
Папа был счастлив, так как работы было полно. Во всей ЦРБ (центральной районной больнице) хирургами были папа и еще товарищ Файтов. Гинеколог Калинин многому научил папу по части гинекологических операций. Однако он любил выпить и как только увидел, что папа прекрасно справляется самостоятельно, днями мог не появляться на работе. Кроме своих прямых обязанностей папе приходилось быть и стоматологом, и гинекологом, и кем угодно, так как во время дежурства ключи от всех кабинетов были у дежурного врача, и в случае ночных обращений нужно было оказать первую медицинскую помощь. И папа с удовольствием брался за любую работу.
Через несколько дней после нашего приезда папа задержался на работе. Выпал снег, и настали ноябрьские холода. Батареи в комнате грели еле-еле. По какой-то причине выключился свет во всем доме. Когда мама со свечкой в руках отправилась на кухню, чтобы приготовить ужин, оказалось, что газ в баллоне закончился. И как назло не было ничего съестного, что не требовало бы тепловой обработки. Мы сидели в темной холодной комнате, прижавшись к маме, которая тайком утирала слезы, и ждали возвращения папы. Когда папа пришел и увидел наше состояние, он отправился в магазин. Папа решил нас побаловать и купил бисквитный торт, украшенный розочками. Мы разрезали торт и стали его есть без ничего, так как даже воду для чая невозможно было вскипятить. Но как только кусочки торта оказались у нас во рту, мы стали плеваться. Дело в том, что крем был сделан не из сливочного масла, а из маргарина, и вкус у торта был отвратительный. Мы, привыкшие и любящие домашнюю выпечку мамы и бабушек, были просто в ужасе. С тех пор мы никогда не покупали тортов с масляным кремом. А в тот день так и легли спать голодными.
Папа занялся обустройством нашего жилья. Он организовал запасной баллон газа на кухне, чтобы не было сюрпризов, так как этим газом пользовались еще одна семья в соседней с нами комнате и четыре девушки-медсестры из большой комнаты на первом этаже. Кроме того, папа провел воду домой. И теперь у нас дома над раковиной стоял кран, и из него всегда текла вода, хоть и холодная. Тепла от батарей не хватало, и мы включали дополнительно электрообогреватель, так как холодный воздух проникал в нашу комнату, как и во всё здание, из щелей на окнах, на стенах и на полу. Вечерами дети отправлялись в постель, папа читал, лежа на диване, а мама сидела за столом со своими бумагами. Как только движения в комнате прекращались, из щелей на полу выползали мыши и начинали бегать в поисках пищи. В первые разы мама кричала и вскакивала, но потом даже она привыкла.
Однажды ночью я проснулась оттого, что мне захотелось пить. Вылезла из-под одеяла, подошла к дивану, где папа спал у стены, а мама с краю. Я легонечко коснулась плеча мамы, чтобы разбудить ее. Но мама отреагировала неожиданно. Она крикнула: «Вай, Гевик, мышка!» Она подумала, что на нее взобралась мышь. Папа спросонья обнял маму и успокоил ее: «Ну, мышка и мышка, спи!» Я беззвучно легла в постель и заснула. Наутро, сидя с Гором на полу, я рассказывала ему, как ночью будила маму, а она крикнула: «Мышка!» Мама подслушала наш разговор: «Так это была ты, Соси? Почему ты мне не сказала?» «Не знаю, я испугалась».
Через год, благодаря настойчивым обращениям мамы к руководству больницы, а также в райком, ко дню Великой революции нам выдали вторую комнату – соседнюю с нашей. Теперь весь второй этаж принадлежал нашей семье. Вторую комнату мама с папой обустроили под детскую, и теперь я, Гор и Севак обладали своей собственной территорией. Через какое-то время к нам присоединили и первый этаж, и теперь в распоряжении семьи находилась полноценная квартира: две спальни, большой зал, кухня, коридор и еще веранда, где зимой держалась минусовая температура и которую мы использовали как большой холодильник. Кроме того, под кухней находился погреб, где хранились картошка, свекла, морковь, капуста, соленья и другие консервы и закрутки. Однажды Гор сделал неудачный шаг и скатился в погреб вниз головой. Ему поставили диагноз: сотрясение мозга, зафиксировали шею корсетом и прописали постельный режим. Но разве Гор мог две секунды устоять на месте, а тем более лежать? Все дни скакал и прыгал, пока повязку не сняли.
Папа продолжил обустройство. На кухне нам построили русскую печку, ее правый бок составлял стену в большую комнату, а труба выходила через детскую на втором этаже, что давало дополнительное тепло. На зиму мы конопатили все щели, заклеивали окна, между рамами мама выкладывала толстый слой ваты, который еще и украшала новогодней мишурой. Во дворе стояли старые сараи. Один из них папа отремонтировал и сделал из него русскую баню с огромным металлическим баком для воды и камнями для пара, с березовыми вениками, с предбанником и вешалками, где поименно указывались не только мы, но и наши соседи и близкие друзья. Устроили торжественную церемонию открытия бани: папа перерезал красную ленточку, товарищи произнесли соответствующие речи, потом мужской коллектив затопил баньку и стал париться и хлестать друг друга вениками.
13
Клетка (биол., арм.)
14
Вид севанского хлеба (арм.)
15
Дитя (арм.)
16
Какать хочу! (арм.)
17
Я обманул. (арм.)