Читать книгу Волшебный меч Курыкан - Станислав Гольдфарб - Страница 10

Первым очнулся Кирьян. Перед глазами всё плыло, как в тумане. Усилием воли он всё-таки приподнялся и, пошатываясь, попытался оглядеться. Илимка уткнулась в берег и тихо покачивалась на воде. Острожники спали в неурочное время, причём в несуразных позах, словно какая-то неведомая сила подстерегла и усыпила крепких мужиков.

Кирьян зачерпнул ладонями воды, умылся, потом ещё и ещё раз, прогоняя остатки дрёмы, которая не хотела сдаваться и тяжестью давила на глаза.

«Ещё поспать? – мелькнуло в голове у Кирьяна. – Да с чего это нас так сморило? Нечисто дело. Неспроста провалились в сон в разгар дня. Надобно мужиков растолкать».

Его покрикивания, просьбы «просыпаться» действий не возымели. Попробовал растолкать, но и это ничем не закончилось. Пустое!

В отчаянии, что приятели заснули намертво, он стал поливать их, опрокидывая им на головы котелки холодной речной воды. И, наконец, к радости и облегчению Кирьяна, они стали подавать признаки жизни. Первым зашевелился Хват. Приоткрыв глаза, он пытался сообразить, что произошло, недоумённо глядя на Кирьку, который плескал воду на него и других. Но сказать ничего не мог, даже вымолвить слово не получалось. Сил хватило только «лупать» глазами и «мычать» какие-то звуки. Прошло ещё какое-то время, пока Хват огромными усилиями перевалился из лодки на берег и упал ничком на траву.

Постепенно стали приходить в себя и все остальные. Михей тихонько стонал, пытаясь прикрыть руками лицо от Кирькиного «водолечения», силился сесть, сползти с лодки не берег. В итоге плюхнулся в воду, и Кирьяну пришлось вытаскивать его на бережок.

Хуже всех дела обстояли с Ефимием, он что-то бормотал, как в бреду, но двигаться по-прежнему не мог, и Кирьян отчаянно продолжал «отливать» старшого. И только когда Ефимий очнулся окончательно, он смог покинуть лодку, а оказавшись на суше, отползти от воды.

Пока все приходили в себя, Кирьян развёл костёр, повесил над огнём котелок с водой, заварил иван-чай, которого хватало с избытком. Потом стал отпаивать друзей горячим отваром, стаскивал с них мокрую одёжку и помогал приблизиться к костру.

Прошло ещё какое-то время, и все, слава богу, очнулись от дурмана.

– Это чё такое было? Это чё? – твердил Михей, стуча зубами от холода и прихлёбывая кипяточек.

– Ты кружку-то не сломай, эвон колотишься! Гром стоит по всему лесу.

И тут острожников прорвало.

Смеяться по-настоящему сил не было: кто хихикал, кто улыбался, но все вдруг почувствовали облегчение и такую неописуемую радость оттого, что беду они всё-таки одолели, пережили пока ещё необъяснимую напасть. И Михей тоже улыбался, протянул руку к Кирьяну и похлопал его по плечу.

Одежда у костра подсохла, и заботливый Кирьян помог товарищам одеться. Тёплая ткань хорошо подействовала – Ефимий и Хват сделали попытку встать – получилось; попытались идти, но смогли сделать всего несколько шагов и присели отдохнуть. И лишь к концу дня силы стали возвращаться.

Ухаживая за остальными, Кирьян умаялся так, что сам валился с ног, но виду не подавал, ходил от одного к другому, отпаивал кипяточком с заваренной травой, пытался покормить болтушкой – кипятком с мукой – с кусочками сухарей.

– Мужики, мы живы или это добрый ангел в образе заботливого Кирьяна? – дребезжащим голоском простонал Михей.

– Ну, теперь точно живы, – ответил Хват. – Коли Михей-ка ёрничать начал, точно живы будем.

– От, Кирька, какой добрый парень. Товарищам помог, из воды вытащил, обогрел, накормил. Век не забуду. Всё-таки живы!

– А может, и полуживы. Это кто ж на нас такую порчу навёл? Словно белены объелись, – произнёс Хват.

При слове «белена» Михей встрепенулся и хотел было встать, но не рассчитал силы и упал на коленки. Но и тогда не перестал двигаться, а стал медленно ползать в высокой траве, словно что-то потерял. И так он уполз довольно далеко от костра.

– Михей, ты чего потерял? В траве жемчуг не водится! – крикнул ему вслед Хват.

– Хлопцы, дружок наш совсем сполоумел. Надо его ловить, вязать и бережно в лодку кинуть. Пусть там отлёживается. Да вот беда, силов нема! – подал голос Ефимий.

– Дождись, когда одыбаешь, чего потерял? – позвал товарища Кирьян.

Но Михей дожидаться явно не хотел. Впрочем, он скоро вернулся, так же ползком, в заметном возбуждении, держа в руках пучок какой-то травы.

– Ой, смеяться не могу, а то бы с радостью, нет, ну точно с Михеем того-этого, – выдавил Хват. – Однако, Михей нас за лошадок или козочек принял. Вишь, травки принёс. Сам насобирал, молодец. Спасибо!

– Нишкни, – беззлобно, но твёрдо огрызнулся Михей. – Вот откуда наша сонливость! Глядите, дурман-трава, как есть, она, вражина. Белена! Видать, её тут полно по берегам. Туман втянул её в себя, а мы сколько в молоке шли? То-то и оно… Слава богу, водичка рядом, отпоил нас Киря, отлил! К утречку будем хороши. Я тут ещё кой-какой травки пособирал, чтобы белену совсем вынести.

Михей зачерпнул в котелок водички, бросил в неё какую-то травку и устроил поближе к огню.

– Слышь, мужики, а мы тута не окочуримся? Травка-то никуда не девалась! Вона сколько Михей её нарвал, кругом, говорит, растёт. Может, пока мы оклемались, поплывём дальше?

– Да нет, Хватушка, туман, видишь, рассеиваться стал. Теперь не надышимся.

– Есть охота, мужики, – не унимался Хват. – Видать, трава не только усыпляет, но ещё и голод вызывает.

Все не сговариваясь посмотрели на Хвата, да и стали не то что смеяться, хохотать до слёз. Только недавно он боялся заснуть и не проснуться, а узнав, что горестное дело не грозит, тут же вспомнил про желудок.

– Ты… ты, Хватушка, прав, прав, ёшка-морошка, исть охота сильно, – согласился Михей.

– Да, зажевать чего-нибудь хорошо бы! – мечтательно протянул Кирьян.

– Вот спасибо, уважили, поддержали, поедим хотя бы на словах. – Хват, потирая руки, встал. Он ещё немножко покачивался, но дурман постепенно уходил, и жажда действия возвращалась к силачу.

– За живностью гоняться поздно, да и силов пока нет, а что, Кирюша, попытаем счастье на рыболове? Ты будешь ловить, я на кукан нанизывать.

– Это дело, – подтвердил Ефимий. – А мы с Михеем осмотримся, что поблизости есть, куда нас прибило.

Пока они медленно и всё ещё неуверенно пробирались по здешним поросшим сосной, берёзой, осиной и ивой местам, казалось, и правда пристали к острову. Несколько раз выходили к реке, которая огибала сушу.

Но вот уткнулись в узкую косу, нанесённую течением и ветрами. И этот песчаный перешеек делал это место полуостровом.

Перешеек начинался высокими глыбами, которые словно кто-то специально поставил одну на другую.

– Ты поглядь, Ефимий, камни, как караульные, в рядок вытянулись.

– Есть такое.

Ефимий уже достал бумагу и стерженьки, которыми его снабдил Леонтий, и стал умелой рукой переносить всё, что увидел. Между каменными колоннами, скальными валунами, расставил деревья. У подножия «караульных» истуканов разбросал здоровенные округлые гальки-лепёшки. Тёмными змеевидными линиями показал урез воды. У подножия – целая стайка кустарников.

– О-е! Точь-в-точь как наяву, – удивился Михей, поглядев на рисунок. – И где ж ты так наловчился?

– Гиде-гиде, на бороде, – продолжая рисовать, пробубнил Ефимий. – Отец у меня знатный рисовальщик был. Как назовём, Михей, сие место?

Михей призадумался. Ему ещё никогда в жизни не доводилось давать имена. Казалось бы, так просто, сколько слов и событий на памяти, ан нет, труднее трудного. Это слово не звучит, другое не соответствует, третье, четвёртое, пятое однобоко…

– Растерялся, что ли?

– Есть маленько.

– Тогда давай вместе рассуждать. Мы думали, что это остров, а оказалось не совсем остров. Куда коса ведёт, разведаем позже. Может, просто Остров? А?

– Ну чё просто-то, всё-таки имя, навсегда. Я вот думаю, остров этот нас скараулил. Может, назовём остров Караульный?

– Так сам сказал, с косой вроде и не остров.

– Тогда так: остров Караульный с косой.

– Мудрёно так-то, длинновато. Но для почина пусть будет по-твоему – остров Караульная коса! Хотя… чё-т как-то не ложится.

– Ёшкин-морошкин, на что лечь-то должно?

– Да на сердце, Михей. Ну чтоб красиво, звучно, приятно на слух!

– Тогда не знаю. Пусть просто Караульным зовётся!

– Пусть! А вдруг косу вода растащит, так и совсем в точку имячко.

На том и порешили. Ефимий большими заглавными буковками пометил на будущей карте – «Остров Караульный».

– Слышь, старшой, пойдём поближе, к тем вон каменюкам здоровенным. Походим, поглядим на них, сдаётся, тут не только мы малевали.

Подойдя ближе, оба замерли. Скалы отсекали свет, который издалека мешал разглядеть рисунки – белые и красные линии, которые превращались в лосей и птиц, всадников на лошадях со знамёнами.

– Ёшка-морошка, – удивлённо прошептал Михей, да так и замер с открытым ртом. Такого он в своей жизни ещё не видал.

Ефимий тоже впервые столкнулся с наскальными росписями. Они долго молча стояли и рассматривали рисунки, не похожие ни на какие другие виденные ими.

– Мать честная, это как же они на такую высоту с красками-то забирались, как на скале-то можно рисовать? – наконец заговорил Михей.

– Не ведаю того, впервые вижу подобное. В монастырях поговаривали о росписях наскальных, но это ли имели в виду или что другое…

– Гляди, старшой, быки? – Михей ткнул пальцем в верхний угол скалы. – Спаси и помилуй, чё это за мужики с дубьём в руках? Такого днём увидишь – Кондрат хватит, он и на камне страшон, а живьём?

– Ты вот что, Михей, помолчи чуток, не сбивай меня, пока срисовывать буду. Лучше походи вокруг, осмотрись.

Михей подошёл вплотную к скале, разглядывая рисунки. Ничего не получалось – глаз выхватывал только куски линий и фрагментов. Затем отошёл. На расстоянии линии сразу составили цельные рисунки. Особенно его привлекли фигуры всадников. Это не были охотники, скорее воины по виду, могучие, рослые, облачённые в защитные одежды, с копьями, знамёнами. У одного в руках необычный меч. Под стать им и кони, на которых они мчались.

Ефимий, начав срисовывать наскальные сюжеты, тоже немало удивлялся: «Странно, все воины без щитов. Может быть, в бою их защищали панцыри из кожи, наручья и поножи, а ещё шлемы?» Он знал, что степняки умеют делать кожу твёрдой и непробиваемой даже стрелой.

Он приблизился к рисункам почти вплотную: «Да вот же – воин заштрихован ромбиками! Панцырь! Конечно, на нём защитный панцырь. И лошадь под ним тоже в ромбиках. Значит, и её панцирем укрыли. Но так упрятана только одна коняга. Может быть, это конь командира?»

На другой стене Ефимий разглядел всадника совсем в другой одежде. Она была покрыта длинными вертикальными линиями. «Наверное, эти металлические пластинки – железные доспехи?»

Чем дольше Ефимий смотрел на рисунки, тем больше деталей замечал. К примеру, все всадники были облачены по-разному. Вот воин, у которого защитный панцирь только спереди, у другого покрыта только спина, а третий закрыт с ног до головы. Но есть воин, у которого и конь сплошь покрыт бронёй из пластинок. «Такую броню могли сделать только очень искусные кузнецы и оружейники», – подумал Ефимий.

Одежду этого воина он рисовал особенно тщательно.

Получился широкий длинный халат с нашитыми пластинками. Ефимий даже пересчитал их – 150! Самые большие накладки располагались на спине и груди, мелкие по бокам. Панцирную защиту дополняли широкие и длинные штаны, тоже покрытие пластинками.

Ефимий представил, как эти всадники в панцирных доспехах в отблесках солнца несутся на врага. Неудержимая сила сметает всё на своём пути!

Размышления прервал истошный крик Михея:

– Ефимий, старшой, скорее сюда, сюда, скорее, я нашёл…!

Михей вопил так, словно всадники спустились со скалы и наступают на несчастного Михея.

Ефимий поспешил на помощь.

Он обнаружил товарища рядом с большой дырой в скале – по-видимому, входом в пещеру. Возбуждённый, раскрасневшийся Михей суетился подле неё. Увидев Ефимия, со всех ног бросился к нему.

– Скорее, пойдём, я нашёл такое, такое!

Не дожидаясь реакции, он потащил Ефимия внутрь.

Перед ними открылась большая выемка в скале. Поскольку она не уходила глубоко, дневного света вполне хватало, чтобы рассмотреть и догадаться о её предназначении. Это была кузница. Да-да-да, Михей нашёл самую настоящую кузню. Посреди на скальном полу на камне-подставке располагалась массивная наковальня, рядом, в углублениях, проделанных в стенах, лежали длинные железные полоски, видимо, заготовки, из которых кузнецы ковали свои изделия. У наковальни были разбросаны кузнечные молотки, прихватки. Тут же рядом имелось ещё одно углубление, скорее всего для воды, которая стекала со стены. Наверное, в нём закаливали металл.

Рядом с наковальней сохранился горн. Судя по всему, кожаные меха кто-то заменил на новые – они разительно отличались своей свежестью от остальных инструментов. Складывалось впечатление, что кто-то работает в этой кузнечной мастерской и по сей день.

– Ефимий, ты поглянь, ёшкин-морошкин, настоящая кузня!

– Не суетись ты, дай хорошенько осмотреться и подумать.

Михей обиженно притих и сел на корточки у входа.

Ефимий походил по древней кузнице, опробовал молоток, несколько раз стукнув по наковальне, – звук шёл звонкий, чистый… Потом взял металлическую заготовку, помахал ей, словно бы в руках у него не железная полоска, а самый настоящий клинок.

Потом достал бумагу и стал зарисовывать всё, что увидел в кузнечной мастерской.

Солнце поднялось так, что свет его стал сильнее освещать кузницу, и, вероятно, один лучик попал в самую неприметную выемку, в которой в куче были свалены заготовки. И что-то там блеснуло, что одновременно не только заметили, но и почувствовали Михей и Ефимий. Блеснуло и, отразившись от предмета, больно резануло по глазам, так что они зажмурились от неожиданности. Оба вскочили и не сговариваясь бросились к стене, чтобы посмотреть, что так ярко вспыхнуло. Больно стукнулись лбами, выругались и, потирая ушибленные места, зыркнув друг на друга, стали разбирать груду наваленного металла.