Читать книгу Защита - Станислав Хабаров - Страница 11

1

Из рядов поднялась ещё одна незнакомая Пальцеву фигура.

– Кто это?

Пётр Фёдорович Невмывако собрался выступить. Сначала он шевелил беззвучно губами:

– Не собирался я выступать…

Его перебили. Поднялся учёный секретарь, сказал:

– Простите, откуда вы? Для протокола следует назвать себя.

Невмывако назвался, откашлялся и повторил:

– Не собирался я выступать…

И в это раз ему не дали говорить. Председатель постучал по графину колпачком ручки и сказал:

– Прошу соблюдать тишину. Выступающих просим выходить.

– Я не собирался выступать, – в третий раз повторил Невмывако, – но я знаком с темой изложенной диссертации…

Когда Левкович пригласил его по старой памяти на защиту, Невмывако действительно не собирался выступать. Но понимал: если пригласили, то нужно сказать хотя бы пару слов. Он не знал, как это лучше сделать, давно не выступал и заранее начал волноваться. «Нужно поскорее выступить, – подумал он, – зато потом поспокойнее будет». В тему он не вникал, но понимал, что всех волнует актуальность проблемы. Для пользы диссертации он решил использовать известность и авторитет Главного Конструктора космонавтики, заявив, что задача возникла в Королёвском прославленном КБ…

– Это как? – закричали вдруг с места. – Выходит, докладывается заимствованное?

– Нет, – испугался Невмывако, – я говорю об актуальности задачи. Она возникла из насущных сегодняшних нужд военно-промышленного комплекса.

За последние дни Невмывако сдал, ходил с одышкой и, когда услышал о защите в институте, подумал: «А хорошо бы к ним на кафедру! В институте – тишина и порядок. Туда бы мне». Он вспоминал последние дни в Краснограде. Тогда чувствовал – не выдержит. Вынесут ногами вперёд. А на кафедре – тишь да благодать и академический отпуск чуть ли не в полгода. Кайф полный!

Невмывако говорил о вкладе. Слова его протискивались сквозь щель рта, словно неповоротливые садовые рыбы, которые, покинув его, медленно плыли по сторонам. Он и сам напоминал снулую рыбу, вытащенную из воды.

Мокашов завидовал тем, кто умеет говорить. Он многое бы отдал за это умение. Сколько раз в его жизни всё зависело от языка. Ум – хорошо, но с языком – ещё лучше. Он считал, что в каждом умеющем говорить скрыт талант. У Невмывако в этом смысле выходило от противного, невесть что, и об эффекте можно было только догадываться.

– Кто это? – спросил Пальцев.

– Невмывако. В своё время был замом Викторова.

– А… слышал. Дуб, говорят, порядочный.

2

Выражение «офисный планктон» вошло в общий разговорный лексикон. Оно годилось и водам института… Если первые ряды были заполнены околонаучной публикой, то дальше гужевался совершенно странный народ. Его можно было сравнить по аналогии с болельщиками. Известных учёных здесь просто почитали. Но и бескорыстно десятки лет сочувствовали околонаучным фигурам – малозаметным, неясным в смысле научных перспектив и самим себе, и с истовостью игроков на бегах ставили на них. Тем и правда внимания не хватало. Успех и оправдание многолетних чаяний, пожалуй, считался здесь не менее важным, чем для основных участников.

Странная это была публика. Она жила отражённым светом. Не сотвори себе кумира – сказано именно о них. Волнения, переживания, и чаще в итоге – ноль. Они досконально знали историю вуза и кафедр. Подобно довоенным бабушкам, судачившим у подъездов, у них наиполнейшие сведения о профессорах-преподавателях. Планктону известно всё: кто, с кем, когда и по какому поводу? Причем у них своя ценностная шкала. Для истинной оценки им не хватает конкретных знаний, однако ошибки у них редки, и все расставлены по местам в табеле о рангах, и они могут поспорить с ВАКом по поводу заслуг.