Читать книгу Жил-был отряд пограничный. Музей истории 41-го Нахичеванского пограничного отряда. Том 4 - Станислав Прудько - Страница 5

Однажды, навещая свою маму, я увидел в её руках коричневую тетрадь с пожелтевшими страницами, исписанную чернилами. Я поинтересовался записями в тетради и историей их происхождения, на что получил ответ: это тетрадь воспоминаний о жизни и службе моего дедушки в предвоенные годы и в период Великой Отечественной Войны.

Мой дедушка – Метёлкин Василий Фёдорович, 1905 года рождения, вёл свои дневниковые записи в 60-е годы ХХ века. Причиной тому послужили события в его жизни: в период Великой Отечественной войны он сражался в рядах Красной Армии, был в плену, несколько раз бежал, был освобождён из плена в Берлине. Уже в послевоенное время его обязали каждый год отмечаться в надзорных службах, где он подтверждал словесно периоды из своей жизни. Чтобы не путаться в своих рассказах и не забыть последовательность событий, он и завёл свой дневник.

Среди его воспоминаний заслуживающим интереса является период его военной службы в пограничных войсках. С фрагментами воспоминаний Василия Фёдоровича я и предлагаю ознакомиться читателям.

Из дневника В. Ф. Метёлкина:

В 1926 году я перешёл на работу модельщиком на завод в город Вичуга, что в Ивановской области. В то время наших односельчан на заводе работало около 15 человек. Воспоминания о жизни моей в городе Вичуге у меня остались самые хорошие. В 1927 году из Вичуги меня призвали на военную службу. В октябре 1927 года нас, группу молодых парней, направили на сборный пункт в город Родники Ивановской области, где составили целую команду, которую разместили по товарным вагонам и повезли к месту предстоящей службы вплоть до города Нахичевань-на Араксе. Служил в погранохране на персидской границе в 41 погранотряде. В то время меня интересовало и влекло видеть своими глазами всё неведомое.

В погранотряде две недели содержали на положении карантина, потом сводили в баню, одели в солдатское обмундирование и для нас начался шестимесячный курс учебного пункта. После его завершения нас распределили на границу по заставам нести сторожевую службу наших рубежей. Я попал на заставу, которая называлась «Сарачлу» (Примечание С. Прудько: условное обозначение заставы происходит от близлежащего селения Сарачлу Нахичеванской АССР, название которого в свою очередь связано с названием тюркского племени Сарачлы. В послевоенное время жители этого селения переместились в другие места проживания).

Мне запомнилось, что с участка заставы можно было в ясные дни увидеть гору Арарат. На участке нашей заставы возвышались две горы: гора Велидаг и гора Дагна, а между этими горами было ущелье, которое имело название «Волчьи ворота». По этому ущелью между гор проходит железнодорожный путь Закавказской железной дороги сообщением Ереван-Джульфа Советская, а дальше эта ветка ведёт в Персию.

Наша застава «Сарачлу» представляет из себя двухэтажное здание, в нижнем этаже были столовая, кухня, кладовка и комната для помощника начальника заставы. На верхнем этаже занимал одну комнату начальник заставы, здесь же располагались читальный зал или ленинский уголок и казарма для бойцов. На территории заставы были служебные постройки, имелись конюшня, кладовка для фуража и сена и баня. У каждого бойца был свой конь, а так, как мы числились в кавалерийской группе, то учились верховой езде, рубке лозы, вольтижировке (акробатическим элементам).

На заставе «Сарачлу» мне пришлось отслужить почти три года. За эти три года много всяких происшествий было, но всего ярче в памяти встаёт непосредственное своё участие в вооружённых столкновениях на самой границе и чаще всего они проходили на участке нашей заставы. Нарушения границы были со стороны курдских племён сопредельного государства, которые переходили границу с целью пограбить на нашей стороне или очистить магазины, или же угнать скот с нашей стороны к себе в аулы.

Чаще всего предстоящий переход через границу нашим пограничникам оповещался осведомительной сетью среди местных жителей, и мы ждали нарушителей наверняка.

Так, однажды днём меня начальник заставы Журавлёв послал дозором на границу одного.

На границе было как будто всё спокойно и гранаты я не взял, надел патронташ и подсумок, около сотни патронов и двинулся в путь. Левый фланг границы от нашей заставы имел протяжённость примерно около четырёх километров. Вдоль берега реки параллельно ему была вырыта глубокая канава в рост человека, вот по этой канаве я вёл свой обход, изредка вылезал из канавы, просматривал местность кругом. На втором повороте канавы, где она прерывается, я приподнялся и увиденное мной бросило всего меня в жар: прямо передо мной, пересекая канаву, из нашего тыла идут к реке трое вооружённых винтовками курдов. Это был мой первый случай встречи с вооружённым противником. Я одновременно крикнул «Стой!» и выстрелил, не целясь. Нарушители сразу бросились к берегу Аракса. Когда я взглянул на противоположную сторону реки, то увидел на том берегу около сотни курдов, которые начали обстрел нашей территории. Канава, в которой я залёг, была от берега не дальше пяти метров, но что там, впереди, было плохо видно – весь берег был покрыт заросшими кустами.

Ко мне можно было со стороны Аракса подойти совсем близко и стрелять в упор, я подумал об этом и решил отбежать к подножию горы. Но едва я высунулся из канавы, как пули стали дзинькать вокруг меня, и я вновь спустился в канаву. Когда я услышал приближающийся конский топот со стороны заставы, я очень обрадовался, чувствую, что теперь я не один, и верно: из-за поворота показались конные пограничники. По ним курды открыли огонь. Конники сразу спешились, коней завели в канаву. К счастью, в той перестрелке пограничников ни одна пуля не задела, была только подранена кобыла по кличке Белка. На этом моё первое испытание было закончено, курды ушли вглубь своей территории, а мы отправились на заставу, оставив один наряд «секрет» на этом участке. Подобных случаев и происшествий во время службы на границе было очень много.

В апреле 1930 года группа пограничников заставы, отслуживших свой срок, должна была демобилизоваться и поехать домой. Но по некоторым обстоятельствам нашу группу, и меня в том числе, задержали и приехали мы домой только в августе 1930 года.

Причиной тому послужили внешние факторы. 1930 год отличался вольной и невольной организацией колхозов в крае, а это событие очень взбудоражило население Азербайджана и Армении. Было распространено такое толкование среди азербайджанцев: якобы при объединении в колхозы будут все мужики спать под одним одеялом с женщинами, невзирая, твоя ли это жена или твоего соседа. К тому же, в организации восстаний в Азербайджане в то время играли немалую роль местные националистические партии, тянувшие народ к старому порядку (Примечание С. Прудько: Среди местного населения края были как сторонники партии «Мусават» (по-азербайджански Müsavat-Равенство), так и сторонники Армянской Революционной Федерации (АРФ) Дашнакцутю́н (арм. Հայ Յեղափոխական Դաշնակցութիւն (Հ.Յ.Դ.) – «Армянское революционное содружество») – одной из старейших армянских политических партий, созданной в 1890 г. в Тифлисе (Тбилиси).

Представьте себе внутреннее состояние рядового солдата, отслужившего свой срок службы, который уже собрал свой чемодан и намеревался выехать за получением документов в Управление отряда, чтоб демобилизоваться и поехать домой. Настроение было такое, что трудно передать словами. Собрав свои сундучки и чемоданы, я и мои одногодки заложили все свои вещи на повозку, вывели нашу труженицу кобылу по кличке Былина, запрягли её и поехали в сторону железнодорожного разъезда, который находился от нашей заставы в трёх километрах. Только стали подъезжать к разъезду, смотрим, со стороны заставы к нам скачет красноармеец нашей заставы. Мы все насторожились, а когда наш пограничник подъехал к нам, то объявил, что мы все должны вернуться на заставу до особого распоряжения.

Каково было наше настроение, когда вернулись на заставу: все повесили головы, пропал аппетит, пропал сон. Но длилось это недолго, нас вызвали в гарнизон отряда, вместе с другими собравшимися там разбили на группы и направили в горы для борьбы с восставшими против советской власти группами дашнаков и мусаватистов, представлявшими интересы зажиточных слоёв населения.

Рано утром наша группа выехала на автомашине в горы, проехав километров двадцать пять, мы высадились и далее пошли пешком. На вооружении у нас был винтовки и гранаты, один пулемёт. Двигались мы не больше часа. Вблизи одного селения наткнулись на трупы убитых наших пограничников. Трагедия на этом месте разыгралась вечером, накануне наши красноармейцы попали в засаду, часть этой группы погибла, а часть скрылась среди гор.

Провели они всю ночь, не зная, когда к ним придёт помощь. Когда мы подъехали к месту вчерашнего боя, к нам стали выходить разрозненные группы и одиночки. Наша группа остановилась в одном армянском селении, заночевала, а на утро рано выступила в поход, был подъём в горы. К вечеру мы пришли на перевал, кругом был снег, ночевали в снегу. Утром поступил приказ наступать на селение Кичелю и начался спуск нашей группы с гор. Селение Кичелю лежало в долине, а когда мы стали спускаться к нему, по нашей группе начали вести огонь затаившиеся бандиты.

Пули или сверкали в снегу или давали рикошет о камни и после выли резким воем. К полудню мы уже захватили селение, бандиты отступили и полностью его оставили. У населения отобрали 800 винтовок и другого оружия.

(Примечание С. Прудько: данный эпизод боевых столкновений в районе селения Кичелю был не единственным в тот год. Вот ещё одно описание событий того периода:

Да и после событий, о которых написал в своём дневнике В. Ф. Метёлкин, горный район, окружавший селение Кичелю, был местом яростных боевых столкновений пограничников отряда. Даже спустя несколько месяцев после вышеописанных событий, в этом районе вновь гремели выстрелы. В очередном сражении с бандитами в декабре 1931 года совершил свой подвиг красноармеец Нахичеванского погранотряда Андрей Бочкарёв. В начале этой книги в посту под названием «Подвиг пограничника-нахичеванца А. Бочкарёва» можно рассмотреть карту того района местности).

В начале июня 1930 года наша группа была расформирована по заставам, я попал уже на другую заставу, которая располагалась недалеко от города Ордубад Нахичеванской АССР. Это старинный азиатский город, улицы его настолько узкие, что встречные повозки не разъедутся, канализация была естественная. С гор направленная вода орошает поля и снабжает город водой. Прослужил я в районе Ордубада до самой демобилизации.

В августе 1930 года нас демобилизовали. Когда я приехал домой, то застал уже совершенно изменившуюся жизнь за эти три года, которые я провёл в армии. Дело в том, что когда я уезжал из родных мест, существовала политика НЭПа, в то время работал я в городе Вичуга, где были частные лавочки с продуктами, было можно купить везде промышленные товары, строительные материалы в неограниченном количестве, если позволяли средства. После службы, приехав в родное село и побывав в городах Шуя и Иваново, я застал картину совершенно другой. Частная торговля была закрыта, введена карточная система распределения.

На учебный пункт Нахичеванского погранотряда я прибыл вместе с земляками из Ульяновской области в середине ноября 1961 года.

За нами в Ульяновск приезжал старшина сверхсрочник – работник отрядного клуба (фамилию я его не помню, помню только что он был рыжеватый). Начальником Нахичеванского погранотряда в это время был полковник Собко.

Нашу учебную роту разместили на втором этаже кирпичного здания. У нас были двухъярусные железные кровати и соломенные подушки и матрацы.

Одна рота была размещена в бывшей конюшне, где были двухъярусные деревянные нары. Рота, в которой я находился, питалась в летней столовой, открытой с одной стороны (типа веранды). Было холодно, пищу мы принимали в шапках и рукавицах. На дне металических чашек оставался лёд после мытья посуды. На занятия по огневой подготовке ходили на стрельбище, которое было довольно далеко. На стрельбище с нами часто был начальник сержантской школы – майор Крымский. Он подбирал себе будущих курсантов. Эта школа в 1962 году находилась в Джульфе.

Все передвижения на учебном пункте проходили с исполнением песни, её же пели и во время вечерней прогулки, причём, у каждой учебной роты была своя песня. Мне до сих пор помнятся слова той песни, которую исполняли молодые пограничники нашей роты:

Тропа дозорная идёт, за дальней сопкой исчезая.

Земля советская вперёд, а позади земля чужая.

Смотри внимательно, дозор! Тебе доверили народы.

Нас к счастью партия ведёт, к коммуне приближая годы.

Всегда готовы к бою мы, И если враг на нас нагрянет,

Отчизны верные сыны здесь на границе грудью встанут.

Одни занятия сменялись другими: физическая, политическая, пограничная, огневая подготовки. Потом сдача экзаменов и распределение по заставам. Меня зачислили на погранзаставу №2. И уже через некоторое время нас встречали на пограничной заставе.

На заставу нас привезли на бортовой машине, крытой брезентом. Начальником второй погранзаставы был майор Исаченко Владимир Александрович, замполитом – лейтенант Белоконь, заместителем по боевой подготовке – лейтенант Филиппов, старшиной заставы – Томах, 1959 года призыва. За время моей службы офицерский состав заставы не менялся.

Моя застава носила звание «отличной» и в Ленинской комнате стояло переходящее Красное знамя.

Вторая погранзастава располагалась на месте бывшего селения Сарачлу. От этого селения остались только развалины одного глиняного дома, расположенные рядом с заставой.

В канцелярии у начальника на схеме участка заставы было написано: «Сарачлу». При нас заставу не называли ни Велидагской, ни Сарачлу, а просто: «Вторая ПЗ».

Тогда позывных у нас не было и при докладе в отряд оперативному дежурному просто называли номер заставы. Наш почтовый адрес – 2062 «А».

На этом снимке, сделанном со стороны Аракса в 1962 году, видна на переднем плане (левее дороги) часть территории огорода. Дальше – система Клён-М с контрольно-следовой полосой (КСП) и ворота в системе. Между заставой и системой – огневой рубеж стрельбища. В створе ворот (чуть правее) – блиндаж опорного пункта, а левее (из-за дувала) виднеется крыша кухни питомника. За кухней – белое здание склада, в задней части которого – комната для приезжих. Справа от склада – дом офицеров. Правее дома офицеров – баня (на снимке её нет). В середине дувала – туалет. Правее за туалетом виднеется гараж, левее гаража – конюшня.

Территория заставы имела прямоугольную форму, была огорожена дувалом (забором), сделанным из дикого камня на глине, оштукатуренным и побеленным. В стенах дувала имелись амбразуры для ведения огня.

Со стороны горы Дагна были деревянные решётчатые ворота с калиткой. Кроме ворот были ещё три калитки, расположенные по разным сторонам ограды.

На территории заставы располагались: здание заставы, беседка, вышка для отдыха, вышка часового, питомник для собак, спортгородок, овощной склад, конюшня, гараж, склад (каптёрка) с комнатой для приезжих, дом для офицеров, баня.

Перед въездом на территорию заставы с левой стороны был небольшой бассейн. Рядом металлическая ёмкость, засыпанная землёй, для привозной воды.

За дувалом на небольшом расстоянии от территории заставы был склад ГСМ и дизельная.

Здание заставы двухэтажное под шатровой железной крышей. Из какого материала оно сложено – не знаю, но оштукатурено и побелено. В холодное время застава отапливалась. Для этого была кочегарка, расположенная на первом и полуподвальном этаже здания заставы. В качестве топлива использовали уголь. Кочегаром был Истомин Альберт.

На первом этаже заставы находились канцелярия начальника заставы, комната сержантов, дежурка, комнаты связистов, туалетная комната (умывальник), сушилка, столовая, кухня, широкий коридор для пирамид с оружием и столом для чистки оружия.

На втором этаже заставы были расположены спальное помещение личного состава (казарма), Ленинская комната, коридор, лестничный марш, спальное помещение для отделения службы собак, комната для приезжих офицеров.

На втором этаже здания заставы полы деревянные, крашеные. На первом – кафельные.

В казарме были хорошие, лёгкие, плотные ставни, которые днём хорошо защищали помещение от солнечного света (становилось темнее). Кровати железные, подушки пуховые. На каждой кровати висели полога из марли от комаров.

В Ленинской комнате была ниша, которая закрывалась створкой (там располагалась киноаппаратура), а в стене было окно для демонстрации фильмов в казарме.

На просторной кухне была большая чугунная плита, которая топилась углём. На ней одновременно могла уместиться вся необходимая посуда для приготовления еды. Мойка для посуды имела слив в канализацию. Для выпечки хлеба (который мы сами пекли до 1963 года) была печь, которая топилась дровами. Хлеб своей выпечки был очень вкусным, особенно белый. Это зависело от мастерства хлебопёка. Им у нас был Кузьменко, 1959 года призыва.

Питания нам хватало: всё, что было положено по норме продовольствия, попадало на кухню. Приезжавшие на нашу заставу отмечали, что у нас готовят лучше, чем в отряде. Каждую неделю из отряда привозили раскладку-меню, которая вывешивалась в столовой, и из неё каждый мог узнать, что у нас будет в меню в любой день недели. Согласно этой раскладке повар получал продукты на складе (это контролировал старшина заставы).

Конечно, были трудности с сохранением продуктов от порчи: летом жара, а постоянного электричества не было. Сливочное масло начинало портиться, приходилось его перетапливать. Мясо хранили в сетчатом ящике на одном из ярусов вышки часового. Потом это мясо промывали уксусом и ещё чем-то (так поваров консультировали из отряда). Кстати, на заставе был холодильник «ЗИЛ». Солёная рыба хранилась в полуподвале возле спортгородка в бочках. Склад никогда не запирался и любой желающий мог взять рыбу. Рыба была разная: селёдка, щука, лещ, судак. Подспорьем в питании было подсобное хозяйство: огород, домашние животные. Огород находился на берегу Аракса, напротив заставы. Там сажали арбузы, помидоры. На берегу Аракса была небольшая насосная установка в деревянной будке с центробежным насосом. Из домашних животных были коровы и свиньи, за которыми ухаживал Новиков, 1961 года призыва.

Коровье молоко шло ночным нарядам. Иногда рыбачили бреднем в Араксе. Местные жители угощали виноградом, арбузами.

Питьевой воды на заставе не было, её привозили на водовозке и сливали в закопанную ёмкость за дувалом. За ёмкостью шла труба под дувалом во двор, где был кран для разбора воды. Для дезинфекции в ёмкость с водой опускали запечатанный кувшин с хлоркой. Эта вода использовалась только для питья и приготовления пищи. Для мытья полов, мытья посуды, бани, умывальников, бассейна использовалась своя вода из колодца. Эту воду закачивали насосом на чердак в ёмкость, откуда она поступала в места разбора воды. Таким же образом наполняли бассейн. В бассейн и мойку для посуды обязательно добавляли хлорку. Алюминиевые ложки в столовой были тёмными от хлорки.

Бывали случаи, когда заканчивалась питьевая вода, а водовозка застревала на полпути от Велидага до заставы. В такие моменты для приготовления пищи наряду, идущему на службу на границу, приходилось бежать с кастрюлей к водовозке, а кому было невтерпёж – бежали с кружками.

В дальнем левом углу двора заставы находилась баня. Она была, как и застава, с шатровой железной крышей. Стены были оштукатурены и побелены. В бане был котёл, в котором грели воду. Топка находилась со стороны улицы.

Офицерский дом стоял под шиферной крышей. Из чего стены – не знаю. В доме было три квартиры. Половину дома занимал начальник заставы с семьёй, во второй половине (двух квартирах) жили его заместители.

Рядом с офицерским домом (параллельно ему) находилось здание под одной крышей, состоящее из склада и комнат для приезжих.

Гараж не имел ворот и был как навес со стенами.

Конюшня – белая, просторная. В углу – закрома для хранения овса. Рядом со станками – сёдла.

Питомник для собак был в правом дальнем углу двора. На нём имелась кухня для приготовления еды собакам – помещение с котлом и топкой. У собак был свой рацион. Дежурный-вожатый получал на складе для собак крупы, овощи, жиры, соль, а субпродукты, мясо были развешены на проволоке вдоль питомника.

Эту кухню на питомнике использовали фотографы для тайной печати снимков, а сушили и глянцевали их на окнах заставской кухни.