Читать книгу Ромео и Ромео - Стася Лисс - Страница 6

Денису всегда казалось, что он неревнив: в своих немногочисленных отношениях он абсолютно спокойно относился к тому, что его девушка общается с другими парнями. Ну потому что справедливо считал, что если человек захочет изменить – изменит, и никакая ревность тут не поможет, только нервы зря потратишь.

Но, как оказалось, кроме мужской, существовала еще и актерская ревность, и вот по ней Дениса неожиданно вштырило так, что он сам был от себя в шоке.

Он ревновал своего Ромео к Ямпольскому дико, зло и безумно. У него перехватывало горло от ярости, когда тот выходил на сцену и говорил его текст. Играл с его партнерами. Трогал его реквизит. Особенно бесило, когда Ямпольский брал его нож, аж перед глазами чернело. Они много тренировали сценбой – даже в тех сценах, до которых еще не дошли по тексту – и Денис каждый раз давился злобой, когда Ямпольский небрежно хватал нож с таким видом, будто это была его вещь. А уж когда ронял на пол, и вовсе хотелось подойти и руки выдернуть. Ну потому что какого хрена вообще?

– Олег Анатольевич, – не выдержал однажды Денис, – а нам не могут продублировать реквизит? Я задолбался с ним делиться.

– Все вопросы к реквизиторскому цеху, – сухо ответил режиссер. – А вообще недолго осталось мучиться, худрук через неделю обещал прийти на вас посмотреть и принять решение.

– Уже? – В горле внезапно пересохло.

– Не уже, а наконец-то, – резко возразил режиссер. – Я тоже устал то с ним, то с тобой репетировать. Играли бы вы оба одно и то же, еще куда ни шло, так ведь тебе обязательно надо было выпендриться.

– Я хотел отличаться, – упрямо сказал Денис.

– Ты отличаешься, – вздохнул Лифшиц. – Но из-за этого приходится по-разному для вас сцены выстраивать, и я уже устал делать двойную работу.

– Но вы же мне не сказали, чтобы я играл стандартного Ромео. Я и делаю, как придумал.

– Не сказал.

– А почему?

– Мне нравится, – тихо признался Лифшиц. – Это необычно и очень освежает историю.

У Дениса как будто крылья выросли от этой похвалы.

– Думаете, я буду… – начал он с горящими глазами, но его тут же резко оборвали.

– Решаю не я, а худрук. А он достаточно консервативный человек, как ты мог, наверное, заметить. Поэтому я ничего не могу сказать, Дениска. Я тебя люблю, ты сам знаешь, мне с тобой удобно и хорошо работать, но и Тимоша очень обаятельный актер, органичный, да и популярный – это тоже нельзя сбрасывать со счетов. Хотя, конечно, опыта у него мало, сам видишь. Как будто первокурсника взяли, ей-богу.

Денис это видел. Сложно было не заметить откровенно дилетантские косяки, от которых режиссер багровел, а актеры тихонько хихикали в кулак. Но видел Денис и другое: как естественно звучит смех Ямпольского, когда он перешучивается на сцене с Бенволио и Меркуцио, как натурально приливает кровь к бледным щекам, когда он смотрит на Джульетту, как легко он произносит сложный шекспировский текст, будто это его собственные слова.

И это все только делало хуже. Денис не просто испытывал ревность к тому, что Ямпольский играет его роль. Нет, он ревновал так, как ревнует обманутый возлюбленный к своему более удачливому сопернику. Он мучился и изводился, потому что ему казалось: он хуже. Потому что ощущал каким-то шестым чувством, что проигрывает в этом соревновании. И от этого еще сильнее ненавидел Ямпольского.

Так что хоть они и перестали показательно ругаться на каждой репетиции, отношения у них лучше не стали. Как могут стать лучше отношения с тем, про кого ты регулярно думаешь «вот бы тебя, блядь, вообще не существовало, вот бы ты провалился куда-нибудь, тогда было бы заебись».

Кстати, сам Ямпольский с тех пор, как нарвался на кулак Дениса, стал себя вести гораздо спокойнее. Перестал отпускать язвительные шуточки по поводу и без, перестал называть его «деревней», да и вообще как будто перестал замечать. Но при этом почему-то повадился таскаться с Денисом на перекур. Тот в душе не ебал, зачем. Все равно они там не разговаривали. Либо вдвоем молча дымили, смотря в разные стороны, либо (что было чаще) за ними увязывался кто-то еще, и Ямпольский привычно выступал в роли весельчака и балагура, рассказывая в лицах очередную киношную байку.

Так было и в этот раз. Ямпольский, держа в одной руке сигарету и активно размахивая другой, вещал:

– …во втором сезоне у нас Матвеев снимался в одном эпизоде, а гримерша была новенькая. Молоденькая такая девчонка. И она так разволновалась, что перепутала средство для седины с клеем ПВА.

– О боже! – округлила глаза Оля.

– Представь, да? Матвееву пришлось несколько часов мыть голову – клей вообще не хотел отмываться!..

Народ посмеялся и поужасался, представляя себе реакцию известного актера, и засобирался на репетицию.

– Идешь? – небрежно спросил Ямпольский у Дениса. Хоть они и не разговаривали, пока курили, но приходили и уходили почему-то вместе. Вернее, Ямпольский старался, чтобы так было. Хуй пойми зачем.

– Нет, я еще не докурил.

– Ты же две уже выкурил.

– И третью еще выкурю, – разозлился Денис. – Тебя ебет что ли?

Ямпольский вздернул бровь, посмотрел на него с видом аристократа, утомленного тупостью своего слуги, и ушел. А Денис и правда достал третью, надо же было как-то успокоиться перед репетицией. Он затянулся, почти не ощущая вкуса, и мрачно выдохнул дым. Настроение было ниже нуля. А все почему? Потому что сейчас будет постановка общего танца на балу, а Денис мало что ненавидел так же сильно, как хореографию.

Нет, он не был бревном. И двигался в целом хорошо, но была одна большая проблема: насколько легко он запоминал текст, настолько же тяжело ему давалось запоминание движений. Тут Денис был чисто золотая рыбка: сделал и тут же забыл, как это делал. Выход он нашел еще в институте – снимал последовательность движений на телефон, а потом заучивал ее дома до посинения. Но тем не менее позора первой репетиции по постановке танца это не отменяло.

Денис тоскливо вздохнул, забычковал сигарету и нехотя направился в репетиционный зал. Нужно было как-то смириться с тем, что на ближайшие три часа (а то и больше, если Зураб, их хореограф, разойдется) его самооценка окажется в жопе. Учитывая, что рядом будет тусить Ямпольский, который вроде как в танцах хорош, все это вообще нихуя не радовало.

Так. Еще раз.

Денис привалился к стене, прижав пальцы к ноющему лбу, и устало зажмурился. Несколько секунд, и надо продолжать.

Он проморгался и снова уставился на видеозапись танца на балу. Последняя версия – лучшая из всего, что смог вчера сотворить с ними Зураб. Лучшая еще и потому, что на ней танцевал Ямпольский. Легкий, гибкий, пружинистый. На маленьком экране телефона он выгибал спину каким-то немыслимым образом – именно так, как хотел Зураб, – а еще делал эти странные шаги, держал кисти под правильным углом и красиво склонялся в церемониальном поклоне. А когда музыка менялась со старинного менуэта на жаркую латину, он подхватывал Олю, ловко крутил бедрами и переступал ногами так, будто это, блядь, было самой легкой вещью на свете. Сука.

Мудак и гандон.

Если бы не он, Зураб по-любому бы упростил танец. Он всегда так делал: вначале придумывал что-то невозможно гениальное своей хореографически двинутой башкой, потом показывал это актерам, мучился, переставлял их как куколок туда-сюда, гнул им руки и ноги, оставался недоволен, бегал с бешено выпученными глазами и криками «нет, эти коряги никогда так не станцуют!», затем срывался и уходил курить. Потом обычно возвращался странно расслабленный и делал все намного проще – так, как могут сыграть простые смертные, у которых хореография была только в институте, причем далеко не основным предметом.

А блядский Ямпольский вчера сломал им всю схему. Он реально сделал все, что показывал Зураб. Охренели все, включая Зураба. И теперь тот, конечно, требовал этого же и от Дениса. А Денис даже половины движений вчера не запомнил.

И сейчас уже два часа мучается, а прогресса ни на муравьиный хуй.

Сколько уже? Десять вечера? Ну час еще можно потусить в зале, а потом будут выгонять и закрывать здание. Можно было бы и дома, конечно, репетировать, но там места нет. А надо ведь учить все эти шаги, надо же запоминать рисунок танца… Хуянца, блин.

Денис еще раз отсмотрел запись, потом включил ее сначала и вышел на середину зала. Шаг, шаг, поворот, рука. Шаг, поворот, поклон – замерли. Раз, два, три – выпад на колено. Рука, голова, замерли – и вот тут типа Оля подходит. И начинается самое интересное.

Денис когда-то уже танцевал латину – и в институте, и в одной из комедий-однодневок, которые в театре ставили чисто ради бабла – но там было все проще. А здесь был слишком быстрый ритм, за которым Денис еле успевал, попутно забывая все движения. Пам-пам-пам – голова, пам-пам-пам – разворот и еще что-то, пам-пабам – Оля запрыгнула на бедро…

– Воображаемая партнерша? – вдруг раздался насмешливый голос, который Денис узнал бы из тысячи. – Реальные уже не дают?

– Дверь там, Ямпольский, – устало отозвался он, даже не поворачивая головы в его сторону. – Нахуй тоже там, не ошибешься.

– Ты бедро не докручиваешь. И если бы танцевал с Олей, то судя по твоим движениям, оттоптал бы ей ноги и выдернул руку.

– То есть все-таки проводить тебя нахуй? – уточнил Денис, выключая музыку и разворачиваясь к нему. – Сам не доберешься?

Ямпольский стоял, привалившись к дверному косяку. В мятой белой футболке, все в тех же своих сумасшедших лосинах, с непривычным для него выражением заебанности на лице.

– Тебе, может, помочь? – вдруг как-то очень просто спросил он.

– Себе помоги, – буркнул Денис. – А я уж как-нибудь справлюсь. Что ты вообще тут делаешь? Хорошие мальчики давно уже дома в кроватках спят.

Ямпольский, ничуть не обидевшись, мягко рассмеялся.

– Хорошие мальчики были на репетиции, а потом два часа занимались сценречью с Антониной Павловной. Кажется, мне сегодня в кошмарах будет сниться ее когтистая рука на моей диафрагме и бесконечное «ирли-лилирли, эрлэ-лэлэрлэ и…

– …и орло-лолорло», – хмыкнув, закончил Денис. – Так шел бы домой, раз задолбался. Че тут-то забыл?

– Я собирался, – кивнул Ямпольский. – Но случайно встретил того, кто задолбался еще сильней меня. И теперь мне совесть не позволяет уйти. Я серьезно, Денис: давай помогу. Считай, что долг возвращаю за украденную идею.

Денис поморщился. Было как-то унизительно принимать помощь от конкурента, но он уже реально устал. И если считать это возвратом долга…

– Ладно. Допустим. Говори, че делать. Я в целом не дебил, просто запоминаю плохо.

Ямпольский прошел в зал и приблизился к Денису.

– Первая часть, которая медленная, у тебя неплохо выходит.

«Еще бы, я с этими тридцатью секундами ебался битый час, – угрюмо подумал Денис.

– А вот парный танец не очень. Давай.

– Что давать? – не понял он.

– Руки клади на меня, тормоз, я буду с тобой за партнершу танцевать.

– Может, не надо? – перепугался Денис. – Это как-то…

– О, снова гомофобные деревенские установки полезли, – презрительно фыркнул Ямпольский. – Ты как вообще в театр попал, колхозник? Тут же костюмы, парики и, о боже мой, даже грим! Грим на мужиках! Что же ты делаешь, бедненький, когда тебе гримеры лицо тональником мажут? Шепчешь заклинание «я не гей, я не гей, чур меня, чур меня»?

– Ой иди ты нахуй, – вспыхнул Денис и решительно схватил Ямпольского за руку, а вторую руку положил ему на талию.

– Выше, – спокойно откомментировал тот. И Денис послушно поднял ладонь выше, пристроив ее между лопатками. На ощупь спина Ямпольского оказалась неожиданно крепкой, с отчетливо выступающими мышцами. Он все время носил свободные футболки и рубашки, и от того создавалось впечатление, что под всеми этими болтающимися тряпками скрывается абсолютный дрыщ. Но нет, нихуя. Денис чуть шевельнул пальцами. Ощущать под ними сильную гибкую спину оказалось странным образом не противно. Скорее приятно.

– Вот так, да, теперь правильно, – кивнул Ямпольский. – И еще. Это не вальс, детка, а что-то типа бачаты, скрещенной с бог знает чем. Потому танцуем вот на таком расстоянии, – И сделав полушаг вперед, он почти вжался бедрами в Дениса.

Денис дернулся, напрягся, но не отстранился. Неохота было снова выслушивать про то, что он колхозник. Хотя и ощущалось все это пиздец как странно. И дело даже не в том, что он ни разу не был в таком тесном контакте с мужиками: в театре и правда чего только не приходилось делать, особенно на каком-нибудь сценбое, когда в отработке ударов тискались и катались по полу. Они когда с Гошей пьяную драку из Ремарка репетировали, часа два друг с друга не слазили. Гоша потом искрометно шутил, что Денис теперь обязан на нем жениться, потому что так долго по нему ни одна баба не елозила. Короче, всякое было, разве что только не сосались, и никогда Дениса такая близость другого мужика не волновала.

А вот сейчас было одновременно и капец как неловко, и любопытно, и в груди разливалось странное щекочущее чувство, которому он затруднялся подобрать название. Может, потому, что рядом стоял не кто-нибудь, а Ямпольский? Ненавистный соперник, невыносимый придурок, самодовольный смазливый гордец, который спокойно вложил свою ладонь в руку Дениса и покорно стоял, прижавшись к нему бедрами, как будто и правда был его послушной партнершей.

– Ты уснул что ли? – он слегка толкнул его коленом. – Веди давай.

Денис торопливо кивнул и двинулся на Ямпольского, удерживая его за спину. Тот легко подхватил его шаг, давая себя вести (намного лучше, чем это делала Оля!), но при этом успел второй рукой мазнуть Дениса по бедру, корректируя движение.

– Вот так, понял?

– Понял.

– Поворачивай меня, а руку оставляй на месте. Шаг на меня, теперь вбок, и делаем круговое движение тазом вместе. Ррраз-два. Нет, слишком быстро. Ты торопишься. Чуть медленнее. Да, вот так! Еще раз?

– Давай.

Они прошли эту комбинацию с начала, и Денис с удивлением понял, что запомнил движения и даже успевает в ритм. А еще, что горячее твердое тело Ямпольского, так тесно прижатое к его животу, груди и бедрам, не раздражает. Даже наоборот. Он так хорошо ощущался в его руках, что точно мог бы претендовать на звание лучшей партнерши за всю недолгую танцевальную жизнь Дениса. И пахло от него приятно – не привычным тяжелым запахом мужского пота, а чем-то прохладно-соленым. Как будто Денис снова, как в детстве, стоял на берегу Байкала и вдыхал свежесть ледяной, кристально-прозрачной воды.

Они прошли почти весь танец, потом еще раз, и еще – и Денис, на этот раз уже не настолько сосредоточенный на своих движениях, мог наконец краем глаза следить за Ямпольским. И это оказалось… занимательно. Тот на полном серьезе отыгрывал женскую партию: поводил плечами, беззастенчиво крутил бедрами, прогибал спину, но женственным в его исполнении это не выглядело. Скорее наоборот – в танце только ярче обрисовывались сильные мышцы на ногах и по-мужски узкие бедра, которые никак не могли принадлежать девушке. А когда Ямпольский, дурашливо подмигнув Денису, поднырнул под его рукой и красиво изогнулся всем телом, Денис вдруг судорожно сглотнул, потому что свободная футболка задралась и обтянутая эластичной тканью задница оказалась прямо перед его глазами. И это было пиздец какое залипательное зрелище. Крепкие, идеальной формы ягодицы, а над ними полоска голой кожи. В паху неожиданно стало горячо, точно туда кипятка плеснули, а блядский Ямпольский, который ничего, конечно же не заметил, развернулся и, как того требовал рисунок танца, тесно прижался к Денису спиной. И вот тут застыли оба, потому что Денис прекрасно понимал, что именно почувствовал сейчас Ямпольский своей задницей. Его внезапный и совершенно внеплановый стояк.