Читать книгу Последний гвоздь - Стефан Анхем - Страница 16

Коса на беглом датском представился водителю скорой и показал ему дорогу в отделение судмедэкспертизы Хельсингборга. Там на месте он подписал ряд документов, затем они вдвоем подняли черный пакет с телом на одну из каталок, принадлежащих судмедэкспертизе.

Но последние полчаса Фабиан помнил обрывочно. Возможно, он пару раз кивнул в машине скорой. Возможно, нет. Что-то внутри него выключилось и мешало установить любую форму контакта с окружающим миром, а прежде всего, с самим собой.

Когда Коса подошел к своему коллеге, Арне Грувессону, Фабиан видел, что они разговаривают. Но ничего не слышал, кроме обрывков предложений, в которых Грувессон удивлялся, что Косе здесь понадобилось посреди отпуска.

– Просто маленький осмотр, – улыбнулся Коса. – Тебе не о чем беспокоиться. Так что можешь дальше пить кофе и играть в своих «Улиток-убийц» или чем ты там занимался.

В обычной ситуации он бы подошел к ним и взял дело на себя, хорошо понимая несовместимость Косы и Грувессона. Сейчас сил у него не было ни на что, кроме как стоять и наблюдать за коллегами, как будто он медленно проезжает мимо автомобильной аварии.

Как они прошли в помещение для осмотра – он не помнил. Внезапно они оказались в освещенном зале с кафелем на полу и дренажными колодцами, гладкими сверкающими секционными столами под яркими лампами и продезинфицированными инструментами.

Только когда он сунул руки под мешок для трупа и ощутил тяжесть ног Теодора на своих руках, реальность смогла пробиться сквозь все слои защиты.

Его сын мертв.

Он действительно мертв, и ничто никогда не сможет его вернуть.

В морге в Хельсингере его голову наполняли вопросы, на которые он хотел получить ответы. Он был убежден в том, что что-то было не так. Теперь все это улетучилось. Его сына больше нет. Точка, не запятая и не расплывчатый ответ, предполагающий уточняющие вопросы.

На этом история Теодора закончилась.

– Не буду мешать тебе работать. – Он был слишком уязвим, чтобы остаться и наблюдать за осмотром тела своего сына. – Подожду снаружи.

– Забудь. Ты остаешься. – Коса расстегнул молнию на мешке до самого низа, так что тело Теодора стало видно целиком – он лежал на спине с закрытыми глазами и руками на животе. – Обычно со мной здесь работает ассистентка. Но она в отпуске. – Он протянул зеленый рабочий халат.

Фабиан поколебался, но надел халат и помог стянуть мешок, пока Коса приподнимал тело.

Фабиан точно не знал, сможет ли выдержать все вскрытие. Но возможно именно это ему и было нужно. Чтобы принять, что от него больше ничего не зависит. Что ему больше ничего не остается, как поехать домой и позаботиться об оставшейся у него части семьи.

Коса с помощью массивных ножниц уже начал избавляться от одежды на теле. Сначала свитер, затем брюки, каждая нога по очереди, и наконец носки и трусы.

Сам Фабиан сделал бы все, чтобы поменяться местами. Что угодно, чтобы оказаться тем, кто лежит здесь, на холодной металлической поверхности. Вместо того чтобы стоять сейчас рядом и винить себя за каждый вдох.

Если бы не заметные синяки на груди и ниже на корпусе, он бы извинился перед Косой и предложил бы оплатить ему такси обратно на вечеринку. Но что-то внутри него пробудилось.

Он уже знал, что Теодор участвовал в драке, – об этом его проинформировала Коморовски. Они сообщили ей, что его сын немотивированно набросился в столовой на одного из заключенных и оказался виновным в тяжелых увечьях. Но эти серо-синие отметины рассказывали о чем-то совершенно другом. О том, что ему тоже досталось.

Он как раз собирался спросить о них Косу. Когда они появились и насколько сильными должны были быть удары. Можно ли по ним определить, сколько человек их наносили, били ли они ногами или даже использовали какие-то предметы. Но Коса был занят тем, что через лупу рассматривал что-то на правой ладони Теодора.

– Что-то нашел?

Вместо ответа он увидел протянутую руку.

– Пинцет, пожалуйста.

Фабиан подошел к разложенным в ряд на зеленой ткани инструментам, взял один из пинцетов и протянул Косе.

– Видишь? – Коса поднял пинцет между ними. – Видишь острие?

Фабиан кивнул и наклонился, чтобы рассмотреть полусантиметровое металлическое острие.

– А что это?

– Если тебя устроит догадка, то я бы сказал, что это острие от канцелярской кнопки.

– От кнопки? Как она у него оказалась?

– Меня это тоже беспокоит, должен сказать, что тут все немного странно. – сказал Коса, разглядывая ладонь. – Кроме того, вокруг раны есть следы крови, а это говорит о том, что он получил ее, когда был жив. Но давай перейдем к синякам. – Он убрал острие в закрывающийся пластиковый пакетик.

Фабиан кивнул.

– Они сказали… сказали, что он кого-то избил. Они так сказали. Что он инициатор. Так что я сам на него давил… говорил, что он должен взять себя в руки, чтобы иметь шансы в суде.

– Ты делал то, что считал правильным.

– Только не понимаю, почему все молчали. Почему не рассказали, как есть. Даже он сам. Я же туда приезжал и виделся с разными…

– Слушай… – Коса положил руку ему на плечо. – Наверное, лучше будет, если ты поедешь домой, к семье, а я продолжу работу и сообщу тебе, когда закончу.

– Нет, я останусь. Все равно уже слишком поздно, так что лучше я останусь здесь, и я хочу, чтобы ты рассказывал о том, что видишь. О’кей? Ничего не утаивая. Хочу знать все.

Коса со вздохом неохотно согласился и начал изучать синяки на бедрах, корпусе и груди. Затем обеими руками приподнял тело сбоку и перевернул его набок, чтобы обследовать спину, которую тоже покрывали сильные синяки.

– Как видишь, нет сомнений в том, что его били. Вероятно, он лежал на полу и получал удары как ногами, так и руками.

– Орудия были?

– Сложно сказать. Здесь много кровяных подтеков, но они с той же вероятностью могли появиться от обуви со стальными носами. Однако действительно странно, что на предплечьях и голенях никаких следов нет.

– Почему странно?

– Сам посуди. Ты лежишь на земле, тебя пинают и бьют. Твои действия?

– Пытаюсь защититься.

– Вот именно. Сворачиваешься в позу эмбриона и уменьшаешься в размерах, насколько возможно, что в результате так или иначе всегда приводит к травмам как раз предплечий и голеней. Проблема для преступника в том, что следы заметны, если, как в изоляторе Хельсингера, заключенные там носят рубашки с коротким рукавом.

– То есть их было больше одного.

– Я бы сказал, минимум трое.

– Двое держали за руки и ноги, а третий бил ногами. – Картинки мелькали у него в мозгу словно мухи, не желавшие покидать падаль.

Возможно, это дело рук ожидавших суда остальных участников группы «Смайл». Они были чертовски заинтересованы в том, чтобы Теодор отказался свидетельствовать против них, и, судя по тому, что Фабиан видел в записях, где они до смерти избивали бездомных, похоже на их почерк. Правда, именно по этой причине, их должны были содержать в разных отделениях.

– Еще кое-что. – Коса показал пальцем. – Видишь, коричневые пятна тут, сверху? Им около двух недель, желтым и зеленым здесь внизу – около недели.

– То есть это происходило больше одного раза?

Коса кивнул.

– Все иссиня-черное в разных местах появилось всего четыре-пять дней назад.

Другими словами, это были практически систематические избиения. Все равно никто ничего не рассказал. Ни Коморовски, ни прокурор, ни надзиратели. Они что, не знали об этом или просто проворачивали большую операцию по сокрытию?

– Они что-нибудь говорили о том, как так получилось, что он смог повеситься? – продолжал Коса, перейдя к обследованию следов вокруг шеи Теодора.

– Да, по-видимому, он сумел открутить койку от стены и поставить ее на дыбы, так что смог обвязать веревку вокруг одной из верхних ножек.

– А сама веревка, что они о ней рассказали?

– Он порвал простыню на полоски и заплел их в косичку.

– Заплел? – Коса повернулся к Фабиану, который кивнул и пожал плечами. – Интересно, – пробормотал он и вернулся к осмотру, осторожно наклонив голову Теодора в сторону, чтобы детальнее изучить следы с помощью лупы. – Я бы удивился, если бы это оказались следы от косички из простыни. Все, что я могу сказать.

– Мне так сказали.

– Ясное дело. Чтобы быть абсолютно уверенным, мне нужно осмотреть эту косичку и проверить, соответствует ли она следам. Но на это лучше не надеяться.

– Это и правда видно через одну лупу?

– Поверь мне. Видно достаточно, а как раз о косичках я кое-что знаю. Допустим, все так и было. Что он порвал простыню на полоски и сплел их. Тогда он, вероятно, сплел косичку из трех полосок, которая никак бы не смогла удержать вес его тела. Это говорит о том, что он изготовил как минимум три такие косички, из которых, в свою очередь, сплел одну побольше, а она бы никогда не оставила подобный след. Как вариант, ему нужно было сплести девять полосок в одну косичку, которая в таком случае имела бы более гладкую поверхность. Но поскольку твой сын не был фанатом плетения, то такое видится мне совершенно неправдоподобным.

– Так что он использовал?

– Настоящую веревку или какой-то электрический провод. Что-то с достаточно гладкой поверхностью.

Обманули ли они его сознательно или просто сочинили какое-то более-менее вероятное объяснение, чтобы сказать хоть что-то и угодить ему? Он кричал и требовал от них ответов, так что, наверное, не так уж и странно, что в накаленной обстановке они сказали что-то совершенно не то.

Он повернулся к Косе, который стоял, наклонившись над головой Теодора, и отодвигал черные кудри в сторону, чтобы рассмотреть кожу головы. Эти непослушные кудри, которые всегда были отличительной чертой его сына, сколько бы Соня ни старалась пригладить их мокрой расческой, когда он был маленьким. Ничего не могло помешать им жить своей жизнью. Даже смерть.

Что-то отлетело и упало на белый кафельный пол. Что-то застрявшее в волосах у Теодора.

Он подошел и сел на корточки, чтобы ближе рассмотреть, и увидел кусочек краски размером со старую монету в двадцать пять эре. Подняв его пинцетом и положив в прозрачный пакет для улик, он стал рассматривать его на свету от одной из ламп для осмотра.

Кусочек был довольно толстым, шире миллиметра, и темно-зеленым, что само по себе вызывало вопросы. Камеру Теодора он не видел, но ему было сложно представить, что потолок или стены могли быть такими темными. Но где-то существовало помещение именно такого цвета. Помещение, в котором по какой-то причине находился Теодор.

Жужжание машинки для стрижки заставило его обернуться к Косе, который занимался тем, что сбривал кудри Теодора, и те бесшумно падали на пол. Он хотел попросить его перестать. Закричать «хватит». Что больше не хочет ничего знать. Что пусть оставит хотя бы кудри.

Но большая их часть уже лежала на полу, будто темный пушистый ковер, и когда он поднял глаза, все встало на свои места. И кусочек темно-зеленой краски, застрявший у Теодора в волосах, и сине-желтые следы, которые, как странная болезнь кожи, покрывали большие участки свежевыбритой головы.