Читать книгу Неудобная женщина - Стефани Бюленс - Страница 10
Часть II
Слоан
2
ОглавлениеДнем, когда я работала в офисе, приехал Морис Уокер. На нем был синий костюм в мелкую полоску. Морис – среднего роста, с седыми волосами. С ним был другой мужчина – на вид лет сорока, стройный и подтянутый, явно частый посетитель спортзала. Они направились прямиком в кабинет Джейка.
Я знала, как все будет. Джейк задаст стандартные вопросы. Ему нужно знать, у кого могла быть причина убить жену Уокера. Месть? Недовольный партнер по бизнесу? Сделка сорвалась? А может быть, здесь замешаны наркотики? Застраховала ли миссис Уокер свою жизнь? Следом – вопросы о семейных отношениях. Ладил ли Уокер с женой, а если нет, был ли у кого-то из них роман на стороне?
Через час с небольшим они вышли из кабинета Джейка. Все трое направились к лифту, а я наливала воду из кулера.
По правилам хорошего тона Джейк должен был меня представить, но сделал он это в шуточной форме:
– А это Слоан, пожирательница грехов.
Уокер просто кивнул, но его спутник уставился на меня с любопытством.
– Как это, пожирательница грехов?
На этот вопрос у меня заранее был заготовлен ответ – это Лос-Анджелес, так что без отсылки к Голливуду не обойтись.
– Смотрели «Криминальное чтиво»?
– Еще бы. Это один из моих любимых фильмов. Я раза три-четыре его пересматривал.
– Тогда вы должны помнить сцену, когда двое бандитов застрелили мужика в багажнике, – сказала я. – Им нужно все это убрать, и они звонят чуваку, который этим занимается – ну, ликвидирует последствия.
Мужчина понимающе улыбнулся.
– Помню. Он приезжает и приводит все в порядок. Смывает кровь. Стирает отпечатки пальцев. Любые следы.
– В общем, я делаю что-то в этом роде, – сказала я. – Только никакой крови и никаких убийств.
И я широко улыбнулась.
– Я скорее мягко переубеждаю, – добавила я.
– А если не получается? – спросил мужчина.
Я тут же сделала грозное лицо.
– Тогда пора переходить к плану «Б».
Его явно заинтересовала моя работа, он смотрел на меня едва ли не с восхищением.
– Женщина, которая решает проблемы, – улыбнулся он. – Как захватывающе.
Он протянул руку.
– Саймон Миллер. Приятно познакомиться.
Я пожала руку в ответ.
Подъехал лифт.
Миллер сделал было шаг вперед, но замер и повернулся ко мне.
– А Монро Уилсон, случайно, не ваш отец? – спросил он.
– Да, откуда вы знаете?
– Когда я проходил мимо вашего кабинета, я заметил его фотографию на тумбочке позади стола, – улыбнулся он. – Мой отец входил в окружной совет. Он часто говорил о вашем отце – какой он прекрасный полицейский. Его ждет блестящая карьера, уверял он. Но затем ваш отец неожиданно ушел в отставку, верно?
– Да, это так.
– Как у него дела?
– Он умер. Месяц назад.
Перед глазами пронеслась сцена похорон. На кладбище почти никто не пришел – по большей части старые полицейские, которые с почетом вышли на пенсию. Лишь только отзвучали последние молитвы, они направились к своим машинам, а у могилы остались только я и моя любовь к нему.
– Мне очень жаль, – сказал Миллер. – Мой отец умер три года назад. Это тяжело.
– Да.
– Мне правда очень жаль, – повторил он.
Он явно о чем-то задумался. Но о чем – не сказал, а я не стала спрашивать.
– Что ж, до свидания, – сказал он.
– До свидания.
Я думала, этим все и кончится, но он позвонил мне через час.
– Мне нужен пожиратель грехов, – сказал он. – Грехов у меня, правда, нет, но есть проблема.
– Какая?
– Вам лучше это увидеть.
Он продиктовал мне адрес и добавил, что это срочно. Миллер хотел, чтобы я тут же к нему приехала. Я ответила, что заеду после обеда.
И сдержала слово.
У Миллера был большой дом в Беверли-Хиллз. В испанском стиле, с красной черепичной крышей. У дома были припаркованы «БМВ» и «Бентли». Я позвонила, и дверь тут же открылась.
– Добро пожаловать, – сказал он.
Он успел снять пиджак с галстуком и теперь был одет в черные брюки и белую рубашку.
– А я ознакомился с вашей биографией, – заметил он, провожая меня в комнату рядом с прихожей. – Вы проработали в полиции десять лет. В рекордные сроки стали сотрудником уголовного розыска. Самый молодой полицейский за всю историю отдела. А затем вы ушли из полиции. Почему?
Причин было много. Я никогда не была особенно хороша в интригах. Чем выше я поднималась, тем осторожнее мне приходилось себя вести. Я слишком часто видела, как пренебрегают обязанностями, сорят деньгами, закрывают глаза на непрофессионализм, особенно если это твои друзья. С каждым годом объем бумажной работы рос как снежный ком, и приходилось все дольше сидеть за столом и заполнять какие-то необходимые бланки. Мне нравилось работать в поле. А в итоге я оказалась привязана к кабинету, точно банковский работник.
Но проблемы были не только в отделе.
Разочаровывала вся система. Обвинение сливало перспективные дела. Судьи игнорировали важнейшие улики. И так раз за разом, а в результате опасные люди могли безнаказанно творить злодеяния. Правосудие хорошо работает только в кино.
Я поделилась этими мыслями с отцом. Он невесело ответил: «Значит, пора уходить. Иначе в конце концов станешь плохим полицейским».
Его слова стали последней каплей. Я боялась, что, если останусь, мне уже не стать тем полицейским, каким был мой отец.
Но я не собиралась сообщать все это Миллеру, так что я выбрала другую причину из списка.
– Просто устала от того, что не могу предотвратить преступление, – ответила я. – Если это убийство, ты всегда находишься на шаг позади убийцы. А когда жертвой становится женщина или ребенок, чувствуешь, как опускаются руки.
– Но ведь поимка убийцы приносит некоторое облегчение?
– Некоторым да. Но не мне.
Миллер улыбнулся.
– Любопытно.
Мы еще немного поболтали, прежде чем Миллер перешел к делу.
– У меня трудности с бывшей женой. Она психически нестабильна. Не буду вдаваться в детали, лучше кое-что покажу вам.
И он проводил меня по длинному коридору.
– Это дом времен золотого века кинематографа, – сказал он. – Здесь есть зал для просмотра.
В коридоре стояли статуи и висели изображения ангелов, играющих на арфе. Даже самые крохотные были обрамлены тяжелыми резными рамами. Коридор привел в комнату с портьерами. Там в два ряда стояли кресла – как в кинотеатре: красные, с мягкой обивкой.
– Прошу, садитесь.
На стене висел большой плоский телевизор. В шкафу под ним располагалась аппаратура. Миллер вставил DVD-диск в проигрыватель, взял пульт и занял место со мной.
– Запись смонтировал специалист, – объяснил Миллер, – он мастер по части видео. Само собой, это склейка. Пришлось так поступить, потому что съемка велась с трех разных точек. Одна из камер нацелена на подъездную дорожку. Вторая висит на доме. Третья снимает с высоты – так видно и дорожку, и дом.
– У вас много камер.
– Посмотрите видео и поймете, почему я их установил.
Он посмотрел на меня с грустью.
– Честно говоря, с тех пор я постоянно чувствую себя заложником.
Миллер кликнул, и черный экран ожил.
Белый PT Cruiser покружил по подъездной дорожке и остановился перед домом Саймона. За рулем сидела блондинка. Она задумчиво наклонила голову, словно стояла на мосту, смотрела на воду и не решалась прыгнуть. Секунд пятнадцать ничего не происходило, женщина не двигалась, но внутри у нее все кипело. Она в последний раз обдумывала последствия. Мне уже доводилось видеть это выражение. Так подросток с пистолетом пытается решить, действительно ли он готов застрелить полицейского, перейти черту и изменить свою жизнь к худшему.
Подросток обычно опускает пистолет.
Эта женщина сделала другой выбор.
Она вышла из машины. Очень худая, с длинными прямыми волосами. Двигалась она медленно. От нее веяло слабостью, она явно была нездорова. То ли почти не ест, то ли мало спит. У нее не хватало сил открыть багажник – пришлось надавить двумя руками. Она передохнула. Руки безвольно повисли вдоль тела. Учитывая ее состояние, странно, почему она просто не закрыла багажник, не села за руль и не уехала прочь. Это было бы гораздо проще.
Но она выбрала другой путь.
Женщина вытащила банку с краской, открыла и направилась к синему «Лексусу». На водительской дверце она широкой кистью вывела надпись красной краской: «Растлитель».
Я посмотрела на Миллера. Он безучастно глядел на экран. Непонятно, то ли он прятал свои эмоции, то ли их уже не осталось. Миллер был спокоен и собран – казалось, ее безумные выходки и нападения уже стали для него рутиной.
Я повернулась обратно к экрану.
Надпись была готова. Женщина отошла и посмотрела на нее, затем подошла к входной двери и яростно, размашисто вывела те же слова: «растлитель».
Теперь съемка велась с другого ракурса. Ко входу подъехал патрульный автомобиль, из него вышли двое полицейских в форме. Женщина обернулась к ним и просто ждала. Женщина-полицейский положила руку на пистолет. Я узнала ее – Кэндейс Маркс. Мы начинали вместе, но потом она получила степень по уголовному праву и перешла в департамент внутренних дел, променяв пистолет на карандаш.
Кэндейс начала переговоры. Ее напарник молча ждал, пока она приблизилась к женщине, подняла руку и медленно и плавно опустила. Она уговаривала женщину положить краску и кисть на пол.
Женщина не послушалась.
Кэндейс замерла.
Они уставились друг на друга.
Наконец женщина заговорила. Запись была без звука, но сказанное явно встревожило Кэндейс. Взгляд стал жестким. Она посмотрела на напарника. Сигнал был мне знаком:
У нас проблема.
– Сейчас начнется неприятная часть, – сказал Саймон. – Мне каждый раз больно это видеть.
Я не отреагировала. Казалось, я покинула этот дом и эту темную комнату с экраном телевизора.
Я была снаружи.
С этой женщиной.
Она смотрела, как полицейские приближаются к ней. Первой шла Кэндейс, за ней – на пару шагов позади – ее напарник. Кэндейс продолжала уговоры. Указывала, что нужно опустить банку с краской и кисть. Но женщина не выпускала их из рук. Она застыла на месте.
Второй полицейский сделал шаг вправо. Женщина повернула голову. Она разгадала маневр – ее пытались окружить. И она швырнула банку в Кэндейс. Взметнулась волна красной краски.
Это считается нападением.
Я знала, что случится дальше.
Полицейские бросились вперед, поставили женщину на колени, а затем лицом вниз на каменную дорожку. Она сопротивлялась, пиналась, извивалась. Встав по обе стороны, Кэндэйс свела запястья женщины вместе и нацепила наручники.
Из дома вышел Миллер. Он явно был рад, что все закончилось. Полицейские подняли женщину с земли и повели к машине. Кэндейс надавила рукой на голову женщины, чтобы она пролезла на заднее сиденье.
Миллер пожал руки Кэндейс и ее напарнику и поблагодарил.
Они уехали, и он вернулся в дом. На этом запись заканчивалась.
– Это случилось пять лет назад, – сказал Миллер.
Он поднялся со стула и подошел к экрану.
– Эта женщина – моя бывшая жена, – объяснил он. – Клэр Фонтен.
– Откуда эта идея? – спросила я. – Что вы растлитель?
– У нее была дочь от прошлого брака. Мелоди. Однажды ночью она утонула у берегов Каталины. С тех пор Клэр вбила себе в голову, будто я ее домогался.
Я не знала, правда ли это, но в этом не было необходимости. Клиенты получают презумпцию невиновности, и ты делаешь все, чтобы им помочь.
Но я все равно прощупала почву.
– И никаких оснований для этого не было? – спросила я.
– Никаких.
– И раньше вас никогда ни в чем подобном не обвиняли?
Миллер выглядел обиженным.
– Разумеется, нет. И кстати, я не единственная жертва ужасных обвинений. Возьмем, к примеру, отца Клэр. Она убеждена, что он пытался ее утопить, когда ей было восемь.
– Зачем? – спросила я.
– Клэр считает, что у него был роман с женщиной, которая не хотела никаких детей. Он позвал Клэр поплавать и в какой-то момент попытался ее утопить. Клэр утверждает, что он схватил ее за лодыжки, когда она пыталась забраться на лодку, и чуть было не утащил под воду. И только появление других людей помешало ему. После этого отец расстался с той женщиной и за это ненавидит Клэр.