Читать книгу Рыцарь, красавица, чудовище, шут. Съешь сердце – получишь любовь - Стелла Фракта - Страница 6

В девять утра Уилл Гатти позвонил в дверь дома доктора Гаштольда, громкий, растянутый резонансом колокол разнесся в холле по противоположную сторону створки. От морозного воздуха Уилл поежился, прикрывая нос воротом куртки, широко зевнул, облачко пара вырвалось из открытого рта.

Лукас Гаштольд, отворивший дверь, застал специального агента Гатти стоящим на пороге с перекошенным лицом, с распахнутой пастью лохматого пса.

– Здравствуй, Уилл!

– Доброе утро, доктор Гаштольд, – отозвался Уилл после паузы на смыкание губ, короткого контакта взглядов.

– Прошу, проходи.

Уилл Гатти всего несколько раз был в гостях у доктора Гаштольда, чаще их встречи проходили в офисе, на работе, на местах преступлений, в кабинете психиатра, в двух кварталах отсюда, или Гаштольд навещал Уилла в пригороде Вьенны. Жилище Гаштольда производило противоречивое впечатление – искушало изыском и некоторым излишеством, но угнетало мрачностью, возвышенные мотивы, вопреки одухотворенным образам, подавляли непосильной тяжестью.

Уилл предпочитал сдержанные цвета, минималистичность в деталях, чтобы ничего не отвлекало и не цепляло глаз, а в доме доктора Гаштольда вещицы, одна причудливей другой, постоянно притягивали его внимание, ему было не по себе.

– Я как раз приготовил завтрак, – доктор Гаштольд указал в направлении кухни, откуда доносились манящие запахи свежего хлеба, мяса и пряностей. – Он уже ждет тебя.

Уилл кивнул. Он не успел поесть перед выходом, практически не спал, провел всю ночь в раздумьях над делом Сердцееда. Дорога заняла больше двух часов, он был не против подкрепиться – благо доктор Гаштольд всегда баловал его чем-нибудь вкусным…

Когда за обеденным столом специальный агент Гатти увидел уплетающего скрембл Серрета, он опешил.

– Привет, Уилл! – воскликнул тот с набитым ртом. – Ты как раз вовремя!

Доктора Гаштольда позабавила реакция Уилла, он улыбнулся тонкими губами, указал на накрытый стол и свободное место для гостя.

– Я предложил Аллексу остаться на ночь после вчерашнего мероприятия, его стойкости остается только позавидовать, – пояснил Лукас Гаштольд.

– Очень любезно с вашей стороны, доктор Гаштольд, – отозвался Серрет, откусывая от багета. – Даже не знаю, что бы я без вас – и без вашей заботы – делал!

Он не лукавил, он, действительно, был благодарен. После званого ужина, когда Аллекс уже переоделся в свой привычный наряд и шел к выходу, а обслуживающий персонал был распущен по домам, доктор Гаштольд окликнул его.

– Поистине сумасшедший вечер, агент Серрет, – произнес он.

– Не могу поверить, что он закончился, – ответил Аллекс.

– Вы голодны? Я не видел, чтобы вы делали перерыв во время работы.

Аллекс пытался понять намерения Гаштольда, но пока не находил причин для беспокойства. Он любит кормить людей… В этом не было ничего предосудительного.

– Я попробовал пару закусок, не смог устоять, – пожал плечами юноша. – Это нечто, я такого в жизни никогда не ел… Но если вы предлагаете мне поужинать, я пас, – добавил он. – До Куантико долго добираться, я завтра превращусь в зомби, если не успею поспать хотя бы пару часов.

Темные глаза доктора Гаштольда смотрели не отрываясь, Аллекс на мгновение ощутил себя голым… Уилл Гатти неспроста игнорирует подобного рода внимание.

– Вы можете остаться здесь на ночь, с утра придет Уилл, вы как раз обсудите с ним все, что нужно, не теряя времени на дорогу.

Аллексу было нечего возразить.

– Это меняет дело, – кивнул он. – Спасибо!

Аллекс без стеснения налегал на угощения, сидя с торца длинного обеденного стола пустого зала, доктор Гаштольд прибирал посуду, отдавая короткие поклоны на периодические восторженные восклицания юноши, ходил по дому, не смущая гостя своим присутствием. Потом Аллекс лег спать на кушетке в гостиной, с полным желудком, гудящими от усталости ногами, ноющей поясницей.

Утром доктор Гаштольд вновь его кормил. Со своей взлохмаченной копной каштановых волос Аллекс походил на зверька, которого можно приручить только лаской и горячей едой, он отзывался на хорошее отношение, как чуткая дека музыкального инструмента… Агент Серрет работал челюстями, еда исчезала с тарелки с немыслимой скоростью, будто внутри юноши была бездонная пропасть.

Уилл ел с аппетитом, но медленнее. Аллекс не досаждал ему беседой, дожидаясь окончания трапезы, несмотря на нестерпимое желание поделиться, наконец, своими соображениями о прошлом вечере, доктор Гаштольд молчал и наблюдал за ними, едва различимо улыбаясь своим мыслям.

В ту же секунду, как агент Гатти положил приборы на тарелку, Аллекс спросил:

– Я правильно понимаю, доктор Гаштольд в курсе всех деталей расследования, и мы можем обсуждать при нем дело Сердцееда открыто?

– Да, – ответил Уилл в кружку.

– Я провел весь вечер в гуще событий, но среди гостей я не увидел никого, кто бы подходил под портрет. Нарциссы, садисты и даже перверты – были, но качка с булимией среди них не было.

Он посмотрел на Лукаса Гаштольда с приглашением к комментарию, тот склонил голову чуть набок, будто в раздумьях: говорить или нет то, что на уме.

– Я тоже склонен считать, что среди вчерашних гостей нет Сердцееда, – отозвался он. – По крайней мере по тому описанию, которым располагает следствие.

Уилл смотрел в сторону и кусал губы.

– Я не могу поставить на место одну деталь, – начал он. – Он убивает из ненависти к женщинам, обеспеченным и привлекательным; он полон ярости, которую можно заглушить только поеданием их внутренностей, изнывает от беспокойства, которое уходит только от ощущения наполненности; он силен физически и упивается своей властью над жертвой. Он делает шоу не для тех, кто увидит труп, он накрывает стол для трапезы, но не ждет семью – которая его отвергла… Он ждет друга – и при этом ест сам.

Аллекс прищурился.

– Друга?

– Да. Того, кто придет на ужин. Как если бы их было двое – один готовит, второй ест.

– Но друг не приходит, и он начинает без него?

Уилл задумался.

– Нет. Не пойму. Друг приходит – и сжирает угощение, жадно, грубо, с нетерпением вскрывает подарок, рвет обертку… А тот, кто готовил, осторожен, спокоен, не оставляет следов.

Доктор Гаштольд заговорил, когда Уилл и Аллекс посмотрели на него.

– Диссоциативное расстройство идентичности достаточно редкое заболевание, – изрек он. – Чаще это, все же, лишь совокупность психологических защит, вытеснение, частичная амнезия, состояние экзальтации. Если внутри убийцы живут две личности, найти его будет сложнее – он может скрываться под любой личиной, особенно если тот, кто делает грязную работу, чтобы ублажить другого, отдает себе отчет в действиях и не допускает ошибок.

Его рука в теплой, влажной полости грудной клетки, кровь стекает между пальцев, щекочет кожу, сердце словно еще пульсирует в ладонях, губы касаются гладкой, скользкой, солоноватой, маняще пахнущей плоти. Язык ощущает рельеф мелких борозд, упругую мышечную ткань, зубы надавливают, впиваются в нее, чувствуя сопротивление, на короткий миг рот обволакивает слюной вперемешку с непрожеванным куском брызжущего соком мяса. Оно наполняет глотку, проскальзывает вниз, дыхание перехватывает, звон в ушах нарастает, на грудь по подбородку и шее стекают алые ручейки, живот пульсирует от смутной, фантомной боли…

Уилл резко выдохнул, тряхнул головой. Руки его упирались по обе стороны от тарелки, спина покрылась испариной под клетчатой рубашкой и пуловером, ноги непроизвольно дернулись под столом.

Еще мгновение – и он бы возбудился, кровь отхлынула и вновь прилила к лицу, волосы на руках встали дыбом. Их двое… в одном.

– Он кормит его, – тихо произнес Уилл, Аллекс таращился на агента Гатти с благоговейным ужасом. – Он хочет с ним подружиться.

– Зачем ему дружить с тем, кто жрет людей?

Серрет бил не в бровь, а в глаз… Действительно, зачем?

Уилл не знал ответа, потому и мучился всю ночь накануне, не мог разгадать головоломку. Друг, которого он боится, друг, которого он боготворил – и не хочет отпускать… Или хочет привязать к себе.

– Как он выглядит, Уилл? – спросил доктор Гаштольд.

Он плохо представлял себе его внешность, лицо было как в тумане – даже если он воображал, что смотрит в зеркало. Он не знает, кто он… Или знает – и бежит от себя.

Уилл засопел, пот выступил на лбу, каштановые локоны потемнели и прилипли к лицу.

– У него дисморфофобия. Он думает, что он чудовище, – не сразу ответил специальный агент Гатти. – Он…

– Демон! – ахнул Аллекс, по-прежнему не сводя глаз с Уилла. – Он думает, что он демон! Он кормит демона!

Тот не разделял энтузиазма и радости юноши, он был угрюм и огорчен. Человек, идущий на зверские убийства, методично продумывающий каждый свой шаг, чтобы угодить чудовищу внутри него, был ему неприятен… Однако боль и отчаяние, с которыми Сердцеед трепетно готовил обед для «друга», пробирали до костей – преступник был болен, его разум извратил логику, вписав в картину мира оправданную жестокость и необходимость в принесении жертвы, задыхаясь в одиночестве.

– Во многих культах есть традиции принесения даров демону, в том числе, и для установления связи с ним, слияния с ним – и для этого есть инструменты условной диссоциации. Надень маску зверя – стань зверем, нарисуй на камне глаза – сделай его живым, убей врага – забери его душу. Съешь сердце – получишь храбрость, съешь сердце – получишь любовь… Среди моих пациентов – и вчерашних гостей вечера – нет тех, кто бы был готов идти на подобные меры – даже если бы на словах перспектива отдаться демону прельщала их.

Личность убийцы казалась фантастической и парадоксальной. Качок-дисморфофоб с оральной фиксацией, держащий обиду на женщин элитного квартала Балтимора, желающий дружить с демоном внутри него… Демон неаккуратен и несдержан, сам преступник расчетлив и спокоен. Всех жертв объединяло привилегированное положение, у всех четверых был определенный фенотип крашеных светловолосых блогеров-домохозяек – слишком распространенный, чтобы понимать специфику выборки.

Наказание бессердечной привлекательной женщины было метафорой, Сердцеед мог быть отвергнутым поклонником или завистником. Записи доктора Гаштольда могли пригодиться лишь ради справки, в первых трех преступлениях убийца обошелся и без них.

– Мы все время искали среди тех, кто обитает в этом районе, – молвил Уилл. – Среди знакомых жертв, среди знакомых доктора Гаштольда. Но что, если это мог быть кто угодно – и он выбирал их случайно?

Специальный агент Гатти утверждал, что Сердцеед соблюдал семейную традицию собираться за обеденным столом как правило этикета – до тех пор, пока не залезал на стол с ногами и не начинал кромсать жертву. Они единогласно решили, что преступник – представитель обеспеченного сословия, сосед ничего не подозревающих бизнесменов, артистов, успешных стоматологов и психиатров…

Он проникал в двери, используя копию ключа, отключал сигнализацию кодом, носил дорогую обувь – судя по следам отпечатков крови на месте преступления, – но был небрежен в экстазе, когда жертва была уже мертва – от удушения – и водружена на стол. Его никто не видел ни до, ни после – словно он был невидимкой, призраком.

Все жертвы вели одинаковый образ жизни – с йогой по утрам, поздним завтраком, процедурами красоты и зрелищными мероприятиями, прогулкой с детьми и семейным ужином – с обязательной демонстрацией своих кулинарных талантов в соцсетях.

Жертвы были знакомы между собой – если верить их соцсетям, в которых они взаимно ставили отметки под публикациями, – но это не означало дружбу или даже приятельство…

Но по ним можно выстроить хронологию, понять больше об их ежедневной рутине, чем сказали о жертвах их мужья.

– Я еще раз сопоставлю их соцсети, ходили ли они на одни вечеринки или выставки, – сказал Аллекс. – Если между ними не будет ничего общего, мы начнем искать среди курьеров и клинингового сервиса, и так, пока не увидим закономерность.

Уилл уже не был так самонадеян. Этот Сердцеед как будто самозванец…

Его по-прежнему мутило, он передернул плечами.

– Ему неуютно в своей шкуре, – произнес специальный агент Гатти, – и потому он хочет воплотиться в кого-то другого.

– Я помогу найти то, во что он хочет воплотиться, – заявил доктор Гаштольд, глядя на Уилла Гатти, дожидаясь, пока тот посмотрит на него в ответ. – Мифический ли это персонаж или выдуманный им самим – он определяет действия и мотивы.