Читать книгу День Гнева - Степан Витальевич Кирнос - Страница 8

15:00 – Третья стадия дневного цикла. Город Тиз-141.

Небосвод час за часом превращается в картину образа божьего гнева – тучи приобретают всё более устрашающий тёмный оттенок, так сгущаясь, что особо суеверного заставили бы поверить, что небосвод вот-вот надломится под собственным весом и рухнет на землю, придавив сам мир. Ветер всё набирает обороты, становясь предвестником жуткого урагана. Над городом медленно, но верно, собираются штормовые тучи, и всё пространство постепенно покрывается теменью.

– Дайте голографическую карту города, – звучит сухое требование, обращённое к «Киберарию». – И отправьте третий карательный взвод «Антенна» на точку «Бета».

Маритон, находясь в командном пункте, с удивлением наблюдает за тем, как один человек управляет огромными массивами данных и большим количество персонала, словно это продолжение его собственного тела.

Вокруг только бесцветные стены одного из кабинетов «Городской Коммунальной Внешней Системы», расположенной вне «Круга Интеллекта». Посреди стол с электронными документами, просматриваемыми на тонких, как старые дискеты, планшетах. У самого стола, под люстрой, стоит Легат, раздающий приказы направо и лево, командуя без промедления и задержки. Всем видно, что он чувствует себя как рыба в воде и его работу подгоняет непоколебимая верность идеалам Информократии. У единственного окна, у стенки, противоположной входу, стоит высокая девушка, направившая взгляд печальных оливковых глаз в серое пространство моря руин и развалин, что есть призраки былых времён. Её взгляд печален, полон пространного уныния, будто бы она скорбит о тех, кто сейчас снаружи. И Маритон, наблюдающий за всем происходящим, убравший руки в карманы блестящего плаща, и накинувший на лик маску безразличия, временами покидывая взгляд алого и живого глаза на девушку.

– Ваше Инфораршество, – произнеслось уважительное обращение, – отряд готов к полной зачистке пятого улья.

– Где карта? – сухое требование сотрясло воздух от сокрытого в нём напряжения.

– Ах вот.

В тонких и стальных пальцах «Киберария», облачённого в белый плащ, сверкнула чёрная пластинка, положенная на стол. Из центра пластинки вырвался пучок света, превратившийся в точный план города. Как оказалось город разделён на две части: первая – цветущая и роскошная, с современными высотными зданиями, грав-линиями, по которым разъезжают автомобили на гравитационной подушке, с людьми, одетыми в чистую и роскошную одежду, которые могут себе практически ни в чём не отказывать; вторая же – огромное кольцо исполинских заводов и разрушенных домов между ними, средь которых ведут жалкое существование нищие и убогие. Даже аграрные районы это не пашни, а огромные, поражающие своими видами теплицы или те же массивные десятиэтажные заводы, где под искусственным освещением растут овощи, и выводится скотина.

И причём город разделён не просто стеной, а большим водоёмом, повторяющим контуры города, берущим его в кольцо естественной преграды. А со стороны города произрастает высокая стена с системами автоматических турелей и наблюдения. Со стороны же руин есть военные посты и сетчатый забор под напряжением, чтобы предотвратить попытки прорыва. И есть всего два моста, ведущих из центральной благополучной части города.

– Хм, – задумался Легат. – Аккамулярии, в каком районе вы говорили, пропал Кардинал?

– Городской промышленный район № 0-5, – сухо даёт ответ Маритон. – Именно там мы так же и встретили «Вольника».

– «Киберарий» от моего имени и Апостолов ты должен собрать три отделения «Тизской Кибернетической Ауксилии» и приготовить их во дворе и ожидать моих приказаний. – И швырнув электронную личную печать, расположенную на флэшке, схожую с древними монетами, отпустил воина.

– Ваше Инфораршество, – обращается Анна. – А почему бы не обратиться по каналам связи…

– Да, – подхватывает вопрос Маритон. – Так было бы намного быстрее, нежели гонять одного… гонца.

– Ох, какое старинное слово вы используете для живого переносчика информации. А нельзя, потому что у врага может быть союзник в Городских Системах Управления Общества и он может перехватить мои приказания. Я пока не уверен в чистоте здешних управляющих, а посему буду поступать, как то делали во времена варварства – посылать людей нести информацию.

– Понятно, – тихо говорит Маритон, подавляя нотки неприязни к Легату.

За последние часы действий Легата в городе наступил абсолютный диктат военной силы и священничества. Все не-военные и не-религиозные власти вроде Администратора Города или Модераторов Общественных Систем полностью подавлены и служат силам, вооружённым оружием или броским словом. Акт любого неповиновения карается смертью на месте. Так уже расстреляно около десяти человек из «А-7» и «А-8» в благополучном секторе города, которые по какой-то причине оказались на улице во время Периода Гнетущего Режима (Комендантский Час). На месте и без предупреждения накрывались огнём, так как Легатом и командующими войсками установлена информация, что каждый, нарушивший повеление, может оказаться врагом.

Но не только оружие берёт силу в противостоянии с тенью. Маритон с неприязнью вспоминает, как сначала в схоле, а затем в Универсионе их заставляли учить наизусть священные тексты Инфо-философии. Этим занялись и сейчас, только уже со всем населением и с более жестоким подходом. Легат отдал приказ, чтобы Инфо-епископ начал просветительскую работу с народом, дабы утвердить в нём веру в Макшину ещё сильнее. И макшинослужитель взялся за работу с особым рвением – теперь каждый должен за два дня выучить «Аспекты Веры в Информацию» объёмом в две сотни страниц и прийти в церкви и приходы, дабы с рвением доказать, что в их душах вера сильна, и способность обращаться с информацией не утеряна. Тех, кто ошибётся десять раз или не придет, ждёт одно-единственное наказания – обращение в тупого раба, который за два года погибнет от нечеловеческих условий работы.

– Ваше Инфораршество, а когда вы начнёте отчистку районов вне «Круга Интеллекта»?

– Когда получу информацию, что тылы находятся в безопасности, Маритон УК-115, – Звучит ответ, полный холода и техничности. – Я не могу направить войска за город, зная, что там в любой момент может вспыхнуть восстание, и мы окажемся между молотом и наковальней. К тому же не пришли данные разведки. У меня нет желания во время рейда наткнуться на самодельный танк.

– Да, – соглашается парень, – такая безопасность полностью оправдана…

– Близостью к столице, – договаривает девушка, всё ещё смотрящая в широкое окно. – Ваше Инфораршество, я никогда не была в столице. Рассказывают, что она прекрасна и красива.

На косых и обезображенных губах Легата промелькнул намёк на улыбку, после которого последовала чуть дрожащая от остатков человечности речь:

– Да, она действительно красива. Представьте себе огромный город из металла, камня и стекла, рождённый посреди пустоши. Но теперь там нет пустыни, ибо технологии превратили его в истинно цветущее и берущее за то, что раньше называли душой, место. Вы только помыслите о гигантских небоскрёбах в пятьдесят или сотню этажей, достающих до самих небес. Широкие площади, на которых люди десятками тысяч предаются молению великому Макшине. А соборы! – в полу бездушном говоре мелькает что-то от восхищения. – Вы бы видели тридцати этажные церкви и уходящие на десятки метров в глубину монастыри. И шпили в солнечные дни сияют серебром и золотом, озаряя местность и делая её воистину святой, блистающей от благословения Макшины. Люди там иные, совсем. Практически никто не держится за биологические глаза, нос рот и уши. Всё это практически у всех заменено на устройства из железа и проводов. Но это ещё не всё. Вы бы видели тамошний цирк – жонглёров с четырьмя руками, атлетов способных запросто древние люки от канализации гнуть, или людей, летающих на механических крыльях под куполом. Эх, вы бы видели город… видели бы его великолепие и славу.

– Скажите, а как вы дослужились до этого звания? – заинтересовалась судьбой ставленника Апостолов Анна. – Это же неимоверно трудно.

– Я согласен, это трудно, но неневозможно… слишком долгий путь, – девушка в голосе, в тембре речи, подловила ноту печали, потаённой скорби и древней боли, некогда задевшей Легата. – Знаете, очень давно я поклялся исправить ситуацию на родине. Столько боли, нищеты и упадничества, да и я сам жил в трущобах и ел насекомых с крысами. Мои шрамы, – голос Легата по-человечески дрогнул. – Это печати, оставленные прошлым. Я был на грани голодной смерти, без дома, без друзей…. Всего лишился, когда меня подобрал один из Апостолов.

– Вы… вас вырастили Апостолис Директорис?

– Да, Анна, я рос в их доме, – заметив смущение в глазах Аккамуляриев, чуть выдохнул. – Они, до своего возвышения, жили в особняке, у моря, где и творили новую идеологию и веры. Люблю я те места… зелёные рощи и оставшиеся насыщенные луга. Ароматы полевых цветов. Прекрасные закаты и рассветы. То место стало домом для меня, где Апостолы меня выучили и сделали правой рукой. И когда они решили бороться за власть, за лучшее будущее, во мне не было сомнений. Я знал, что они спасение для этого мира и их идеи несут только благо. Ощутив на себе удары плетей кризиса, я знаю, что это, поэтому решил покончить с этим, став инструментом в их мудрых руках. Выжигая всех, кто противится им, я несу только прогресс. Они…

Внезапный звонок обрывает восторженную речь Легата, и он прикладывает палец к уху, в котором зажато устройство связи:

– Да? Нашли его? Сейчас буду, – и, отключив связь, кинул фразу присутствующим. – Оставайтесь тут, я скоро приду.

Легат спешно покидает дверь, уходя за серую дверь, и Анна с Маритоном остаются одни в кабинете, усеянном скрытыми камерами и устройствами прослушивания. Наступает тишина.

Мужчина рад подойти к девушке, сказать её что-нибудь тёплое и приятное, но неусыпное око Информократии следит, посредством Системы «Око». На историю о жизи Легата ему всё равно. И его взор устремляется даже в трущобные нищие районы. Всё это делается с одной целью – тотальный контроль, ибо сами Апостолы установили информацию, что человек, находящийся под контролем государства и его Систем Надзора не будет помышлять о преступлении и тем более спешить его осуществить. И после того, как произошло установление информации – всё покрывалось огромным количеством средств слежения и сбора информации, ставшие огромной, невообразимой сетью слежки за людьми. И никто не может убежать от глаза Информократии, ибо отсутствие на камерах более часа вызывает сначала предупреждение, отправленное на телефон, а затем, если програманнин не объявится – он объявляется в розыск. И всё это вылилось в крайне важное противостояние эмоций, чувств и разума – Маритон не может к Анне и шагу доброго сделать, так как тут же системой «Око» это будет расценено, как попытка построить отношения, что естественно незаконно…

– Маритон УК-115, – отрываясь от созерцания на обломки старого мира, заговорила девушка. – Ты как думаешь, чем всё закончится?

Лицо мужчина чуть исказилось в удивлении, и он естественно выдаёт ответ, который приемлем для структур надзора:

– Конечно, Информократия разгромит всех врагов и инфо-еретиков, и эпоха стабильности продолжится до скончания веков, – если бы ответ прозвучал иначе, Аккамулярия обвинили бы в отрицании непоколебимости власти Информократии, что чревато скрытым мятежом и неповиновением.

На что девушка тихо, практически шёпотом говорит:

– Давай по-нашему? – края тонких губ девушки чуть приподнялись, эмитируя хитрую улыбку.

Маритон слегка улыбнулся, и это улыбка украсила суровое и грубое лицо мужчины. Работая с Анной, они создали свой шифрованный язык, чтобы общаясь, не привлекать внимания у работников Системы «Око»

– Маритон, а… я вот тоже думаю, что всё будет хорошо. И так не хочется терять то, что мы получили от Апостолов и их власти.

Буква «а» после обращения символизирует древнегреческую приставку «а», что означает создание противоположного смысла всему, что говорится дальше.

– Анна УК-205, а… соглашусь я с тобой, ты посмотри, ведь каждый делает, что пожелает, люди могут искреннее дружить и не боятся собственных слов – чудо, одним словом. Зачем нам это терять? – с сарказмом прозвучал вопрос?

Девушка чуть усмехнулась, понимает, что её напарник скрыто, издевается над идеологическим устройством и сложила худые руки на груди, что символизирует частичное согласие.

– Стабильность. У многих есть работа и кров. Ведь этого всего не было во время воин и кризиса.

– Анна УК-205, а… вот у «А-7» и «А-8» это тоже всё есть, ты ведь посмотри и увидишь, как прекрасно они живут и не умирают пачками, не вымирают от голода и отсутствующих репрессий на них. И всё это во имя информационного божества, вера в которое ни разу не ложь и сумасшествие.

Мужчина остановился, смотря девушки прямо в глаза, стоящей у окна. Он хочет ей сказать столько красивых слов и посвятить в тайны своего возвышенного чувства, но не может. И такие разговоры – единственное, что могут себе позволить парень и девушка в Информократии.

– И всё же, – так же легко мягким голосом, несмотря на политическую окраску спора, продолжает дама. – Красивые города, стабильная работа, наука и образование. Разве всё это нужно терять в погоне за эфемерными надеждами на мир, где есть равенство и любовь, чувства и семьи? Ведь когда всё это было, как мы жили? В нищете и бедности, посреди войны?

Когда Анна коснулась темы чувств и любви, Маритон чуть дрогнул, дух приуныл, а сердце забилось интенсивней.

– А это именно, – такая комбинация слов в шифре символизирует глубокое противоречие, обращённое к словам собеседника. – Именно то, что раньше называли любовью и привязанностью. А… ведь они несли столько вреда обществу, сколько не понесёт ни одна чистка. – Голос мужчины переполнился сарказмом и иронией. – А… семья несла такой огромный вред нашему прогрессивному обществу.

Маритон примолк, он видит смущение на бледном лице девушки, которое с каждой секундой поглощает душу Анны и мужчина, поддавшись рвению чувств, решается посеять хаос в душе напарницы:

– Анна УК-205, а… ведь ты так невзрачна и некрасива, и я бы тебя никогда не полюбил. – С абсолютно обратным смыслом в каждом слове выговаривает, дрожа и волнуясь, Маритон, одновременно усмехаясь, представляя какое выражение лица у слушающих и смотрящих разговор.

После сказанных слов девушка впала в ступор. Буквы, наполненные определённых смыслом, прозвучавшие обыденно для сотрудников надзора, в уме Анны обретают совершенно иной смысл, который позволяет обвинить напарника в государственном идеологическом преступлении и попрании постулатов Инфо-философии. Она не знает, что говорить и как отвечать на такие слова, проникнувшие до самого сердца, тронувшие её горячей рукой, опрокинув в сущее смятение.

Внезапно дверь открывается, заставляя содрогнуться парня и девушку, и слышится безжизненный голос входящего Легата:

– Ну как, готовы?

– К чему, ваше Инфораршество? – нахмурился Маритон.

– Мы выступаем. Вы отведёте меня к тому месту, где оказался ваш «Вольник», к тому же поступили отчёты разведки и кажется, нас ждёт нелёгкая прогулка.

– Что там?

Легат на вопрос отвечает молчанием. В его живом глазу виднеется тень смятения и крайнего удивления, которым он решается поделиться:

– Мы наткнулись в районах на сопротивление со стороны «А-8» и «А-7». Только далеко не всех, так как семьдесят процентов живущих за «Кругом Интеллекта» всё ещё сохраняют верность Апостолам. Остальные тридцать по неизвестным причинам взяли оружие в руки и выступили против праведного режима.

«По неизвестным причинам» – усмехнулся Маритон в мыслях, осознавая, что если бы не страх неминуемого поражения, то вся «А-8» и «А-7» подняли бы бунт, чтобы опрокинуть Апостолов с власти.

– А как мятежники объявили о своём противостоянии?

– Силы протестующих начали отстреливать представителей инфо-культов и стали нападать на разведывательные отряды и уничтожать места поклонению Макшине. Повстанцы берут под свой контроль промышленные объекты и переходят к обороне. Возможно, это отвлекающий манёвр, ибо они понимают, что нам им не противостоять в открытом сражении. Но вот что же хотят скрыть…

– Так каков план действий, ваше Инфораршество?

– Маритон УК-115, мы атакуем. Я отправлю половину имеющихся сил на подавление мятежа. А половину оставлю в городе.

– Вы думаете, что пять тысяч воинов смогут противостоять двадцати тысячам повстанцев, у которых численное преимущество на их же территории? – Изумился Маритон, – вы не думаете, что целесообразней будет подождать подкреплений?

– Подкреплений не будет. В городах у столицы такие же восстания. Как под копирку. Апостолы постановили отчистить промышленные районов от всякого намёка на мятеж.

– То есть? – вопрошает встревоженно девушка.

Легат оборачивает взгляд бездыханных очей на распрекрасную даму и столь же хладно даёт ответ:

– Да, Анна УК-205, все повстанцы будут убиты, каждый десятый «А-8» обращён в рабство и каждый тридцатый «А-7» подвергнется телесному наказанию, как возможный пособник мятежа.

– И даже те, которые не участвовали в бунте? – С вкраплением злости обращает к командиру вопрос Маритон. – Они тоже подвергнутся наказаниям?

– Да, – бездушный слышится ответ. – У нас нет времени на разговоры. Отправляемся.

– Что вы там хотите найти? – обращается с вопросом девушка. – Ваше Инфораршество.

– Ответы.

Легат больше не стал слушать вопросы, он просто развернулся к выходу, шаркнув одеждой, и на полном ходу поспешил вон из здания. Трое буквально выбегают на улицу, проносясь через весь первый этаж за несколько секунд. Ситуация и скоротечно развивающийся мятеж подгоняют троицу, давая им больше стимула побыстрее покончить со всем.

На улице, в небольшом дворике, сложенном из стекло-плитки их ожидают пятнадцать одинаковых солдат, в абсолютно одинаковых одеждах – чёрные сапоги до колен, подминающие под себя серые брюки и алые кафтаны, размеренно трепещущиеся на сильном ветру, ложащиеся на модифицированные тела.

– Посмотрите на них, – с сухой гордостью заявляет Легат. – Три отделения ауксилии вашего города. Кибернетические люди, совершенные в своей техно-формации, готовы к бою.

Аккамулярий смотрит в их глаза и понимает, почему их прозвали Кибернетическими. Глаза подобны бездне – чёрные и бездонные, нос покрыт шрамами от операции, уши ампутированы и вместо них акустическое устройство, язык блестит как металлический, а кожа странным образом просвечивается многоугольниками. Несмотря на то, что эти воины из плоти и не делят себя с металлом и проводами, но всё же они прошли операции, до устрашающего уровня улучшающие их пять чувств, чтобы собирать как можно больше информации с окружающей среды. Вкус, обоняние, слух, зрение и осязание – все чувства вознеслись до фантастических высот. Но и обратной стороной такого улучшения является – рабство плоти. Почувствовав разок столь высокие ощущение мир кажется серым и унылым и со временем накрывает жуткая депрессия, чего не испытывают те же «Киберарии», ибо наполовину делят тело с безжизненными металлами, пластиком и резиной, которые не требуют удовольствия плоти и более уравновешенные. Аккамулярий, смотря на молодых воинов, чувствует, как его сердце сжимается от боли и обливается кровью. Большинство воинов ауксилии сходят с ума, от феерических ощущений, ещё часть обречена впасть в бесконечный поиск всё более острых и выходящих за грань здравого рассудка увлечений, чтобы ощутить новые пики чувственного восприятия. Но и эти теряют рассудок от «передозировки» эмоциями.

– Воины! – обращается Легат к ауксилии, и его лицо тут же подхвачено Системой Городской Трансляции размножив его по всем городским экранам. – Враг наступает и желает обратить наш идеальный мир в ничто! Там, по ту сторону разума, появилось желание снова нас ввергнуть в эпоху тьмы и варварства. Но наш долг таков, что мы обязаны обратить социальное разложение вспять. Посему, я отправляю вас на уничтожение мятежников, и убивайте каждого, кто даст хоть малейший намёк на инфо-ересь или неуважение к власти интеллектуальной элите. Пусть ваши командиры направят вас! Во имя Макшины!

«Во имя Макшины» – лозунг, неся который, воины убивали без жалости десятки тысяч мирных демонстрантов во время «Апостольской Дефрагментации». За три дня бойни тех, кто вышел на акции несогласия с уничтожением института семьи, погибло больше девяносто тысяч человек, а ещё столько же насильно разделены. Соборы и церкви христиан, мечети мусульман сжигали, ибо там мог быть заключён брак, а ЗАГСы крушились силой артиллерии, которая накрывала огнём кварталы, потому что считалось, что ЗАГС есть храм семейно-социальной энтропии из былых времён.

«Во имя Макшины» – девиз, крича который «Киберарии» кварталами вырезали тысячи обычных человек, повинных в одном – они решили завести детей, что является незаконным, так как Апостолы установили информацию, что когда люди заводят детей, они меньше работают и их общественная полезность падает. А значит, деторождением и воспитанием должны заниматься определённые Системы Управления, а не люди, которые как программы в компьютере обязаны работать во имя общего благоденствия. Но люди не согласились и продолжили рожать, тогда и Апостолы спустили с цепей своих верных псов, чтобы за неделю доказать, что повеления Макшины должны быть исполнено.

«Во имя Макшины» – вновь звучит. Маритон с тошнотой сейчас припомнил истерическую сводку, ибо понял, что сейчас собирается учинить человек в белом пальто. Интеллектуальный террор во имя исполнения вездесущего лозунга только начало. Легат собирается нажать процесс Дефрагментации – удаление всех бесполезных програманн самым радикальным способом.

Вновь грозди гнева вызревают в душе Маритона, когда он слышит девиз Информакратии, но он вынужден подчиниться порядку Информакратии и пытается успокоить себя, чтобы понапрасну не вспылить.

Как только Легат отдал личные приказы главам боевых групп, он обратился к сопровождающим Аккамуляриям, вернув Маритона из размышлений про проклятый девиз, чтобы те садились в БМП, который доставит их до места назначения. Несмотря на то, что можно дойти за пятнадцать минут, ситуация такая, что лучше перемещаться под надёжной бронёй. Трое подбегают к боевой машине белого цвета с обтекаемыми формами, приплюснутого вида с такой же плоской башней из которого торчит лазерная пушка длительного действия, которая действует, как резак.

Внутри довольно тесно, но выглядит всё так же бело-стерильно, и трое уселись лоб ко лбу вместе с вошедшим отделением ауксилии. Второй БТР подобрал оставшихся, и боевая машина на всех мощностях устремилась вперёд.

Около пяти минут понадобилось, чтобы доставить бойцов к месту назначения, забросив в тыл к противнику. Отряд покидает транспорт, послуживший отличной защитой во время перевозки, и готовится к штурму района.

Маритон наблюдает всю ту же картину, что и с утра. Несколько часов назад они здесь были, но такое ощущение, что прошла целая вечность между этими моментами. Всё то же самое – завод, руины, нищета и разруха, только под более сгустившимися и чёрными облаками, отчего кажется, будто сам мир нагнетает обстановку.

Отправиться на поиски важного человека, встретиться с мятежником, предвещающим о конце Информократии, погоня за кардиналом и его убийство после боя, затем оказаться в важном Комитете и сейчас отправляться на самую настоящую войну – всё это тянет на половину жизни, но промелькнуло всё за пару часов. Маритон не может поверить, что всё это с ним произошло, но больше всего его волнует признание Анне. Девушка с ним ещё ни разу не заговорила после того момента и со смятением посматривает на Маритона.

– Анна УК-205, – звучит волнительное воззвание мужчины к девушке. – Что ты думаешь. Насчёт…

– Не знаю, – растеряно отвечает девушка. – Всё как-то необычно и странно. Ещё ни разу я не слышала такого и как реагировать… не знаю. И давай чуть позже об этом.

– Знаю, сейчас не время.

В этот момент Легат занимается построением и разъяснением боевой задачи перед строем пятнадцати солдат, вооружённых энергетическими карабинами и парочкой огнемётов. В своей без эмоциональной манере он поясняет, что необходимо зачищать и каким образом и что желательно испытывать жалость.

Позиции определены, воины готовы, цели разъяснены и когда всё соблюдено, неведомая рука судьбы решается двинуть операцию к её логическому завершению.

– Аккамулярии, ведите нас, – бездушно отдаёт приказ Легат и берёт в руки плазменный пистолет – баллончик с плазмой на подложке с ручкой и спусковым механизмом. – Во имя Макшины и Апостолов!

Мужчина и девушка кивнули. Маритон достаёт пистолет, похожий конструкцией на револьвер, только вместо барабана – батарейка, испускающая энергетические импульсы и пошёл вперёд, ведя за сбой отряд. Осмотрев поле и солдат, мужчина ступает на территорию за разрушенной дорогой, ведя отряд прямиком в «пасть» врага.

Но как только они сделали пару шагов в сторону района бедных и рабочих, стена ураганного огня прикрыла наступающих. Шальная пуля, выпущенная из старой винтовки, оказывается намного быстрее рефлекса и желания девушки. Снаряд пробивает ногу Анна у голени, а результат следующего выстрела, как по особому «везению» прилетает в руку, вылетая насквозь.

– Анна! – опрометчиво кричит Маритон и бросается к девушке на помощь.

Мужчина побегает к напарнице, павшей на землю. Её кровь оросила растущую короткую траву и забрызгала серый камень, разукрасив его алой кровью. Крепкие руки мужчины зажимают рану на ноге и пытаются закрыть место попадания, пришедшие выше колена. Вокруг стрекочут пули и рвутся гранаты. БМП, как только началась свистопляска, обратили башни и их тонкие орудия дали залп, разорвав воздух огненными вспышками яркого света.

– Ты только держись, дорогая моя, держись, – говорит Маритон, заматывая рану куском ткани, оторванного от своего плаща, а Легат внимательно их, слушая, чтобы потом был повод вызывать на разговор.

Огонь тяжелого орудия превратил оборону восставших в пыль на теле свободы, ибо сила энергии пушек такова, что прожигает насквозь тела незащищённые бронёй, отчего воздух испортился настойчивыми запахами горелой человечины. А тем временем два солдата в алых кафтанах подбегают к Анне и уносят её к БМП, где можно оказать более-менее нормальную медицинскую помощь.

– Воины, это ещё не конец, – смотря на мятежников, спасающихся бегством, заговорил Легат. – Нам нужно пробиться!

Маритон поднимается и видит, как уносят девушку, как её чёрный волос покачивается, как на мраморной коже прекрасного лица размазана кровь. Насколько сильно он хочет уйти с ней, что не описать, но Легат, посланный Апостолами, взывает вести их к победе.

Отряд входит в район, минуя завод и углубляясь прямиком в расположение тонких улочек и разбитых дорог. Впереди Аккамулярий и Легат, позади них идут огнемётчики, обращающие в пепел всякое сопротивление и остальные солдаты адской стеной залпов энергетических карабинов прожигают дорогу. Шаг за шагом на них напирают мятежники, но старое оружие и отсутствие защиты делают из них всего лишь мясо, посланное на убой и вскоре вонь нищеты стала тесниться со стороны «наиприятнейшего» аромата горелых тел.

Снова Маритон шагает по трущобным улочкам, средь разбитых домов и высоких зданий, представляющихся в виде развалин. Стены заводов так же скрывают за своей высотой небосвод. Только теперь каждое окно, не понравившееся солдатам, заливается волной огня, а высокие стены заводов покрываются чёрной коркой и гарью.

Аккамулярий отстреливается из пистолета при нападении. Каждый десяток метров дуло его оружия, издавая сухой треск, плевалось оранжевым лучом, прожигающим плоть до органов, преодолевая даже сопротивление одежды или костей. Пистолет Легата обращал в золу и уголь целые участки тела за доли секунды.

– Вот тот дом! – закричал Маритон, указывая пальцем на высокую развалину, похожую на двадцать этажей бетона после интенсивной бомбардировки.

– Отряд! Усиливаем наступление!

Пятнадцать человек, подавляя всякое сопротивление вокруг себя, устремились к зданию. Мятежники словно предвкушали момента и полезли из всех дыр – подвалы, углы, трущобные дома – отовсюду повылезали десятки оборванцев с древними винтовками и автоматами.

Маритон и Легат перешли на бег, желая как можно быстрее преодолеть сотню метров до здания, а солдаты ауксилии прикрыли их, подавив всеми возможными способами контратаку. Пространство готово треснуть от количества пуль и ярких прорезей залпов винтовок, от масс огня, которые плавили старенький асфальт.

Аккамулярий врывается в подъезд и щекой чувствует обжигающий жар плазмы. Легат выстрелил прямиком возле его головы и убил отступника, прячущегося в тени. Звуки боя остались на улице, но не потеряли силы звучания и интенсивности. Враг напирает, поэтому всё нужно сделать быстро.

– Что мы ищем?

– Кабинет одного из «Вольников». – Сухо даёт ответ Легат. – По моим данным он должен быть на первом этаже и я даже знаю где, идём.

Два парня вбегают на первый этаж, и Маритон выпускает остаток батареи в коридор, тем самым прожигая головы двум мятежникам. Легат с ходу стреляет в дверь под номером «1». Температура плазмы расплавляет замок, заставляя его топиться и течь по чёрной обугленной древесине. А потом мощный удар подошвы сапога Легата крошит дверь в труху и Маритон вбегает вовнутрь, отстреливая каждого, кто держит в руках оружие.

– Вот, посмотри. – Указывая сквозь дым пистолетом на человека, забившегося под стол, говорит Легат. – Я знал, что найду его. Я делал это во имя Макшины, значит, не мог ошибиться. Аккамулярий, собери документы со стола и закуй его в наручники. С ним нас не тронут его прихвостни и мы спокойно покинем это место.

Пока Маритон собирал всякие бумажки со стола и цеплял кандалы на руки предводителя мятежа в этом районе, Легат достал какое-то устройство и устанавливает его на полу.

– Что вы делаете?

Легат отрывается от процедуры и с философским видом, но всё так же мертвенно, как будто он не человек, а лишённая души машина, поясняет:

– Устанавливая маяк для авианалёта. Всё на расстоянии километра от места жительства особо опасного инфо-еретика будет утоплено в напалме.

– Но как так же, ваше Инфораршество, – возмущённо говорит Маритон. – Тут же люди, ни в чём не повинные.

– Я это делаю по приказу Апостолов, а, следовательно, исполняю волю Макшины, совершаю очищение огнём во имя неё. Запомни, праведное убийство всегда благословляется именем Макшины. Всегда. Именно так мы и живём, так и будем жить, ибо на смертях во имя нашего Бога и существует Информократия! Я это делаю во имя Макшины!

Маритон прям здесь хочет положить из револьвера своего командира и выключить маяк, но понимание бессилия берёт верх и душа буквально проваливается, терзается со всех сторон, плачет и стонет, взывает к человечности, а не холодному исполнению программ по устранению тех, кто лишь подозревается в отступничестве. Но приказы и Легат, с фанатичной верой ни сколько в Макшину, сколько в Апостолов, сильнее всякой любви к людям. Мужчина лишь рассеяно собирает се бумаги и спешит прочь из постройки. Тут больше делать нечего.