Читать книгу Обломки нерушимого - Стейс Крамер - Страница 11

Искра успешно прошла проверку. Никки убедилась в том, что новой соседке можно спокойно доверять, но рассчитывать на то, что та сможет хотя бы раз дать какой-нибудь дельный совет или поделиться разумным мнением – ей уж точно не стоит. Искра, заключила Никки, существо с бракованным рассудком. И если бы это существо не было время от времени смешным, то Никки вообще не обнаружила бы в общении с ним никакой пользы.

Перед уроком богословия Искра подошла к Никки, уже расположившейся за партой, и сказала:

– Подруга, все готово.

– О чем ты, прелесть моя?

– О вечеринке. Забыла? Ты же предложила мне организовать вечеринку, чтобы я смогла подружиться со всеми.

Никки нервно потерла лоб. Да, действительно, Никки подкинула Искре такую идею, но ведь она сказала это уже будучи прилично разморенной вином, доведя свой мозг до такого состояния, что тот уже не был способен понять, насколько эта идея абсурдна.

– Боже, Искра, я в самом деле забыла про этот бред…

– Почему бред?

– Ну, как тебе сказать… Понимаешь, вечеринка вряд ли спасет ситуацию. Она, скорее, добавит еще больше проблем.

– Я так не думаю. Людей, обычно, объединяют подобные мероприятия. Гарриет уже подготовила поместье Уэстермор.

– Ты хочешь позвать всех в Уэстермор?!

– Бабушка наотрез отказалась задействовать Уортшир.

– Искра, это провал. Никто не поедет в эту глушь. Ты опозоришься!

Пока Никки и Искра бурно спорили, за ними наблюдали с противоположной стороны аудитории Рэми и Эл.

– Ну и как тебе такое? Новенькая под покровительством Дилэйн, – высказалась Рэми, скрестив руки на груди. На Искру-то ей было все равно. Рэми приводил в негодование тот факт, что Никки вновь обзавелась поддержкой, быстренько завербовав Героеву. Она ведь надеялась, что Дилэйн до самого выпускного будет изгоем.

– Я пыталась ей помочь, но она это не оценила. Так что теперь это не моя проблема, – ответила Эл.

– Но ты же обещала миссис Монтемайор, что позаботишься о ее внучке?

– Я уже говорила с ней. Миссис Монтемайор поняла меня, у нее тоже не задались отношения с Искрой.

В аудитории вдруг стало необычайно тихо. Элеттра подумала, что этому поспособствовало появление преподавателя, но ее догадки тут же развеялись, стоило ей увидеть Диану. Одноклассницы на несколько минут приостановили свои беседы, чтобы поприветствовать Брандт. Было ли это проявлением высочайшего уважения к Диане или же просто очередной попыткой подмазаться к ней, чтобы та выделила среди множества кандидатур тех, кого бы могла назвать своими подругами, – неизвестно. Ясно одно: вопреки надеждам Эл, предполагавшей, что без своей свиты Королева быстро потеряет влияние, Диана лишь укрепила свое положение.

– Так, Главная леди пришла. Значит, пора, – сказала Искра.

– Искра, что ты делаешь? Не смей!.. – попыталась остановить ее Никки. Но, увы, Искра не послушалась, вышла в центр аудитории, и, глядя в пол, провозгласила:

– Одноклассницы!

Никто не обратил на нее внимания.

– Одноклассницы, послушайте…

И снова ее слова не произвели никакого эффекта на присутствующих. Лишь Никки сидела, краснела и смотрела куда угодно, но только не на Искру.

Вдруг все резко изменилось.

– Девочки, внимание. Искра хочет сообщить нам что-то, – сказала Диана.

Наступил, наконец, звездный час Искры:

– Да, я хочу что-то сообщить… Вернее, я хочу пригласить всех вас на свою вечеринку, которая состоится в Уэстермор, в следующие выходные.

– Искра… ты уверена, что сейчас подходящее время для вечеринки? – полюбопытствовала Рэмисента.

– Да, уверена.

– Мы совсем недавно похоронили нашу одноклассницу, – пояснила Элеттра.

– Но ведь в следующие выходные вы не собираетесь никого хоронить? Вы свободны?

Некоторое время все сконфуженно помалкивали, а потом началось…

– Интересно, ты сама до этого додумалась или помог кто? – с явным раздражением спросила Мессалина.

– Мне помогла моя подруга Никки.

Все повернули головы в сторону Дилэйн. Кто-то издал ядовитый смешок, кто-то с видом оскорбленного достоинства глазел на Никки и ждал от нее объяснений. У Никки пылала от стыда каждая клеточка тела. Стыдно ей было главным образом перед Дианой. «Да, без тебя я обречена вот на это», – думала Никки, глядя при этом исподлобья, осуждающе на Искру. «Ну и к черту. Раз сама вляпалась, буду выкручиваться. Что еще делать-то?»

– Да! – Никки подошла к Искре. – Я считаю, что нам нужно отвлечься, расслабиться. Давайте просто соберемся все вместе и попробуем хотя бы на несколько часов позабыть все плохое и грустное… что было. Тем более кто из вас хотя бы раз был на русской вечеринке? Это будет незабываемо, гарантирую! – с апломбом заявила она.

– Русская вечеринка? – фыркнула Мэйт. – Что же там будет? Ритуальные танцы с медведями и коллективное отравление самогоном?

Далее блеснуть стереотипным мышлением вызвалась Эсси:

– И еще грудотряска размалеванных цыган. Без цыган всякая вечеринка потеряет свой смысл!

Все гоготали. Много еще было вульгарных, плоских, злоречивых шуток, выносящих на поверхность всю низость ума собравшихся в этой аудитории. А смысл им было выдумывать что-то оригинальное и тонкое, ведь все понимали, что Искра настолько слаба, настолько не равна им, что заслуживает лишь такое примитивное глумление. К каждому отщепенцу в этой школе был индивидуальный подход. Искра не понимала, что стало причиной этого внезапного веселья, при этом к каждой реплике она относилась с чрезвычайным вниманием, как будто ей давали советы.

Никки не выдержала:

– Ну смейтесь, смейтесь, дорогие мои. Я рада, что у вас хорошее настроение, а то вы так старательно все эти дни прикидывались скорбящими, что я даже начала волноваться за вас.

Этими словами Никки навлекла на себя гнев одноклассниц.

– Все высказались? Тогда теперь послушайте мое мнение, – сказала Диана, медленно вставая. Никки уже была готова ретироваться, так как понимала, что Диана сейчас нанесет самый сильный, громкий, сокрушительный удар. Вот она уже взглянула на нее, обжигая холодом своих мрачно-голубых глаз… – Я согласна с Никки. – Все оцепенели от неожиданности. Диана продолжала: – Нам действительно нужно немного отдохнуть. И, в конце концов, Искра не виновата в том, что она появилась в нашей школе в такой непростой для нас период. Мы должны поддержать ее.

Больше никто не смеялся, никто не возражал. Никки обратила полный благодарности взгляд на Диану. Прямо противоположная реакция была у Элеттры. Та сидела, обездвиженная от шока, и мысленно возмущалась: «Да как такое возможно? После всего, что она с тобой сделала, ты поддерживаешь ее? Уж точно ты так поступила не из жалости к Искре! Ты в очередной раз прикрыла зад своей мерзкой подруги, а та, донельзя счастливая, уже принялась разрабатывать новые способы, как воспользоваться тобой, чтобы исправить свое положение…»

Искра тем временем выбежала из аудитории, чтобы сделать звонок:

– Гарриет, запиши, что еще нужно сделать для вечеринки. Ты должна найти медведей, самогон и цыган. Оказывается, вы, англичане, жить без всего этого не можете.

* * *

Элеттра, как и обещала, каждые выходные приезжала домой. Аделайн и Константин чувствовали себя в ее доме полноправными хозяевами и встречали ее всякий раз как гостью. «Какая разница? Пусть живут и управляют всем. Главное, что они рядом, главное, что кто-то ждет меня», – успокаивала себя Элеттра.

Мир и покой царили в ее доме до тех пор, пока не состоялась встреча Элеттры и тети Аделайн с нотариусом, на которой было зачитано завещание покойного мистера Кинга. После нее Аделайн ходила сама не своя и каждый вечер жаловалась мужу:

– Не понимаю, что я сделала не так? За что он так со мной?! Ты посмотри, – Аделайн протянула Константину копию завещания. – Ни слова обо мне, ни слова!

– Аделайн, успокойся. Твой брат имел полное право распорядиться своим имуществом так, как ему заблагорассудится.

Константин взял копию и чтоб не расстраивать еще пуще жену, принялся внимательно изучать документ, содержание которого знал наизусть. Все до последнего пенни Бронсон завещал своей дочери.

– Но я же практически вырастила его, всегда была рядом с ним! Константин, это несправедливо! Никогда не прощу ему это!

– Бронсон мертв. Ему не нужно твое прощение.

Вскоре произошло еще одно событие, навсегда изменившее отношения Элеттры с тетей. Эл бродила по дому. Было около трех часов ночи, а сон все не шел. Элеттра тоже постоянно думала о завещании отца. И она так же, как и Аделайн, была обескуражена тем, что Бронсон ничего не оставил сестре. Элеттра остановилась у кабинета отца. Последний раз она заходила туда, когда Бронсон еще был жив. С каким страхом она всегда переступала порог этого кабинета, когда отец вызывал ее к себе! «Что я почувствую сейчас?» – задала сама себе вопрос Элеттра. И вот она была уже внутри… и тот же страх овладел ею. В кабинете до сих пор витал аромат парфюма отца (терпкий, такой же сильный, как и его обладатель, он перекрывал все запахи вокруг, вызывал тошноту и еще долго стоял в ноздрях), на письменном столе лежали бумаги в том порядке, в котором их оставили руки Бронсона. Каждая деталь, каждая пылинка в этом помещении были пропитаны Бронсоном. Дурное предчувствие тяжелым гнетом легло на сердце Элеттры. Казалось, что в следующую роковую секунду в кабинет явится отец как ни в чем не бывало, будто он и не умер вовсе, а просто скрывался где-то все это время. А потом Элеттре, до крайней степени взволнованной, почудилось, как густой, стоячий воздух вдруг сложился в его образ. Элеттра ощущала спиной его присутствие, затем почувствовала ласкающие прикосновения, и как затылок обдало его ледяным дыханием. Элеттра испуганно отбежала в сторону, стала судорожно щупать свой затылок, точно на нем остался след от соприкосновения с тем ужасом, что породило ее разгоряченное воображение. Страх ее смешался со злостью. Элеттра злилась на себя за то, что все еще боится отца, на свое тело за то, что оно все еще помнит его ласки, его запах. Она металась из стороны в сторону, не видя ничего перед собой, хваталась за что-то, бросала, впивалась ногтями, царапала, разрывала. Странная борьба с кем-то или чем-то вымотала ее, но Элеттра не сдавалась. В голове была только одна мысль: «Ненавижу! – И мысль эта вспыхивала каждую секунду. – Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу!»

– Элеттра, что на тебя нашло?! – закричала Аделайн.

Элеттра не сразу заметила остолбеневших от ужаса тетю и дядю у двери. Через несколько страшных, тихих минут все пришли в себя. Аделайн стала осматривать кабинет и причитать:

– Это же его любимое бюро! – Элеттра, оказывается, перевернула стол отца. – Какой беспорядок! – По всему полу были разбросаны клочки документов, смятые тетради, растерзанные книги и все остальное, что вмещало в себя бюро. – А это уже не починить! – заверещала Аделайн, увидев разбитые хрустальные часы среди раскиданных вещей. – Объясни мне, что случилось?!

– Не могу… Прости, Аделайн.

Константин отвел Элеттру в ее комнату. Аделайн приступила к наведению порядка. Убрала осколки, вернула бюро на прежнее место, стала заполнять его ящички и полки. Подняв с пола ежедневник брата, Аделайн вдруг расчувствовалась, в груди разгорелось пламя отчаяния. Аделайн рассчитывала, что она откроет сейчас этот ежедневник и увидит записи Бронсона, его планы, так и не сбывшиеся. Конечно, ей будет больно читать все это, но вместе с тем интерес ее был громадный, жадный, он не позволил ей передумать и отложить в сторону этот ежедневник. Аделайн открыла первую страницу и обмерла…

«Мне нравится представлять, как отец тайком пробирается ко мне в комнату, пока я сплю, медленно стягивает одеяло, кладет свою большую, сильную руку на мою грудь, оберегаемую тонким шелком ночной сорочки, а затем скользит ниже, ниже…»

«Я не могу спокойно смотреть на него и не думать о том, как сильно хочется попробовать вкус его губ…»

«Папа, папочка, что ты со мной делаешь? Хочу вцепиться в тебя и закричать: «Я предлагаю тебе всю себя! Пожалуйста, делай со мной все, что хочешь! Ты мой, мой, только мой! Прими мою трепещущую плоть, войди…»»

Аделайн судорожно пролистала весь ежедневник. Каждая его страница была заполнена подробностями извращенных фантазий. Аделайн задумалась: а почему это она так удивилась? Разве она не догадывалась, что у Элеттры проблемы? Разве она не понимала, что рано или поздно ее болезнь проявит себя, как в тот раз, когда Элеттра обвинила отца в изнасиловании? Да, это отвратительно, но ни в коем случае нельзя поддаваться эмоциям. Сейчас необходимо руководствоваться здравым смыслом.

За окном уже занимался рассвет.

– Ну что? Успокоилась? – спросила Аделайн, войдя в комнату племянницы.

– Да… Прости, что напугала, – ответила Элеттра сонным голосом.

– Нет-нет, не извиняйся. И не нервничай, – заискивающим тоном проговорила тетя. – Элеттра, скажи, что это такое?

Эл взглянула на книжечку, что показала ей Аделайн, и ответила:

– Не знаю. Ежедневник чей-то.

– Чей-то… – Аделайн швырнула на кровать предмет ее тревоги, а сама села в кресло у окна.

Элеттра в недоумении взяла ежедневник, стала пролистывать его, не заостряя внимания ни на одной странице. Ей очень хотелось спать, сонные глаза так и норовили сомкнуться и не размыкаться несколько долгих, блаженных часов. Но вдруг взгляд ее пал на старательно выведенное слово «Папа». Элеттра стала читать дальше… Уж не снится ли ей все это? Она в самом деле сейчас читает дневник, написанный якобы ее рукой? Нет…

– …Это не я писала. – Аделайн промолчала. – Неужели ты не узнала папин почерк?

Да, это было творение Бронсона. Элеттра теперь забыла думать о сне.

Одним из развлечений Бронсона было написание вот этих пошлостей от лица Эл. Эти фантазии лишь придавали остроты его дьявольской любви к дочери. Таким образом он внушал себе, что Элеттра грезит им, любит его так же страстно, непреодолимо. Так он время от времени успокаивал себя, когда тосковал по ее телу, перечитывал свои записи, представляя, что это дневник Эл, и думал, что та тоже мучается, сгорает от желания. И еще… Нет. Не хочу говорить. Не дано нам постигнуть все замыслы этой юродивой души.

Элеттре было мерзко и радостно одновременно. Радостно оттого, что Аделайн наконец нашла подтверждение невменяемости своего брата, ведь невозможно не узнать его почерк и поверить в то, что этот дневник принадлежит Эл! Да и к тому же Элеттра поняла, что Аделайн нашла его в кабинете Бронсона. Как он там оказался, если все-таки предположить, что его владелицей является Эл? Сомнений больше не было: теперь Аделайн поверит племяннице, раскается. Вот теперь все точно будет хорошо!

– Это уже серьезно, Элеттра. Это лечить нужно.

Как? Как такое может быть?.. Неужели Аделайн не верит?!

Не верит. Аделайн, по правде сказать, и не задавалась вопросом, почему дневник находился в бюро Бронсона. Она восприняла этот факт как само собой разумеющееся. И почерк совсем не смутил ее. Аделайн вошла в комнату Элеттры с убеждением, что ей придется в данный момент разговаривать с нездоровым человеком. А все, что говорит нездоровый человек – полнейшая бессмыслица. Нужно просто спокойно наблюдать за ним со стороны, держать все под контролем.

Радость Эл быстро исчезла, когда вышеописанное она прочла в глазах Аделайн.

– Не смотри на меня так, тетя. Пожалуйста. Я не стану оправдываться, доказывать тебе что-то. Все это бесполезно. Давай закончим этот разговор.

– Да, ты права. Простыми разговорами эту болезнь не вылечить.

– Какую болезнь?!

– Ту, что передала тебе твоя мать.

– Найди Барбару! Она тебе все расскажет! – не сдержалась Элеттра.

– Что же она мне расскажет? – спросила Аделайн, горько усмехнувшись.

– Все, что она видела и слышала. Все, что происходило со мной в этом доме! Ты получишь все доказательства!

– Вот доказательства! – Аделайн указала на ежедневник дрожащим пальцем. – Доказательства твоей лжи! Бронсон принял твою болезнь… сохранил ее в тайне, чтобы уберечь тебя от пересудов, а ты отплатила ему такой страшной клеветой!

Аделайн на некоторый миг забыла, что совсем недавно кляла брата за то, что он не поощрил ее хотя бы мизерной частью своего огромного состояния. Сейчас Бронсон предстал перед ней героем, потрясающим отцом, лучшим братом, несчастным человеком. По ее мнению, Бронсон понял, что его дочь безумна, но все же предпринял попытку вразумить ее. Естественно, у него ничего не вышло, и Элеттра решила отомстить ему, обвинив в чудовищном преступлении. «Господи, да я же рассказала ему обо всем и еще спросила, правда ли это! – вздрогнула Аделайн. – Да как я могла усомниться в нем?! Я ведь тем самым привнесла в его и без того тяжелую жизнь еще больше боли…»

– Прости, прости меня. Тебя не обвинять нужно, а спасать. Я, конечно же, приму необходимые меры. Я помогу тебе. Обещаю. – Элеттра на это хотела бы ответить так: «Помочь? Ты хочешь мне помочь? Мне нужна была твоя помощь, когда отец был жив! Когда он насиловал меня, когда пытался забить до смерти, когда это чудовище убило маму, когда этот конченый ублюдок внушал всем, что она была сумасшедшей! А сейчас уже поздно. Поздно!» Но она промолчала. Не было больше сил для того, чтобы снова пытаться пробиться сквозь эту вечную стену непонимания. Бронсон прошелся по ее жизни, как война по миру. При нем было тяжко, но и без него легче не стало. На восстановление уйдет не одно десятилетие, а память о боли, пролитой крови и разрушениях еще целую вечность будет покоиться в вознесенной на небеса душе. Аделайн продолжила: – Я сделаю все от себя зависящее, но… любить тебя, как прежде, я больше не в силах. Все, Элеттра. Я сдаюсь.

Элеттра взглянула в зеркальце на прикроватной тумбочке, а оттуда на нее смотрел человек с навеки погребенной надеждой на лучшее.