Читать книгу Девушка, которая взрывала воздушные замки - Стиг Ларссон - Страница 6

Суббота, 9 апреля – воскресенье, 10 апреля

К часу дня в субботу прокурор Мартина Франссон из Сёдертелье уже приняла решение. События на лесном кладбище под Нюкварном принимали очень серьезный оборот. Начиная со среды, когда Паоло Роберто провел там, на складе, боксерский матч с Рональдом Нидерманом, сотрудники уголовного отдела много часов подряд трудились сверхурочно.

Пришлось расследовать как минимум три убийства, жертвы которых были захоронены в окрестностях Нюкварна, одно похищение и умышленное причинение тяжкого вреда здоровью подруги Лисбет Саландер – Мириам By. Да еще и поджог. К эпизоду в Нюкварне примыкал и инцидент в Сталлархольме. Вообще-то им занимались полицейские округа Стренгнес, лена Сёдерманланд, но ключевым персонажем там был Карл Магнус Лундин из «Свавельшё МК». Лундин и сейчас находился в больнице, в Сёдертелье, – с загипсованной ногой и стальным штырем в челюсти. В целом же всеми убийствами занималась полиция лена, а значит, последнее слово останется за столицей.

В пятницу решался вопрос о процедуре задержаний. Лундин непосредственно причастен к событиям в Нюкварне. В конце концов выяснилось, что склад принадлежит компании «Медимпорт», которой в свою очередь владеет Аннели Карлссон, пятидесяти двух лет, проживающая в Пуэрто-Банус, в Испании. Она доводилась кузиной Магге Лундину, ни к каким преступлениям не была причастна и в данном случае скорее всего просто выполняла роль ширмы.

Мартина Франссон захлопнула папку с материалами предварительного следствия. Дело все еще находилось на начальной стадии, и, чтобы передать его в суд, требовалось заполнить еще несколько сотен страниц. Но некоторые вопросы требовали своего немедленного разрешения. Мартина Франссон взглянула на коллег из полиции.

– У нас хватает доказательств, чтобы возбудить дело против Лундина за участие в похищении Мириам By. Паоло Роберто подтвердил, что именно Лундин сидел за рулем фургона. Я также намерена задержать его как вполне вероятного участника поджога. С обвинением в убийстве трех человек, раскопанных на этом участке, мы пока подождем – до тех пор, по крайней мере, пока все останки не будут идентифицированы.

Полицейские кивали. Они и не сомневались, что она примет именно такое решение.

– А как мы поступим с Сонни Ниеминеном?

Мартина Франссон листала досье Ниеминена, которое лежало у нее на столе.

– У него вполне впечатляющий послужной список. Грабежи, незаконное ношение оружия, драки, причинение тяжкого вреда здоровью, убийства, наркобизнес… Его задержали вместе с Лундином недалеко от Сталлархольма. Я ни капли не сомневаюсь в том, что он замешан, – иначе просто быть не может. Но проблема заключается в том, что у нас нет против него никаких улик.

– Он утверждает, что никогда не бывал на складе в Нюкварне и что просто поехал с Лундином покататься на мотоциклах, – сказал инспектор из Сёдертелье, занимавшийся Сталлархольмом. – Он утверждает, что понятия не имел, зачем Лундин туда поехал.

Мартина Франссон теперь размышляла: не удастся ли ей как-нибудь навязать это дело столичному прокурору Рикарду Экстрёму?

– Ниеминен отказывается рассказывать, что произошло, но категорически отрицает свою причастность к преступлению, – продолжал инспектор по уголовным делам.

– Выглядит так, будто они с Лундином стали в Сталлархольме невинными жертвами, – сказала Мартина Франссон, раздраженно постукивая пальцами по столу. – А Лисбет Саландер? – произнесла она неуверенно. – Ведь речь идет о девушке, с виду похожей на подростка, ростом сто пятьдесят сантиметров. Вряд ли ей хватило бы физических сил, чтобы справиться с Ниеминеном и Лундином.

– Если только она не была вооружена. Пистолет может отчасти компенсировать ее скромные физические данные.

– Но это не совсем соответствует картине случившегося.

– Вот именно. Она использовала слезоточивый газ и ударила Лундина ногой в пах и в лицо – и с таким остервенением, что раздробила ему яичко, а потом и челюсть. Выстрел в стопу, вероятно, последовал уже после избиения. Но почему-то мне не верится, что пистолет принадлежал ей.

– Лаборатория судебной экспертизы идентифицировала оружие, из которого стреляли в Лундина. Польский пистолет «Пи-восемьдесят три ванад» с патронами от «макарова». Его обнаружили в Госсеберге под Гётеборгом, на нем остались отпечатки пальцев Лисбет Саландер. Мы почти со стопроцентной уверенностью можем предположить, что она привезла его с собой в Госсебергу.

– Все верно. Но номер серии показывает, что пистолет четыре года назад похитили во время ограбления оружейного магазина в Эребру. Грабителей потом задержали, но от оружия они успели отделаться. Среди них была одна местная знаменитость, он баловался наркотиками и вращался в кругах, близких к «Свавельшё МК». Мне все-таки хотелось бы верить, что этот пистолет принадлежал либо Лундину, либо Ниеминену.

– Возможно, пистолет находился у Лундина, а Саландер решила его разоружить, выстрелила и попала ему в ступню. Я имею в виду, что она в любом случае не собиралась его убивать. Он ведь жив.

– Или прострелила ему ногу из садистских побуждений, как знать… Но каким образом она справилась с Ниеминеном? У него же нет видимых повреждений.

– На самом деле, есть. У него два маленьких ожога на груди.

– Как они появились?

– Скорее всего, благодаря электрошокеру.

– Значит, Саландер имела при себе электрошокер, баллон со слезоточивым газом и еще пистолет? На сколько же все это потянет… Нет, я почти убеждена в том, что оружие привез с собой Лундин или Ниеминен, а она просто его отобрала. При каких именно обстоятельствах ранили Лундина, мы не сможем до конца прояснить, пока когда кто-нибудь из участников инцидента не заговорит.

– О’кей.

– Стало быть, мы задерживаем Лундина, – на тех основаниям, которые я уже перечислила. И напротив, на Ниеминена у нас ничего нет. Поэтому я и намереваюсь после обеда отпустить его восвояси.

Сонни Ниеминен покидал следственный изолятор полицейского управления в Сёдертелье в мерзком настроении. У него пересохло в горле, и он первым делом заглянул в табачную лавку, купил бутылку «Пепси» и на ходу опрокинул ее в себя прямо из горла. Потом купил еще пачку сигарет «Лаки страйк» и коробку жевательного табака. Включил мобильный телефон, убедился, что тот заряжен, и набрал номер тридцатитрехлетнего Ханса-Оке Валтари, являвшегося sergeant at arms[14] в клубе «Свавельшё МК» и, соответственно, третьим лицом по ранжиру. Валтари ответил после четырех гудков.

– Это я, Ниеминен. Я на свободе.

– Поздравляю.

– А ты где?

– В Нючёпинге.

– Какого черта ты там делаешь?

– Когда вас с Магге схватили, мы решили залечь на дно и глянуть, как ляжет фишка.

– Ну, теперь ты знаешь, как она легла. А где все остальные?

Ханс-Оке Валтари объяснил, где находятся остальные пять членов «Свавельшё МК». Эта информация нисколько не порадовала Сонни Ниеминена.

– А кто же, блин, занимается делами, пока вы все попрятались, как бабы?

– Ты несправедлив. Вы с Магге отправляетесь на какие-то разборки, о которых нам ничего не известно. И ни с того ни с сего вдруг ввязываетесь в перестрелку с этой сукой, объявленной в розыск. В итоге Магге подстрелили, а тебя схватила полиция. И вдобавок полицейские откапывают трупы на нашем складе в Нюкварне.

– И что с того?

– Мы подумали, что вы с Магге от нас что-то скрывали.

– Интересно, что же мы могли от вас скрывать? Ведь мы же добываем заказы для фирмы.

– Но я ни разу не слышал о том, что склад является еще и лесным кладбищем. Откуда там взялись мертвецы?

Сонни Ниеминену захотелось послать его подальше, но он сдержался. Ханс-Оке Валтари, конечно, ублюдок, но сейчас ситуация отнюдь не располагала к тому, чтобы затевать ссору. Нынче требовалось единство. После того как Ниеминен все отрицал на пяти полицейских допросах, было бы просто идиотизмом разглашать свою причастность по мобильнику, находясь при этом в двухстах метрах от здания полиции.

– Забудь о мертвецах, – сказал он. – Мне об этом ничего не известно. Но Магге все-таки влип. Он еще какое-то время посидит за решеткой, а в его отсутствие я возьму командование на себя.

– О’кей. Что будем делать? – спросил Валтари.

– Так… Кто приглядывает за собственностью, если вы все попрятались по подвалам?

– Бенни Карлссон, он остался и держит позиции. В тот самый день, когда вас арестовали, полиция проводила в доме обыск. Они ничего не нашли.

– Бенни К.! – воскликнул Ниеминен. – Бенни К. – новобранец, и он еще сопляк сопляком.

– Да не волнуйся ты так. Ему помогает этот чертов блондин, с которым вы с Магге частенько общаетесь.

Внезапно похолодев, Сонни Ниеминен огляделся и на несколько метров отошел от дверей табачной лавки.

– Что ты сказал, повтори? – Он перешел почти на шепот.

– Блондин, с которым вы с Магге якшаетесь, вдруг объявился у нас и попросил помочь ему с убежищем.

– Черт возьми, Валтари! Его же разыскивают по всей гребаной Швеции за убийство полицейского.

– Да… Поэтому-то ему и потребовалось убежище. А что нам было делать? Он же ваш с Магге приятель.

Сонни Ниеминен на время закрыл глаза. Рональд Нидерман несколько лет снабжал «Свавельшё МК» кое-какой работенкой, приносившей сносный доход. Но никакой он не друг. Он опасный ублюдок и психопат, за которым к тому же гоняется полиция с собаками. Сонни Ниеминен ни на секунду не доверял Рональду Нидерману. А еще лучше, если бы он объявился с пулей в башке, тогда полиция хоть немного от них отстала бы.

– И что вы с ним сделали?

– Бенни К. вызвался позаботиться о нем. Он повез его к Виктору.

Кассир и финансовый эксперт клуба Виктор Йоранссон жил неподалеку от города Йерна. Йоранссон закончил экономическую гимназию и, когда начинал свою карьеру, работал финансовым консультантом у одного югославского мафиозо – владельца кабаков, пока всю банду не посадили за экономические преступления. Магге Лундин повстречался с ним в Кумле, в тюрьме, в начале 1990‑х годов. Йоранссон – единственный в клубе «Свавельшё МК», кто ходил в цивильном шмотье.

– Валтари, садись в машину и приезжай за мной в Сёдертелье. Я буду ждать тебя возле станции через сорок пять минут.

– Вот как… К чему такая спешка?

– А к тому, что мы должны как можно поскорее взять ситуацию под свой контроль.

Всю дорогу до Свавельшё Ханс-Оке Валтари не сводил глаз с Сонни Ниеминена, а тот сидел, словно воды в рот набрал. Общаться с Магге Лундином всегда было гораздо легче, чем с Ниеминеном. Внешне он вполне благообразен и кажется покладистым, но легко заводится и чертовски опасен, особенно когда напьется. Сейчас он абсолютно трезв, но перспектива работать под его началом Валтари нисколько не устраивала. Магге всегда удавалось каким-то образом укротить Ниеминена. И как он поведет себя, когда станет исполняющим обязанности президента клуба, еще неизвестно.

В здании клуба Бенни К. не оказалось. Ниеминен дважды попытался позвонить ему на мобильник, но тщетно.

Они направились к дому Ниеминена, расположенному примерно в километре от клуба. Полиция провела там обыск, но не обнаружила никаких улик, связанных с Нюкварном, да и вообще никаких намеков на криминал. Поэтому Ниеминена и выпустили на свободу.

Он принял душ и переоделся, пока Валтари безропотно ждал его на кухне. Затем они прошли метров сто пятьдесят вглубь леса за хутором Ниеминена и сняли слой земли, скрывавший закопанный там сундук, в котором хранились шесть единиц огнестрельного оружия, и в том числе автомат АК5, а также приличный запас патронов и около двух килограммов взрывчатки. Ниеминен хранил собственный склад боеприпасов. В сундуке, помимо прочего, хранились два польских пистолета марки «Р‑83 Ванад», из той же партии, что и отобранный Лисбет Саландер у Ниеминена в Сталлархольме.

Ниеминен старался не думать о Лисбет Саландер – мысли о ней просто бесили его. Пока он сидел в изоляторе в Сёдертелье, у него в голове постоянно прокручивалась сцена – они с Магге Лундином прибывают на дачу Нильса Бьюрмана и обнаруживают во дворе Лисбет Саландер…

Но события начали разворачиваться по какому-то нереальному сценарию. Они поехали вместе с Магге Лундином – с целью поджечь проклятую дачу Бьюрмана. А отправил их туда этот белобрысый подонок. И тут они наткнулись на эту чертову соплюшку – она была одна, ростом полтора метра и худая, как спичка. Ниеминен даже подумал: интересно, сколько же она на самом деле весит. Но потом все их планы пошли наперекосяк и началась стихийная оргия жестокости, которую они с Магге совершенно не ожидали.

С чисто технической точки зрения Сонни мог бы объяснить, что произошло на самом деле. У Саландер имелся баллончик со слезоточивым газом, которым она брызнула в лицо Магге Лундину. Тот, конечно, мог бы это предусмотреть, но уж куда там… Она дважды пнула его ногой, а чтобы свернуть ногой челюсть, особых физических данных не требуется. Она застигла его врасплох. Это понятно.

Но потом она справилась и с ним, с Сонни Ниеминеном – а ведь драться с ним не сразу полезут даже дюжие и хорошо натренированные мужики. Саландер оказалась очень мобильной, она легко и стремительно передвигалась. Он попытался вытащить оружие, но она справилась с ним с такой легкостью, словно прихлопнула комара. Это было унизительно. У нее оказался электрошокер. Она…

Очнувшись, Сонни почти ничего не помнил. Магге Лундин лежал с простреленной ногой, а вокруг было полно полиции. Легавые Стренгнеса и Сёдертелье чуть не переругались между собой; в конце концов его отвезли в изолятор в Сёдертелье. А еще Саландер угнала «Харли-Дэвидсон» Магге Лундина и срезала с его, Сонни, кожаной куртки эмблему «Свавельшё МК» – ту самую, благодаря которой люди уступали ему очередь в кабак и которая придавала ему совершенно невероятный для среднестатистического шведа статус. Саландер попросту его унизила.

Внезапно Ниеминена охватило бешенство. Во время допросов в полиции он так и не раскололся, да ему и в голову не пришло бы поделиться с кем-нибудь о том, что случилось в Сталлархольме. До этого момента ему не было до Лисбет Саландер никакого дела. Она была просто второстепенным проектом, которым Магге Лундину поручил заниматься все тот же чертов Нидерман. Но теперь он страстно возненавидел ее – и это удивляло его самого, обычно он сохранял хладнокровие и аналитические способности. Наверняка в будущем ему представится шанс стереть это позорное пятно со своей биографии. Но сперва необходимо навести порядок, ведь Саландер и Нидерман совместными усилиями повергли «Свавельшё МК» в хаос и разорение.

Ниеминен достал оба польских пистолета, зарядил их и передал один Валтари.

– У нас есть какой-нибудь план?

– Нам надо поехать и потолковать с Нидерманом. Он сам по себе, а не один из нас. И полиция им еще ни разу не заинтересовалась. Я не знаю, как он себя поведет, когда его схватят, а если он заговорит, то заложит нас всех. Тогда мы и чихнуть не успеем, как нас закроют.

– Ты хочешь сказать, что нам придется…

Ниеминен уже решил, что с Нидерманом нужно покончить, но решил пока не пугать Валтари, пока они не доберутся до места.

– Не знаю. Но его необходимо прощупать. Если он задумал удрать за границу, то мы ему в этом поможем. Но, пока существует риск, что его схватит полиция, он представляет для нас угрозу.

Ниеминен с Валтари въехали во двор усадьбы Виктора Йоранссона неподалеку от Йерна. Опустились сумерки, но света в доме они не увидели. Уже одно это предвещало неприятности. Они немного подождали в машине.

– Может, их нет дома, – предположил Валтари.

– Еще бы. Они с Нидерманом оттопыриваются в кабаке, – сострил Ниеминен и открыл дверцу машины.

Входная дверь в дом оказалась не заперта. Ниеминен включил верхний свет, и они обошли все комнаты. Всюду чистота и порядок – вероятно, кошелка, с которой живет Йоранссон, как там ее зовут, отличается аккуратностью.

В подвале, в прачечной, они обнаружили Виктора Йоранссона и его подругу.

Ниеминен наклонился и осмотрел трупы, потом осторожно протянул палец и дотронулся до тела женщины, имени которой не помнил. Она уже успела окоченеть, а значит, они мертвы уже примерно сутки.

Чтобы определить причину смерти, Ниеминену не требовалось заключения патологоанатома. Женщине сломали шею, развернув голову на 180 градусов. Она была полностью одета – в футболку и джинсы – и не имела никаких других повреждений, которые он мог бы разглядеть.

Зато Виктор Йоранссон лежал лишь в трусах. Его забили до смерти. Все тело украшали синяки и кровоподтеки; руки были переломаны и торчали в разные стороны, как перебитые еловые ветки. Было видно, что его избивали долго и жестоко, фактически пытали. А умер он, насколько мог судить Ниеминен, от сильного удара в горло – гортань провалилась глубоко в шею.

Ниеминен встал, поднялся по лестнице из подвала и вышел на улицу. Валтари последовал за ним. Сонни пересек двор, подошел к хлеву, расположенному метрах в пятидесяти от дома, скинул крюк и открыл дверь.

Там стояла темно-синяя машина – «рено» модели 1991 года.

– На какой машине ездил Йоранссон? – спросил Ниеминен.

– На «саабе».

Ниеминен кивнул, вытащил из кармана куртки ключи и отпер дверь в глубине хлева. Ему достаточно было лишь беглого взгляда, чтобы понять, что он опоздал, – двери тяжелого шкафа для хранения оружия были распахнуты.

Лицо Ниеминена искривила гримаса.

– Около восьмисот тысяч крон, – сказал он.

– Что? – спросил Валтари.

– В этом шкафу хранился весь капитал «Свавельшё МК» – около восьмисот тысяч крон. Наши деньги.

Только трое знали, где хранятся деньги клуба «Свавельшё МК», – Виктор Йоранссон, Магге Лундин и Сонни Ниеминен. Они хранились бы тут до тех пор, пока их не вложили бы во что-нибудь или отмыли бы. Значит, их украл Нидерман. Ему понадобились наличные, и он знал, что деньгами занимается Йоранссон. Теперь он пустился в бега.

Ниеминен закрыл дверь и медленно вышел из хлева. Он был погружен в раздумья, пытаясь оценить масштабы катастрофы. Часть доходов «Свавельшё МК» обращена в ценные бумаги, доступ к которым имелся у него самого, и еще часть можно восстановить с помощью Магге Лундина. Но значительная часть капитала была размещена в тех местах, о которых знал лишь Йоранссон, если только он не оставил четкие инструкции Магге Лундину, в чем Ниеминен сомневался – Магге никогда не отличался интересом к экономическим вопросам. По самым приблизительным подсчетам Ниеминена, со смертью Йоранссона клуб «Свавельшё МК» лишился почти шестидесяти процентов своих доходов. Это была практически катастрофа. И самое главное, что для повседневных расходов требовалась наличность.

– Что же нам теперь делать? – спросил Валтари.

– Сейчас мы пойдем и сообщим в полицию о том, что случилось.

– В полицию?

– Да, черт возьми. В доме полно моих «пальчиков». Я хочу, чтобы Йоранссона с его кошелкой обнаружили поскорее, тогда судмедэксперты смогут установить, что они умерли, пока я сидел в изоляторе.

– Ясно.

– Ну, вот и славно. Разыщи-ка мне Бенни К. Мне нужно с ним поговорить… само собой, если он еще жив. А потом мы приступим к поискам Рональда Нидермана. Надо привлечь к этому делу всех до единого наших людей в клубах по всей Скандинавии. Я хочу получить голову этого гада на блюдечке с голубой каемочкой. Он наверняка рассекает на машине Йоранссона. Разузнай ее номера.

В субботу, в два часа дня Лисбет Саландер проснулась от того, что какой-то доктор ее ощупывал.

– Доброе утро, – сказал он. – Меня зовут Бенни Свантессон, я врач. Вам больно?

– Да, – ответила Лисбет Саландер.

– Вам сейчас дадут болеутоляющее. Но сперва я хочу вас осмотреть.

Он сдавливал, ощупывал, пальпировал ее израненное тело. Лисбет рассвирепела еще до того, как он завершил осмотр, но решила, что у нее слишком мало сил и ей лучше промолчать, чем начинать свое пребывание в Сальгренской больнице с конфликта.

– Как мои дела? – спросила она.

– Думаю, все будет в порядке, – ответил врач и что-то записал, потом поднялся.

От этой информации ей было ни жарко ни холодно.

Когда он ушел, появилась медсестра, которая помогла Лисбет разобраться с судном, после этого раненая снова заснула.

Александр Залаченко, он же Карл Аксель Бодин, обедал. Он мог есть исключительно жидкую пищу – малейшие движения мускулов лица отзывались адской болью в челюсти и скуле, а о том, чтобы что-то жевать, и мечтать не приходилось. Во время проведенной той ночью операции ему скрепили скулу двумя титановыми винтами.

Но с этой болью он смирился. К ней ему было не привыкать. Ничто не могло сравниться с той болью, которую ему пришлось терпеть – на протяжении многих недель и месяцев подряд – пятнадцать лет назад, после того как он воспламенился, как факел, в машине на Лундагатан. На разных стадиях лечения он прошел через все муки ада.

Теперь врачи решили, что его жизни ничто не угрожает. Но поскольку пациент получил серьезные травмы, и с учетом солидного возраста, его на несколько дней оставили в отделении интенсивной терапии.

В субботу его навестили четыре посетителя.

Около десяти утра явился инспектор Эрландер, но на этот раз он оставил дома эту акулу Соню Мудиг, а вместо нее привел с собой гораздо более симпатичного инспектора уголовной полиции Йеркера Хольмберга. Они задавали примерно те же вопросы о Рональде Нидермане, что и накануне вечером. На этот раз Залаченко как следует продумал линию защиты и не допустил ни единой ошибки. Когда они начали донимать его расспросами о его возможной причастности к траффикингу и другой преступной деятельности, он опять-таки все отрицал. Он – инвалид, вышел на пенсию по болезни и даже не понимает, о чем они толкуют. Залаченко взвалил всю вину на Рональда Нидермана и предлагал свою помощь в том, чтобы вычислить местонахождение сбежавшего убийцы полицейского. К сожалению, на практике он не слишком-то дееспособен. К тому же он даже не представляет, с кем Нидерман контактирует и у кого может скрываться…

Около одиннадцати Залаченко навестил прокурор, который формально уведомил его, что он подозревается в участии в умышленном причинении тяжкого вреда здоровью или попытке убийства Лисбет Саландер. В ответ Залаченко стал терпеливо объяснять, что жертвой преступления на самом деле является он и что именно Лисбет Саландер пыталась убить его. Прокурор предложил правовую помощь – ему могут предоставить государственного защитника. Залаченко согласился подумать.

Правда, он не собирался ничего обдумывать. У него уже имелся адвокат, и не далее как утром Залаченко первым делом позвонил ему и попросил немедленно приехать. Так что третьим посетителем у его больничной койки оказался Мартин Тумассон. Он вошел неторопливо, с беззаботным видом пригладил рукой копну светлых волос, поправил очки и поздоровался за руку со своим клиентом. Тумассон был полноват, но выглядел очень респектабельно. Его, правда, подозревали в сотрудничестве с югославской мафией и следствие по этому поводу еще не завершилось, но в то же время он имел репутацию успешного адвоката.

Залаченко узнал о Тумассоне пять лет назад, о его услугах ему рассказал знакомый бизнесмен. Тогда ему потребовалось реструктурировать некоторые фонды, связанные с принадлежащей ему небольшой финансовой компанией в Лихтенштейне. Речь шла о весьма скромных суммах, но Тумассон сработал успешно, и Залаченко удалось ускользнуть от уплаты налогов. После этого он еще пару раз прибегал к его услугам. Тумассон понимал, что капиталы Залаченко нажиты преступным путем, но его это, похоже, нисколько не смущало. В конце концов Залаченко решил реструктурировать всю свою деятельность и организовать новое предприятие, принадлежавшее ему самому и Нидерману. Он предложил Тумассону стать третьим партнером (негласно) и взять на себя заботу о финансовой стороне дела. Тот, не раздумывая, согласился…

– Ох, господин Бодин, выглядите вы неважно!

– Еще бы! Меня жестоко избили и попытались убить, – сказал Залаченко.

– Я вижу. Насколько я понимаю, это дело рук некоей Лисбет Саландер…

Залаченко понизил голос.

– Наш партнер Нидерман, как вы уже знаете, попал как кур в ощип…

– Понимаю.

– Полиция подозревает, что я замешан в этом деле…

– Вы непричастны, разумеется. Вы – жертва, и очень важно, чтобы СМИ считали так же. А у фрёкен Саландер весьма сомнительная репутация… Я займусь этой проблемой.

– Спасибо.

– Но позвольте сразу же оговориться – я не являюсь адвокатом по уголовным делам. Тут вам потребуется помощь компетентного специалиста. Я порекомендую адвоката, услугами которого вы сможете воспользоваться.

Четвертый посетитель прибыл в одиннадцать часов вечера и лихо преодолел кордон из медсестер, показав удостоверение и заявив, что у него неотложное дело. Когда его проводили в палату Залаченко, пациент еще не спал, проводя время в размышлениях.

– Меня зовут Юнас Сандберг, – представился он и протянул руку, которую Залаченко проигнорировал.

На вид гостю можно было дать лет тридцать пять. Песочного цвета волосы, одет неофициально: джинсы, клетчатая рубашка и кожаная куртка. Секунд пятнадцать Залаченко молча разглядывал его.

– Я как раз размышлял над тем, когда же кто-нибудь из вас появится.

– Я работаю в Службе безопасности Главного полицейского управления, – сказал Юнас Сандберг и показал удостоверение.

– Не уверен, – произнес Залаченко.

– Простите?

– Может, ты там и числишься, но вряд ли ты там работаешь.

Юнас Сандберг помолчал, огляделся и придвинул к кровати стул.

– Я специально пришел так поздно, чтобы не привлекать внимания. Мы обсуждали, чем можно вам помочь, и нам необходимо согласовать планы на будущее. Меня прислали к вам, что я выслушал вашу версию и понял, каковы ваши намерения, с тем чтобы мы смогли выработать общую линию действий.

– И как, по-твоему, такая линия действий может выглядеть?

Юнас Сандберг задумчиво взглянул на мужчину, который лежал на больничной койке, потом развел руками.

– Господин Залаченко… Боюсь, что уже запущен процесс, опасные последствия которого пока трудно спрогнозировать. Мы обсудили ситуацию. Могилу в Госсеберге и трехкратное покушение на Лисбет Саландер трудно оправдать. Но надежда все-таки остается. Конфликт между вами и вашей дочерью может послужить объяснением тому, что вы опасались угрозы с ее стороны и поэтому предприняли столь отчаянные шаги. Правда, боюсь, что вам все-таки придется отбыть какой-нибудь условный срок в тюрьме.

Залаченко внезапно развеселился и, вероятно, расхохотался бы, не будь это невозможно в его нынешнем состоянии. На его губах появилась гримаса – все остальные проявления эмоций причиняли ему сильную боль.

– Значит, в этом и заключается наша общая линия действия?

– Господин Залаченко, наша цель – минимизировать потери. Нам с вами нужно прийти к общему знаменателю. Мы сделаем все, чтобы помочь вам с адвокатом и с другими вопросами. Но нам требуется ваше содействие и некие гарантии.

– Гарантию ты от меня получишь. Вы должны позаботиться о том, чтобы меня никто не трогал. – Он энергично махнул рукой. – Нидерман – козел отпущения, а его не найдут, это я вам обещаю.

– Но есть технические улики, которые…

– Плевать на технические улики. Весь вопрос в том, как будет вестись следствие и какие оно выявит факты. А моя гарантия заключается в следующем: если вы не избавите меня от неприятностей, я созову пресс-конференцию. Я знаю имена, даты и события. Думаю, мне не надо напоминать, кто я такой.

– Вы не понимаете…

– Я прекрасно понимаю. Ты – всего лишь шестерка. Передай все, что я сказал, своему боссу. Он поймет. Передай ему, что у меня есть все копии… Я могу вас закопать.

– Мы должны попытаться прийти к соглашению…

– Я все сказал. Катись отсюда. И передай им, чтобы в следующий раз ко мне прислали кого-нибудь повзрослее и посолиднее, с кем я мог бы потолковать.

Залаченко отвернулся, так что встретиться с ним взглядом стало невозможно. Юнас Сандберг посмотрел на него, потом пожал плечами и поднялся со стула. Он уже почти дошел до двери, когда снова услышал голос Залаченко:

– И еще кое-что…

Сандберг обернулся.

– Саландер.

– И что с ней?

– Ее нужно убрать.

– Что вы имеете в виду?

Сандберг на секунду напрягся. Залаченко не смог сдержать улыбки, хотя боль и врезала ему по челюсти.

– Я понимаю, у вас кишка тонка, вы чересчур трусливы, чтобы ее убить. Да у вас и ресурсов на такое не хватит. Кому можно такое поручить, уж не тебе ли? Но ее необходимо убрать. Ее свидетельства нужно аннулировать. Саландер нужно запереть в психушке, причем пожизненно.

Лисбет Саландер услышала в коридоре, рядом со своей палатой, шаги. Она не смогла расслышать имя Юнаса Сандберга, и никогда раньше не слышала его шагов.

Дверь ее палаты весь вечер простояла открытой, поскольку медсестры навещали ее почти каждые десять минут. Лисбет слышала, как он подошел к сестре, прямо перед дверью в палату, и объяснил, что ему надо повидать господина Карла Акселя Бодина по неотложному делу. Она поняла, что он предъявил удостоверение, но при этом не называлось ни имя посетителя, ни тип документа.

Сестра попросила его подождать и отправилась проверить, не спит ли господин Карл Аксель Бодин. Лисбет Саландер сделала вывод, что удостоверение оказалось весомым.

Она слышала, как сестра повернула по коридору налево. Чтобы достигнуть цели, ей понадобилось сделать семнадцать шагов. А незнакомый посетитель, преодолевая через некоторое время то же расстояние, сделал всего четырнадцать шагов. В среднем получалось пятнадцать с половиной шагов. Оценив длину шага в шестьдесят сантиметров и помножив ее на пятнадцать с половиной, Лисбет определила, что Залаченко находится в палате, расположенной в девятистах тридцати сантиметрах налево по коридору. Расчет, конечно, приблизительный. Ширина ее палаты составляла примерно пять метров, следовательно, Залаченко находится через две двери от нее.

Согласно показаниям электронных часов на тумбочке, визит продлился ровно десять минут.

Юнас Сандберг ушел, а Залаченко еще долго не мог заснуть.

Он решил, что вряд ли посетитель назвал ему свое настоящее имя, поскольку знал по своему опыту, что шведские начинающие шпионы особенно склонны к использованию псевдонимов, даже когда в этом нет никакой надобности. В любом случае, Юнас (или как его там зовут) появился потому, что «Секция» взяла ситуацию с ним, с Залаченко, на заметку. С учетом реакции СМИ теперь всю эту историю едва ли можно будет замять. В то же время этот визит стал подтверждением факта: они забеспокоились. Тут уж ничего не поделаешь.

Залаченко взвешивал все плюсы и минусы, оценивал свои шансы, принимал и отвергал альтернативные решения. Совершенно очевидно, что все складывалось не в его пользу. Иначе он сейчас находился бы дома, в Госсеберге, Рональд Нидерман сбежал бы за границу и жил бы там припеваючи, а Лисбет Саландер лежала бы в сырой земле. Залаченко никак не мог понять, каким образом ей удалось вылезти из могилы, добраться до хутора и нанести ему два удара топором. Так она превратила его относительно спокойную стабильную жизнь в сущий ад. Эта дрянь проявила катастрофическую живучесть.

Зато он хорошо понимал, что случилось с Рональдом Нидерманом и почему тот бросился бежать со всех ног вместо того, чтобы расправиться с Саландер. Залаченко знал, что у Нидермана не всё в порядке с головой – ему часто мерещатся призраки. Уже не раз приходилось вмешиваться, когда Нидерман действовал иррационально и забивался в угол, дрожа от страха.

Залаченко это не могло не беспокоить. Он считал, что раз Рональда Нидермана еще не поймали, значит, в первые сутки после бегства из Госсеберги он действовал правильно. Возможно, он решит добраться до Таллина, где ему помогут члены криминальной группы Залаченко. Но разве можно узнать заранее, когда Нидерман впадет в ступор? Вот что внушало беспокойство. А если приступ прихватит его во время бегства, то он может натворить всяких глупостей, и тогда его схватят. Добровольно Нидерман не сдастся, а значит, может убить полицейских, и тогда уж точно погибнет сам.

Такой исход дела тревожил Залаченко. Он не желал смерти Нидермана – ведь тот был его сыном. С другой стороны, Рональд не должен попасть в руки полиции живым, как это ни печально. Он еще никогда не попадал за решетку, и Залаченко не мог предвидеть, как Нидерман отреагирует на допросы. Он подозревал, что Рональд, как это ни прискорбно, не сможет хранить молчание. Следовательно, лучше, чтобы полицейские его укокошили. Конечно, для Залаченко это станет трагедией, он будет оплакивать сына, но альтернатива еще хуже – ему самому придется провести остаток жизни в тюрьме.

Итак, Нидерман в бегах уже двое суток, и его пока не поймали. Это неплохо. Это признак того, что Нидерман в полном порядке, а в таком случае он неуловим.

В отдаленной перспективе Залаченко переживал, сможет ли Нидерман обойтись самостоятельно, когда рядом не будет отца, который направлял его по жизни. С годами он заметил, что если не инструктировал Нидермана или предоставлял ему полную свободу и шанс принимать решения самостоятельно, тот впадал в состояние апатии и безразличия.

Залаченко не впервые испытывал чувство раскаяния и стыда из-за того, что его сын наделен такими качествами. Рональд Нидерман, безусловно, очень одарен, он обладает физическими данными, благодаря которым все его боятся. Кроме того, он толковый и хладнокровный организатор. Проблема в том, что ему не хватает лидерских черт. Ему приходится обязательно объяснять, что именно нужно организовать.

Но теперь Залаченко не в состоянии помочь сыну – ему следует для начала позаботиться о себе самом. Он и сам оказался в сложной ситуации, пожалуй, сложнее, чем когда-либо.

На адвоката Тумассона нет никакой надежды – это стало ясно после его сегодняшнего визита. Тумассон – дока по части бизнеса, но при всех его способностях проку от него будет мало.

Да еще и визит этого Юнаса Сандберга…

Разведчик мог бы предложить гораздо более надежный спасательный трос. Хотя трос этот мог превратиться в петлю. Нужно виртуозно разыграть все карты и взять ситуацию под контроль. Без контроля сейчас все сорвется.

Конечно, он может надеяться только на собственные силы. Сейчас ему требуется медицинская помощь, но через несколько дней – ну, скажем, через неделю – он будет в порядке. Если ситуация обострится, то он, вероятно, сможет рассчитывать только на себя. Стало быть, ему придется ускользнуть прямо из-под носа у кружащей рядом полиции. Для этого понадобятся крыша, новый паспорт и наличные. Всем этим его сможет снабдить Тумассон. Но чтобы сбежать, сперва нужно оклематься.

В час ночи к нему наведалась ночная сестра, но Залаченко притворился спящим. Когда женщина закрыла за собой дверь, он с трудом сел на кровати, свесил ноги и долго оставался без движения, проверяя, не закружится ли голова. Потом осторожно поставил левую ногу на пол. Удар топора пришелся на правую, ранее уже поврежденную, ногу. Залаченко потянулся за протезом, который находился в тумбочке возле кровати, и прикрепил его к обрубку ноги. Потом поднялся. Стоя на левой, здоровой ноге, он опустил на пол правую. Но еще не успел на нее опереться, как почувствовал пронзительную боль.

Он стиснул зубы и сделал шаг. Ему не хватало костылей, но, конечно же, больница вскоре его ими снабдит. Держась за стену, он доковылял до двери. На это ушло несколько минут, и после каждого шага ему приходилось делать паузу, ожидая, пока боль немного ослабит свои тиски.

Стоя на одной ноге, Залаченко слегка приоткрыл дверь, выглянул в коридор, никого не увидел и высунул голову. Слева доносились тихие голоса. Комната ночных медсестер располагалась метрах в двадцати по другую сторону коридора.

Он повернул голову направо и в конце коридора увидел выход.

Еще днем Залаченко спрашивал о самочувствии Лисбет Саландер – как-никак, она приходилась ему дочерью. Персонал явно получил инструкции не обсуждать здоровье пациентов, и сестра ответила, что состояние Лисбет стабильно. Но при этом она непроизвольно бросила беглый взгляд в левую сторону коридора. Лисбет Саландер явно находится в одной из палат между его собственной палатой и медсестринской комнатой.

Залаченко осторожно закрыл дверь, доковылял до кровати и отстегнул протез. Когда он наконец нырнул под одеяло, то был мокрый, как мышь.

Инспектор уголовной полиции Йеркер Хольмберг вернулся в Стокгольм в середине воскресного дня – усталый, голодный и измотанный. Он доехал на метро до станции «Родхюсет», добрался до полицейского управления на Бергсгатан и прошел прямо в кабинет Яна Бублански. Соня Мудиг и Курт Свенссон уже были там. Бублански созвал совещание в воскресенье, поскольку знал, что руководитель предварительного следствия Рикард Экстрём занят в это время другими делами и находится в другом месте.

– Спасибо, что пришли, – сказал Бублански. – Думаю, нам пора все толком обсудить и попробовать разобраться в этом триллере. Йеркер, у тебя есть какие-нибудь новости?

– Ничего нового, только то, что я уже рассказал по телефону. Залаченко не помог нам сдвинуться ни на йоту. Он якобы ни в чем не повинен, и помочь ничем не может. На самом же деле…

– Да?

– Соня, ты оказалась права. Он – один из самых гнусных типов, с какими мне приходилось встречаться. Я понимаю, что это звучит абсурдно – полицейский не должен использовать такие термины, – но в этой его способности просчитывать все до мелочей кроется нечто жуткое.

– О’кей, – кашлянул Бублански. – Что мы знаем? Соня?

Мудиг усмехнулась.

– Этот раунд выиграли частные детективы. Я не смогла обнаружить Залаченко ни в одной официальной базе данных. А Карл Аксель Бодин родился в сорок первом году в Уддевалле, в семье Марианны и Георга Бодина. Они существовали на самом деле, но погибли в катастрофе в сорок шестом году. Карла Акселя Бодина воспитывал дядя в Норвегии. Так что, естественно, о нем не имеется никаких сведений вплоть до семидесятых годов, когда он вернулся домой, в Швецию. Версию Микаэля Блумквиста о том, что он беглый агент ГРУ из России, проверить, похоже, не удастся. Но почему-то я склонна верить журналисту.

– И что из этого следует?

– Из этого следует, что его, как пить дать, снабдили фальшивыми документами. И тут не могло обойтись без участия властных структур.

– Значит, все-таки СЭПО?

– Блумквист в этом уверен. Но как именно они это сделали, я не знаю. Ведь необходимо было подделать свидетельство о рождении и ряд других документов, и разместить их в официальные шведские регистры. Я не берусь высказывать свое мнение о законности подобных действий. Все, вероятно, зависит от того, кто принимал такое решение. Правда, чтобы проделать все это легальным путем, им надо было разжиться разрешением на правительственном уровне.

В кабинете повисла тишина – четыре инспектора обдумывали сказанное.

– О’кей, – сказал Бублански. – Мы – четверо тупоголовых полицейских. Если в этом деле замешаны правительственные чиновники, я не собираюсь вызывать их на допрос.

– Да уж, это, пожалуй, могло бы привести к конституционному кризису, – подытожил Курт Свенссон. – В США членов правительства можно вызывать на допрос в обычный суд, но у нас приходится действовать через конституционный комитет.

– Зато мы могли бы побеседовать с главой правительства, – заметил Йеркер Хольмберг.

– С главой? – переспросил Бублански.

– С Турбьёрном Фельдином. Тогда он был премьер-министром.

– Супер. Мы ворвемся к бывшему премьер-министру, где бы он сейчас ни находился, и спросим, не сфальсифицировал ли он документы для беглого русского шпиона… Звучит как-то слишком по-голливудски.

– Фельдин живет в Осе, муниципалитет Хернёсанд. Я родился в тех местах. Мой отец – член Партии центра и хорошо знает Фельдина. Да и сам я несколько раз с ним встречался – и в детстве, и уже будучи взрослым. Он производит впечатление вполне нормального человека.

Три инспектора изумленно воззрились на Йеркера.

– Значит, ты знаком с Фельдином? – произнес Бублански.

Хольмберг кивнул.

Бублански выпятил губы.

– Честно говоря, – продолжал Хольмберг, – если б нам удалось пообщаться с бывшим премьер-министром, это помогло бы нам разрешить некоторые проблемы… Я могу съездить к нему и поговорить. Конечно, он может ничего не сказать. Но мы ничем не рискуем. А если он пойдет нам навстречу, мы, как вариант, сэкономим довольно много времени.

Бублански задумался, а потом покачал головой. Краем глаза он увидел, что Соня Мудиг и Курт Свенссон тоже призадумались, а затем кивнули.

– Спасибо, Хольмберг, я подумаю. Но, мне кажется, с этой идеей мы лучше пока повременим. Так что давайте с самого начала. Соня?..

– Если верить Блумквисту, Залаченко приехал сюда в семьдесят шестом году. Насколько я понимаю, получить такую информацию Блумквист мог только от одного человека.

– От Гуннара Бьёрка, – заключил Курт Свенссон.

– И что же нам сообщил Бьёрк? – спросил Йеркер Хольмберг.

– Он был не слишком разговорчив. Ссылается на секретность и говорит, что не имеет права обсуждать что-либо без согласия своего начальства.

– А кто его начальники?

– Молчит как рыба об лед.

– И что нам с ним теперь делать?

– Я задержал его за нарушение закона о борьбе с сексуальными услугами. Даг Свенссон передал нам вполне убедительные документы. Экстрём не на шутку разгневался, но, поскольку я составил официальное заявление, он не рискнет прекратить предварительное следствие, – сказал Курт Свенссон.

– Значит, его обвиняют в нарушении закона о борьбе с сексуальными услугами… Думаю, он отделается пустяковым штрафом.

– Скорее всего. Зато его дело находится в нашей компетенции, и мы можем снова вызвать его на допрос.

– Но теперь получается, что мы вторглись на территорию Службы безопасности, а это может вызвать некоторую турбулентность…

– В том-то и дело – ничего крамольного не произошло бы, если б не Служба безопасности. Вполне возможно, что Залаченко – действительно русский шпион, перебежавший к нам и получивший политическое убежище. Возможно и то, что он работал на СЭПО в качестве разведчика или источника информации. И по каким-то причинам его настоящее имя скрывали, а самого его снабдили фальшивыми документами. Однако тут возникли три проблемы. Во‑первых, расследование девяносто первого года, которое завершилось незаконной изоляцией Лисбет Саландер. Во‑вторых, персона Залаченко с тех пор не имеет никакого отношения к государственной безопасности – он самый обычный гангстер, скорее всего, причастный к нескольким убийствам и к другим преступлениям. И в‑третьих, нет никаких сомнений в том, что Лисбет Саландер подстрелили и закопали на его земле в Госсеберге.

– Кстати, мне бы очень хотелось почитать отчет об этом знаменитом расследовании, – сказал Йеркер Хольмберг.

Бублански сразу приуныл.

– Экстрём забрал его в пятницу, а когда я попросил отчет обратно, он пообещал снять с него копию, да так и не снял. Он позвонил мне и сказал, что беседовал с генеральным прокурором и что возникла некая проблема. По мнению генерального прокурора, гриф секретности означает, что расследование не подлежит огласке и копированию. Он потребовал сдать ему все копии, пока расследование еще не закончено. Так что Соне пришлось сдать свою копию.

– Значит, материалов этого расследования у нас больше нет?

– Значит, нет.

– Черт возьми, – сказал Хольмберг. – Мне это не нравится.

– Вот именно, – поддержал его Бублански. – А вообще-то это означает, что кто-то нам противодействует, к тому же весьма оперативно и эффективно. И как раз тогда, когда мы наконец-то продвинулись вперед.

– Мы должны выяснить, кто действует против нас, – сказал Хольмберг.

– Постойте, – произнесла Соня Мудиг. – У нас есть еще и Петер Телеборьян. Он помогал нам в расследовании о Лисбет Саландер.

– Точно, – сказал Бублански, понизив голос. – И что же он сообщил?

– Он очень беспокоился за ее безопасность и хотел ей помочь. Но затем после всех сантиментов заявил, что она представляет серьезную опасность и потенциально способна оказать сопротивление. Наша версия во многом базировалась на его данных.

– И он, кстати, здорово напугал Ханса Фасте, – заметил Хольмберг. – Что, кстати, слышно о Фасте?

– Он взял отпуск, – ответил Бублански. – Однако нам следует решить, куда нам двигаться дальше…

Ближайшие пару часов они обсуждали самые разные варианты. В конце концов родилось лишь одно практическое решение: Соня Мудиг на следующий день снова поедет в Гётеборг, чтобы поговорить с Лисбет Саландер. Когда совещание наконец закончилось, Соня Мудиг и Курт Свенссон вместе направились в сторону гаража.

– Я вдруг подумал… – сказал Курт и замолчал.

– Что? – спросила Соня.

– Когда мы беседовали с Телеборьяном, ты единственная из всей группы задавала вопросы и высказывала возражения.

– Ну да.

– А чутье тебя не подводит, – сказал он.

Курт Свенссон не отличался особой склонностью раздавать комплименты, а Соня уж точно впервые услышала от него что-то похожее на одобрение. Поэтому, когда он ушел, Мудиг так и продолжала стоять у своей машины – она просто остолбенела.