Читать книгу Воображаемый друг - Стивен Чбоски - Страница 21

Кристофер свернулся калачиком в своем спальном мешке с изображением Плохого Кота. Под перестук дождя он наслаждался теплом и уютом. В окно эркера лился лунный свет, отбрасывая пятнышки на новый книжный шкаф и на папино фото. Мама разрешила ему выбрать краску для стен в этой комнате по своему вкусу, потому как им больше не придется беспокоиться насчет аренды и гарантийных взносов. Он сказал, что хочет голубой с белым. Как небо. Или как глаза мистера Эмброуза.

Ничем не нарушая тишины, Кристофер выбрался из спального мешка.

Подошел к окну эркера и забрался на подоконник. Сел по-турецки и стал смотреть на задний двор. Где на цепях качалась шина. И простиралось большое игровое поле, идеально подходящее для бейсбола.

А дальше был Лес Миссии.

Небо прочертила молния. Дождь оставлял на окне свои следы, подобные слезам на лобовом стекле. На уроке катехизиса в ОКЦ кто-то сказал, что дождь – это слезы Бога. Тогда ему подумалось: а Ноев ковчег – из гнева.

Или из рыданий Бога.

Кристофер распахнул окно. Устремил взгляд вверх и увидел облака. На карниз падали мелкие дождевые капли. Они холодили румяно-красные щеки. Так он просидел с полчаса – приглядывался, прислушивался, ощущая себя особенным и счастливым. Что-то знакомое просматривалось в этих облаках. А что именно – он никак не мог вспомнить. Но вроде бы они улыбались. И Кристофер послал им ответную улыбку.

Нет, голоса не было. Был ветер. Был шорох. Совсем не похожий на голос. Ну разве что на отголосок. Кристофер не столько его слышал, сколько припоминал, как нечто подобное кто-то ему говорил. Но сомнений быть не могло. Он долетал из леса.

И звал его к себе.

Кристофер схватил башмаки и брошенную на пол красную кенгурушку. Скользнул глазами по отцу, обрамленному в серебро. А потом отворил дверь спальни. Выглянул в коридор. У мамы в комнате свет не горел. На цыпочках спустившись по лестнице, он прошел через кухню. Там больше не витал запах печенья.

На задний двор вела раздвижная дверь. Туман сгустился, но еще глазом различались качавшиеся на ветру деревья. Это зрелище его успокоило. Подобно колыбельной, подобно любимой стороне подушки.

Ноги ступали по мокрой, стылой траве. Кристофер двигался сквозь туман, мимо качелей, сделанных из шины, в дальний конец двора. Он оглянулся на свой дом. Увидел бревенчатый домишко на другой стороне улицы. В окнах света не было. И Кристофер свернул в сторону деревьев. Вот же он. На расстоянии вытянутой руки.

Лес Миссии.

Кристофер не спускал глаз с деревьев. Они раскачивались – красивые, голые, молчаливые. Так в церкви раскачиваются поднятые руки. Туда-сюда. Туда-сюда. Он никого не видел, но ощущал их присутствие. И втягивал носом запах бейсбольной перчатки, хотя его бейсбольная перчатка лежала в гостиной, в еще не распакованной коробке.

– Ты тут? – шепнул наконец Кристофер.

Деревья зашуршали. Кристофер услышал треск сухих веток. У него горели уши. Он знал, что надо бы поостеречься, но почему-то не испытывал страха. Наоборот, он вздохнул с облегчением[34]. Потому что знал: нечто есть тут, поблизости. Наблюдает за ним.

– Спасибо, что у моей мамы теперь есть дом, – прошептал Кристофер.

Ответом ему была тишина. Но не молчание. Его слушали. Кристофер оглянулся – прямо позади него ощущалось какое-то соседство. Он это чувствовал затылком.

– Ты пытаешься со мной заговорить? – спросил Кристофер.

Ветер боролся с листвой. В этом ветре чудился голос. Но он не разговаривал. А все равно слова щекотали затылок. Как будто ветер еле-еле пробивался сквозь заросли, силясь быть услышанным.

Кристофер вошел в лес.

Дождь падал на кроны деревьев и ручейками стекал по стволам. Кристофер не знал, куда идет, а ноги почему-то знали. Так бывает, когда долго не катаешься на велосипеде. Рассудок может забыть, как это делается, а тело будет помнить.

Ноги вели его на голос.

У Кристофера екнуло сердце. Он по-прежнему никого не видел, но что-то чувствовал. Как чувствуется порой искра, когда соприкасаются руки. Он шел в чащу, и тропа освещалась все ярче. В ноздри ударил запах. Восхитительный запах осени. Спелых яблок. Кристофер увидел имена, вырезанные на древесных стволах. Инициалы влюбленных подростков из минувшего века. Ныне – стариков.

И ныне покойных.

Кристофер добрался до лесной поляны. Постоял в молчании, разглядывая гигантское дерево, похожее на деформированную артритом руку. Заметил на земле облепленный грязью пластиковый пакет. Подобрал, заботливо ополоснул под свежими, холодными струями дождя. Вытер своей красной курточкой; пластик оказался белым. Затем, подойдя вплотную к дереву, нацепил пакет на нижнюю ветку. На глазах у Кристофера пакет заплясал, как воздушный змей на веревке. Что-то знакомое виделось в этом зрелище, а что – сразу и не вспомнить. Нечто надежное и ободряющее. Подобное старинному другу.

– Привет, – обратился Кристофер к белому пластиковому пакету.

ты меня слышишь?

Белый пластиковый пакет, казалось, вздохнул с облегчением.

– Да, слышу тебя, – ответил Кристофер.

прямо не верится. кто-то меня услышал.

Кристофера бросило в жар. Он с трудом сглотнул застрявший в горле ком.

– А ты всамделишный? – усомнился Кристофер.

да.

– Ты – не плод моего воображения?

нет.

– Значит, я не рехнулся? – спросил Кристофер.

нет. я пытаюсь говорить со всеми, но ты – единственный, кто ко мне прислушался.

У Кристофера гора с плеч свалилась.

– Но почему я услышал тебя только сейчас?

потому, что мы с тобой находимся в лесу с глазу на глаз. Не зря же я подобрал для тебя именно этот дом. Ты им доволен?

– Это самый лучший дом на всем свете.

я очень рад.

– Когда можно будет тебя увидеть?

скоро. но вначале я попрошу тебя кое-что для меня сделать. согласен?

– Согласен, – ответил Кристофер.

И опустившись под деревом на колени, уставился на белый пластиковый пакет, пляшущий, как волосок на ветру. Кристофер застыл на долгие часы. Не замечая холода. Беседуя обо всем подряд. Со своим новым лучшим другом.

Со славным человеком.