Читать книгу Охотники за костями. Том 2 - Стивен Эриксон - Страница 4

Только что в тенях между деревьями никого не было, но мигом позже, бросив взгляд вверх, Самар Дэв увидела фигуры, и у неё перехватило дух. Со всех сторон, там, где заросли елей, папоротников и плюща закрывали солнце, стояли дикари…

– Карса Орлонг, – прошептала она, – у нас гости…

Теблор окровавленными руками срезал ещё кусок плоти с бока мёртвого бхедерина, затем осмотрелся. Мгновение спустя он хмыкнул и снова принялся разделывать тушу.

Они приближались, появляясь из сумрака. Невысокие, гибкие, одетые в дублёные шкуры. Их предплечья были обёрнуты полосами меха, а болотная кожа на обнажённых плечах и груди пестрела ритуальными шрамами. Лица были разрисованы серой краской или золой у нижних челюстей и над губами, словно изображали бороды. Тёмные глаза обведены серым или ярко-голубым. Они были вооружены копьями, топорами и множеством поясных ножей, украшения из меди холодной ковки, похоже, изображали различные фазы луны. У одного из дикарей на груди красовалось ожерелье из позвоночника какой-то крупной рыбы, увенчанное чёрным медным диском, окаймлённым золотом. Самар предположила, что диск символизирует затмение. Мужчина – очевидно, какой-то вожак – выступил вперёд. Сделал три шага, глядя на безмятежного Карсу Орлонга, затем вышел на солнце и медленно преклонил колени.

Теперь Самар увидела, что он что-то держит в руках.

– Осторожнее, Карса. От твоих действий сейчас зависит, пройдём мы через их землю мирно, или из каждой тени в нас полетят копья.

Карса перехватил огромный нож для свежевания, с которым возился, и вонзил его в тушу бхедерина. Затем поднялся, повернувшись к стоявшему на коленях дикарю.

– Вставай, – сказал он.

Мужчина вздрогнул, опустив голову ещё ниже.

– Карса, он предлагает тебе дар.

– Так пусть делает это стоя. Его люди прячутся в глуши, потому что он этому никак не обучится. Скажи ему, пусть встанет.

Они говорили на языке торговцев, и что-то в поведении коленопреклонённого воина заставило Самар заподозрить, что он понял, о чём речь… и что от него требуется, поскольку воин медленно встал.

– Человек из Высоких Лесов, – произнёс он; для Самар его говор звучал грубо и гортанно. – Приносящий Разрушение, анибары предлагают тебе этот дар и просят у тебя дар взамен…

– Тогда это не подарок, – ответил Карса. – Вы предлагаете обмен.

В глазах воина отразился страх. Остальные из его племени – анибары – безмолвно и неподвижно стояли среди деревьев, но Самар ощущала почти осязаемое смятение среди них. Предводитель попробовал снова:

– Это язык обмена, Приносящий, да. Яд, который нам придётся проглотить. Он не подходит к тому, что мы предлагаем.

Нахмурившись, Карса повернулся к Самар Дэв.

– Слишком много слов, которые ведут в никуда, ведьма. Поясни.

– Это племя следует древней традиции, утерянной жителями Семи Городов, – ответила она. – Традиция обмена дарами. Сам по себе дар становится мерой множества вещей, причём ценность дара порой определяется довольно странным способом. Эти анибары были вынуждены познать торговлю, но они приписывают вещам не ту ценность, что мы, и поэтому зачастую оказываются в проигрыше. Думаю, они обычно сильно продешевляют, когда имеют дело с беспринципными, зубастыми торговцами из цивилизованных стран. Есть…

– Хватит, – вмешался Карса. Он махнул рукой в сторону вождя, снова вздрогнувшего, и сказал: – Покажи мне этот дар. Но сначала, назови своё имя.

– На языке отравы меня зовут Искатель Лодок. – Он выставил вперёд предмет, что держал в руках. – Памятка отваги, – произнёс он, – великого отца из племени бхедеринов.

Самар Дэв, приподняв брови, уставилась на Карсу:

– Это бакулюм, теблор.

– Я знаю, что это, – ворчливо ответил тот. – И что ты просишь у меня взамен, Искатель Лодок?

– Призраки пришли в лес, преследуя племена анибаров к северу отсюда. Безо всякой причины они убивают всех на своём пути. Они не умирают, потому что повелевают самим воздухом, и потому уходят в сторону от любого копья, летящего к ним. Так мы слышали. Мы потеряли много имён.

– Имён? – спросила Самар.

Он взглянул на неё и кивнул:

– Род. Восемь сотен и ещё сорок семь из моей родни среди северных кланов. – Он указал на молчаливых воинов за своей спиной. – Так же много имён потерял среди нас каждый. Нам известна скорбь потери своих, но больше мы скорбим по нашим детям. Имена, что нам не вернуть, – они уходят и не возвращаются, и мы исчезаем.

Карса произнёс:

– Вы хотите, чтоб я убил призраков, – он указал на подарок, – в обмен на это.

– Да.

– И сколько там этих призраков?

– Они приходят на больших кораблях с серыми крыльями и отправляются в леса на охоту. Охотников всегда числом двенадцать. Их ведёт злость, но что бы мы ни делали, их злость не угасает. Мы не знаем, чем мы их оскорбили.

Наверное, тоже преподнесли им треклятую кость от члена. Самар Дэв решила не озвучивать эту мысль.

– Сколько охотников?

– Пара десятков, их лодки пока не отплыли.

Лицо Карсы потемнело. Самар Дэв никогда раньше не видела его в такой ярости. Внезапно она испугалась, что он попросту разорвёт съёжившегося человечка на части. Но вместо этого он сказал:

– Отбросьте свой стыд, вы все. Отбросьте! Убийцам не нужна причина убивать. Такова их сущность. Само ваше существование для них достаточное оскорбление.

Он шагнул вперёд и выхватил кость из рук Искателя Лодок.

– Я убью их всех. Я затоплю их проклятые корабли. В том я…

– Карса! – перебила его Самар.

С горящими глазами он обернулся к ней.

– Прежде чем ты поклянёшься сделать нечто столь… категоричное… может, стоит склониться к чему-то более достижимому? – Выражение его лица заставило Самар ускориться. – Ты мог бы, к примеру, остановиться на том, чтоб изгнать их из этих земель, загнать обратно на корабли. Сделать лес для них… непривлекательным.

После долгой тягучей паузы теблор вздохнул:

– Да. Этого хватит. Хотя меня тянет поплыть за ними.

Искатель Лодок смотрел на Карсу с восторгом и благоговением.

Ненадолго Самар показалось, что теблор – внезапно – попытался пошутить. Но нет, огромный воин был совершенно серьёзен. И, к вящему своему ужасу, Самар ему верила, так что в этих словах не было ничего смешного или абсурдного.

– Это решение ведь можно отложить на потом?

– Да. – Он ещё раз бросил взгляд на Искателя Лодок. – Опиши этих призраков.

– Высокие, но не такие высокие, как ты. Плоть у них цвета смерти. Глаза холодные, как лёд. Они носят железное оружие, и есть среди них шаманы, чьё дыхание само есть болезнь – ужасные облака ядовитого смрада. Те, кого он касается, умирают в мучениях.

Самар Дэв сказала Карсе:

– Думаю, они зовут призраками всех, кто пришёл не из их мира. Но те, о ком он говорит, пришли с кораблей. Не похоже, чтоб это и правда была нежить. Дыхание шаманов напоминает колдовство.

– Искатель Лодок, – произнёс Карса, – когда я закончу здесь, ты отведёшь меня к призракам.

Кровь отлила от лица мужчины.

– Это много, много дней пути, Приносящий. Я думаю послать кланам севера весть, что ты идёшь…

– Нет. Ты пойдёшь с нами.

– Но… но почему?

Карса двинулся вперёд, ловко прихватив Искателя Лодок за шею. Он подтащил мужчину к себе.

– Ты узришь, и это сделает тебя бóльшим, чем ты есть сейчас. Ты должен быть готов ко всему, что ожидает тебя и твой несчастный народ. – Он выпустил человечка, и тот попятился назад, задыхаясь. – Когда-то мой народ верил, что сможет спрятаться, – сказал теблор, оскалив зубы. – Он ошибся. Я это постиг, теперь постигнешь и ты. Думаешь, призраки это самое страшное, что вам грозит? Глупец. Это лишь начало.

Самар наблюдала, как огромный воин вернулся к свежеванию туши.

Искатель Лодок следил за ним сверкающими от страха глазами. Затем он развернулся, прошипел что-то на своём языке. Шестеро воинов выступили вперёд, приближаясь к Карсе с обнажёнными ножами.

– Теблор, – предупредила Самар.

Искатель Лодок воздел руки:

– Нет! Никакой угрозы тебе, Приносящий. Они помогут тебе резать, вот и всё. Подарок тебе приготовлен, потому нет нужды терять время…

– Кожи нужно выделать, – сказал Карса.

– Да.

– И пусть скороходы доставят нам эти шкуры и вяленое мясо.

– Да.

– Тогда мы можем идти.

Искатель Лодок закивал, будто бы не рискнул довериться своему голосу в ответ на последние требования.

Ухмыляясь, Карса высвободил свой нож, подошёл к ближайшему озерцу с солоноватой водой и принялся отмывать кровь с лезвия, рук и предплечий.

Пока полдюжины воинов разделывали мёртвого бхедерина, Самар Дэв приблизилась к вождю анибаров.

– Искатель Лодок.

Он пугливо взглянул на неё:

– Ты – ведьма. Так зовёт тебя Приносящий.

– Так и есть. Где женщины вашего рода? Ваши дети?

– За болотом, к западу и к северу, – ответил он. – Земля поднимается, там есть озёра и реки, там растёт спорынья, а между камнями – ягоды. Закончилась великая охота на открытой земле, нынче они возвращаются в лагеря с зимним мясом. Теперь, – он указал на своих воинов, – мы следуем за вами. Мы видели, как Приносящий убил бхедерина. Он едет на костяной лошади – мы не видали езды на костяной лошади. У него меч из камня рождения. Железный Пророк говорит нам о таких воинах, обладателях камня рождения. Он говорит, они придут.

– Я не слыхала об этом Железном Пророке, – хмуро сказала Самар Дэв.

Искатель Лодок сотворил ритуальный знак и повернулся к югу.

– Раз об этом пошла речь, нынче замёрзшее время. – Он закрыл глаза, и внезапно его голос изменился. – Во время Великого Смертоубийства, что было в замёрзшем времени прошлого, анибары обитали на равнинах и доходили почти до Восточной реки, где стояли в каменных стенах большие лагеря угари, и с угари анибары торговали мясом и шкурами, меняли на железные орудия и оружие. Затем Великое Смертоубийство дошло до угари, и многие бежали, чтобы скрыться у анибаров. Но убийцы последовали за ними. Мезланы, так звали их угари. И была ужасная битва, и все, кого приютили анибары, пали перед мезланами. Боясь наказания за помощь угари, анибары собрались бежать вглубь одана, но глава мезланов нашёл их первым. Он пришёл с сотней тёмных воинов, но те оставили своё оружие. Анибары не враги им, сказал он, и затем предупредил – придут другие, и те будут безжалостны. Они уничтожат анибаров. Этот главарь был Железный Пророк, король Сакув Арес, и анибары вняли его словам, и бежали на запад и на север, пока эти земли, а также леса и озёра за ними не стали нашим домом.

Он бросил взгляд в сторону Карсы, собиравшего вещи и седлавшего коня, и его голос вновь изменился:

– Железный Пророк говорит, что есть время, когда в миг величайшей опасности для нас носящие камень рождения придут нам на защиту. Поэтому, когда мы увидели, кто едет через нашу землю, увидели меч в его руках… это время скоро станет замёрзшим временем.

Самар Дэв долго всматривалась в лицо Искателя Лодок, затем обернулась к Карсе.

– Не думаю, что ты сможешь ехать на Погроме, – заявила она. – Нас ждёт не самая ровная местность.

– Буду ехать, пока удастся, – ответил теблор. – Можешь вести свою лошадь под узды. Ты можешь даже нести её на руках всюду, где тебя смущает дорога.

В раздражении она отвернулась к своей лошади.

– Ладно. Отныне я буду ехать за тобой, Карса Орлонг. По меньшей мере, можно будет не волноваться получить веткой по лицу, раз уж ты собираешься сносить все деревья на пути.

Искатель Лодок дождался, пока оба будут готовы, затем двинулся вперёд вдоль северного склона каменистого холма, где моментально скрылся в лесной чаще.

Карса придержал Погрома, рассматривая густой подлесок и сплетение еловых веток.

Самар Дэв рассмеялась, заслужив свирепый взгляд теблора.

Затем он соскочил с коня.

Искатель Лодок ждал их с виноватым выражением на раскрашенном лице.

– Звериные тропы, Приносящий. В этих лесах водятся олени, медведи, волки и лоси. Даже бхедерины не забредают далеко от полян. Дальше к северу есть карибу и косули. Как видишь, эти тропы – низкие. Даже анибары пробегают, пригнувшись. Сколько-то времени спустя, конечный отрезок, выйдем на равнину, где путь будет проще.

Дорога по бесконечному, однообразному мелколесью изобиловала зарослями и гущаком, как будто всё здесь росло с единственной целью – преграждать дорогу. Тонкий слой почвы лежал на потрескавшемся пурпурно-чёрном камне, местами пронизанном длинными жилами кварцита. Потрескавшаяся земля перекошена и укрыта складками, в которых открывались глубокие провалы, долины и овраги, заполненные камнями, утопавшими в изумрудно-зелёном мху. Всё это закрывали поваленные деревья, жёсткая, как акулья кожа, кора чёрных елей и лишённые иголок тончайшие ветви, беспощадно впивающиеся в плоть.

Солнечные лучи тут и там пробивались вниз, разбрасывая по мрачному, изрытому, будто подземному миру яркие цветовые пятна.

Ближе к закату Искатель Лодок привёл их к шаткой с виду каменистой осыпи, на которую тут же взобрался. Карса и Самар Дэв с лошадьми в поводу сочли подъём опасным: каждая точка здесь выглядела ещё менее надёжной, нежели предыдущая – мох сползал, будто гниющая кожа, обнажая острые угловатые камни и глубокие дыры, где конь мог бы сломать ногу.

Насквозь промокнув от пота, перепачкавшись и исцарапавшись, Самар Дэв наконец-то достигла вершины, повернувшись, чтобы провести лошадь на последних шагах. Перед ними расстилалось более или менее ровное плато, серое от лишайника. Из небольших ущелий кое-где тянулись рыжие и чёрные ели, одинокий клочковатый дуб, окружённый можжевельником и зарослями черники и грушанки. В лучах закатного солнца бабочки размером с воробья порхали в облачках из мелкой мошкары.

Искатель Лодок указал на север.

– Этот путь ведёт к озеру. Встанем там.

Они двинулись в путь.

Нигде вокруг не было видно ни одной вершины, базальтовые тропы извивались и поворачивали, то тут, то там перемежаясь углублениями или выступами. Самар Дэв быстро осознала, как просто было бы заблудиться в этих диких землях. Дорога впереди разделилась; у самой развилки Искатель Лодок взобрался на восточный край, некоторое время вглядывался вниз, затем выбрал правый путь.

Следя за его передвижениями, Самар Дэв заглянула за край и увидела, что искал анибар. Извилистая линия из небольших булыжников лежала на каменном выступе чуть ниже тропы. Камни складывались в фигуру, похожую на змею, голова которой состояла из клинообразных плоских камушков, последние же звенья хвоста были чуть больше ногтя её большого пальца. Камни покрывал местный лишайник, что указывало на почтенный возраст дорожного указателя. Ничто в очертаниях каменного знака не указывало на верное направление, хотя голова змеи была повёрнута в ту сторону, куда они шли.

– Искатель Лодок, – окликнула она, – как ты читаешь эти змеиные камни?

Он обернулся к ней:

– Змея далека от сердца. Черепаха – путь сердца.

– Ладно, а почему они не на возвышенности, чтоб их не приходилось искать?

– Когда на юге собрана спорынья, мы нагружены. Ни черепаха, ни змея не должны потерять форму или остроту. Мы идём этими каменными тропами. Нагруженные.

– Куда вы относите урожай?

– В свои лагеря на равнинах. Каждый род. Мы собираем урожай. Весь вместе. И делим его, так что у каждого рода достаточно зерна. Рекам, озёрам и их берегам доверять нельзя. Порой урожай хорош. Порой урожай слаб. Как вода прибывает и убывает. Это не то же самое. Плоскогорье желает стать равниной, так везде в мире, но этому не быть, и потому вода поднимается и вода падает. Мы не склоняемся перед несправедливостью, иначе мы сами утратим честность, а тогда нож найдёт на нож.

– Старые правила борьбы с голодом, – согласно кивнула Самар.

– Правила замёрзших времён.

Карса Орлонг взглянул на Самар Дэв:

– Что ещё за замёрзшее время, ведьма?

– Прошлое, теблор.

Она увидела, как он задумчиво прищурился, затем вздохнул и произнёс:

– Тогда ненайденное время – это будущее, а значит нынче – текущее время…

– Да! – воскликнул Искатель Лодок. – Ты произнёс величайшую тайну жизни!

Самар Дэв вскочила в седло – на этом перешейке можно было ехать верхом, пусть и осторожно. Она увидела, что Карса Орлонг последовал её примеру. Странное спокойствие переполняло Самар. И это спокойствие, как она осознала, породили слова Искателя Лодок. «Величайшая тайна жизни». Это текущее время ещё не замёрзло, и лишь теперь откроется ненайденное.

– Искатель Лодок, Железный Пророк пришёл к вам очень давно – в замёрзшее время, – но он говорил с тобой о ненайденном времени.

– Да, ведьма, ты понимаешь. Сакув Арес говорит одним языком, но в нём есть все и каждый. Он – Железный Пророк. Король.

– Ваш король, Искатель Лодок?

– Нет. Мы его тени.

– Потому что вы существуете лишь в текущем времени.

Человек обернулся и отвесил почтительный поклон, тронувший что-то в душе Самар Дэв.

– Твоя мудрость – честь для нас, ведьма, – сказал он.

– Где же, – спросила она, – королевство Сакува Ареса?

Глаза мужчины внезапно наполнились слезами.

– Ответ, что мы всё ещё ищем. Оно потеряно…

– В ненайденном времени.

– Да.

– Сакув Арес был мезланом.

– Да.

Самар Дэв было открыла рот, чтоб задать ещё один вопрос, но поняла, что в этом нет необходимости. Она уже знала ответ. Вместо этого, она спросила:

– Скажи, Искатель Лодок, есть ли мост между замёрзшим временем и текущим временем?

Он улыбнулся грустно и печально:

– Он есть.

– Но вы не можете его пересечь.

– Не можем.

– Поскольку он пылает.

– Да, ведьма, мост пылает.

Король Сакув Арес и ненайденное королевство…

Каменные выступы ниспадали в бушующую пену прибоя подобно гигантским ступеням. Яростный ветер швырял волны северного моря до самого горизонта, где небо тонуло в штормовых облаках цвета чернёной брони. За их спинами по западному краю побережья высился изломанный лес, ветви сосен, елей и кедров причудливо изгибались под напором ветра.

Дрожа, Таралак Вид подтянул шкуры поближе и повернулся к бушующему морю спиной.

– Теперь пойдём на запад, – он повысил голос, чтобы перекричать ветер. – Вдоль побережья, пока береговая линия не свернёт на север. Тогда направимся вглубь, прямо на запад, в страну озёр и камней. Будет непросто, там нелегко найти дичь, но можно будет ловить рыбу. Хуже то, что там полно кровожадных дикарей, слишком трусливых, чтобы нападать днём. Только ночью. К этому нужно быть готовыми. Мы принесём кровопролитие.

Икарий ничего не ответил. Его нечеловеческий взгляд всё ещё был прикован к приближающемуся шторму.

Таралак нахмурился и вернулся к ограждённому скалами лагерю, где присел с благословенной подветренной стороны, протянув покрасневшие от холода руки к горящему топляку. От легендарного, прославленного хладнокровия ягга осталось всего ничего. Суров и мрачен, так-то. Икарий, переделанный руками Таралака Вида, хоть он всего лишь следовал точным инструкциям, что ему выдали Безымянные. Лезвие потускнело. Тебе его и полировать, грал.

Но точильные камни бесчувственны и безразличны к лезвию и руке, что его держит. Для преисполненного страстью воина подобная беспристрастность была труднодостижима, и равно сложно было её сохранить. Теперь он ощущал всю тяжесть, и груз лишь возрастал, поэтому он знал, что однажды позавидует милосердной смерти, доставшейся Маппо Коротышке.

До сих пор они хорошо справлялись. Икарий был неутомим. Достаточно было указать направление. Таралак же, несмотря на выносливость и мастерство, был истощён. Я не трелль, а это не просто путешествие. Уже нет, и никогда больше не станет таким для Икария.

Как, похоже, и для Таралака Вида.

Он поднял голову, услышав, как кто-то карабкается. К нему спускался Икарий.

– Дикари, о которых ты говорил, – спросил ягг без вступления, – с чего им нападать на нас?

– Их заброшенный лес полон священных мест, Икарий.

– Тогда нужно просто обойти их стороной.

– Эти места не так просто опознать. Полоса булыжников на уступе, почти скрытая мхом и лишайником. Или обломок рога в кроне деревьев, так заросший, что он почти невидим. Или жила кварцита, мерцающая вкраплениями золота. Или зелёный алмаз – места его добычи выглядят как бледные полосы на вертикальных скалах, откуда огнём и холодной водой добывают зелёные камни. Везёт, если это что-то большее, чем отпечаток медвежьей лапы на камне, оставленный бедной тварью грядущим бесчисленным поколениям. Всё это священно. Непостижимо, что творится в головах этих дикарей.

– Похоже, ты многое знаешь о них, хотя говорил, что никогда раньше не бывал в этих землях.

– Мне много рассказывали о них, Икарий. И подробно.

Внезапная искра в глазах ягга:

– И кто был тот, что рассказал тебе о них, Таралак Вид из гралов?

– Я бывал в далёких землях, друг мой. Я слышал тысячи сказок…

– Ты готовился. Ко мне.

Слабая улыбка была к месту и легко далась Таралаку.

– Бóльшая часть этих странствий прошла в твоей компании, Икарий. Хотел бы я подарить тебе воспоминания о том времени, что мы провели вместе.

– Жаль, что не можешь, – согласился Икарий, глядя на огонь.

– Конечно, – прибавил Таралак, – в этом даре было бы много тьмы, множество мрачных и неприглядных деяний. Свобода от этой памяти одновременно благословение и проклятие, Икарий, ты ведь это понимаешь?

– В этой пустоте нет благословения, – ответил ягг, встряхнув головой. – Я не могу достойно заплатить за сотворённое мной. Это не оставляет следа в моей душе. И я остаюсь неизменным, навеки наивным…

– Невинным…

– Нет, не невинным. Незнание ничего не оправдывает, Таралак Вид.

Теперь ты зовёшь меня не другом, а по имени. Неужели недоверие уже отравило тебя?

– И потому моя задача – всякий раз возвращать тебе утраченное. Увы, это тяжко, и это мой долг. Моя слабость растёт из моего желания скрыть от тебя наичернейшие из воспоминаний. В моём сердце столько сожалений, но пытаясь уберечь тебя, я вижу, что лишь ранил. – Он сплюнул на ладони и загладил волосы назад, затем вытянул руки обратно к огню. – Что ж, друг мой. Однажды, давным-давно, тебя гнала необходимость освободить твоего отца, которого захватил Дом Азатов. Столкнувшись с ужасным поражением, ты породил глубокую и смертоносную силу – собственную ярость. Ты воспользовался повреждённым Путём и уничтожил Азат, выпустив в мир множество демонических созданий, одержимых жаждой власти и тиранией. Часть из них ты убил, но многие избежали твоей кары, они по сей день живы, разбросаны по миру множеством семян зла. И горше всего то, что твой отец не желал освобождения. Он сам, по своей воле решил стать стражем Дома Азатов – и, может быть, остаётся им по сей день. В результате учинённых тобой разрушений, Икарий, появился культ, с начала времён преданный Азатам, члены которого решили, что им необходимы собственные стражи. Избранные воины, которые буду сопровождать тебя, куда бы ты ни пошёл – ведь твоя ярость и разрушение Пути вырвали память о твоём прошлом – и теперь ты обречён, казалось навеки, искать правду о том, что сделал. И снова впадать в ярость, раз за разом, учиняя разгром. Этот культ, Безымянные, придумал приставить к тебе спутника. Такого, как я. Да, мой друг, были другие, задолго до моего рождения, и все были овиты магией, замедляющей старение, защищены от всех болезней и ядов до тех пор, пока честно выполняли свои обязанности спутника. Наша задача – вести тебя через ярость, подсказывать нравственный путь и, что превыше всего, быть твоими друзьями – и это, последнее задание снова и снова оказывается самым простым и самым притягательным, ведь найти в себе глубокую и неугасимую любовь к тебе – очень просто. Тебя просто любить за твою честность, твою верность, за незапятнанную честь в тебе. Поверь, Икарий, твоё чувство справедливости – суровая вещь. Однако оно растёт из глубокого великодушия. А теперь тебя ждёт враг. И только у тебя достаточно мощи, чтобы противостоять этому врагу. Вот почему мы в пути, и все, кто встанет на нашем пути – не важно по какой причине – будут отброшены. Ради великого дела. – Он позволил себе снова улыбнуться, но в этот раз с намёком на отважно скрываемую боль. – Наверное, ты хочешь знать, достойны ли Безымянные такой ответственности? Могут ли их моральная чистота и благородство сравниться с твоими? Ответ лежит в необходимости и, выше того, в поданном тобой примере. Ты направляешь Безымянных, друг мой, каждым своим поступком. Если они не справятся со своим призванием, то лишь потому, что ты не справишься со своим.

Довольный тем, что полностью вспомнил порученные ему слова, Таралак Вид изучал стоявшего перед ним великого воина. В свете костра было видно, что он спрятал лицо в руках. Подобно ребёнку, для которого слепота приравнивается к укрытию.

Он понял, что Икарий плачет.

Хорошо. Даже он. Даже он упивается своими страданиями, сотворив из них притягательный нектар, сладостный наркотик из боли и самообвинения.

И так исчезнут все сомнения, всё недоверие.

Ибо из этих вещей не выжать безмятежного счастья.

Сверху утробно рокотал гром, небо обрушило на них потоки холодного дождя. Шторм скоро доберётся сюда.

– Я достаточно отдохнул, – сказал Таралак, поднимаясь. – Нас ждёт долгий путь…

– Это не обязательно, – сказал Икарий, скрывая лицо в ладонях.

– О чём ты?

– Море. В нём множество кораблей.

Вскоре после нападения одинокий всадник спустился с холмов. Баратол Мехар, который уже долгое время сидел на корточках, разглядывая мёртвого демона, поднялся. Его покрытые шрамами предплечья запятнала кровь. Кузнец был облачён в броню и шлем, а сейчас он достал свой топор.

Несколько месяцев минуло с того дня, как появились т'лан имассы, – а он-то думал, что они давно исчезли, ещё до того, как старик Кулат, окончательно свихнувшись, ушёл куда-то и сгинул. Он и не подозревал – никто не подозревал, – что эти жуткие неупокоенные создания по-прежнему здесь.

Группу путешественников поджидала засада – их вырезали быстрее, чем Баратол осознал, что произошло. Узнал, когда было слишком поздно. Внезапно в кузницу ворвались Джелим и Филиад, кричали что-то об убийстве рядом с деревней. Он схватился за оружие и поспешил за ними к западной дороге, но врагов не застал. Те, исполнив своё дело, ушли, оставили по себе лишь старую дорогу, усыпанную умирающими лошадьми и бездыханными телами, разбросанными так, будто попадали с неба.

Баратол отправил Филиада к старухе Нуллисс, немного сведущей в лекарском деле, а сам вернулся в кузню, не обращая внимания на Джелима, плетущегося сзади, словно потерянный щенок. Он неспешно надел доспехи. Баратол думал, что т'лан имассы были дотошными. Эти не поленились бы убедиться, что не допустили ошибок. Едва ли Нуллисс сможет как-то помочь несчастным жертвам.

Однако, вернувшись к западной дороге, он с удивлением увидел, как старуха-семачка осыпает Филиада приказами, стоя на коленях над чьим-то телом. Баратол поспешно подошёл. Ему показалось, будто Нуллисс засунула костлявые руки в тело одного бедолаги и разминает ему внутренности так, будто месит тесто для хлеба. Несмотря на эти манипуляции, её взгляд застыл на лежащей рядом женщине, которая начала стонать, взрывая ногами землю. Из неё во все стороны хлестала кровь.

Нуллисс, завидев кузнеца, подозвала его к себе.

Баратол увидел, что мужчину, рядом с которым она опустилась на колени, выпотрошили. Нуллисс старательно запихивала кишки обратно.

– Худа ради, женщина, – проворчал Баратол, – оставь его. Ему крышка. Ты набиваешь его брюхо грязью…

– Я велела принести кипяток, – огрызнулась она. – Промою тут всё. – Она кивнула в сторону бьющейся в конвульсиях женщины. – Её пырнули в плечо, а теперь у неё начались роды.

– Роды? Боги милостивые. Послушай, Нуллисс, кипяток тут не поможет, если только ты не хочешь сварить его печёнку на ужин…

– Возвращайся в свою проклятую кузню, безмозглый павиан! Это просто ровный разрез – видала я, на что способны клыки вепря, вот тогда дело было худо.

– Можно было бы начать с промывки…

– Я же сказала, что собираюсь их промыть! Мы ведь не сможем нести его так, волоча за собой по земле кишки, правда?

Не зная, что ответить, Баратол оглянулся. Ему хотелось кого-то убить. Достаточно простое желание, но кузнец понимал, что сбыться ему не суждено, и поэтому настроение заметно подпортилось. Он подошёл к третьему телу – безрукий старик, весь покрытый татуировками – т'лан имассы изрубили его на куски. Значит, он и был их целью. Те двое просто стояли на пути. Вот почему нежити было плевать, выживут они или нет. Так или иначе, этот бедолага был мертвее мёртвого.

Спустя минуту Баратол направился к последней жертве. Кто-то ещё шёл из деревушки. Двое несли носилки и бинты. Сторук, Фенар, Хэйрит, Стук – все они выглядели какими-то бледными, зажатыми и немощными от страха. Нуллисс вновь начала раздавать приказы.

Перед ним валялся труп какого-то демона. Обе конечности с одной стороны отсечены, хотя крови, заметил кузнец, вокруг мало. Что-то странное произошло с этой тварью после смерти. Она казалась… опустошённой. Будто бы плоть под кожей разжижалась, пока вовсе не растворилась. Странные глаза чудища уже высохли и потрескались.

– Кузнец! Помоги мне поднять его!

Баратол вернулся назад.

– Положите на носилки. Сторук, вы с братом беритесь с той стороны, каждый за свой угол. Фенар, мы с тобой возьмём с этой стороны…

Хэйрит, почти такая же старая как сама Нуллисс, держала в руках тряпки и бинты.

– А мне, что мне делать? – спросила она.

– Ты садись рядом с той женщиной. Перевяжи рану. Прижжём позже, если роды пройдут без проблем…

– Учитывая, сколько крови она потеряла, – сказала Хэйрит, прищурившись, – вряд ли она переживёт их.

– Возможно. Но пока – иди туда, садись и говори с ней, держи за руку и…

– Да-да, ведьма, я поняла. Ты не единственная, кто во всём этом разбирается.

– Отлично. Вот и иди.

– А ты только повода и ждала, не так ли?

– Замолчи, корова плоскогрудая.

– Королева Нуллисс, верховная жрица стервозности!

– Кузнец, – прорычала Нуллисс, – ударь её разочек своим топором, ладно?

Зашипев, Хэйрит поспешила удалиться.

– Помоги-ка мне, – сказала Нуллисс, – нужно его поднять.

Эта затея казалась ему бесполезной, но Баратол выполнил её указания и с удивлением заметил, что юноша, которого они уложили на носилки, ещё жив.

Когда Нуллисс и другие унесли раненого, Баратол направился обратно к расчленённому трупу татуированного старика и присел над ним. Задача не из приятных, но, возможно, Баратол сможет узнать что-то про бедолагу, осмотрев его вещи. Кузнец перевернул тело и замер, уставившись в безжизненные глаза. Кошачьи глаза. Баратол с новым интересом принялся изучать узоры татуировок, после чего медленно сел.

И только тогда заметил мёртвых мух. Земля вокруг была просто усыпана ими – больше мух, чем он видел за всю жизнь. Баратол поспешил встать и направился обратно к телу демона.

Он задумчиво уставился на труп, пока его не отвлекли отдалённые движения и стук конских копыт. За его спиной жители вернулись чтобы забрать беременную женщину.

А теперь прямо к нему скакал всадник.

Он был верхом на чистенькой лошади цвета выгоревшей на солнце кости. Лакированную белую броню покрывала пыль. Из-под обода шлема выглядывало бледное горестное лицо мужчины. Остановив коня, он спешился и, не обращая внимания на Баратола, шатаясь дошёл до демона и упал на колени.

– Кто… Кто это сделал? – спросил он.

– Т'лан имассы. Пятеро. Небольшой отряд, даже по меркам т'лан имассов. Засада. – Баратол указал пальцем на татуированного старика. – Я думаю, он был их целью. Жрец из культа Первого Героя Трича.

– Трич теперь бог.

Баратол лишь хмыкнул в ответ. Он повернулся к ветхим лачугам деревушки, которую привык теперь считать своим домом.

– Были ещё двое. Оба пока живы, хотя одному недолго осталось. Вторая беременна и вот-вот родит…

Мужчина поднял на него взгляд.

– Двое? Нет, их должно было быть трое. Девушка…

Баратол нахмурился.

– Мне казалось, их целью был жрец – с ним быстро разделались. Но теперь я понял… они убили его, как самого опасного врага. Наверное, пришли за девчушкой, раз её тут нет.

Мужчина встал. По росту он не уступал Баратолу, хотя по ширине плеч был не ровня.

– Может, она сбежала… в холмы.

– Возможно. Но, – добавил кузнец, указав на лежавшую рядом мёртвую лошадь, – я всё гадал, кому принадлежит лишняя лошадь. Седлали её так же, как и остальных. Теперь понятно.

– Ах вот оно что. Ясно.

– Кто ты? – спросил Баратол. – И кто тебе эта пропавшая девочка?

На лице незнакомца всё ещё было написано крайнее потрясение. Он моргнул, услышав вопрос, и кивнул.

– Имя мне Л'орик. Дитя предназначалось… Королеве Грёз. Я собирался забрать её… и своего фамильяра.

Он опустил глаза на демона, и его лицо опять дрогнуло от жалости.

– Значит, удача оставила тебя, – сказал Баратол. Ему в голову пришла мысль. – Л'орик, ты что-то смыслишь в исцелении?

– Что?

– В конце концов, ты – один из высших магов Ша'ик…

Л'орик отвёл взгляд, его лицо скривилось будто от боли.

– Ша'ик мертва. Восстание подавлено.

Баратол пожал плечами.

– Да, – сказал Л'орик, – если потребуется, я могу воззвать к Дэнулу.

– Тебя волнует только жизнь той девушки? – Он указал на демона. – Ты ничем уже не поможешь своему фамильяру, но что на счёт других её спутников? Паренёк вот-вот умрёт, если ещё не умер. Будешь стоять тут и рыдать над тем, кого уже утратил?

Вспышка гнева.

– Советую тебе быть осторожнее, – прошептал Л'орик. – Ты ведь когда-то был солдатом – это очевидно – но теперь спрятался тут, поджав хвост, когда остальные Семь Городов восстали, мечтая о свободе. Не тебе меня осуждать.

Тёмные глаза Баратола ещё несколько секунд изучали Л'орика, после чего кузнец развернулся и направился к домам.

– Кто-нибудь придёт, – бросил он через плечо, – переодеть тела для погребения.

Нуллисс решила разместить своих пациентов в старом постоялом дворе. Для женщины вытащили из какой-то комнаты старую койку, а вспоротого юнца уложили на обеденном столе.

Над очагом стоял котелок с кипящей водой, Филиад сучком, чтобы не ошпариться, доставал оттуда мокрые тряпки и относил их старухе-семачке.

Женщина вновь вытащила внутренности бедолаги наружу и, казалось, не обращая внимания на эту пульсирующую кучу, увлечённо копалась обеими руками в полости его желудка.

– Мухи! – прошипела она, когда Баратол вошёл. – Эта проклятая дыра набита мёртвыми мухами!

– Ты его не спасёшь, – сказал Баратол.

Подойдя к барной стойке, он положил на пыльную потрёпанную поверхность топор, тот гулко лязгнул о дерево. Баратол принялся стягивать перчатки, поглядывая на Хэйрит.

– Родила? – спросил он.

– О да. Девочку. – Хэйрит мыла руки в тазике, но кивнула в сторону маленькой укутанной фигуры, лежащей на груди у женщины. – Уже присосалась. Я-то подумала было, что дела плохи, кузнец. Очень плохи. Ребёнок родился синим. Только пуповина не спуталась и не придушила его за шею.

– Тогда почему она была синяя?

– Была? Она до сих пор синяя. Отец – напанец, осмелюсь предположить.

– А что на счёт матери?

– Будет жить. Мне не нужна Нуллисс. Я знаю, как прочистить и прижечь рану. А что? Я в молодости маркитанткой ходила за войском Святого фалах'да, много сражений повидала. И много ран прочистила. – Она стряхнула капли воды, вытерла руки о свою грязную тунику. – Пару дней её будет лихорадить, как без этого? Но если переживёт, всё будет хорошо.

– Хэйрит! – закричала Нуллисс. – Быстро иди сюда и промой тряпки! Как промоешь, кинь их обратно в кипяток; боги всемогущие, я его теряю! Сердце бьётся всё слабее!

Дверь распахнулась. Обернувшись, все уставились на Л'орика, который медленно вошёл внутрь.

– Кто это, Худ его побери? – спросила Хэйрит.

Баратол расстегнул свой шлем и сказал:

– Высший маг Л'орик, беглец из Воинства Апокалипсиса.

Хэйрит хихикнула:

– Ну, разве не чудное место он выбрал! Добро пожаловать, Л'орик! Угощайся тарелочкой пепла да кружечкой пыли и присоединяйся к нам! Фенар, хватит пялиться без толку! Иди найди Чаура и Урдана: там на улице полно конины, которую нужно порубить и приготовить. Мы же не хотим, чтобы волки спустились с холмов и первыми ею полакомились?

Баратол смотрел, как Л'орик направился к согнувшейся над столом с пациентом Нуллисс. Она пихала внутрь тряпки, потом вытаскивала их обратно – крови было слишком много, неудивительно, что сердце почти перестало биться.

– Отойди, – сказал ей Л'орик. – Высший Дэнул мне не подвластен, но, по крайней мере, я могу вычистить и закрыть его раны, чтобы избежать заражения.

– Он потерял слишком много крови, – прошипела Нуллисс.

– Возможно, – согласился Л'орик, – но мы хотя бы можем дать его сердцу шанс восстановиться.

Нуллисс отошла.

– Как тебе будет угодно, – бросила она, – я ему уже не помогу.

Баратол направился за стойку, наклонился к деревянной панели и сильно по ней постучал. Доска отвалилась, открыв взору три пыльных бутыли с выпивкой. Он достал одну, выпрямился и поставил стойку. Отыскав кружку, кузнец оттёр её от пыли, откупорил бутыль и залил ёмкость до краёв.

Все вокруг пристально наблюдали за ним – все, кроме Л'орика, который навис над юношей, уложив руки тому на грудь. Хэйрит уважительно спросила:

– Где ты это взял, кузнец?

– Тайник старого Кулата, – ответил Баратол. – Не думаю, что он за этим вернётся.

– И чем же так пахнет?

– Фаларским ромом.

– Блаженны боги верхние и нижние!

Внезапно все местные, что были в комнате, столпились вокруг бара. Ворча, Нуллисс начала отпихивать Филиада прочь.

– Не ты – тебе ещё рано…

– Рано? Женщина, я прожил двадцать шесть лет!

– Кому сказала?! Двадцать шесть? Рановато тебе лакать фаларский ром, тощий щенок.

Баратол вздохнул:

– Не жадничай, Нуллисс. Кроме того, на нижней полке ещё две бутыли.

Взяв кружку в руки, он отошёл от них, предоставив Филиаду и Джелиму самим выяснять, кто будет шарить за баром.

Синевато-багровый шрам – всё, что осталось от разреза на животе юнца, если не считать пятен засохшей крови. Л'орик ещё стоял над ним, неподвижно держа руки на груди. Спустя какое-то время он открыл глаза и отошёл от парня.

– У него сильное сердце. Посмотрим. А где вторая?

– Вон там. Ранена в плечо. Рану уже прижгли, но могу поручиться, что там уже завелась зараза, которая разрастётся и скорее всего убьёт её. Если ты не вмешаешься.

Л'орик кивнул:

– Её зовут Скиллара. Парня я не знаю. – Он нахмурился. – Геборик Призрачные Руки, – он потёр своё лицо. – Никогда бы не подумал… – Он взглянул на Баратола. – Когда Трич избрал Геборика своим Дестриантом, тот получило столько… силы. Т'лан имассы? Пять сломленных т'лан имассов?

Баратол пожал плечами:

– Я лично не был свидетелем засады. Имассы впервые объявились пару месяцев назад, но казалось, что они ушли. В конце концов, здесь им нечего было искать. Даже я им был не нужен.

– Слуги Увечного бога, – проговорил Л'орик. – Развязанные из Великого Дома Цепей. – Он направился к женщине, которую назвал Скилларой. – Боги и впрямь воюют меж собой…

Баратол смотрел ему вслед. Он проглотил половину рома в кружке и вновь присоединился к Высшему магу.

– Боги, говоришь…

– В ней уже шепчет лихорадка, так дело не пойдёт.

Чародей закрыл глаза и начал едва слышно что-то бормотать. Спустя некоторое время маг отошёл, и их с Баратолом взгляды встретились.

– Вот что грядёт. Прольётся кровь смертных. Невинные жизни… будут уничтожены. Даже тут, в этой прогнившей, всеми забытой деревушке от мучений тебе не спрятаться. Они найдут тебя, найдут нас всех.

Баратол прикончил остатки рома.

– Теперь отправишься искать девицу?

– И в одиночку отбить её у Развязанных? Нет, даже если бы знал, где искать, это невозможно. Гамбит Королевы Грёз провалился – она, скорее всего, уже знает об этом. – Он тяжело, прерывисто вздохнул и только теперь Баратол заметил, насколько его собеседник выбился из сил. – Нет, – повторил он со смутным, печальным видом. – Я лишился своего фамильяра… но… – Он покачал головой. – Но я не чувствую боли. Когда узы рвутся, разве не должно быть больно? Я не понимаю…

– Высший маг, – сказал Баратол, – тут есть свободные комнаты. Отдохни. Я прикажу Хэйрит найти тебе какой-нибудь еды, а Филиад может поставить твою лошадь в стойло. Жди здесь, пока я не вернусь.

Кузнец поговорил с Хэйрит, вышел из трактира, вновь направился к западной дороге. Он увидел, как Чаур, Фенар и Урдан снимают с мёртвых лошадей сёдла и удила.

– Чаур! – крикнул он. – Отойди от той лошади. Нет, в мою сторону, вот, стой смирно, чёрт бы тебя побрал. Вот там. Не двигайся.

Лошадь той девочки. Оказавшись рядом с трупом, Баратол начал медленно обходить его, высматривая следы.

Чаур ёрзал на месте – громила с мозгами ребёнка, хотя вид крови никогда его не пугал.

Не обращая на него внимания, Баратол продолжил изучать царапины в грязи, выбоины и борозды на камнях, пока, наконец, не наткнулся на маленький одинокий след ботинка, странно выкрученный у голеностопа. С другой стороны – следы большего размера, следы костей, там и тут перетянутых кожаными ремнями и кусками шкуры.

Итак. Она смогла соскочить со смертельно раненной лошади, даже успела приземлиться на одну ногу, но т'лан имасс схватил её, поднял над землёй – она, без сомнения, сопротивлялась как могла, но против столь нечеловеческой и неумолимой силы оказалась беспомощна.

А после этого т'лан имассы исчезли. Превратились в пыль. Каким-то образом забрав её с собой. Не думал он, что такое возможно. Однако… других следов отступления не было.

Расстроенный, он собрался идти обратно в трактир.

Но обернулся на хныканье сзади.

– Всё хорошо, Чаур, можешь продолжать.

Здоровяк ответил сияющей улыбкой.

Вернувшись, Баратол ощутил, что что-то изменилось. Местные прижались к стенке за баром. Л'орик стоял посреди комнаты, лицом к кузнецу, застывшему в дверном проходе. Высший маг обнажил свой клинок с мерцающим белым лезвием.

Его взгляд застыл на Баратоле. Л'орик промолвил:

– И только сейчас я услышал твоё имя.

Кузнец пожал плечами.

Бледное лицо Л'орика скривилось в насмешливой улыбке:

– Наверное, излишки рома развязали им языки – или они просто забыли о твоём приказе держать их за зубами.

– Я не давал никаких приказов, – ответил Баратол. – Эти люди ничего не знают о внешнем мире и ничего не хотят знать. Кстати говоря… – Его взгляд скользнул по толпе за барной стойкой. – Нуллисс, ром ещё остался?

Она молча кивнула.

– Налей мне кружечку, ладно? – сказал Баратол. – Поставь на стойку рядом с топором.

– С моей стороны было бы глупо подпускать тебя к оружию, – сказал Л'орик, поднимая руку с клинком.

– Это зависит от того, – ответил Баратол, – правда ли ты собираешься со мной драться, верно?

– Я могу с ходу вспомнить сотни имён тех, кто на моём месте не стал бы медлить.

Баратол приподнял бровь:

– Сотни имён, говоришь? И сколько из этих имён до сих пор принадлежат живым?

Губы Л'орика плотно сжались.

– Ты вправду веришь, – продолжил Баратол, – что я просто так ушёл из Арэна много лет назад? Я не один уцелел, Высший маг. Они пришли за мой. Весь путь, что я проделал от Арэна до Карашимеша, стал одной длинной проклятой непрерывной битвой. Пока я не оставил последнего из них истекать кровью в канаве. Может, ты и знаешь моё имя, может, и думаешь, что знаешь, в чём моя вина… но тебя там не было. А все, кто был, – давно мертвы. Ну а теперь скажи: ты действительно хочешь ввязаться в эту драку?

– Говорят, ты открыл врата…

Баратол громко фыркнул, направляясь к кружке с ромом, которую Нуллисс поставила на стойку.

– Чушь собачья! Т'лан имассам не нужны ворота. – Ведьма-семачка тем временем нашла пустую кружку и со стуком поставила её на стойку. – Постой-ка, я ведь и вправду их открыл, когда скакал оттуда прочь на самом быстром коне, что смог найти. К тому моменту бойня уже началась.

– И всё же ты не остался, не так ли? Ты не сражался, Баратол Мехар! Они подняли восстание за тебя, Худ тебя побери.

– Жаль, что меня спросить забыли, – резко ответил он, наливая себе кружку. – Убери уже свой треклятый меч, Высший маг.

Л'орик замешкался, потом сутулился и вернул оружие в ножны.

– Ты прав. Я слишком вымотался. И слишком стар. – Он нахмурился и вновь расправил плечи. – Так ты думал, что т'лан имассы пришли сюда по твою душу, да?

Баратол уставился на чародея поверх щербатого края кружки и ничего не сказал.

Л'орик запустил руку в волосы и осмотрелся так, будто забыл, где находится.

– Худовы кости, Нуллисс, – со вздохом сказал Баратол. – Подай бедному ублюдку стул, а?

Серый, то и дело ослепляющий серебряными вспышками туман медленно развеялся, и Фелисин Младшая внезапно вновь почувствовала своё тело. В колени впились острые камешки, в воздухе стоял запах пыли, пота и страха. Мысли её не покидали видения хаоса и бойни. Оцепеневшая, девушка только и смогла, что осмотреться. Перед ней солнечный свет резко-очерченными лучами падал на потрескавшуюся скальную стену. Кучки песка, занесённого сюда ветром, скопились по краям широких, низких ступеней, которые вели словно бы прямо в стену. Но куда ближе были огромные костяшки бледной, едва обтянутой потрёпанной кожей кисти – кисти, которая сжимала правую руку девушки чуть выше локтя. Оголённые связки на запястье тянулись, издавая слабые звуки перекрученной кожи. Вырваться из этого захвата Фелисин не могла – она уже выбилась из сил, пытаясь освободиться. Так близко – зловоние, запах застарелого разложения. Его клинок, на котором то тут, то там виднелись пятна крови, весь в зазубринах, широкий в месте изгиба, но постепенно сужающийся к обмотанной кожей рукояти. Чёрный, блестящий камень, заточенный по лезвию до прозрачности.

Остальные, ничуть не менее ужасные т'лан имассы стояли вокруг. Вымазанные в крови, некоторым недостаёт конечностей, у других руки и ноги изломаны, один даже лишился половины лица, но девушка понимала, что это – старая рана. А последняя битва для них – просто стычка, которая не нанесла нежити никакого вреда.

Ветер горестно выл вдоль каменных стен. Фелисин поднялась на ноги и стряхнули прилипшие к коленям камешки. Мертвы. Они все мертвы. Она повторяла это себе вновь и вновь, как если бы прежде не знала этих слов и не понимала их значения, будто говорила на неизвестном для себя языке. Все мои друзья мертвы. Какой смысл их повторять? И всё же, они вновь и вновь крутились в голове, словно отчаянно искали ответ… хоть какой-то ответ.

Её отвлёк новый звук. Шорох донёсся со стороны утёса перед ними. Моргая, чтобы убрать из глаз щиплющий пот, она увидела, как одна из щелей расширяется, а стены её рушатся будто под ударом кирки. Именно оттуда появился сгорбленный силуэт. Старик, одетый почти в лохмотья, запылённый. Его предплечья и тыльные стороны ладоней покрывали гноящиеся язвы.

Едва завидев её, он упал на колени.

– Ты пришла! Она дали слово… но с чего им врать? – Слова вырывались из его рта со странными щелчками. – Теперь я заберу тебя, вот увидишь. Всё хорошо. Ты в безопасности, дитя, ведь ты – Избранная.

– О чём ты говоришь? – потребовала объяснений Фелисин, вновь пытаясь вырвать руку из захвата. Только в этот раз рука мертвеца разжалась, и она добилась своего. Её ноги подкосились.

Старик вскочил на ноги и помог ей удержать равновесие.

– Ты выбилась из сил. Неудивительно. Так много правил было нарушено, чтобы привести тебя сюда…

Она отошла от него и опёрлась рукой на нагретую солнцем каменную стену.

– Куда – «сюда»?

– В древний город, Избранная. Когда-то погребённый, он вскоре вновь оживёт. Я стал первым, кто призван служить тебе. Но вскоре другие придут, уже идут, ведомые Шёпотом. Видишь ли, его слышат только слабые, а слабых очень, очень много. – Из его рта опять раздались странные щелчки.

Отвернувшись, Фелисин посмотрела вдаль, разглядывая раскинувшиеся перед ней разорённые пустоши. Следы старой дороги, остатки пашни…

– Мы проходили это место неделю назад! – она окинула старика взглядом. – Ты вернул меня назад!

Он улыбнулся, показав дырявые гнилые зубы.

– Город теперь твой, Избранная…

– Прекрати меня так называть!

– Прошу… тебя доставили сюда, и кровь была пролита ради этого. Лишь в твоих силах придать этой жертве смысл…

– Жертве?! Это было убийство! Они убили моих друзей!

– Я помогу скорбеть, ведь в этом и есть моя слабость. Я всегда скорблю по себе, виной всему питие и никогда не покидающая меня жажда. Слабость. Преклонись перед ней, дитя. Начни её боготворить. Нет смысла бороться с ней. Мировая печаль куда сильнее, чем ты когда-либо сможешь стать, вот что тебе нужно понять.

– Я хочу уйти.

– Невозможно. Развязанные доставили тебя. Да и куда бы ты пошла, даже если б смогла? Мы во множестве миль ото всякого жилья. – Он пососал гальку, проглотил слюну и продолжил: – У тебя не будет ни еды, ни воды. Прошу, Избранная, в глубине погребённого города тебя ждёт храм. Я так долго трудился, так долго готовил его дня тебя. Там есть и еда, и вода. А скоро прибудут новые слуги, отчаянно желающие служить тебе и исполнять все твои прихоти, как только ты смиришься со своей судьбой. – Он замолчал, чтобы снова улыбнуться, и она увидела камни у него во рту – чёрные, блестящие, как минимум три – все размером с фаланги пальцев. – Скоро ты поймёшь, кем стала, – предводительницей семигородского культа, который разнесётся повсюду, за все моря, все океаны, покорит весь мир…

– Ты безумен, – сказала Фелисин.

– Шёпот не лжёт.

Он потянулся к ней, и девушка отшатнулась от усыпанной язвами руки.

– Как видишь, чума прошлась по этим землям. Сама богиня Полиэль преклонилась пред Скованным. Все мы должны это сделать, даже ты. И лишь тогда обретёшь силу, принадлежащую тебе по праву. Чума коснулась многих, оставила целые города, усыпанные почерневшими трупами, но были и другие – уцелевшие, спасённые Шёпотом – их меткой стали эти язвы и скрученные конечности, слепота. Кто-то лишился языка. Он сгнил и выпал, а сами они онемели. Среди прочих были и те, у кого из ушей с кровью вытекли все звуки этого мира. Понимаешь? У них были слабости, а Скованный показал им, как сделать из слабости силу. Я чувствую их, ведь я был первым. Твой сенешаль. Я чувствую их. Они идут.

Фелисин продолжала смотреть на его больную руку, пока он, щёлкая галькой во рту, не убрал её.

– Прошу, следуй за мной. Позволь, я покажу тебе, чего добился.

Фелисин закрыла руками лицо. Она не понимала. Всё это бессмыслица какая-то.

– Как, – спросила она, – тебя зовут?

– Кулат.

– А, – прошептала она, – меня как?

Он поклонился.

– Они не понимали, никто не понимал. Апокалипсис – это не просто война, не просто восстание. Это опустошение. Не только земли – это лишь последствие, ты ведь видишь? Апокалипсис опустошает душу. Разбитые, сломленные, рабы собственной слабости. Только столь измученные души могут нести разруху земле и всем её обитателям. Чтобы убить всё снаружи, мы должны сперва умереть внутри. И только тогда, когда смерть возьмёт нас всех – только тогда мы найдём спасение.

Он склонился ещё ниже.

– Ты – Ша'ик Возрождённая, избранная стать Десницей Апокалипсиса.

– План меняется, – промямлил Искарал Прыщ, снуя туда-сюда, будто наугад, то исчезая из света костра, то появляясь вновь. – Смотри! – прошипел он. – Она исчезла, эта облезлая корова! Пара тревожных теней посреди ночи – и бам! Ничего! Только пауки в каждой щели да трещине. Чтоб ей! Трусиха. Я тут подумал, трелль, что нам стоит сбежать. Да, сбежать. Ты в ту сторону, я в эту. Нет, не подумай, я имею в виду что буду прямо за тобой, конечно же, я не брошу тебя сейчас. Даже когда за нами придут те твари… – Он сделал паузу, потянул себя за волосы и продолжил лихорадочно двигаться. – Но с чего мне волноваться? Разве я не был преданным? Полезным? Гениальным, как всегда? Так с чего бы им быть тут?

Маппо достал из своего мешка дубину.

– Я ничего не вижу, – сказал он. – А слышу я только тебя, Высший жрец. Кто пришёл?

– Разве я сказал, что кто-то идёт?

– Да, сказал.

– Ты спятил, что тут попишешь? Но почему, вот что мне интересно, да, почему? Нам ведь не нужна компания. Кроме того, сдаётся мне, это последнее место в мире, где им хотелось бы оказаться, если мой нос чует то, что чует, а разве чуял бы он то, что чует, если бы там не было чего-то, что пахнет, а? – Искарал остановился и покачал головой. – А чем это пахнет? Не важно, о чём это я? Точно, я пытался постичь непостижимое, невероятное понятие того, что Престол Тени и вправду может быть вполне вменяем. Нелепо, сам знаю. Так или иначе – если так, то это, это существо, оно знает, что делает. У него есть соображения, причины – реальные причины.

– Искарал Прыщ, – сказал Маппо, вставая с нагретого места у огня, – мы в опасности?

– А видал ли Худ деньки получше? Конечно, в опасности, остолоп, – ох, стоит держать такое мнение при себе. Позволь перефразировать. Опасность? А-ха-ха, дружище, конечно, нет. Ха-ха. Ха. А вот и они…

Из тьмы показались огромные силуэты. С одной стороны, сверкали угольно-красные глаза, с другой – мрачно-зелёные, потом показались золотые и медные. Бесшумные, громадные, смертельно опасные.

Гончие Дома Тени.

Где-то вдали, в пустыне, завыл волк или койот, будто уловив запах самой Бездны. А ближе к ним – тишина. Даже сверчки и те затихли.

Волосы на шее трелля встали дыбом, теперь и он почуял запах адских тварей. Едкий, жгучий, несущий болезненные воспоминания.

– Чего они хотят от нас, Высший жрец?

– Помолчи, мне нужно подумать.

– Не утруждай себя, – сказал новый голос из темноты, и Маппо повернулся, чтобы увидеть, как на свет костра выходит мужчина в сером плаще. Высокий, хотя в остальном – невзрачный. – Они просто… мимо проходили.

Искарал, вздрогнув, скривил лицо в фальшивом подобии радости:

– О, Котильон, разве не видишь? Я добился всего, чего от меня требовал Престол Тени…

– Своей стычкой с Деджимом Нэбралом, – сказал Котильон, – ты даже превысил все ожидания – признаюсь, я понятия не имел, что в тебе столько прыти, Искарал Прыщ. Престол Тени избрал себе достойного Мага.

– Да уж, он умеет удивить, верно? – Высший жрец попятился к костру, присел возле огня, склонил голову и сказал: – И чего же он хочет? Дать мне отдохнуть? Отдыха мне с ним не видать. Чтобы я вёл Псов по чьему-то следу? Только недолго, надеюсь. Не с этим дураком. Нет, и не это. Он тут, чтобы запутать меня, но я ведь, в конце концов, Высший жрец Тени, и поэтому запутать меня нельзя. Почему? Да потому, что я служу самому запутанному богу в мире, вот почему. А стало быть – разве стоит мне волноваться? Конечно, но разве он об этом узнает? Нет, мне нужно лишь улыбнуться этому богу-убийце и сказать: «Не желаешь ли кактусового чаю, Котильон?»

– Благодарю, – ответил Котильон, – не откажусь.

Маппо отложил дубину и уселся, пока Искарал наливал чай. Трелль старался бороться с растущим внутри отчаянием. Где-то там, на севере, Икарий сидит у похожего костра, мучается, как обычно, от того, чего не помнит. Но он не один. Нет. Кто-то другой занял моё место. Это должно было послужить облегчением, но Маппо чувствовал только страх. Безымянным нельзя доверять, я давно выучил этот урок. Нет, Икария теперь вёл кто-то, кому наплевать на ягга…

– Я рад, Маппо Коротышка, – сказал Котильон, – что ты в порядке.

– Когда-то Гончие Тени сражались на нашей стороне, – сказал Маппо, – на Тропе ладоней.

Котильон кивнул, отхлебнул чаю.

– Да, тогда вы с Икарием подобрались близко.

– Близко? Что ты имеешь в виду?

Покровитель убийц долгое время не отвечал. Вокруг них, сразу за чертой лагеря, огромные Псы укладывались на ночлег.

– Это не столько проклятье, – наконец сказал он, – сколько… остаточная сила. Смерть Дома Азатов повлекла за собой всплеск разного рода сил и энергий – и не только тех, что принадлежат обитателям земляных могил. На душе Икария оставил ожёг недуг, нет, скорее паразит. Его природа – хаос, и он несёт бессвязность. Он вредит прогрессу мыслей, духа и самой жизни. Маппо, если не уничтожить эту инфекцию, Икария не спасти.

Трелль на миг утратил способность дышать. За все прожитые яггом века ни одни слова Безымянных – будь то учёные или монахи по всему миру – не были похожи на то, что он сейчас услышал.

– Ты… Ты уверен?

Медленный кивок.

– Насколько это вообще возможно. Мы с Престолом Тени, – бог поднял глаза и сгорбился, – на пути к Восхождению прошли через Дом Азатов. Были годы… Многие годы, когда ни меня, ни человека, тогда известного как Император Келланвед, нельзя было сыскать в Малазанской империи. У нас была другая миссия, более лихой гамбит. – В его тёмных глазах мелькало отражение костра. – Мы ушли в Азат. Прошли через каждый Дом во всей этой реальности. Мы хотели овладеть их силой…

– Но это невозможно, – сказал Маппо. – Вы потерпели поражение, иначе и быть не может, иначе вы оба сейчас были бы куда большим, чем просто богами…

– С этим не поспоришь. – Котильон долго рассматривал чай в глиняной чашке. – Но кое-что мы поняли благодаря своим непрекращающимся стараниям и тяжёлому опыту. И первое что мы усвоили: наша цель потребует куда больше времени, чем отведено простому смертному. Второе… о нём я расскажу как-нибудь в другой раз. В любом случае, когда мы осознали, что затеянная нами игра вызовет недовольство, на которые мы не готовы ответить как Император и глава убийц, стало очевидно: то, что мы узнали, нужно использовать с умом.

– Чтобы стать богами.

– Да. И в процессе мы выяснили, что Азаты – куда больше, чем Дома, призванные стать узилищами для сильнейших созданий. Они также – порталы. И кроме того, они наверняка стали хранилищем Утраченных Стихий.

Маппо нахмурился.

– Я никогда раньше не слышал этого словосочетания. Утраченных Стихий?

– Учёные в общих чертах выделяют четыре: воду, огонь, землю и воздух. Но существуют и другие. И именно они – источник столь огромной силы Домов Азатов. Маппо, у того, кто разглядывает предмет, зная лишь четыре отправных точки, не самое выгодное положение, учитывая, что неизвестно, сколько таких точек остаются для него невидимыми и неизученными.

– Котильон, эти Утраченные Стихии – они как-то связаны с чародейскими аспектами? Путями и Колодой Драконов? Или, может, с древними Обителями?

– Жизнь, смерть, тьма, свет, тень… возможно, но даже это кажется довольно узким спектром. Что насчёт времени, к примеру? Прошлое, настоящее и будущее? Что насчёт желания и дела? Звука и тишины? Или последние лишь подвиды воздуха? Является ли время частью света? Или это лишь точка где-то между светом и тьмой, но отличная от тени? А что насчёт веры и отрицания? Теперь ты понимаешь, Маппо, какова потенциальная сложность у этих соотношений?

– Это если предположить, что они вообще существуют вне чистой теории.

– Именно. Но может, теория – это всё, что нужно, – если смысл стихии – придать значение и форму всему, что нас окружает снаружи и ведёт изнутри.

Маппо уселся поудобней.

– И ты надеешься совладать с такой силой?

Он уставился на Котильона, гадая, способен ли бог на подобное тщеславие и подобные амбиции. И они вступили на свой путь задолго до того, как стали богами…

– Признаюсь, я таю надежду, что вас с Престолом Тени постигнет неудача – ведь то, что ты описал, не должно попасть ни в чьи руки. Будь то руки бога или смертного. Ни в чьи. Оставим это Азатам…

– Так бы мы и поступили, не пойми мы, что Азаты начали терять контроль над тем, что происходит. Безымянные, осмелюсь предположить, пришли к тому же осознанию, и поэтому впали в отчаяние. Увы, мы полагаем, что их последнее решение лишь подтолкнёт Азатов ещё ближе к хаосу и распаду. – Он кивнул в сторону Искарала Прыща, который присел рядом на корточки, бормоча что-то себе под нос. – Вот почему мы решили… вмешаться. Увы, слишком поздно, чтобы предотвратить освобождение Деджима Нэбрала и его засаду. Но… ты жив, трелль.

И вот, Котильон, пытаясь овладеть Азатами, ты оказался их слугой. Желание против действий…

– Снять проклятье с Икария, – покачал головой Маппо. – Необычное предложение, Котильон. Я разрываюсь между надеждой и сомнениями. – Сухая ухмылка. – Я начинаю понимать, почему чистой теории бывает достаточно.

– Икарий заслужил того, чтобы его мукам был положен конец, – сказал бог, – разве не так?

– Что требуется от меня?

– Пока – продолжай делать, что делал – следуй за другом. Не теряй след, Маппо. Грядёт столкновение небывалой силы, такой, что даже осознать сложно. Боги будто не замечают, как приближаются к краю обрыва. И да, рано или поздно эта участь ждёт и меня.

– Ты не похож на человека невнимательного.

– Ну, значит, правильнее сказать, что они беспомощны. В любом случае, мы с тобой ещё поговорим. А пока не сомневайся в том, что ты нужен. Нам, всем смертным и, в первую очередь, Икарию.

Котильон поставил чашку на землю и встал.

До Маппо донёсся тихий звук подымающихся с земли Псов.

– Я знаю, что мне не стоит это говорить, – молвил бог, – но всё равно скажу. Не оставляй надежды, Маппо. В этой битве твоим величайшим врагом станет отчаяние. Настанет час, когда ты встанешь между Икарием и всем, чего ищут Безымянные… и я хочу верить, что ты не допустишь ошибки.

Маппо смотрел, как Котильон уходит во тьму, а Гончие следуют за ним по пятам.

Спустя некоторое время трелль перевёл взгляд на Искарала Прыща. Тот уставился на него блестящими глазами.

– Высший жрец, – молвил Маппо, – собираешься ли ты присоединиться ко мне в моём путешествии?

– Увы, я не могу. – Далхонец отвёл взгляд. – Этот трелль спятил! Его ждёт неудача! Конечно, его ждёт неудача! Он, считай, уже мёртв, я без слёз на него взглянуть не смогу. Всё исцеление Могоры коту под хвост! Какое расточительство! – Искарал Прыщ потёр лицо и вскочил на ноги. – Слишком много равных по своей огромной значимости задач ждёт меня, Маппо Коротышка. Нет, нам с тобой дóлжно немедленно разойтись разными дорогами, и пусть обе они ведут к славе! Как сказал Котильон, ты не потерпишь поражения. И я не потерплю. Победа будет за нами! – Он поднял в ночное небо кулак и потряс им. Затем обнял сам себя за плечи. – Боги милостивые, мы обречены.

Возникшая из тьмы Могора захихикала. В руках она держала охапку дров, наколотых чётко и качественно, будто поработал умелый дровосек. Ведьма положила их около костра.

– Помешай-ка угольки, милый мой, жалкий муженёк!

– Ты мне не указ, ведьма! Сама их помешай! Сейчас предо мной лежат куда более важные задачи!

– Например?

– Ну, для начала, мне нужно помочиться.