Читать книгу Ренессанс. У истоков современности - Стивен Гринблатт - Страница 6

Помимо обугленных папирусных комьев, извлеченных в Геркулануме, и отдельных фрагментов, найденных в холмах древнеегипетского города Оксиринх, не сохранилось манускриптов времен античной Греции и Рима. И все, что до нас дошло, является копиями, далеко не всегда соответствующими эпохе, месту и историко-культурным особенностям, отраженным в подлинниках. К тому же эти копии представляют лишь мизерную часть произведений, созданных античными авторами. Из восьмидесяти или девяноста пьес Эсхила и около ста двадцати работ Софокла сохранилось лишь по семь произведений каждого автора. Несколько лучше выглядит статистика у Еврипида и Аристофана. До нас дошли восемнадцать из девяноста двух пьес Еврипида и одиннадцать из сорока трех – Аристофана.

Приведенные данные – рекордные. Практически все произведения других авторов, славившиеся в античное время, исчезли бесследно. Древние ученые, историки, математики, философы, государственные деятели оставили нам немало полезных идей – тригонометрию, например, расчет координат по долготе и широте, рациональный анализ политической власти, – но их книги пропали навсегда. Неутомимого труженика науки Дидима Александрийского прозвали «бронзовой задницей» (или «бронзовой кишкой») за то, что он написал более 3500 книг, не считая отдельных фрагментов¹. Все его труды не сохранились. В конце V столетия нашей эры амбициозный литератор Стобей составил антологию прозы и поэзии самых известных авторов античного мира: в ней содержалось 1430 выдержек, 1115 взяты из произведений, которые теперь считаются утраченными².

История не сберегла для нас произведения основоположников атомизма Левкиппа и Демокрита и большинство творений их интеллектуального наследника Эпикура, а он был необычайно плодовит. По некоторым данным, Эпикур и его философский оппонент-стоик и соперник Хрисипп написали более тысячи книг. Итог интеллектуального труда античного автора грандиозен, даже если в него включены работы, которые мы считаем эссе и максимами. Вся эта огромная масса свитков пропала. До нас дошли только три послания, изложенные древним историком философии Диогеном Лаэртским, и перечень сорока максим. Уже в наше время, начиная с XIX столетия, ученым удалось дополнить наследие Эпикура некоторыми новыми фрагментами, обнаруженными на обугленных папирусных свитках в Геркулануме и в развалинах древней стены города Эноанды в горах юго-западной Турции. На этой стене приверженец эпикурейской философии в начале II столетия³ высек в камне «гимн радостям жизни»[18]. А куда подевались книги?

Манускрипты погубило в основном время, которому помогали перепады температур и насекомые-паразиты. Хотя и папирус и пергамент были относительно долговечным материалом (они сохранялись гораздо дольше, чем современная дешевая бумага или электронные базы данных), книги рано или поздно приходили в негодность, если даже они избежали пожаров и наводнений. Чернила делались из смеси сажи (от сгоревших фитилей), воды и древесной смолы: средство недорогое, доступное, но и нестойкое. (Писец, допустивший ошибку, мог легко стереть ее губкой, смоченной в воде.) Всегда можно было испортить текст, пролив на него вино или оставив книгу под дождем. Манускрипты постепенно разрушались при скатывании и раскатывании свитков, перелистывании кодексов, от воздействия рук, неосторожного обращения, чихания, пламени свечей – то есть в самом процессе их прочитывания.

Вряд ли могли уберечь книги от порчи и запреты на пользование ими. Тогда они становились объектами далеко не интеллектуального интереса. Еще Аристотель обратил внимание на крошечных живых существ, которые заводятся в одежде, шерстяных одеялах и даже в сливочном сыре. «Их можно обнаружить также в книгах, – писал он. – Некоторые похожи на тех, что гнездятся в одежде, другие – как бесхвостые скорпионы, но очень и очень маленькие»⁴. Почти через две тысячи лет естествоиспытатель Роберт Гук в «Микрографии» (1655) с восторгом описывал этих существ, увиденных крупным планом в изобретенный им же микроскоп:

«Крохотный серебристо-белый червячок или моль, встречающиеся обыкновенно в книгах и бумагах и проедающие дыры в листах и обложках. Голова большая и тупорылая, тельце сужается к хвосту, становясь все меньше и меньше, наподобие морковки… Спереди у него два длинных рожка, прямых и сужающихся кверху и покрытых странными кольцами или буграми… Задняя часть заканчивается тремя хвостиками, похожими на два длинных рожка на голове. Ножки чешуйчатые и покрыты волосками. Это животное, похоже, кормится бумагой и обложками книг, проедая в них маленькие круглые отверстия»⁵.

Книжные черви – эти «зубы времени», как назвал их Гук, известны современному человеку больше в качестве иронического прозвища библиофила, ученого, «умника». Античному читателю они были знакомы в натуральном виде. Римский поэт Овидий, находясь в изгнании, сравнивал «непрестанные терзания» в душе⁶ с тем, как «грызет отложенную книгу червь»[19]. Его соотечественник Гораций грустно предрекал, что его книга неизбежно станет «кормом⁷ для лютой моли»[20]. А для греческого поэта Эвена книжный червь был символом злотворного врага культуры: «Пожиратель книг, заклятый недруг муз, убивец скрытый, кормящийся плодами знаний, зачем ты, черный червь, залег средь слов заветных? Иль позавидовал?»⁸ Принимались различные предохранительные меры, например, страницы опрыскивались кедровым маслом. Но самым эффективным оставался один и тот же способ защиты книг от вредителей: их регулярное чтение. А когда они становились непригодными, создавались копии.

Хотя торговля книгами в античное время сводилась в основном к их копированию, очень мало сведений сохранилось о характере этого бизнеса. Писцы трудились и в Афинах, и в других городах Греции и эллинстического мира, но практически ничего не известно о том, получали ли они подготовку в специальных школах, обучались ли у мастеров или осваивали профессию самостоятельно. Ясно, что щедро оплачивалась восхитительная каллиграфия. Размер оплаты определялся количеством переписанных строк (в конце некоторых уцелевших манускриптов обнаружены пометки с указанием объема выполненной работы). В любом случае деньги вряд ли поступали к непосредственному исполнителю. Многие, а возможно, и большинство греческих копиистов были рабами⁹, переписывавшими книги для издателя, владельца или нанимателя. (В инвентарной описи имущества богатого римского гражданина, обладавшего поместьем в Египте, в числе пятидесяти девяти рабов указаны, помимо повара и парикмахера, пять нотариусов, два личных секретаря, один писец и книжный реставратор.) Трудно сказать, как работали писцы – группами под диктовку или поодиночке, копируя собственный экземпляр. А если еще был жив автор, то мы не знаем, привлекался ли он к вычитыванию и правке текста.

Нам больше известно о книжной торговле у римлян. В Древнем Риме существовало четкое разделение между копиистами (librari) и писцами (scribae). Копиистами были рабы или нанятые книготорговцем переписчики. Книготорговцы расклеивали объявления на колоннах и продавали свой товар в лавках, размещенных в римском Форуме. Писцами были свободные граждане, служившие архивистами, чиновниками и личными секретарями. (Юлий Цезарь имел семь писцов, которые повсюду его сопровождали.) Состоятельные римляне нанимали (или использовали своих рабов) личных библиотекарей и клерков, копировавших книги, заимствованные в библиотеках или у друзей. «Я получил книгу, – сообщал Цицерон другу Аттику, пославшему ему копию географического труда, составленного в стихах Александром Эфесским. – Как поэт он совершенно бездарен и ничего не знает; но какая-то польза от него будет. Я сделаю копию и книгу верну»¹⁰.

Авторы ничего не получали от продажи своих книг; их доход зависел от щедрот богатых патронов, кому посвящались произведения. (Эта традиция – откровенно льстивых посвящений – кажется нам очень странной и неприятной, но она отличалась необычайной живучестью, сохранившись вплоть до изобретения авторского права в XVIII столетии.) Издателям приходилось мириться с практикой копирования книг среди друзей¹¹; тем не менее, похоже, книжный бизнес был прибыльный. Книжные лавки имелись не только в Риме, но и в Бриндизи, Карфагене, Лионе, Реймсе и во многих других городах империи.

Огромная армия мужчин и женщин – есть свидетельства, что и женщины были копиистами – всю свою жизнь посвящали тому, чтобы корпеть над папирусами и пергаментом с линейками и тростниковыми перьями в руках¹². Изобретение наборного шрифта кардинально изменило весь производственный процесс¹³, но и в древнем мире книга не была редкостью: многоопытная бригада писцов под диктовку многоопытного раба-чтеца могла изготовить немало копий¹⁴. За столетия были изданы десятки тысяч книг, разошедшиеся сотнями тысяч экземпляров.

Очевидно, со временем наступил период – довольно длительный – перенасыщения книгами. Возникали знакомые нам проблемы. Где их хранить? Как разместить их на переполненных полках? Как удержать в голове нахлынувшую лавину знаний?

Затем, не сразу, а по мере нарастания кумулятивной массы уничтожения, книжное производство стало замирать. Первыми заметили это писцы: они все чаще и чаще оставались не у дел. Копирование книг в основном прекратилось. Дожди, пробиваясь через дыры в обветшавших крышах, размывали тексты в книгах, избежавших огня пожаров, черви, эти «зубы времени», превращали в труху то, что еще уцелело. Но не они были самыми главными агентами великой культурной депрессии. В исчезновении книг сыграли свою роль и другие силы, уничтожавшие не только манускрипты, но и книжные полки. Удивительно, что Поджо и его коллегам удалось найти хоть какие-то крохи.

Судьбу всего книжного наследия Древнего мира наглядно иллюстрирует участь, постигшая величайшую библиотеку античных времен, располагавшуюся не в Италии, а в Александрии¹⁵, столице Египта и торговом узловом городе Восточного Средиземноморья. Здесь было много достопримечательностей, например, великолепный театр и притягательный квартал публичных домов. Но славилась Александрия прежде всего Мусейоном, святилищем науки и культуры, находившимся в самом центре города: в нем ценой огромных материальных и духовных затрат были собраны основные интеллектуальные достижения греческой, латинской, вавилонской, египетской и иудейской культур. Его основали в начале III века до н. э. первые цари Птоломеи, правившие в Александрии и заманивавшие к себе ведущих ученых, писателей и поэтов, предлагая им пожизненное трудоустройство при Мусейоне, приличное жалованье, бесплатное питание и проживание, неограниченное пользование ресурсами научного центра и библиотеки.

Действительно, ученые, приобщившие к этим благам, творили чудеса. Евклид написал «Начала» геометрии; Архимед открыл число «пи» и заложил основы счисления; Эратосфен заключил, что Земля круглая, и определил ее окружность с погрешностью в один процент; Гален революционизировал медицину[21]. Александрийские астрономы выдвинули гипотезу о гелиоцентризме Вселенной; геометры предложили считать, что год состоит из 365 с четвертью дней, и добавлять к каждому четвертому году «скачущий день» (29 февраля). Географы высказали догадку о том, что в Индию можно доплыть, отправившись из Испании на запад. Инженеры разработали гидравлику и пневматику. Анатомы впервые четко установили единство мозга и нервной системы, изучили функциональность сердечно-сосудистой и пищеварительной систем, доказали важность рационального питания. Успехи были поистине феноменальные.

Александрийская библиотека не придерживалась какой-либо определенной доктрины или философской школы. Она отражала весь спектр человеческого познания, аккумулируя интеллектуальные достижения всего мира¹⁶. Здесь не просто накапливали книги, а собирали, восстанавливали и хранили наиболее авторитетные, выверенные и полные издания. Хорошо известно ревностное отношение александрийских филологов к текстологической чистоте манускриптов. Каких трудов стоило выявить и исправить искажения, допущенные во время многократного переписывания копий, чем занимались в основном рабы! Филологами библиотеки были разработаны методы критического прочтения, сравнительного анализа и литературного комментирования, имевшие целью максимально воссоздать подлинник. Познавательные интересы александрийских ученых не ограничивались пределами мира, говорившего по-гречески. По указанию александрийского правителя Птоломея Филадельфа был предпринят грандиозный и дорогостоящий проект перевода древнееврейской Библии на греческий язык, который осуществили семьдесят два книжника[22]. В результате на свет появилась Септуагинта (от латинского обозначения числа семьдесят), для ранних христиан долгое время обеспечивавшая доступ к тексту того, что они стали называть Ветхим Заветом.