Читать книгу Жарким кровавым летом - Стивен Хантер - Страница 8

Мальчишке было жарко. Мальчишка курил. Его белокурые волосы с рыжеватым оттенком наполовину закрывали плоское, словно морда мопса, лицо, которому сигарета, свисавшая из уголка рта, придавала особенно наглый вид; в сложенной чашечкой ладони левой руки, которую он поднес ко рту, покоились игральные кости.

– О, деточка, – бормотал он. – Шестерочка, сестреночка, дроченочка, утеночка, курвеночка, маманечка, говненочка, сластеночка, детка, детка, детка, детка, будь послушной деточкой, сделай, что говорит папочка, сладкая конфеточка, деточка, шестерочка!

На его лице обрисовался почти религиозный экстаз, он принялся медленно вращать крепко стиснутый кулак, а на лбу мальчишки поверх густых веснушек выступили крупные, ярко сверкавшие капли пота. Он закатил глаза, а потом и прикрыл веки, хотя, возможно, последнее было вовсе не связано с заклинанием судьбы, а вызвано раздражением от дыма «Лаки страйк», не вовремя попавшего в глаза.

– Давай, милый, давай, давай! – сказала его подруга, выглядывавшая из-за плеча мальчишки.

Она казалась лет на десять старше своего спутника, увесистые пухлые груди туго натягивали платье, подол которого был настолько короток, что открывал взорам все, на что стоило обращать внимание. Это была платиновая блондинка с накрашенными рубиново-красной помадой губами; ее серьги и ожерелье сверкали алмазами. Она прикоснулась к плечу мальчишки на удачу.

Его лицо исказилось судорогой, и он разжал кулак.

Кости бешено запрыгали по столу, и Эрл вспомнил о японском «бетти» – двухмоторном бомбардировщике, который когда-то на его глазах, подбитый, упал в море. Самолет совершенно невероятным образом кувыркался в воздухе, пару раз подпрыгнул на воде, подняв фонтан брызг, и канул в глубину. Кости, в отличие от самолета, остались на поверхности стола. Эрл снова взглянул на парнишку, который всем телом подался вперед; его глаза, полные надежды, были широко раскрыты.

– Проклятье! – в ужасе закричал мальчишка, увидев на обращенных кверху гранях маленьких кубиков три и четыре точки. Не две и четыре, или три и три, или пять и одну, которые были ему нужны. Выпали несчастные семь очков, а это означало, что он проиграл.

– Сожалею, сэр, – произнес крупье с чисто профессиональным равнодушным почтением в голосе и отработанным движением пододвинул к себе лопаточкой ставку белобрысого мальчишки – кучку двадцати-, пятидесяти– и стодолларовых банкнот.

Этот проигрыш, несомненно, значительно превышал сумму нового – и лучшего в его жизни – годового жалованья Эрла. Впрочем, мальчишка только ухмыльнулся и вытащил из кармана большой, как кулак Демпси[12], комок смятых купюр.

– Он просадил кучу денег, – сказал Эрл Ди-Эй Паркеру, который стоял рядом с ним в переполненной комнате на втором этаже клуба «Огайо», наблюдая за игрой. – И продолжает улыбаться. Откуда такой молокосос мог набрать столько «капусты», чтобы пригоршнями разбрасывать ее? И где он подцепил эту куклу – прямо с календаря?

– Там, откуда он взялся, всего этого добра хватает, – ответил Ди-Эй. – Вы ведь не часто ходите в кино, верно, Эрл?

– Нет, сэр. Времени не хватает.

– Ну так вот, этого мальчишку зовут Микки Руни. Он большой актер. Всегда играет этаких деревенских олухов, молодых парней из провинции. Он выглядит на четырнадцать, но на самом деле ему двадцать шесть, он был дважды женат и выбрасывает по десять тысяч за ночь всякий раз, когда приезжает в город. Я слышал, что игроки называют его «мистер Эй-парни-давайте-устроим-шоу!».

Эрл потряс головой, не скрывая отвращения.

– Это Америка, Эрл, – сказал Ди-Эй. – То самое, за что вы сражались.

– Давайте пойдем отсюда, – предложил наконец Эрл.

– Конечно. Но только сначала осмотритесь, запомните все как следует. Возможно, когда вы в следующий раз увидите это место, у вас в руках будет «томми».

В клубе было темно и людно. Здесь, на втором этаже, где царила игра, висела непроницаемая пелена дыма и воздух был пропитан въевшимся навсегда запахом табака. Этот запах напоминал серную вонь на Иво, а в помещении ощущалось безумие, сходное с тем, что владело людьми на очищенной от японцев прибрежной полосе, куда начали доставлять раненых и боеприпасы и где никто не имел ни малейшего представления о том, каким образом можно попасть в глубь острова. И шуму здесь было, пожалуй, не меньше, чем там.

В одном конце зала крутилось колесо рулетки, выкачивая деньги из карманов собравшихся вокруг него сосунков. Под низко висящими лампами располагалась дюжина столов, за которыми играли в покер. Вдоль стен сплошной шеренгой стояли игровые автоматы, перед которыми толпились многочисленные паломники, взывавшие к милосердию бога наживы и приносившие ему свою дань в виде никелей, даймов[13] и серебряных долларов. Но любимой игрой посетителей «Огайо» были кости; собравшиеся вокруг многочисленных столов толпы щеголей вручали свою удачу паре кубиков, которые, подпрыгивая, катились по зеленому сукну, заставляя похожие на айсберги груды денег перемешаться по столам, как правило, от игроков к крупье. А негритянская джазовая группа наяривала горячий бибоп, фортепиано выдавало сумасшедшие риффы[14], саксофон, кларнет и еще какой-то инструмент с печальным звуком вели рассказ об утраченных состояниях, проигранных любви и надеждах.

Эрл снова покачал головой. «Господи помилуй!» – подумал он.

– А теперь, Эрл, и впрямь пора идти, – сказал старик. – Они не любят здесь бездельников вроде нас. Либо играй, либо проваливай.

Спускаясь вниз, они миновали бар, тоже переполненный. Его обслуживали пять девушек, которые сбивались с ног, выполняя непрерывные заказы. За их спинами на причудливом стеллаже красного дерева выстроились ряды темных бутылок, обещавшие разнообразные варианты заманчивого забвения.

– Хотите выпить, Эрл?

– Нет, – отрезал Эрл. – Я завязал с этим дерьмом.

На Эрле был новый, синий в полоску костюм-тройка, на шее желтый галстук, на ногах сверкающие коричневые полуботинки. Коричневую фетровую шляпу он низко надвинул на глаза. Он чувствовал себя так, словно его обмотали бинтами, зато выглядел на 850 долларов – столько он истратил на свое новое барахло.

– Это, пожалуй, хорошо, – одобрил Ди-Эй. – Я выиграл пьяным шестнадцать перестрелок, но, будь оно все проклято, наступило время, когда я стал пить так, что сам боялся в один прекрасный день проснуться в Гонконге с разбитым носом, большой бородой, татуировками на всех частях тела и вновь обретенной китайской семьей, которую нужно будет содержать.

– Такое случалось не с одним и не с двумя из моих знакомых морских пехотинцев, – заметил Эрл.

Они вышли на улицу. Перед ними, на другой стороне Сентрал, словно семь роскошных лайнеров, пришвартованных к пирсу, сверкали огнями в ночи семь главных городских достопримечательностей – водолечебниц, которые даже теперь были переполнены людьми, стремившимися причаститься к чудесной целебной силе богатых минералами вод, извергавшихся из находившейся позади зданий и невидимой отсюда горы мощной неиссякаемой струей с температурой 60 градусов по Цельсию.

Люди посещали эту маленькую долину уже на протяжении нескольких столетий, и таким образом город приобрел весьма необычную постоянную клиентуру – тех, кому было просто необходимо попасть сюда. Если вам требовалось поправить здоровье и найти облегчение от болей, вызванных растяжениями мышц или артритом, или от припадков сифилитического нервного расстройства, вы приезжали в Хот-Спрингс и просиживали по многу часов в воде, от которой поднимался пар и которая, как ничто другое, снимала боль и вычищала заразу из всех уголков тела. Выходя из ванны, вы чувствовали себя словно заново родившимся. Лучше? Ну… возможно. Но уж наверняка не так, как прежде. Но годы шли, город предлагал своим посетителям все новые и новые услуги, уже не столь прозаического характера, и к 1946 году основную массу приезжих составляли не больные старики, а молодые и очень здоровые люди. Не было ни одной человеческой потребности, которую нельзя было бы удовлетворить в Хот-Спрингсе за один-единственный вечер, и неважно, к какой сфере эта потребность относилась – к сексуальной или финансовой, преступной или религиозной.

Трубопровод от пресловутых горячих источников теперь тянулся по кривой, отмечавшей былое местоположение засыпанного к настоящему времени ручья. По одну сторону располагались водолечебницы, а по другую раскинулась коммерческая, а вернее, развлекательная часть города: устричные заведения, рестораны, тиры, ночные клубы, казино, букмекерские конторы и, конечно, публичные дома. Улица представляла собой широкий бульвар и была так освещена, что вряд ли можно было здесь заметить разницу между дневным и ночным светом. Только гора, находившаяся в собственности американского правительства, оставалась невидимой, зато всю остальную пакость можно было рассмотреть во всех подробностях.

– Похоже на Шанхай в тридцать шестом году, – сказал Эрл, – вот только глаза у шлюх не раскосые.

С их наблюдательного пункта – они стояли на тротуаре перед водолечебницей «Фордайс» и имели обзор в оба конца улицы, тянувшейся между горами и как бы охраняемой с севера гигантскими воротами, образованными массивным зданием отеля «Арлингтон» с одной стороны и намного превосходившим гостиницу по высоте зданием «Медикал арт» с другой, – улица казалась просто гигантской. Миля суеты и греховности сияла огнями, уходившими за горизонт. При всем том это была лишь самая показная сторона сложного явления, носившего наименование Хот-Спрингс. От главного проезда, извиваясь, уходили в холмы другие дороги, и в каждом квартале имелись публичный дом, и казино, и букмекерская контора, и часто всего этого было не по одному. Дальше, в сторону Малверна, цвет становился черным, поскольку в грехе Хот-Спрингс не знал никаких расовых барьеров, и чем дальше, тем больше становилось дыма и пара – там находились отель и водолечебница «Пифийские», единственное место в городе, где негры, которые делали здесь всю реальную работу и обеспечивали жизнедеятельность всей округи, имели возможность и сами окунуться в целебную горячую воду.

– Нет, я совершенно не понимаю, как Беккер собирается прикрыть эти заведения силами всего двенадцати человек, – сказал Эрл. – Да здесь дивизии не хватит.

– Ну, на то и подготовка, – ответил старик. – В этом городе насчитывается с полтысячи букмекерских контор, и они-то и есть первая цель всей операции. От них кормятся все остальные. Но среди них есть одна, так называемая центральная контора, откуда денежки растекаются по всей сети. Туда сходятся все телефонные линии, там первыми узнают все результаты всех соревнований, тамошние гении постоянно выдают сведения о текущем соотношении шансов и передают их в другие конторы, чтобы там могли принимать ставки до самого последнего момента. Потом они получают результаты, объявляют их, и все дело продолжается. Это очень даже серьезный бизнес: контора берет себе два процента и всегда находится в выигрыше, независимо от того, выиграл или проиграл игрок. Но и здесь имеется проблема: вся эта работа очень сильно зависит от состояния связи, то есть от того, насколько быстро они получают внешнюю информацию. Без этой информации их просто нет. Понимаете, в чем здесь хитрость? Если мы сможем закрыть главную контору, то разрушим всю систему. Мы прижмем их к ногтю.

– А нам известно, где она находится?

– Нет, конечно. Это знает много народу, но вряд ли кто-нибудь захочет известить нас. Так что нам нужно будет ударить сразу по многим местам, закрыть их, сломать машину и передать задержанных копам. В полиции их не продержат и дня, но весь смысл в том, чтобы заставить машину дать сбой. Стоит только пошевелить эти заведения, и сразу выяснится, что некоторые из них уже десять, а то и двадцать раз получали от департамента полиции Хот-Спрингса предписания о закрытии. Только вот почему-то это дело никогда не доводилось до конца. Поэтому мы разносим букмекерские лавки, уничтожаем игровые таблицы, конфискуем деньги и бланки и ищем финансовые отчеты или что-нибудь еще, по чему можно будет установить, где находится центральная контора. Сами видите, это довольно просто. Очень похоже на войну. Мы занимаем японский штаб, и это означает победу.

Они не спеша шли на север по Сентрал, и из большинства окон двух– и трехэтажных домов, выстроившихся вдоль непритязательной с архитектурной точки зрения западной стороны, высовывались девушки, которые то и дело окликали двоих видных собой мужчин.

– Эй, сладенькие! Заходите к нам, мы научим вас интересным штучкам.

– Малыш! Ты, большой! У нас здесь так сладко, что ты обязательно растаешь!

– Сэры, у нас самые лучшие девочки, настоящие конфетки. Самый высший сорт.

– Что, Эрл, тянет зайти? – поинтересовался старик.

– Не-а. Если я туда сунусь, то, как пить дать, подхвачу гонорею. Плюс ко всему моя жена далеко отсюда и к тому же беременна, так что мне не нужны никакие осложнения.

– Беременна? И давно?

– Ммм… Если честно, то я не знаю. Но уже некоторое время, только я ничего не замечал.

– Эрл, если бы я знал, что ваша жена беременна, я не стал бы уговаривать вас идти к нам на работу. Здесь может быть довольно горячо.

– Не беспокойтесь на этот счет, старина. Сами знаете: я буду заниматься делом, которое знаю лучше всего на свете.

– Неужели вы не чувствуете себя счастливым? У меня был сын, и я никогда не сожалел об этом, несмотря даже на то, что он умер совсем молодым. Это было счастливое время. Так или иначе, но вы будете отцом. Считается, что это радостное время для каждого мужчины.

– А-а, – недовольно буркнул Эрл.

– Вы поймете это, Эрл. Поверьте мне, обязательно поймете.

Они шли дальше, и справа тянулись водолечебницы, а слева казино и дома терпимости. Через некоторое время водолечебницы уступили место премиленькому небольшому парку, где отцы города посадили деревья, разбили цветущие клумбы и тому подобное. Это было действительно очень красиво, а сзади высилась гора, дарившая Хот-Спрингсу нагретую минеральную воду, благодаря которой этот город не походил ни на один другой город на свете.

На тротуаре было полно народу, поскольку в Хот-Спрингсе никто не сидел на месте. Двое мужчин, тайно осуществлявших рекогносцировку, проходили мимо отчаявшихся людей, которые прибыли в Хот-Спрингс, потому что верили, будто его горячие источники смогут их вылечить, и мимо кучек богачей, которые приехали сюда ради неограниченных просторов, предоставляемых местными развлечениями. Относившиеся к первой категории носили потертые костюмы и были худы и бледны; они уже казались наполовину мертвыми и оставались как бы невидимыми для искателей удовольствий – лощеных, в отличных костюмах или платьях, в соломенных шляпах или шляпках с вуалью. Эти, в большинстве своем полные и розовощекие, были приветливы и нетерпеливы и жадно ждали ночных развлечений. Время от времени по улице проезжала черно-белая патрульная полицейская машина с несколькими офицерами, которые с заспанным видом скользили ленивыми взглядами по толпе, выискивая карманников, грабителей или просто драчунов.

– Если действовать по закону, то мы должны сказать этим копам, что там играют на деньги, – проронил Ди-Эй.

– То-то они удивятся, – отозвался Эрл.

Они подошли к роскошному зданию, находившемуся кварталах в четырех к северу от клуба «Огайо», буквально в тени небоскреба «Медикал-арт» и гигантского отеля «Арлингтон», сверкавшего рядами ярко освещенных окон. Но хотя «Арлингтон» и был великолепен, он все же не мог конкурировать в элегантности со строением, располагавшимся на противоположной стороне улицы.

Это был «Южный клуб». Черный мраморный фронтон, опирающийся на мраморные же колонны портика, сразу заявлял о немалых амбициях заведения; камень был отполирован, и фасад сверкал в темноте, словно дворец из голливудского кинофильма о жизни в средневековом Багдаде. В холле сияла люстра, изливавшая на улицу потоки света, да и все вокруг сверкало огнями. К портику медленно подплывали лимузины и высаживали своих пассажиров, от которых за милю тянуло большими деньгами. Обычной одеждой для мужчин были смокинги, а женщины, в большинстве своем густо увешанные драгоценностями, красовались в полупрозрачных белых платьях, туго облегавших их тела.

– А вот куда ходят самые большие шишки, – объяснил Ди-Эй. – Это настоящий шедевр Оуни. Боже, какие деньжищи он там делает!

– Что он о себе думает? Что он король или, может быть, один из тех египетских парней, которые делали себе могильные памятники размером с гору?

– Что-то в этом роде, – подтвердил Ди-Эй. – У него там два казино, три комнаты для игры в покер с высокими ставками и зал, куда он привозит выступать звезд самой первой величины. Если я не ошибаюсь, на этой неделе у него Перри Комо. Как-то раз у него целую неделю выступал Бинг Кросби. О, это самое милое местечко между Сент-Луисом и Новым Орлеаном. Персик, а не место. Ничего подобного нет больше нигде.

– Дела у него идут нормально, не так ли? – осведомился Эрл, внимательно рассматривая здание и подходы к нему, как будто разрабатывал план ночной атаки.

– Давайте задержимся здесь ненадолго и пронаблюдаем обстановку.

Они не без труда отыскали свободную скамейку на тротуаре Сентрал-авеню, уселись и принялись наблюдать, как к зданию подкатывала медлительная череда лимузинов, каждый из которых высаживал пару, а то и нескольких щеголей и щеголих. Можно было подумать, что здесь происходит конгресс модников. Эрл даже в своем новом синем костюме чувствовал себя так, будто облачен в отрепья.

– А теперь позвольте мне рассказать вам небольшую историю о том, откуда взялся «Южный». В тысяча девятьсот сороковом году наводнением снесло мост через Арканзас выше Литл-Рока. Из-за этого бокситовым королям пришлось изменить маршрут пересылки из Чикаго денег для выплаты жалованья работникам рудников Хэтти-Флетчер. «Алкоа» направила деньги в Талсу, а оттуда, естественно, на ближайшую узловую железнодорожную станцию, а это оказался Хот-Спрингс. Только один перевод, пока восстанавливали этот несчастный мост на Арканзасе. Та выплата была особенной – видите ли, в сороковом году здесь никто не имел текущих счетов, и потому вся сумма перевозилась наличными. Более четырехсот тысяч долларов. Как бы там ни было, почтовый вагон с деньгами в пятницу поздно ночью въехал на товарный двор железнодорожной станции здесь, в Хот-Спрингсе, и быстрее, чем вы сможете произнести «Джек Спрэт»[15], пятеро очень крутых парней провернули все дело. Они точно знали, какой из почтовых вагонов – а их на станции было много – им нужен. Они подорвали замок каким-то хитрым взрывным устройством и ворвались внутрь. Один из охранников попытался достать оружие, и они расстреляли всех, из обычных «томми». Четверо парней были мертвы через секунду. В каждом вагоне имеется по четыре больших хранилища для почты, и они точно знали, которое из них нужно открыть своими бомбочками. Прошло меньше трех минут, и они уже смылись со всеми деньгами. Конечно, департамент полиции Хот-Спрингса не смог быстро прислать на место свои патрули – наверно, они там нисколько не интересовались деньгами. Полиция штата была извещена только наутро, а когда в дело вмешалось ФБР, все следы давным-давно простыли. Разумеется, они выставили кордоны на дорогах и обратились за помощью в правоохранительные органы трех штатов, и дали объявления по радио, и даже перетрясли всех известных им любителей вооруженных ограблений и стрельбы во всех окрестных штатах. Но все было проделано слишком тонко для местных простофиль. Я не думаю, что даже сам Джонни Диллинджер был способен на такую операцию, и уж конечно, розыск не дал ровным счетом ничего. Грабители просто исчезли, ушли, словно вода в песок. Вы, как морской пехотинец, должны это оценить. Эрл, это был самый настоящий рейд коммандос.

– Они должны были иметь информатора изнутри, – сказал Эрл.

– Само собой, он у них был. А теперь вот в чем главная штука: через две недели Оуни Мэддокс покупает старый отель «Конгресс», сносит все подчистую и начинает строить на его месте свой «Южный» клуб. Откуда он взял деньги? Из внешних источников? Я так не думаю. Во всяком случае, Беккер не может найти никаких сведений о каких бы то ни было заимствованиях: дело находится всецело в руках Оуни. То ли ему надоело работать на подхвате у серьезных парней, то ли он не хочет быть связанным с ними, то ли он углядел возможность прибрать к рукам город со всеми его потрохами. Сами понимаете, никто не может ничего доказать, но остались четыре вдовы и куча сирот, которые не получили после смерти мужей и отцов ничего, кроме, разве что, трогательного письма с соболезнованиями от железной дороги, хотя в последнем я не уверен. А Оуни получил «Южный» клуб.

– Ненавижу гадов, которые платят другим, чтобы те убивали для них людей.

– Ну да, конечно, – рассеянно отозвался Ди-Эй, глядя на часы. – Да, вовремя, минута в минуту. После хорошего бифштекса у «Кой». Вот, сэр, это тот самый человек, о котором мы говорили.

Эрл увидел, как вдоль очереди лимузинов проехал самый темный, самый внушительный автомобиль, какой ему когда-либо приходилось видеть. Негр в ливрее вышел на мостовую со свистком во рту и остановил движение, чтобы дать возможность автомобилю подъехать к тротуару, не дожидаясь, пока освободится место.

– Пуленепробиваемый «кадиллак-38», – сообщил Ди-Эй. – Самая крутая тачка в Арканзасе. А может, и вообще по всей этой стороне от Чикаго.

Автомобиль, стоивший семь тысяч сто семьдесят долларов, был, естественно, черным, обтекаемой формы и сверкал массивными бамперами, серебристой радиаторной решеткой и боками покрышек. Он носил гордое название «Флитвуд-таункар» серии 75 и являл собой вершину всей продукции фирмы «Кадиллак». Его V-образный 16-цилиндровый двигатель имел объем 346 кубических дюймов; форма темного щегольского капота говорила об устремлении не только вперед, но и в будущее. Автомобиль подплыл прямо к почетному месту, и тут же к нему подбежали сразу двое чернокожих в ливреях, спешивших открыть дверь для мистера Мэддокса.

– Теперь пора подъехать и Перри Комо, – сказал Ди-Эй.

Оуни вышел, потянулся всем телом, затянулся дымом сигареты, вставленной в мундштук, а левой рукой пригладил зачесанные назад волосы.

Он был одет в светло-кремовый смокинг.

– Он вовсе не выглядит крутым, – отметил Эрл. – Скорее, просто модником.

– А вы знаете, что он англичанин? Или вроде англичанина. Он прибыл в эту страну, когда ему было тринадцать, а теперь выпендривается и называет всех не иначе как «старина» или «дорогой дружище» и тому подобными кличками в духе Рональда Колмена[16]. Но это всего лишь маска. Он заправлял уличной бандой на Ист-Сайде, когда ему было пятнадцать лет. За ним числится с дюжину убийств. Он гнусный беспредельщик, вот что я вам скажу.

Эрлу не сразу удалось убедить себя в том, что данное описание относится к этому богатому вертопраху, низкорослому лощеному типу, обращающему слишком много внимания на свою внешность.

Оуни благовоспитанно наклонился, протянул руку, взял за кончики пальцев обтянутую серебристым рукавом изящную женскую руку и помог ее обладательнице выбраться из автомобиля. Дама сделала реверанс, после чего выпрямилась во всей красе.

– Ну вот, теперь появилась дама, – сказал Эрл. – Ведь это дама?

– Дама, конечно, – ответил Ди-Эй. – Нет, разве это не чертовщина?! Эту даму я знаю и готов держать пари, что знаю и нашего следующего гостя.

Женщина отступила в сторону и широко улыбнулась, заполняя ночь блеском своих зубов. Она обладала редкостной привлекательностью. Именно такой хотели стать все девочки (но это почти никому не удавалось), и именно с такой мечтали спать все парни. Ее темно-рыжие, мягкие, как музыка, волосы ниспадали на плечи.

– И какова же ее история? – спросил Эрл.

– Ее зовут Вирджиния Хилл. Она, что называется, из деловых. Ее знают и любят в Чикаго, где она имела особо дружественные отношения с некоторыми из тех итальяшек, которые держат в руках город. Они называют ее Фламинго, потому что она длинная и красивая. Но не позволяйте ей одурачить вас своей внешностью. Это крутая штучка из сталелитейных городов Алабамы. Она прошла суровый путь и повидала виды. Когда хочет, живет с кем-нибудь, а когда хочет – одна. Ей двадцать восемь, но опыта нажито на все шестьдесят. И теперь последний игрок. Хотя он, возможно, и не настолько интересен.

Пожалуй, так оно и было. Третий человек, вышедший из автомобиля, оказался загорелым до смуглоты, как это бывает у футболистов или каких-нибудь других профессиональных спортсменов. Одет он был не в смокинг, а в коричневый парусиновый костюм с двубортным пиджаком, из кармашка которого торчал желтый носовой платок, и обут в белые туфли. Сорочка на нем была ярко-синяя, а на голове сидела белая мягкая шляпа. В зубах он держал сигару, и даже с противоположной стороны улицы можно было разглядеть на его скулах желваки, говорившие об изрядной силе. От него исходили флюиды не то непреклонности, не то себялюбия или самоуверенности, но в целом окружавший его ореол был не тот, которым мог бы похвастаться нормальный богатый человек.

– А это что за тип? – спросил Эрл.

– Это Бенджамин Сигел. Больше известен как Багси[17], но в лицо его так не называют. Этакий психованный красавчик из нью-йоркского Ист-Сайда, имеющий крепкие связи с самой верхушкой. За два-три года до начала войны его отправили в Лос-Анджелес, где он руководил рэкетом и водил дружбу с кинозвездами. Но все это чертовски интересно. Какого дьявола он делает здесь, в гостях у Оуни Мэддокса? Что за яйцо собрались снести и высидеть эти две пташки? Уверяю вас, что Багси приехал сюда не для того, чтобы греть задницу в минеральной воде.

Три знаменитости тем временем немного постояли на тротуаре, обменялись несколькими фразами, чему-то беззаботно посмеялись, не обращая никакого внимания на зевак, привлеченных мощью их обаяния. Потом они плечом к плечу поднялись по ступенькам и направились в ночной клуб.

Эрл проводил их глазами. Он заерзал на скамейке, чувствуя себя довольно удрученным. Ему казалось, что это совершенно неправильно: столько прекрасных парней отдали свои жизни на говенных рифах Тихого океана «ради Америки», и вот перед ним эта самая Америка, место, где гангстеры в смокингах водят под ручку самых красивых женщин, имеют самые шикарные клубы и вообще ведут жизнь, какой позавидовал бы и махараджа. Все это – Оуни Мэддокс, Багси Сигел – терзало его душу до крови, до боли.

– На мой вкус, – сказал он, немного помолчав, – они одеваются чересчур уж хорошо. Неплохо было бы малость извалять их в грязи, верно?

– Это наша работа, – ответил старик. – Ваша и моя, сынок. Только я не думаю, что в тюрьме им не позволят носить смокинги.