Читать книгу Талисман - Стивен Кинг - Страница 4

1

На следующий день вернулось солнце, и его тяжелый и яркий свет, словно краска, ложился на ровную полоску пляжа и крытый красной черепицей скат крыши, который Джек видел из окна своей спальни. Длинная плоская волна вдали от берега, казалось, затвердела от света и послала ослепительный дротик прямо ему в глаза. Джек решил, что этот солнечный свет не такой, как в Калифорнии: разбавленный, более холодный, ненасыщенный. Волна посреди темного океана растворилась в нем, появилась вновь, и океан рассекла твердая слепящая золотая полоса. Джек отвернулся от окна. Он уже принял душ и оделся, и внутренние часы говорили, что пора на остановку школьного автобуса. Четверть восьмого. Но конечно, в школу ему сегодня не идти: в жизни все смешалось, и ему с матерью предстояло проскользить, как призракам, по еще двенадцати часам светлого времени суток. Ни распорядка дня, ни ответственности, ни домашних заданий… никаких дел, полный хаос, если не считать установленного администрацией отеля времени приема пищи.

Да и учебный ли нынче день? Джек застыл у кровати, чувствуя, как в нем шевельнулась паника: его мир становился таким неопределенным… но он не думал, что сегодня суббота. Он принялся отсчитывать уже прошедшие дни, пытаясь вспомнить хотя бы один, который совершенно точно отпечатался в памяти, и получилось, что это воскресенье. Отталкиваясь от него, выходило, что сегодня четверг. По четвергам он ходил в компьютерный класс к мистеру Бальго, а с утра занимался физкультурой. Так, во всяком случае, строился его день, когда жизнь текла своим чередом, но, хотя прошло всего несколько месяцев, время это, похоже, безвозвратно кануло в Лету.

Из спальни Джек вышел в гостиную. Раздвинул тяжелые шторы, и в окно хлынул свет, озарив всю комнату и выбелив мебель. Он включил телевизор и плюхнулся на диван. Мать встанет где-то через четверть часа, а сегодня, может, и позже, с учетом выпитых накануне за обедом трех бокалов «Мартини».

Джек посмотрел на дверь комнаты матери.

Двадцать минут спустя он тихо постучал.

– Мама?

В ответ раздалось сонное бормотание. Джек приоткрыл дверь и заглянул в спальню. Лили подняла голову с подушки и, едва разлепив глаза, посмотрела на него.

– Джеки. Доброе утро. Который час?

– Около восьми.

– Господи. Ты умираешь от голода? – Она села, прижала ладони к глазам.

– В каком-то смысле. Но больше меня тошнит от скуки. Хотел узнать, скоро ты встанешь?

– Вряд ли. Ты не против? Спустись в ресторан и позавтракай. Прогуляйся на пляж, ладно? Твоей маме будет сегодня значительно лучше, если ты дашь ей поспать еще часок.

– Хорошо, – кивнул он. – Конечно. Увидимся позже.

Ее голова уже упала на подушку.

Джек выключил телевизор и вышел из номера, предварительно убедившись, что ключ в кармане джинсов.

В лифте пахло камфарой и аммиаком – горничная уронила бутылку с тележки. Двери открылись; сидевший за регистрационной стойкой дневной портье хмуро глянул на Джека и нарочито отвернулся. Даже если ты ребенок кинозвезды, никаких привилегий тебе не положено, сынок… И почему ты не в школе? Джек направился к отделанному деревянными панелями входу в ресторан «Седло барашка», вошел и увидел ряды пустых столов в полутемном зале. Накрыто было от силы шесть. Официантка в белой блузке и красной плиссированной юбке взглянула на мальчика и отвернулась. В другом конце зала за столиком друг напротив друга сидели пожилые супруги. Больше желающих позавтракать не нашлось. Когда Джек посмотрел на них, старик, наклонившись над столом, механически разрезал яичницу, которую принесли его жене, на квадраты со стороной в дюйм.

– Столик на одного? – Позади него материализовалась женщина, днем встречавшая посетителей в «Седле барашка». В руке она уже держала меню – взяла из стопки на столике у входа.

– Я передумал, прошу прощения. – И Джек ретировался.

«Морской вал», кафетерий «Альгамбры», находился по другую сторону вестибюля, в конце длинного коридора, заставленного пустыми шкафами-витринами. Голод Джека испарился при мысли о том, как он будет сидеть у стойки и наблюдать за скучающим поваром, переворачивающим ломтики бекона на черном от сгоревшего жира гриле. Он решил подождать, пока встанет мать, а еще лучше – купить пончик и пакет молока в каком-нибудь магазине по пути в город.

Джек толкнул высокую тяжелую дверь и вышел на солнечный свет, на секунду ослепивший его своей яркостью, – окружающий мир превратился в сверкающее пятно. Джек сощурился, пожалев, что не захватил солнцезащитные очки. Пересек вымощенную красным кирпичом площадку и спустился по четырем ступеням на подъездную дорожку, проложенную через сады к отелю.

Что будет, если она умрет?

Что его ждет, куда он пойдет, кто будет о нем заботиться, если вдруг произойдет самое худшее – и она умрет, умрет по-настоящему в этом гостиничном номере?

Он покачал головой, пытаясь отогнать ужасную мысль до того, как затаившаяся паника выскочит из ухоженных садов «Альгамбры» и разорвет его в клочья. Он не заплачет, не позволит такому случиться с ним и не позволит себе думать о «Тэрритунах», и о том, что она теряет вес, и об ощущении, что мать слишком беспомощна и не знает пути. Теперь он шел очень быстро, засунув руки в карманы. Она убегает, сынок, и ты бежишь вместе с ней. Убегает, но от кого? И куда бежит? Сюда… всего лишь сюда, в этот пустующий в межсезонье отель?

Джек добрался до более широкой улицы, которая уходила от берега в город. Расстилающаяся впереди пустота напоминала водоворот, который мог засосать его и выплюнуть в каком-то темном месте, где не существовало ни покоя, ни безопасности. Чайка пролетела над улицей, описала широкий полукруг и взяла курс на берег. Джек проследил взглядом, как она превращается в белое пятнышко над размытыми очертаниями «американских горок».

Лестер Спиди Паркер, чернокожий человек с курчавыми седыми волосами и глубокими морщинами, прорезавшими щеки, находился где-то там, в «Веселой стране», и именно со Спиди ему следовало повидаться. Джек внезапно понял это с абсолютной ясностью, как не было у него сомнений и в том, что из воронки в песке он слышал голос отца Ричарда.

Закричала чайка, волна окатила его ярким золотым отсветом, и Джек вдруг увидел дядю Моргана и своего нового друга Спиди аллегорическими противоположностями, застывшими на постаментах статуями НОЧИ и ДНЯ, ЛУНЫ и СОЛНЦА, тьмы и света. Поняв, что Спиди Паркер понравился бы его отцу, Джек тут же пришел и к другому выводу: для него старый блюзмен опасности не представляет. Дядя Морган… тут речь шла о совсем другом человеке. Дядя Морган жил ради бизнеса, чтобы проворачивать сделки и делать деньги; его самолюбие не знало границ, он оспаривал любой розыгрыш мяча в теннисном матче, если возникала возможность истолковать его в свою пользу. Собственно, это безмерное честолюбие приводило к тому, что он жульничал даже в карточных играх, когда его сын уговаривал дядю Моргана присоединиться к ним. У Джека, во всяком случае, пару раз создалось ощущение, что дядя Морган жульничает… а из этого следовало, что он не из тех, кто с достоинством признает поражение.

НОЧЬ и ДЕНЬ, ЛУНА и СОЛНЦЕ, ТЬМА и СВЕТ, и во всех этих парах чернокожий человек являл собой светлую сторону. Эти мысли привели к тому, что паника, которую Джек поборол в ухоженных садах перед отелем, накатила вновь. Он побежал.

2

Джек нашел Спиди стоящим на коленях рядом с серым, облупившимся павильоном игровых автоматов – старик обматывал изоляционной лентой толстый кабель, почти касаясь седой головой досок пирса, в то время как его тощий зад, обтянутый изношенными зелеными штанами, смотрел в небо; подошвы башмаков напоминали две поставленные на попа доски для серфинга – и вдруг осознал, что понятия не имеет, о чем собирался рассказать уборщику. Спиди обернул кабель еще одним слоем изоленты, удовлетворенно кивнул, достал видавший виды складной нож из нагрудного кармана куртки и с хирургической точностью отрезал ленту от мотка. Джеку захотелось уйти: он лишь отвлечет человека от работы, да и как у него вообще могла возникнуть мысль, что Спиди каким-то образом сумеет ему помочь? Какую помощь он рассчитывал получить от старого уборщика пустующего парка развлечений?

Но тут Спиди поднял голову, и на его лице отразилась такая искренняя и теплая радость – речь шла даже не об улыбке, радость эта читалась в углубившихся морщинах, – что Джек понял: по меньшей мере его не сочтут незваным гостем.

– Странник Джек. – Улыбка Спиди стала шире. – Я уж было решил, что ты меня сторонишься, а ведь мы только подружились. Рад снова видеть тебя, сынок.

– И я, – ответил Джек. – Я тоже рад вас видеть.

Спиди убрал нож в карман куртки и с такой легкостью, вроде бы безо всяких усилий, вернул вертикальное положение своему длинному костлявому телу, что возникло ощущение, будто он невесомый.

– Все здесь потихоньку разваливается. Я что-то где-то чиню, чтобы хоть как-то работало. – Уборщик замолчал, пристально всмотрелся в Джека. – В старом добром мире сейчас, похоже, тоже не слишком хорошо. Странник Джек весь в тревоге. Верно?

– Да, есть такое, – кивнул Джек. Он все еще понятия не имел, как выразить словами то, что его заботило. Это не укладывалось в обычные фразы, потому что в обычных фразах все выглядело таким здравым! Раз… два… три… Жизнь Джека больше не маршировала по прямой. Невысказанное тяжелым камнем давило на сердце.

Он жалобно посмотрел на стоявшего перед ним высокого худого старика. Спиди засунул руки глубоко в карманы; кустистые седые брови сошлись у глубокой вертикальной складки. Взгляд его светлых, почти бесцветных глаз прошелся по местами вспученной краске пирса, встретился со взглядом Джека – и внезапно мальчику вновь стало легче. Он не понимал, как такое возможно, но Спиди словно удавалось общаться с ним на эмоциональном уровне; как будто они встретились не неделей раньше, а давным-давно и связывало их гораздо большее, чем несколько слов, сказанных в пустующем зале игровых автоматов.

– Ладно, на сегодня с работой закончили. – Спиди посмотрел в сторону «Альгамбры». – Если продолжу, только испорчу уже сделанное. Ты еще не видел мой кабинет?

Джек покачал головой.

– Пора и перекусить, парень. Я уверен, время пришло.

И Спиди зашагал к выходу с пирса. Джек едва поспевал за ним. Когда они спустились по лестнице на выгоревшую траву и вытоптанную бурую землю и направились к строениям в дальнем конце парка, Спиди удивил Джека, внезапно запев.

Это не совсем пение, подумал Джек, он не столько поет, сколько говорит со мной. Если бы не слова, он бы с радостью вслушивался в хрипловатый, хорошо поставленный голос Спиди.

Спиди оглянулся, его глаза весело блеснули.

– Почему ты так называешь меня? – спросил Джек. – Почему Странник Джек? Потому что я приехал из Калифорнии?

Они как раз подошли к выкрашенной в светло-синий цвет будке, в которой продавались билеты на «американские горки». Спиди сунул руки в карманы мешковатых рабочих штанов, крутанулся на каблуках и привалился спиной к стене. Быстрота и грациозность его движений выглядели почти театрально – словно старик ожидал этого вопроса.

Джеку показалось, что на лице Спиди, словно высеченном из камня, отразилась печаль.

– Что? – переспросил Джек. – Назад? Думаю, моя мама продала дом… или сдала в аренду, или что-то в этом роде. Я не понимаю, черт побери, к чему ты клонишь, Спиди.

Он ощутил облегчение, когда Спиди ответил ему обычным голосом:

– Готов спорить, ты не помнишь нашу предыдущую встречу, Джек. Не помнишь, верно?

– Нашу предыдущую встречу? Где?

– В Калифорнии. По крайней мере мне кажется, что именно там. Нет ничего странного в том, что ты не помнишь, Странник Джек. Те несколько минут выдались очень суетными. И случилось это… дай вспомнить… четыре-пять лет назад. В тысяча девятьсот семьдесят шестом.

Джек с удивлением уставился на старика. В 1976-м? Ему тогда было семь.

– Давай отыщем мой маленький кабинет. – Спиди оттолкнулся от будки с присущей ему невесомой грацией.

Джек последовал за ним под высокие стойки «американских горок», тени которых черной сеткой расчертили землю под аттракционом, замусоренную пустыми банками из-под пива и обертками от сладостей. Рельсы нависали над головой, как недостроенный небоскреб. Джек видел, что идет Спиди с легкостью баскетболиста – голова поднята, руки опущены. В расчерченном тенями сумраке уборщик с его поджарым телом и упругой походкой выглядел гораздо моложе своего возраста – лет на двадцать с небольшим.

Потом он вышел на яркий солнечный свет, и еще пятьдесят прожитых лет посеребрили его волосы и покрыли морщинами шею. Джек остановился под последним рядом опор, подумав, а вдруг иллюзорная молодость Спиди Паркера сродни его грезам наяву, которые тоже всегда находились где-то рядом, буквально на расстоянии вытянутой руки.

Семьдесят шестой год? Калифорния? Джек последовал за Спиди, направлявшимся к маленькой красной сторожке, что притулилась к проволочному забору в дальнем конце парка развлечений. Он точно знал, что никогда не встречал Спиди в Калифорнии… но почти неосязаемое присутствие его фантазий вернуло еще одно воспоминание давно ушедших лет, видения и чувства второй половины того дня, когда он, шестилетний мальчик, катал черное игрушечное такси позади дивана в отцовском кабинете… а отец и дядя Морган неожиданно, волшебным образом, заговорили о его Дневных грезах.

У них магия, как у нас – физика, верно? Аграрная монархия, использующая магию вместо науки. Ты представляешь, какое гребаное влияние мы могли бы обрести, предложив им хотя бы электричество? А если дать современное оружие кому следует? Что ты думаешь по этому поводу?

Притормози, Морган, у меня есть мысли, которые, очевидно, еще не пришли тебе в голову…

Джек буквально слышал голос отца, и удивительная страна Дневных грез, казалось, начала материализоваться на замусоренном пустыре под «американскими горками». Он прибавил шагу, догоняя Спиди, который открыл дверь маленькой красной сторожки и прислонился к ней, улыбаясь без улыбки.

– В твоей голове что-то засело, Странник Джек. Что-то жужжит там, как пчела. Давай зайдем в мой кабинет, и ты мне все расскажешь.

Если бы его улыбка стала шире, более явной, Джек мог бы повернуться и убежать: очень уж его слова смахивали на насмешку. Но Спиди лучился искренней заботой и доброжелательностью – все морщинки на старом лице говорили об этом, – и мальчик прошел мимо него в сторожку.

В кабинете Спиди, выкрашенном той же красной краской, Джек не увидел ни стола, ни телефона. Два перевернутых ящика из-под апельсинов стояли у одной боковой стены, рядом с ними – не подключенный к сети обогреватель, напоминавший радиаторную решетку «понтиака» пятидесятых годов. Середину комнаты занимали деревянный школьный стул с овальной спинкой и мягкое кресло, обитое выцветшей серой тканью.

Подлокотники кресла, похоже, драли несколько поколений кошек: лохмотья торчали во все стороны, как волосы; деревянную спинку школьного стула покрывали бесчисленные инициалы. Мебель со свалки. В одном углу двумя аккуратными футовыми стопками высились книги в обложках, в другой стоял дешевый проигрыватель с крышкой, имитировавшей крокодиловую кожу. Спиди указал на обогреватель.

– Приди ты сюда в январе – феврале, парень, понял бы, зачем он мне понадобился. Холодно! Бррр!

Но Джек уже рассматривал картинки на стене над ящиками из-под апельсинов.

Все, кроме одной, – вырезки из мужских журналов. Женщины с огромными грудями стояли, привалившись спиной к деревьям, расставив колоннообразные, накачанные ноги. Джека их лица завораживали и пугали – при поцелуе они могли откусить полгубы. Некоторые возрастом не уступали его матери, другие выглядели всего несколькими годами старше, чем он сам. Глаза Джека скользили по их зовущей плоти – молодым и не очень лицам, розовым, шоколадно-коричневым или медово-золотистым телам, которые, казалось, жаждали его прикосновения, и он чувствовал, что Спиди стоит за спиной, наблюдая за ним. Потом взгляд Джека наткнулся на пейзаж, висевший среди фотоснимков обнаженных тел, и у него перехватило дыхание.

Тоже фотоснимок, но словно объемный и манящий. Длинная, поросшая травой равнина, сверкающая особенным, поразительно ярким оттенком зеленого, уходила к низкой, чуть возвышающейся над землей горной гряде. Над долиной и горами раскинулось бездонное синее небо. Джек буквально почувствовал свежесть тамошнего воздуха. Он знал это место. Никогда не бывал там, но знал. Страна Дневных грез.

– Завораживает, правда? – послышался голос Спиди, и Джек вспомнил, где находится. Евразийская женщина, повернувшись спиной к камере, выставила зад, формой напоминавший сердечко, и улыбалась ему через плечо.

Да, подумал Джек.

– Действительно, милое местечко, – продолжал Спиди. – Эту фотографию повесил я. Все девочки встретили меня, когда я сюда приехал. У меня не хватило духа сорвать их со стены. Они напоминают мне о временах, когда я колесил по миру.

Джек, вздрогнув, посмотрел на него, и старик ему подмигнул.

– Ты знаешь это место, Спиди? – спросил Джек. – То есть ты знаешь, где это?

– Может, да, может, и нет. Возможно, это Африка – где-то в Кении. А может, это всего лишь мое воспоминание. Присядь, Странник Джек. Кресло удобнее.

Джек развернул кресло так, чтобы видеть пейзаж.

– Это Африка?

– Может быть, и что-нибудь поближе. Скажем, место, куда можно попасть в любое время, если очень хочется.

Джек вдруг осознал, что уже некоторое время дрожит всем телом. Сжал кулаки и почувствовал, что дрожь сконцентрировалась в животе. Он уже не знал, хочется ли ему увидеть это место в стране Дневных грез, но вопросительно уставился на Спиди, который уселся на школьный стул.

– Так это не Африка?

– Я не знаю. Возможно… Я дал этому месту свое название, сынок. Я зову его Долины.

Джек вновь взглянул на фотографию – длинная равнина, низкие коричневые горы. Долины. Именно так; название подходило.

У них магия, как у нас – физика. Аграрная монархия… использующая магию вместо науки. А если дать современное оружие кому следует? – Дядя Морган строил планы. Отец притормозил его: Мы должны проявлять осторожность, действуя там… помни, мы в долгу у них, действительно в долгу…

– Долины, – повторил он за Спиди, пробуя название на вкус, словно спрашивая, соответствует ли оно тому месту на фотографии.

– Воздух там как лучшее вино в подвале богача. Теплый дождик. Такое это место.

– Ты там бывал, Спиди? – Джек отчаянно надеялся на откровенный ответ.

Но Спиди разочаровал его, и Джек заранее знал, что так оно и будет. Старик просто улыбнулся ему, на этот раз настоящей улыбкой, не вспышкой тепла.

– Черт, я никогда не выезжал за пределы Соединенных Штатов, Странник Джек. Даже во время войны. Не бывал дальше Техаса и Алабамы.

– Откуда же ты знаешь о… Долинах? – Джек начал свыкаться с этим названием.

– Я из тех, кто слышит истории. Самые разные, о двухголовых попугаях, людях, которые летают на собственных крыльях, людях, которые обращаются в волков, истории о королевах. Больных королевах.

…магия, как у нас – физика, верно?

Ангелы и оборотни.

– Я знаю истории об оборотнях, – кивнул Джек. – Про них даже мультфильмы есть. Но это все глупости, Спиди.

– Возможно, и нет. Я слыхал, что если один человек выдергивает из земли редиску, то другой человек в полумиле от него ощущает запах этой редиски – так чист и прозрачен там воздух.

– Но ангелы…

– Люди с крыльями.

– И больные королевы, – добавил Джек в шутку – да уж, ну и местечко ты выдумал, жокей на метле. Но ему стало тошно, едва он произнес эти слова. Он вспомнил черный глаз чайки, объясняющий ему, что он смертен, пока птица выклевывала моллюска из раковины, и услышал насмешливый, настырный голос дяди Моргана, спрашивающий, может ли Джек подозвать к телефону королеву Лили.

Королеву би-фильмов Лили Кавано.

– Ей-бо, – мягко произнес Спиди. – Кругом множество проблем, сынок. Больная королева… может, умирающая. Умирающая, сынок. И мир или два ждут, просто ждут, чтобы увидеть, а сможет ли кто-нибудь спасти ее.

Джек застыл с раскрытым ртом, будто сторож только что ударил его под дых. Спасти ее? Спасти свою мать? Вновь на него нахлынула паника: как он может спасти ее? И означает ли этот безумный разговор, что она действительно умирает в номере отеля?

– У тебя есть работа, Странник Джек, – заявил ему Спиди. – Работа, от которой тебе никуда не деться, и это святая правда. Мне бы хотелось что-нибудь изменить, но увы.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь, – ответил Джек. Воздух, казалось, не мог выйти из груди, перехватывался в каком-то жарком кармане у горла. Посмотрев в другой угол красной комнаты, он заметил обшарпанную гитару, прислоненную к стене. Рядом лежал аккуратно свернутый в рулон надувной матрас. Спиди спал рядом со своей гитарой.

– Ой ли. – Спиди покачал головой. – Грядут перемены, и ты знаешь, о чем я. Тебе известно гораздо больше, чем ты думаешь. Намного больше.

– Но я ничего… – начал Джек, однако внезапно замолк. Он вдруг кое-что вспомнил и перепугался пуще прежнего. Еще один эпизод прошлого всплыл в памяти, требуя внимания. Джека мгновенно прошиб пот, кожа вдруг стала очень холодной, словно его окатили водой из шланга. Именно это воспоминание он пытался подавить вчера утром, стоя у лифта, надеясь, что его мочевой пузырь не лопнет.

– А не пора ли нам подкрепиться? – спросил Спиди и наклонился, чтобы сдвинуть в сторону незакрепленную половицу.

Джек вновь увидел двух ничем не примечательных мужчин, пытающихся затолкнуть его мать в машину. Ветви огромного дерева нависали над крышей автомобиля.

Спиди тем временем извлек из щели между половицами пинтовую бутылку. Сквозь темно-зеленое бутылочное стекло ее содержимое казалось черным.

– Это поможет тебе, сынок. Один глоток – это все, что тебе нужно… Это отправит тебя в новые места, поможет начать то, о чем я говорил.

– Я больше не могу оставаться, Спиди, – пробормотал Джек – ему не терпелось вернуться в «Альгамбру». На лице старика отразилось удивление, он вернул бутылку под половицу. Джек уже вскочил. – Я волнуюсь.

– О своей маме?

Джек кивнул, пятясь к открытой двери.

– Тогда тебе лучше пойти и убедиться, что с ней все в порядке. Ты можешь вернуться сюда в любое время, Странник Джек.

– Ладно, – буркнул мальчик и добавил: – Думаю… думаю, я вспомнил, когда мы встречались раньше.

– Нет-нет, у меня ум зашел за разум. – Спиди затряс головой и замахал руками. – Твоя правда. Мы никогда не встречались до прошлой недели. Беги к маме и убедись, что для тревоги нет причин.

Джек выскочил из сторожки и помчался сквозь чуть поблекший солнечный свет к высокой арке, за которой начиналась улица. Над аркой видел большущие буквы «АНАРТС ЯАЛЕСЕВ ИИДАКРА», темнеющие на фоне синего неба. Ночью они вспыхивали разноцветными лампами, складываясь в название парка развлечений, видное отовсюду. Пыль вылетала из-под кроссовок «Найк». Джек напрягал мышцы, заставляя себя прибавлять и прибавлять скорость, и, пробегая под аркой, почувствовал, что сейчас взлетит.

Тысяча девятьсот семьдесят шестой. Джек шел домой по Родео-драйв одним июньским днем. Июньским? Июльским?.. В какой-то из дней сухого сезона, но еще до того времени, когда все начинают тревожиться о возможных лесных пожарах. Теперь он не мог сказать, куда ходил. В гости к приятелю? Но точно не по какому-то срочному делу. Джек помнил, что наконец настало время, когда он больше не думал об отце каждую свободную секунду. Многие месяцы после смерти Филипа Сойера в результате несчастного случая на охоте воспоминания о нем, ощущение его утраты обрушивались на мальчика с сокрушающей силой, когда он меньше всего был к этому готов. В семь лет Джек знал, что у него отняли часть детства – при том, что тогдашний Джек был невероятно простодушным и наивным, – но он научился доверять матери, поверил в силу ее характера. Неопределенные жуткие угрозы больше не прятались в темных углах, в чуланах с приоткрытыми дверьми, на улицах, окутанных тенью, в пустых комнатах.

События того бесцельного летнего дня 1976 года не оставили камня на камне от временной умиротворенности мальчика. После случившегося Джек полгода спал при свете; и его мучили кошмары.

С другой стороны улицы, за несколько домов от трехэтажного, в колониальном стиле, особняка Сойеров, к тротуару подкатил автомобиль. Зеленого цвета, и это все, что мог сказать об автомобиле Джек. Впрочем, нет, он еще знал, что это не «мерседес» – по внешнему виду он умел отличать только «мерседесы». Водитель опустил оконное стекло и улыбнулся Джеку. Поначалу мальчик подумал, что знает этого человека: он – знакомый Фила Сойера и решил поприветствовать его сына. Человек улыбался очень обаятельно: легко, естественно, узнаваемо. Другой мужчина, сидевший рядом с водителем, наклонился к открытому окну и всмотрелся в Джека сквозь очки слепого – круглые и такие темные, что они казались черными. Джек отметил его ослепительно белый костюм. А мгновением позже водитель с улыбкой обратился к мальчику:

– Сынок, как проехать к отелю «Беверли-Хиллз»?

Выходило, что этот мужчина – незнакомец. Джек ощутил легкое разочарование.

Джек ответил, что надо проехать по улице чуть дальше. Отель находился в той стороне, так близко, что отец, бывало, пешком ходил туда на деловые встречи за завтраком.

– Прямо по улице? – все еще улыбаясь, переспросил водитель.

Джек кивнул.

– Ты смышленый паренек, – похвалил его водитель, а второй мужчина хохотнул. – Знаешь, как далеко? – Джек покачал головой. – В паре кварталов, наверное?

– Да. – Джеку стало как-то не по себе. Водитель продолжал улыбаться, но теперь улыбка его выглядела яркой, тяжелой и пустой. И пассажир рассмеялся как-то хрипло и влажно, словно всасывал при этом что-то мокрое.

– Может, в пяти? Или в шести? Что скажешь?

– Скорее, в пяти или шести. – Джек отступил на шаг.

– Что ж, мне хочется отблагодарить тебя, дружок, – произнес водитель. – Ты, конечно, любишь сладости? – Из окна высунулась сжатая в кулак рука, потом пальцы разжались: на ладони лежала упаковка «Тутси ролл». – Это тебе.

Джек нерешительно шагнул вперед; в голове у него звучали тысячи предостережений о незнакомцах и сладостях. Но этот мужчина сидел в машине. Попытайся он что-нибудь сделать, Джек пробежал бы полквартала до того, как он открыл бы дверцу. И вежливость вроде бы требовала взять карамельки. Джек приблизился еще на один шаг. Взглянул мужчине в синие глаза, яркие и жесткие, как его улыбка. Интуитивно Джек чувствовал, что нужно опустить руку и уйти. Его рука приблизилась еще на дюйм или два к «Тутси ролл». Затем он попытался схватить упаковку кончиками пальцев.

Пальцы водителя сомкнулись на руке Джека, и пассажир в «слепых» очках громко засмеялся. Оторопев, мальчик взглянул в глаза державшему его мужчине и увидел, что они начали менять цвет – подумал, что, увидел, как они начали менять цвет – от синего к желтому.

Потом стали совсем желтыми.

Мужчина с пассажирского сиденья распахнул дверцу и побежал вокруг автомобиля. На лацкане его шелкового костюма блестел маленький золотой крест. Джек яростно вырывался, но водитель, ослепительно и холодно улыбаясь, крепко держал мальчика.

– НЕТ! – крикнул Джек. – ПОМОГИТЕ!

Человек в черных очках открыл заднюю дверцу со стороны Джека.

– ПОМОГИТЕ МНЕ! – завопил мальчик.

Но его уже схватили и начали заталкивать в салон. Джек брыкался, продолжая кричать, но хватка мужчины не ослабевала. Мальчик извивался в его руках, пытаясь оторвать их от себя, и в какой-то момент с ужасом почувствовал, что под пальцами совсем не кожа. Повернул голову и увидел, что из рукава высовывается и держит его за бок нечто жесткое и твердое, больше всего напоминающее клешню или птичью лапу. Джек снова заорал.

Издалека послышался громкий голос:

– Эй, оставьте этого мальчика в покое! Слышите, вы?! Оставьте мальчика в покое!

Джек с облегчением выдохнул, продолжая вырываться из цепких рук незнакомца. От угла к ним бежал высокий худощавый негр, продолжая кричать. Мужчина в белом костюме, державший Джека, бросил мальчика на тротуар и побежал вокруг автомобиля. За спиной Джека хлопнула дверь одного из домов – появился новый свидетель.

– Поехали, поехали. – Водитель уже нажимал на педаль газа. Человек в белом костюме запрыгнул на переднее сиденье, автомобиль рванул с места, по диагонали пересекая Родео-драйв. Едва не столкнулся с длинным белым «кленетом», за рулем которого сидел загорелый мужчина в тенниске и шортах. Тот возмущенно нажал клаксон.

Джек поднялся с тротуара. Кружилась голова. Какой-то лысый мужчина в светло-коричневом костюме «сафари» наклонился к нему и спросил:

– Кто они? Ты знаешь их имена?

Джек отрицательно покачал головой.

– Как ты себя чувствуешь? Мы сейчас вызовем полицию.

– Я хочу сесть, – ответил мальчик, и мужчина отступил на шаг.

– Ты хочешь, чтобы я вызвал полицию? – спросил он. Джек покачал головой.

– Не могу в это поверить, – продолжил мужчина. – Ты живешь здесь? Я же видел тебя раньше?

– Я Джек Сойер. Вон мой дом.

– Белый дом, – кивнул мужчина. – Ты сын Лили Кавано. Если хочешь, я отведу тебя домой.

– Где другой человек? – спросил его Джек. – Черный… который кричал.

Он отступил на шаг от мужчины в костюме «сафари» и огляделся: кроме них, на улице никого не было.

К автомобилю бежал Лестер Спиди Паркер. Тогда Спиди спас мне жизнь, осознал Джек и еще быстрее рванул к отелю.

3

– Ты завтракал? – спросила мать, выдохнув облако дыма. Шарф она повязала на голову, как тюрбан, и без волос лицо выглядело высохшим и ранимым. Полдюйма сигареты дымились между средним и безымянным пальцами. Перехватив его взгляд, она затушила окурок в пепельнице.

– Нет, в общем-то нет. – Он переминался с ноги на ногу у двери в спальню.

– Отвечай четко, да или нет. – Она вновь повернулась к зеркалу. – Двусмысленность меня добивает. – В отражении ее руки, накладывавшие косметику на лицо, выглядели пугающе исхудалыми.

– Нет.

– Ладно, подожди секундочку, сейчас твоя мать превратит себя в красотку, а потом спустится с тобой вниз и купит все, что ты пожелаешь.

– Хорошо, – кивнул он. – Это так тоскливо, сидеть там одному.

– Не понимаю, о чем тебе тут тосковать… – Она наклонилась вперед, внимательно разглядывая свое лицо. – Не мог бы ты подождать в гостиной, Джеки? Я предпочитаю краситься в одиночестве. Женские секреты.

Он молча повернулся и ушел в гостиную.

Зазвонил телефон, и Джек подпрыгнул на фут.

– Мне ответить? – крикнул он.

– Будь любезен, – донесся бесстрастный голос матери.

Джек снял трубку.

– Алло?

– Привет, малыш, наконец-то я вас нашел. – Дядя Морган Слоут. – Что, скажи на милость, творится в голове твоей мамочки? Господи, ситуация действительно сильно осложнится, если кто-то не начнет вникать в подробности. Она рядом? Скажи ей, что она должна поговорить со мной… мне все равно, что она скажет, она должна поговорить со мной. Поверь мне, малыш.

Рука Джека, державшая трубку, упала. Ему хотелось положить ее на рычаг, сесть с матерью в автомобиль и уехать в другой отель в другом штате. Но вместо этого он крикнул:

– Мама, звонит дядя Морган. Говорит, что ты должна с ним поговорить.

Какое-то время она молчала, и Джек пожалел, что не видит выражения ее лица. Наконец Лили ответила:

– Я возьму трубку у себя, Джеки.

Джек уже знал, что ему делать. Мать мягко закрыла дверь в спальню. Он услышал, как она возвращается к туалетному столику, снимает трубку с телефонного аппарата.

– Я взяла трубку! – крикнула Лили через дверь.

– Хорошо, – ответил он, прижал трубку к уху, а ладонью прикрыл микрофон, чтобы никто не слышал его дыхания.

– Высший пилотаж, Лили, – заговорил Морган. – Потрясающе. Если бы ты по-прежнему снималась, мы бы смогли на этом что-нибудь наварить. Заголовки в газетах «Куда пропала известная актриса» и все такое. Не пора ли вновь начать вести себя, как положено здравомыслящему человеку?

– Как ты меня нашел? – спросила она.

– Думаешь, тебя трудно найти? Не смеши людей, Лили. Я хочу, чтобы ты немедленно вернулась в Нью-Йорк и на этот раз перестала убегать.

– По-твоему, я убегаю, Морган?

– Тебе осталось не так много времени, Лили, и я не хочу тратить свое, разыскивая тебя по всей Новой Англии. Послушай, твой пацан не положил трубку.

– Разумеется, положил.

Сердце Джека перестало биться несколькими мгновениями раньше.

– Не подслушивай, малыш! – рыкнул на него голос дяди Моргана.

– Это нелепо, Морган.

– Я скажу тебе, что нелепо, женщина. Ты умчалась на какой-то паршивый курорт, когда твое место в больнице. Вот это нелепо. Господи, разве ты не знаешь, что нам надо принять миллион деловых решений? Я забочусь об образовании твоего сына, и, похоже, не зря, черт побери! Потому что тебе не до этого!

– Я больше не хочу говорить с тобой.

– Не хочешь, но придется. Я приеду и насильно отправлю тебя в больницу, если до этого дойдет. Мы должны оформить договоренности, Лили. Тебе принадлежит половина компании, которой я пытаюсь управлять… и Джек получит эту половину после того, как ты уйдешь. Я хочу быть уверенным, что о Джеке позаботятся. А если ты считаешь, что ваше пребывание в этом чертовом Нью-Хэмпшире и есть забота о Джеке, тогда ты больна гораздо серьезнее, чем думаешь.

– Чего ты хочешь? – усталым голосом спросила Лили.

– Ты знаешь, чего я хочу – чтобы обо всех позаботились. Я хочу справедливости. Я позабочусь о Джеке, Лили. Я дам ему пятьдесят тысяч в год – подумай об этом, Лили. Я прослежу, чтобы он поступил в хороший колледж. А с тобой он даже не ходит в школу.

– Благородный Слоут! – фыркнула мать.

– Ты думаешь, это ответ? Лили, тебе нужна помощь, и предлагаю ее только я.

– И какова твоя доля, Слоут? – спросила его мать.

– Ты чертовски хорошо это знаешь. Я хочу то, на что имею право. Я беру причитающееся мне. Твои акции «Сойер и Слоут». Я пахал в этой компании, не разгибая спины, и она должна стать моей. Завтра утром мы можем подписать необходимые бумаги, а потом позаботиться о твоем здоровье.

– Как позаботились о здоровье Томми Вудбайна? Иногда я думаю, что вы с Филом добились слишком большого успеха, Морган. С управлением компанией «Сойер и Слоут» не возникало особых проблем, пока ты не занялся инвестициями в недвижимость и постановкой фильмов. Помнишь время, когда у вас в клиентах значились пара вышедших в тираж комиков да полдесятка начинающих актеров и сценаристов? До того как появились мегабаксы, жизнь мне нравилась гораздо больше.

– Да что ты знаешь об управлении компанией?! – завопил дядя Морган. – Ты собой не можешь управлять! – Он попытался успокоиться. – И я забуду, что ты упомянула Тома Вудбайна. Это низко даже для тебя, Лили.

– Я собираюсь положить трубку, Слоут. Держись от меня подальше. И держись подальше от Джека.

– Ты собираешься в больницу, Лили, и тогда вся эта беготня прекра…

Мать бросила трубку на середине предложения дяди Моргана, после чего Джек мягко положил свою. Отошел на пару шагов к окну, чтобы его не застали рядом с телефонным аппаратом. Из-за закрытой двери в спальню не доносилось ни звука.

– Мама? – позвал он.

– Да, Джеки? – Ее голос слегка дрожал.

– Ты в порядке? Все хорошо?

– У меня? Естественно. – Послышались мягкие шаги, и дверь в спальню приоткрылась. Их взгляды встретились, его синие глаза всмотрелись в ее, такие же синие. Лили полностью распахнула дверь. На мгновение повисла неловкая тишина. – Разумеется, все хорошо. А почему нет? – Взгляды расцепились. Произошел обмен информацией, но какой? Джек задался вопросом, знала ли она, что он подслушивал. И подумал, что впервые они признали – оба – факт ее болезни.

– Я не знаю. – В голосе Джека слышалось смущение. Болезнь матери, эта великая запретная тема, теперь разделяла их все увеличивающейся пропастью. – Точно не знаю. Но дядя Морган, похоже… – Он пожал плечами.

По телу Лили пробежала дрожь, и Джека ждало новое открытие. Его мать боялась… боялась, как и он.

Она сунула сигарету в рот, щелкнула зажигалкой. Бросила на Джека еще один пронзающий взгляд.

– Не обращай внимания на этого паразита, Джек. Я разозлилась только потому, что нет никакой возможности скрыться от него. Твоему дяде Моргану нравится наезжать на меня. – Мать выдохнула серый дым. – Боюсь, аппетита для завтрака у меня не осталось. Почему бы тебе не пойти вниз и не позавтракать по-настоящему?

– Пойдем со мной, – попросил он.

– Я хочу немного побыть одна, Джек. Постарайся это понять.

Постарайся это понять.

Поверь мне.

Эти фразы, которые произносят взрослые, когда имеют в виду что-то совсем иное.

– Когда ты вернешься, я стану более общительной. Обещаю.

В действительности она говорила: Я хочу рвать и метать, не могу больше этого терпеть, убирайся, убирайся!

– Тебе чего-нибудь принести?

Она покачала головой, сухо улыбнулась, и ему пришлось покинуть гостиную, хотя он тоже не хотел завтракать. Джек побрел по коридору к лифтам. Он вновь мог пойти только в одно место, но на этот раз понял, что другого пути нет, еще до того, как спустился в тускло освещенный вестибюль и увидел бледного и строгого дневного портье.

4

Джек не нашел Спиди Паркера в маленькой красной сторожке, служившей тому кабинетом. Не нашел ни на длинном пирсе, ни в павильоне игровых автоматов, где два старика играли в скибол, и, будь это война, оба знали, что потерпят поражение. Не оказалось Спиди и на замусоренном пустыре под «американскими горками». Джек Сойер бесцельно бродил по парку развлечений под ярким солнцем, оглядывая пустынные аллеи и аттракционы. Сидевший в нем страх усилился. Допустим, что-то случилось со Спиди? Невозможно, конечно, но вдруг дядя Морган прознал про Спиди (и что, что он мог прознать?), и… мысленно Джек увидел выкатывающий из-за угла фургон с надписью «ДИКОЕ ДИТЯ». Заскрежетала коробка передач, фургон начал набирать скорость.

Джек вырвался из грезы и зашагал дальше, понятия не имея, где искать Спиди. В накатившей на него волне паники он представил дядю Моргана, пробегающего мимо ряда кривых зеркал, превращенного ими в череду чудовищных, деформированных фигур. На лысом черепе выросли рога, между мясистыми плечами появился горб, толстые пальцы превратились в загребущие когти. Джек резко свернул направо и увидел перед собой странной формы, почти круглое здание, обитое белыми планками.

Изнутри вдруг донеслось ритмичное тук-тук-тук. Мальчик побежал на этот звук – туда, где кто-то то ли бил разводным ключом по трубе, то ли стучал молотком по наковальне, – на звук какой-то работы. Среди множества планок он обнаружил дверную ручку и потянул на себя хлипкую дверь.

Джек вошел в полосатую темноту, и звук усилился. Окруживший мальчика густой сумрак изменил все вокруг, он уже не представлял себе, что далеко, а что близко. Джек вытянул руки и коснулся парусины. Сдвинул ее в сторону, и тут же перед глазами вспыхнул желтый свет.

– Странник Джек, – раздался голос Спиди.

Мальчик повернулся на голос и увидел сторожа, который сидел на земле рядом с частично разобранной каруселью. В руке он держал ключ, а перед ним лежала на боку белая лошадка с пушистой гривой и торчащим из живота серебристым штырем, которым она крепилась к поворотному кругу. Спиди мягко положил ключ на землю.

– Теперь ты готов к разговору, сынок? – спросил он.