Читать книгу Жребий - Стивен Кинг - Страница 8

1

К тому времени, как Бен Мейрс добрался до Портленда, следуя по магистрали на север, он начал чувствовать не очень приятное волнение. Это было 5 сентября 1975 года, при последнем параде уходящего лета. Деревья ярко зеленели, небо было высоким и чистым, и сразу за Фалмутом он встретил двух ребятишек, идущих по обочине с рыбацкими удочками на плечах.

Он свернул с магистрали, сбавив скорость до положенного предела, и попытался рассмотреть что-нибудь запечатлевшееся в его памяти. Сперва ничего не было видно, и он попытался объяснить это себе: «Тебе же было всего семь лет. Двадцать пять лет утекло с тех пор. Места изменились. Как и люди».

Тогда дороги 295 еще не было. Если вы хотели добраться до Портленда из Лота, нужно было ехать по дороге 12 до Фалмута и там свернуть на первое шоссе. Времени уходило куда больше.

«Прекрати эту чепуху».

Но прекратить было трудно. Трудно прекратить, когда…

Большой мотоцикл БСА заревел сзади и промчался совсем рядом. На нем сидели парень и девушка в красном жакете и громадных зеркальных очках, обнявшая парня сзади. Бен инстинктивно надавил на тормоз и обеими руками нажал на клаксон. Мотоцикл унесся вперед в облаке сизого дыма, а девица, обернувшись, показала Бену средний палец.

Он сбавил скорость, чтобы закурить. Руки заметно тряслись. Мотоцикл уже почти скрылся из виду. Дети. Чертовы дети. Опять начали приходить на память какие-то воспоминания, но он отогнал их прочь. Уже два года он не садился на мотоцикл и не желал когда-нибудь еще делать это Краем глаза он заметил слева что-то ярко-красное и, повернув голову, почувствовал радость узнавания. На вершине холма, у подножия которого расстилались поля клевера и тимофеевки, возвышался большой красный сарай под белой крышей – даже с такого расстояния он мог видеть на ней солнечные блики. Он был здесь тогда и все еще стоял. Точно такой же. Может, это было к лучшему. Скоро сарай скрылся за деревьями.

Когда он доехал до Камберленда, знакомых вещей стало появляться все больше. Он переехал через Ройял-ривер, где они мальчишками удили щук. Между деревьями промелькнул городок Камберленд с его приземистой водонапорной башней, на которой было выведено краской: «Сохраним Мэн зеленым!» Тетя Синди всегда говорила, что ниже стоило подписать: «Гони монету!»

Все было до боли знакомым, и он стал озираться, ища знак. Тот отсвечивал зеленым уже через пять миль:

ДОРОГА 12 ДЖЕРУСАЛЕМС-ЛОТ

КАМБЕРЛЕНД КАМБЕРЛЕНД-ЦЕНТР

Внезапная темнота навалилась на его сознание, гася радостные мысли, словно огонь песком. Это ощущение возникало не впервые; все началось с тех пор, как (тут в мыслях всплыло имя Миранды, но он отогнал его прочь) случилась беда, и он не позволял себе думать об этом, но оно приходило снова и снова, вторгаясь с пугающей силой.

Зачем все-таки он возвращался в город, где провел четыре года своего детства, пытаясь вернуть что-то, ушедшее безвозвратно? Какого волшебства он ожидал от тропок, по которым ходил мальчишкой и которые теперь, наверное, были заасфальтированы, выпрямлены и забросаны туристскими жестянками из-под пива? Магия кончилась, и черная, и белая. Все кончилось в тот вечер, когда мотоцикл потерял управление и врезался в желтый фургон, и были скрежет и крик Миранды, внезапно оборвавшийся, когда…

Он проехал правый поворот и в какой-то миг едва не свернул направо, чтобы доехать до Чемберлена или Льюистона, пообедать там, а потом развернуться и поехать назад. Но куда «назад»? Домой? Смешно. Если у него и был дом, то он был здесь. Хотя он был здесь всего четыре года, но это был он.

Он просигналил и притормозил у ограждения. За поворотом, там, где он соединялся с дорогой 12 (которая ближе к городу переходила в Джойнтнер-авеню), он что-то увидел на горизонте; что-то, заставившее его обеи ми ногами надавить на тормоз. «Ситроен» вздрогнул и остановился.

Деревья, в основном сосны и ели, подымались к востоку на холм, почти заслоняя обзор. Города отсюда не было видно. Одни деревья, и там, где они расступались, – высокая двускатная крыша дома Марстенов.

Он смотрел на нее зачарованный. На его лице отразился целый калейдоскоп сменяющихся чувств.

– Все еще стоит, – пробормотал он. – О Господи!

Он взглянул на свои руки. Они покрылись гусиной кожей.

2

Он проехал мимо Камберленда и приблизился к Салемс-Лоту с запада, по Бернс-роуд. Его удивило, как мало в этих местах изменилось. Построили несколько новых домов, у самой окраины появилась таверна «У Делла», вырыли пару карьеров по добыче гравия. Лес заметно поредел. Но у поворота на городскую свалку висела та же жестяная табличка, и сама дорога была такой же, вся в ямах и выбоинах. Между деревьями он видел Школьный холм, по которому с севера на юг тянулись опоры Центральной мэнской линии электропередач. Ферма Гриффенов тоже была на месте, хотя коровник заметно увеличился. Он не знал, продают ли они по-прежнему молоко, на котором изображалась ухмыляющаяся корова под фирменной маркой: «Солнечное молоко с фермы Гриффенов». Он улыбнулся. В доме тети Синди он попил немало этого молока с кукурузными хлопьями.

Он свернул налево, на Брукс-роуд, проехал мимо железных ворот и низкой каменной ограды кладбища Хармони-Хилл и спустился к подножию холма, известного как Марстен-Хилл.

Здесь деревья расступались по обеим сторонам дороги. Справа можно было видеть сам город – Бен впервые смотрел на него вновь. Слева был дом Марстенов. Он остановил машину и вылез.

Дом остался таким же. Никаких отличий. Он словно видел его еще вчера.

У фронтона буйно разрослись сорняки, скрывая старую каменную дорожку, ведущую к крыльцу. В траве скрипели кузнечики, и он видел, как они описывают в воздухе причудливые параболы.

Дом стоял в стороне от города. Он был громадным, неуклюжим и изрядно обветшавшим; ставни закрывали окна, придавая ему зловещий вид всех старых домов, долго стоящих пустыми. Краска давно облупилась, окрасив весь дом в однообразный серый оттенок. Ветры ободрали крышу, а ее западный угол обвалился под тяжестью снега.

Он вдруг почувствовал сильное желание пройти сквозь эти травяные джунгли, мимо стрекочущих кузнечиков, подняться на крыльцо и войти в холл. Может быть, даже попробовать открыть дверь в комнату.

Он стоял и смотрел на дом, почти загипнотизированный. Дом смотрел на него в ответ с безразличием идиота.

Ты войдешь в холл, где пахнет отсыревшей штукатуркой и сгнившими обоями, а под полами скребутся мыши. Там все еще валяется много разных безделушек, и ты можешь подобрать что-нибудь, например, пресс-папье, и положить в карман. А в конце холла, вместо того чтобы идти на кухню, можно свернуть налево и подняться вверх по лестнице, поднимая пыль от упавшей с потолка за много лет штукатурки. Там было четырнадцать ступенек, да-да, четырнадцать. Но самая верхняя была совсем маленькой, словно для того, чтобы избежать несчастливого числа. Наверху можно было увидеть холл перед закрытой дверью. И если пройти через холл, то можно протянуть руку и взяться за серебристую прохладную дверную ручку…

Он отвернулся от дома, чувствуя, что во рту у него пересохло. Нет еще. Потом, может быть, но не сейчас. Пока ему достаточно просто знать, что все здесь осталось, как было. Ожидало его. Он мог отыскать тех, кто распоряжался сейчас этим домом, и может даже арендовать его. Из кухни вышел бы неплохой кабинет, а спать он мог в прихожей. Но вряд ли он заставит себя подняться наверх.

Но об этом было еще рано думать.

Он сел в машину, завел ее и направился в Джерусалемс-Лот.