Читать книгу Доктор Сон - Стивен Кинг - Страница 7

1

После Уилмингтона ежедневные попойки прекратились.

Порой выдавалась неделя, а то и две кряду, когда он не потреблял ничего крепче диетической содовой. Он просыпался, не испытывая похмелья, и это было хорошо. Но он просыпался несчастный, желая приложиться к бутылке, а это было плохо. Затем однажды наступал вечер. Обычно выходного дня. Иногда он мог завестись от телевизионной рекламы «Будвайзера»: группа молодых людей без намека на пивные животы наслаждается холодным пивом после яростной баталии на волейбольной площадке. Бывало, он срывался, увидев пару миловидных женщин, присевших после работы выпить по бокалу на открытой террасе какого-нибудь приятного кафе с французским названием и множеством цветов в висячих кашпо. В бокалах почти неизменно оказывались коктейли, к которым полагались игрушечные зонтики. Бывало, спусковым крючком служила песня по радио – например, «Мистер Робото» группы «Стикс». Когда он не пил, то не пил совсем ничего. Начиная пить, напивался вдрызг. И если просыпался утром рядом с женщиной, то сразу вспоминал Дини и малыша в футболке «Брейвз». Вспоминал о семидесяти долларах. Вспоминал даже краденое одеяло, которое так и бросил у водостока на берегу реки. Быть может, оно все еще там валялось. Покрытое плесенью.

Бывало, что он напивался и не выходил на работу. Какое-то время его не трогали – со своими обязанностями он справлялся очень хорошо, – но однажды все-таки наступал тот день. Тогда он всех благодарил, прощался и садился в междугородный автобус. Уилмингтон сменился Олбани, а Олбани перетек в Ютику. Ютика стала Нью-Полтцем. Затем Нью-Полтц уступил место Стербриджу, где он надрался во время концерта фолк-музыки под открытым небом и на следующий день проснулся в тюрьме со сломанным запястьем. Потом был Уэстон, потом дом для престарелых в Мартас-Винъярде, где он продержался рекордно короткий срок. Уже на третий день старшая медсестра учуяла спиртное и распрощалась с ним. Однажды он пересекся с Истинным Узлом, сам того не сознавая. Однако на глубинном, подсознательном уровне – там, где угнездилось его сияние, – он что-то почувствовал. Запах, едва уловимый и неприятный, как вонь паленой резины на шоссе, где недавно произошла крупная авария.

Из Мартас-Винъярда он автобусом перебрался в Ньюберипорт. Там ему удалось найти работу в захудалом доме для ветеранов, где старых солдат иногда забывали в инвалидном кресле в коридоре, пока моча из переполненного мочеприемника не начинала стекать на пол. Дерьмовое местечко для пациентов, зато рай для раздолбаев вроде Дэна, хотя на самом деле он вместе с прочим немногочисленным персоналом делал для стариков все возможное. Он даже помог двоим тихо отправиться в последний путь, когда пришло их время. Там он проработал достаточно долго. За это время президент-саксофонист успел передать ключи от Белого дома президенту-ковбою.

В Ньюберипорте Дэн тоже частенько напивался в хлам, но только накануне выходного, и потому проблем не возникало. После одного из таких кратких запоев он проснулся с мыслью: По крайней мере я оставил ей продуктовые талоны. А это разбудило дремавших в его голове ведущих-психопатов.

Простите, Дини, но на этот раз вы проиграли. Однако никто не уходит от нас с пустыми руками! Что мы приготовили для нее, Джонни?

Что ж, Боб, ты прав. Дини не удалось выиграть деньги, но мы вручаем ей нашу новую игру для всей семьи, в комплект которой входят несколько граммов кокаина и огромная пачка ПРОДОВОЛЬСТВЕННЫХ ТАЛОНОВ!

А «призом» для Дэна был целый месяц без спиртного. Своего рода епитимья, наложенная на самого себя. За это время его неоднократно посещала мысль, что, знай он адрес Дини, давно бы отправил ей треклятые семьдесят долларов. Он послал бы ей вдвое больше, если бы это помогло навсегда покончить с воспоминаниями о мальчишке в футболке «Брейвз» и растопыренной тянущейся ручонке. Но адреса не было, и тогда он решил наказать себя трезвостью. Выпороть себя плетьми. Сухими.

Потом он однажды проходил мимо питейного заведения под названием «Приют рыбака» и сквозь стекло увидел хорошенькую блондинку, в одиночестве сидевшую у стойки бара. На ней была клетчатая юбчонка до середины бедра, и блондинка выглядела очень печальной. Он решил заглянуть на огонек. Как выяснилось, она только что развелась, вот ведь беда, и ей бы не помешало перед кем-то излить душу, да только очнулся он лишь через три дня со знакомой черной дырой вместо памяти. Конечно, он поспешил вернуться в центр для ветеранов, к мытью полов и замене перегоревших лампочек, надеясь на лучшее, но напрасно. Всему были пределы. Забирая из своего шкафчика вещи, он вспомнил избитую шутку Бобкэта Голдтуэйта: «Моя работа никуда не делась. Вот только выполнял ее уже кто-то другой». Он сел в очередной автобус, который направлялся в Нью-Гэмпшир, но прежде чем взойти на борт, приобрел стеклянную емкость с хмельной жидкостью.

Всю дорогу он занимал так называемое сиденье для пьяниц возле туалета. Накопленный опыт подсказывал, что, если в пути ты собирался основательно надраться, сидеть следовало именно там. Он запустил руку в коричневый бумажный пакет, открутил крышку бутылки и понюхал бурую жидкость. Ее запах умел разговаривать, но произносил только одну фразу: Привет, старина, давно не виделись!

Он подумал: Саха.

Он подумал: Мама.

Он подумал о Томми, который должен был уже пойти в школу. Ему всегда хотелось надеяться, что милый дядюшка Рэнди все-таки не прикончил его.

Он подумал: Остановить это можешь только ты сам.

Эта мысль не раз посещала его прежде, но теперь за ней последовала другая: Ты не обязан так жить, если сам этого не хочешь. Ты, разумеется, можешь… но не обязан.

Этот голос прозвучал так странно, был настолько не похож на его обычные внутренние диалоги, что он даже решил сначала, что подцепил кусок чужих мыслей – он по-прежнему мог читать в головах других людей, но непрошеные передачи теперь редко проникали в его сознание. Он научился блокировать их. Тем не менее он вскинул глаза, почти не сомневаясь, что встретит чей-то взгляд. Но никто не смотрел в его сторону. Пассажиры спали, беседовали между собой или глазели в окно на серенький денек в Новой Англии.

Ты не обязан так жить, если сам этого не хочешь.

Если бы это было правдой. Тем не менее он закрыл бутылку и положил на пустое сиденье рядом с собой. Дважды снова взял ее в руки. В первый раз сразу же вернул на место. Во второй все-таки сунул руку в пакет и отвинтил крышку, но как раз в этот момент автобус пересек границу штата Нью-Гэмпшир и остановился в зоне отдыха. Вместе с остальными пассажирами Дэн отправился подкрепиться в «Бургер-кинг», задержавшись лишь на секунду у мусорного контейнера, чтобы швырнуть туда коричневый пакет с пойлом. На боку высокого зеленого бака красовалась надпись: «ВСЕ, ЧТО ВАМ БОЛЬШЕ НЕ НУЖНО, ВЫ МОЖЕТЕ ОСТАВИТЬ ЗДЕСЬ».

Как бы это было здорово, подумал Дэн, услышав грохот упавшей в бак бутылки. О Боже, как бы это было славно!

2

Полтора часа спустя автобус миновал большой плакат, гласивший: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ ВО ФРЕЙЗЕР! ПРЕКРАСНАЯ ПОГОДА В ЛЮБОЕ ВРЕМЯ ГОДА!»

А внизу было приписано: «ПОСЕТИТЕ НАШ ИГРУШЕЧНЫЙ ГОРОДОК!»

Автобус остановился у Общественного центра Фрейзера, чтобы подобрать пассажиров, а с пустого сиденья рядом с Дэном, где прежде лежала бутылка, вдруг заговорил Тони. Этот голос Дэн не мог не узнать, пусть Тони молчал уже много лет.

(это место для тебя)

Почему бы и нет, подумал Дэн.

Он снял с верхней полки свою дорожную сумку и вышел. Стоя на тротуаре, проводил глазами уехавший автобус. К западу на горизонте маячили Белые горы. Во время всех своих бесконечных странствий он сознательно избегал гор, особенно тех скалистых монстров, цепочка которых делила страну на две части. Теперь он подумал: В конце концов я все-таки забрался наверх. Мог бы давно догадаться, что этим все и закончится. Однако здешние горы были низкими и пологими в сравнении с теми, что до сих пор преследовали его в ночных кошмарах. Он решил, что сможет, пожалуй, смириться с ними, по крайней мере на какое-то время. Но только в том случае, если ему удастся забыть про малыша в футболке «Брейвз». И если он прекратит накачиваться алкоголем. Рано или поздно понимаешь, что двигаться дальше совершенно бессмысленно. Что, куда бы ты ни поехал, от себя не убежишь.

Легкие снежинки, нежные, как фата невесты, кружились в воздухе. Он заметил, что выстроившиеся вдоль Мейн-стрит магазины были рассчитаны в основном на лыжников, начинавших приезжать сюда в декабре, и пеших туристов, время которых приходило в июне. В сентябре-октябре, вероятно, наступал сезон для любителей прогулок среди осенних листьев, но сейчас был тот период, который на севере Новой Англии считался весной, – неприкаянные восемь недель наледи и сырости. Едва ли в это время года погоду во Фрейзере можно было считать хорошей, а потому Мейн-стрит городка – Кранмор-авеню – пустовала.

Дэн перебросил ремень сумки через плечо и неспешно двинулся на север. Остановился у кованой ограды, чтобы взглянуть на несколько причудливый особняк Викторианской эпохи, по обе стороны от которого виднелись современные кирпичные корпуса. С викторианским центральным зданием их соединяли крытые переходы. Вершину левого угла особняка в отличие от правого венчала башенка, безусловно нарушая композицию, но Дэну это неожиданно даже понравилось. Эта древняя, много повидавшая на своем веку старушка словно говорила: «Да, от меня уже отвалился кусок. И наплевать! Рано или поздно с вами произойдет то же самое». Дэн уже начал улыбаться, но потом его лицо вновь стало серьезным.

В башенке находилась комната с окном, из которого на него смотрел Тони. Перехватив взгляд Дэна, он помахал ему рукой. В своей серьезной манере, которую Дэн помнил с детства, когда Тони навещал его гораздо чаще. Дэн закрыл глаза, потом открыл. Тони пропал. Да и откуда он мог вообще там взяться? Окно было заколочено досками.

На лужайке стоял знак. Золотые буквы на зеленом фоне под цвет стен особняка гласили: «ДОМ ХЕЛЕН РИВИНГТОН».

А здесь держат кошку, подумал Дэн. Серую кошку по кличке Одри.

Отчасти он оказался прав, отчасти ошибся. Здешнего кастрированного серого кота звали иначе.

Дэн долго рассматривал знак – достаточно долго, чтобы облака поредели, а небеса ниспослали на землю почти библейский солнечный луч. Только тогда он пошел дальше. И хотя солнце вдруг засияло вовсю, отражаясь от капотов автомобилей, небрежно припаркованных у спортивно-оздоровительного комплекса «Олимпия», снег продолжал кружиться, заставив Дэна вспомнить, как давным-давно, когда они еще жили в Вермонте, отзывалась о такой погоде его мама: Должно быть, дьявол бьет свою жену.

3

В паре кварталов от хосписа Дэн снова задержался. Через дорогу от здания муниципального совета находился Общественный центр Фрейзера: несколько акров свободной земли, где лишь местами начала пробиваться зеленая трава, эстрада для оркестра, поле для игры в софтбол, заасфальтированная площадка для баскетбола с одним кольцом, столы для пикников и даже небольшой участок газона для любителей гольфа. Все это выглядело чудесно, но внимание Дэна больше привлекла вывеска:

ПОСЕТИТЕ НАШ ИГРУШЕЧНЫЙ ГОРОДОК,

МАЛЕНЬКОЕ ЧУДО И ГОРДОСТЬ ФРЕЙЗЕРА,

И ПРОКАТИТЕСЬ НА ИГРУШЕЧНОЙ ЖЕЛЕЗНОЙ ДОРОГЕ!

Не требовалось особой наблюдательности, чтобы сразу заметить: игрушечный городок в миниатюре повторял Кранмор-авеню. Здесь была копия методистской церкви, мимо которой недавно прошел Дэн, со шпилем высотой семь футов; присутствовало здание театра «Музыкальная шкатулка», кафе-мороженое, книжный магазин «Наши горы», бутик «Рубашки и аксессуары», фотогалерея с девизом «Отличные фотографии – наша работа». Был здесь и однобашенный дом Хелен Ривингтон, высотой по пояс, выполненный в мельчайших подробностях, только без кирпичных пристроек. Дэн не возражал: на фоне старинного особняка они выглядели особенно уродливо.

В самом дальнем конце городка он увидел миниатюрный поезд. На каждом вагоне, куда едва ли мог поместиться даже первоклассник, красовалась надпись «ИГРУШЕЧНАЯ ЖЕЛЕЗНАЯ ДОРОГА». Над трубой ярко-красного локомотива размером чуть больше мотоцикла «хонда голд уинг» вился дымок. Негромко шумел дизельный двигатель. На борту локомотива тоже была надпись, сделанная старомодными золотыми буквами: «ХЕЛЕН РИВИНГТОН». Явная покровительница города, сообразил Дэн. Где-то в центре Фрейзера наверняка найдется улица, названная в ее честь.

Дэн задержался, хотя солнце скрылось и он снова видел парок собственного дыхания в воздухе. В детстве он всегда мечтал иметь электрическую железную дорогу, но ему ее так и не купили. А эта являла собой увеличенную версию игрушки, которая пришлась бы по душе мальчишке любого возраста.

Он перебросил сумку на другое плечо и пересек улицу. Услышав голос Тони – и увидев его, – он слегка разволновался, но сейчас был рад, что сошел с автобуса именно здесь. Быть может, это и было то место, которое он так долго искал? Место, где ему наконец представится возможность выправить свою опасно накренившуюся жизнь.

Куда бы ты ни поехал, от себя не убежишь.

Эту мысль он тут же запихнул в свой воображаемый стенной шкаф. Такие трюки ему всегда хорошо удавались. И в стенном шкафу накопилось уже немало всякой всячины.

4

Двигатель локомотива был закрыт капотом с обеих сторон, но под навесом приземистого вокзала «Игрушечный городок» Дэн обнаружил скамейку для ног, поднес поближе и взобрался на нее. В кабине машиниста он увидел два покрытых овчиной сиденья. Дэну показалось, что их сняли со старого детройтского спортивного автомобиля. Кабина и приборная панель, по всей видимости, имели то же происхождение за исключением торчавшей из пола старомодной рукоятки переключения передач в форме буквы Z. Впрочем, схема переключения отсутствовала, а на месте старого набалдашника красовался смеющийся череп в красной бандане, вытертой до бледно-розового оттенка. Верхняя часть руля была отпилена, и оставшаяся нижняя напоминала штурвал небольшого самолета. На приборной панели виднелись черные буквы, выцветшие, но еще читаемые: «МАКСИМАЛЬНАЯ СКОРОСТЬ – 40. НЕ ПРЕВЫШАТЬ!»

– Нравится? – спросил кто-то прямо у него за спиной.

Дэн повернулся так резко, что чуть не упал. Большая мозолистая рука ухватила его под локоть и помогла сохранить равновесие. Он увидел мужчину лет шестидесяти, в утепленной джинсовой куртке и охотничьей шапочке в красную клетку, с опущенными ушами. Мужчина держал ящик с инструментами, на котором была наклеена лента с надписью «СОБСТВЕННОСТЬ МУНИЦИПАЛЬНОГО СОВЕТА ФРЕЙЗЕРА».

– Прошу прощения, – сказал Дэн, спускаясь со скамейки. – Я вовсе не собирался…

– Все нормально. Люди часто останавливаются посмотреть. В основном, конечно, любители моделей железных дорог. Для них это все равно что сбывшаяся детская мечта. Летом мы стараемся не подпускать их слишком близко, потому что жизнь бурлит, а «Рив» отправляется в рейс каждый час. Но в это время года здесь никого. Только я. – Он протянул руку. – Билли Фриман. Техник. А «Рив» – моя любимица.

Дэн пожал руку и тоже представился:

– Дэн Торранс.

Билли заметил сумку.

– Ты только что с автобуса, как я погляжу. Или путешествуешь автостопом?

– С автобуса, – ответил Дэн. – А что за движок у вашего паровоза?

– Интересный вопрос ты задал. Держу пари, никогда и не слыхал о «шевроле-веранейо»?

Дэн действительно никогда о нем не слышал, но все знал. Потому что знал Фриман. У Дэна давно не было таких ярких вспышек сияния, как сейчас. Он даже почувствовал отголосок того удовольствия, которое получал в совсем раннем детстве, прежде чем понял, какую угрозу может таить в себе его дар.

– Бразильский «сабербан», верно? Турбодизель.

Кустистые брови Фримана взлетели вверх от изумления, и он заулыбался:

– А ведь в самую точку, черт побери! Кейси Кингсли, наш шеф, купил его с аукциона в прошлом году. Отличный агрегат. Тащит как слон. Приборная панель тоже с «сабербана». А сиденья поставил я сам.

Сияние постепенно угасало, но Дэн успел уловить последнюю деталь:

– Они явно с «понтиак-джаджа».

Фриман просиял.

– Опять угадал. Я нашел их на свалке рядом с Санапи-уэй. А коробка передач с «мака» шестьдесят первого года выпуска. Девять ступеней. Хороша, ничего не скажешь! Ты ищешь работу или просто гуляешь?

Дэн даже вздрогнул от столь внезапной смены темы. Искал ли он работу? Наверное, да. Логичнее всего было бы обратиться в хоспис Хелен Ривингтон, зданием которого он любовался на Кранмор-авеню, и Дэн пребывал в уверенности – хотя не знал, сияние это или обычная интуиция, – что там нужны рабочие руки. Однако он не был уверен, что готов отправиться туда прямо сейчас. Его насторожило видение Тони в окне башенки.

И есть еще одна причина, Дэнни. Тебе нужно подольше потерпеть без спиртного, прежде чем ты явишься в хоспис и напишешь заявление о приеме на работу. Даже на место ночного полотера.

Голос Дика Холлорана. Боже милостивый! Дэн не вспоминал о Дике уже очень давно. Пожалуй, с самого Уилмингтона.

С наступлением лета Фрейзер, безусловно, становился привлекательным городом для туристов. Здесь каждый мог найти себе развлечение по душе. И дополнительный персонал будут нанимать повсюду. Но если выбирать между работой в мексиканском ресторане торгового центра или в Игрушечном городке, Дэн определенно предпочитал второй вариант. Он уже почти открыл рот, чтобы ответить Фриману, когда вновь заговорил Холлоран:

Тебе скоро тридцать, мой милый. Выбор у тебя невелик.

Между тем Билли Фриман разглядывал его с откровенным и бесхитростным любопытством.

– Да, – сказал Дэн. – Мне нужна работа.

– Но учти, что в Игрушечном городке вся работа временная. Как только наступит лето и у студентов начнутся каникулы, мистер Кингсли будет брать по большей части местную молодежь. От восемнадцати до двадцати двух. От него этого требуют местные власти. К тому же юнцам можно платить по минимуму. – Он усмехнулся, обнажив пустоты на месте нескольких зубов. – Однако сама по себе работа неплоха. Сегодня целый день на свежем воздухе не выглядит столь уж заманчиво, но ведь холода скоро пройдут.

Верно, скоро потеплеет. Многие точки Общественного центра были еще закрыты, но вскоре они заработают, включившись в индустрию летнего курортного городка: появятся палатки с хот-догами и мороженым, откроется нечто круглое, заколоченное досками, в чем угадывалась большая карусель. И конечно, будет поезд – с крошечными вагончиками и мощным турбодизельным двигателем. Если Дэн сумеет удержаться от выпивки и покажет себя человеком надежным, Фриман и его босс, мистер Кингсли, могут, пожалуй, пару раз пустить его поуправлять локомотивом. Ему бы этого хотелось. А когда муниципальные власти заставят заменить его каким-нибудь выпускником школы из местных, он всегда сможет отправиться в хоспис.

То есть если он вообще решит здесь задержаться.

Лучше бы ты задержался хоть где-нибудь, заметил Холлоран (похоже, у Дэна сегодня выдался денек голосов и призраков старых знакомых). Пора остановиться сейчас, или ты уже не остановишься никогда.

И, удивляясь самому себе, он вдруг рассмеялся:

– Меня такой вариант устраивает, мистер Фриман. Вполне устраивает.

5

– Занимался благоустройством? – спросил Билли Фриман. Они вдвоем медленно шли вдоль поезда. Крыши вагонов доходили Дэну до груди, и он чувствовал себя великаном.

– Умею полоть, сажать и красить. Умею управляться с аппаратом для сдувания листьев и бензопилой. Починю простой двигатель, если поломка не слишком серьезная. Вожу газонокосилку, не наезжая на людей. Поезд… пока даже не знаю.

– Для этого понадобится разрешение мистера Кингсли. Страховка и прочая фигня. И кстати, у тебя есть рекомендации? Без них мистер Кингсли на работу не берет.

– Есть немного. В основном из больниц, где я работал уборщиком и санитаром. Мистер Фриман…

– Сойдет и просто «Билли».

– Билли, непохоже, чтобы ваш поезд мог перевозить пассажиров. Куда им сесть?

Билли усмехнулся:

– Жди здесь. Интересно, покажется ли тебе это таким же забавным, как мне самому? Мне этот трюк так нравится, что я могу повторять его бесконечно.

Фриман вернулся к локомотиву и склонился внутрь кабины. Двигатель, который прежде чуть слышно шумел, стал пофыркивать и посылать в небо более плотные сизые кольца. По всей длине «Хелен Ривингтон» зашипела гидравлика. Внезапно крыши всех девяти вагонов – восьми пассажирских и одного служебного, окрашенного в желтый цвет, – начали подниматься. Со стороны казалось, что откидывается верх сразу у девяти выстроившихся в цепочку кабриолетов. Дэн наклонился, чтобы посмотреть в окошко, и увидел, что по центру каждого вагона протянулся ряд жестких пластмассовых сидений – по шесть в пассажирских вагонах и два в служебном. Всего пятьдесят.

Когда Билли вернулся, Дэн улыбался во весь рот:

– Странный же должен быть вид у вашего поезда, когда его заполняют пассажиры.

– Еще какой! Народ веселится от души и без конца фотографируется. Только глянь!

В конце каждого вагона располагалась стальная подножка. Билли воспользовался одной из них, пробрался внутрь и уселся. Получился забавный оптический обман: Билли казался намного крупнее, чем был на самом деле. Он величественно помахал Дэну рукой, а тот представил, как крошечные с виду вагончики отъезжают от платформы, увозя от вокзала сразу пятьдесят таких же бробдингнегцев[5].

Когда Билли Фриман поднялся и вышел из вагона, Дэн встретил его аплодисментами.

– Бьюсь об заклад, между Мемориальным днем и Днем труда вы продаете добрый миллиард открыток.

– Так и есть, можешь не сомневаться. – Билли порылся в карманах куртки, достал чуть помятую пачку сигарет «Дьюк» – хорошо известную Дэну дешевую марку, продававшуюся на автостанциях и в круглосуточных продуктовых лавках по всей Америке, – и протянул Дэну.

Тот взял сигарету. Билли дал ему прикурить и закурил сам.

– Наслаждаюсь дымком, пока это еще возможно, – пояснил он, разглядывая свою сигарету. – Курить здесь скоро запретят, как и везде. В женском клубе Фрейзера уже вовсю обсуждают эту идею. Если разобраться – сборище безмозглых куриц, но сам знаешь, как устроен современный мир: рука, качающая чертову колыбель, лезет управлять чертовой планетой. – Он выпустил дым через ноздри. – Хотя большинство из них колыбели в глаза не видело со времен Никсона. Да и тампаксы им давно ни к чему.

– Быть может, это не так уж плохо, – заметил Дэн. – Дети легко перенимают дурные привычки у взрослых.

Он сразу вспомнил отца. Однажды, незадолго до своей смерти, мама мрачно пошутила, что единственная в мире вещь, которая нравилась Джеку Торрансу больше, чем стакан виски, – это двенадцать стаканов виски. Конечно, и у самой Уэнди была слабость – сигареты, которые свели ее в могилу. И было время, когда Дэн клялся, что никогда не поддастся еще и этой пагубной привычке, но с годами обнаружил, что человек обычно попадается во все капканы, которые расставляет жизнь.

Тем временем Билли Фриман рассматривал его, прищурившись.

– Я иногда вроде как умею чувствовать людей, вот и с тобой так получилось. – У него был заметный акцент уроженца Новой Англии. – Что-то такое зашевелилось в голове еще до того, как ты повернулся и я увидел твое лицо. Думаю, ты сгодишься мне в помощники на весенний период, то есть, считай, до конца мая. Вот какое у меня чувство, а я привык доверять чутью. Пусть это и звучит глупо.

Дэн вовсе не считал, что это глупо. Теперь он понял, почему мог с такой легкостью читать мысли Билли Фримана. Дик Холлоран – его первый взрослый друг – говорил ему: В большинстве случаев в людях присутствует лишь едва уловимое сияние. Они сами не подозревают о нем. Им дано, например, угадывать, какую следующую песню передадут по радио, или предвидеть, что скоро у них зазвонит телефон.

Вот и Билли Фриман оказался наделен таким даром. Но едва уловимым.

– Как я понял, мне надо сразу обратиться к этому Кэри Кингсли, так?

– Кейси, а не Кэри. Но все верно. Он здесь ключевая фигура. Заведует городским хозяйством уже двадцать пять лет.

– И когда это лучше сделать?

– Да прямо сейчас. – Билли ткнул пальцем. – Груда кирпичей на той стороне улицы – это наш муниципальный совет. К мистеру Кингсли попадешь, спустившись в подвал в дальнем конце коридора. Поймешь, что на месте, когда услышишь сверху звуки диско. На первом этаже находится зал, где по вторникам и четвергам наши дамочки в это время как раз забавляются аэробикой.

– Хорошо, – сказал Дэн, – тогда я направлюсь прямо к нему.

– Рекомендации при тебе?

– Да. – Дэн похлопал по своей сумке, которую прислонил к стене игрушечного вокзала.

– И, надеюсь, ты не сам их написал? У нас такие штучки не проходят.

Дэнни улыбнулся:

– Нет, с ними полный порядок.

– Тогда иди и пусти их в ход. Покажи себя молодцом.

– Непременно.

– Да, и вот еще что, – сказал Билли уже в спину удалявшемуся Дэну. – Он на дух не выносит спиртного. Если ты выпиваешь и он тебя об этом спросит, мой тебе совет… соври.

Дэн кивнул и поднял руку, показывая, что все понял. Врать на этот счет он умел.

6

Судя по испещренному кровеносными сосудами носу Кейси Кингсли, тот отнюдь не всегда ненавидел спиртное. Это был крупный мужчина, который не столько занимал свой небольшой кабинет, сколько носил его на себе. Сейчас он откинул свой стул за письменным столом на задние ножки и просматривал рекомендации Дэна, аккуратно сложенные в голубую папку. Затылком он почти касался нижнего конца простого деревянного креста, висевшего на стене рядом с фотографией его семьи. На снимке более молодой и стройный Кингсли позировал вместе с женой и тремя детьми в купальных костюмах где-то на пляже. С потолка, лишь слегка приглушенные, грохотали «Виллидж пипл» в сопровождении дружного топота многочисленных ступней. Воображение нарисовало Дэну гигантскую сороконожку, которая недавно побывала у местного парикмахера-стилиста и носила ярко-красное трико ярдов девять длиной.

– Ага, ага… – бормотал Кингсли. – Угу… Так-так… Так…

На углу стола стояла стеклянная банка с леденцами. Не отрывая взгляда от тонкой папки с рекомендациями Дэна, Кингсли снял с банки крышку, выудил конфету и сунул в рот.

– Угощайтесь, – предложил он гостю.

– Нет, спасибо, – ответил Дэн.

В этот момент его посетила странная мысль. По всей вероятности, когда-то давно его отец сидел в подобном кабинете и проходил собеседование, чтобы получить работу смотрителя «Оверлука». Интересно, о чем он тогда думал? О том, что ему позарез нужно это место? Что это его последний шанс? Вполне вероятно. Потому что Джек Торранс решал не только свою судьбу. У него имелись жена и сын. Дэн же был свободен. Если здесь не выгорит, он может какое-то время бездельничать дальше. Или попытать счастья в хосписе. Хотя… Ему понравился Общественный центр Фрейзера. Ему понравился поезд, в котором обычные мужчины выглядели голиафами. Ему приглянулся Игрушечный городок, такой бесшабашно-абсурдный, но радостный и немного самоуверенный, как и многие другие маленькие американские городки. И ему пришелся по душе Билли Фриман, обладавший отблесками сияния, но скорее всего даже не подозревавший об этом.

Сверху раздались звуки «Я выживу». Словно только и дожидался смены мелодии, Кингсли сложил листочки обратно в папку и передал через стол Дэну.

Сейчас он мне откажет.

Но после целого дня точных попаданий на этот раз интуиция его подвела.

– Все это очень хорошо, вот только мне показалось, вам гораздо больше подошла бы работа в центральной больнице Нью-Гэмпшира или в хосписе, который расположен в нашем городе. Вы могли бы даже заняться домашним уходом – как я вижу, вы обладаете многими медицинскими навыками и умеете оказывать первую помощь. Не думали об этом?

– Думал. И в первую очередь о хосписе. Но потом я увидел ваш Общественный центр, Игрушечный городок и поезд.

Кингсли широко улыбнулся:

– Должно быть, страсть как хочется самому сесть на место машиниста, угадал?

Дэн без колебания солгал:

– Нет, сэр, меня привлекает совсем не это.

Признание, что его действительно манит кресло машиниста, почти наверняка повлекло бы вопрос о наличии у него водительского удостоверения и обстоятельствах, при которых Дэн оного лишился. А конец у такого разговора мог быть только один: предложение покинуть кабинет мистера Кейси Кингсли навсегда.

– Я больше люблю ухаживать за механизмами, стричь травку и все такое.

– И нигде не любите задерживаться надолго, насколько я могу судить по вашему послужному списку.

– Планирую остепениться в ближайшем будущем. Кажется, свою охоту к перемене мест я уже полностью удовлетворил.

Интересно, Кингсли тоже показалось, что это полное вранье?

– Впрочем, только временную работу я и могу вам предложить, – сказал Кингсли. – Закончится учебный год и…

– Билли предупредил меня. Если я решу остаться здесь на лето, то попробую устроиться в хоспис. Я даже мог бы заблаговременно подать туда заявление, если вы не возражаете.

– Как угодно. – Кингсли с любопытством посмотрел на него. – Вы чувствуете себя комфортно в обществе умирающих людей?

Твоя мать умерла там, подумал Дэнни. Сияние, оказывается, и не собиралось затухать. И ты держал ее за руку, когда она скончалась. Ее звали Эллен.

– Вполне, – ответил он. А потом без особых на то причин добавил: – В конце концов все мы умираем. Что такое мир, если не огромный хоспис под открытым небом?

– Да вы у нас еще и философ! Что ж, мистер Торранс, думаю, вы нам подходите. К тому же я доверяю мнению Билли – он редко ошибается в людях. Только на работу не опаздывать, не являться пьяным или с красными глазами и пропахшим травой. Если случится нечто подобное, вам придется распрощаться с этим городом. В Доме Ривингтон с вами даже разговаривать не станут – об этом я позабочусь. Надеюсь, мои требования вам понятны?

Дэн почувствовал приступ неприязни,

(надутый хлыщ)

но сумел подавить его. Они играли на поле Кингсли, и он же владел мячом.

– Предельно понятны.

– Приступайте прямо с завтрашнего дня, если ничто не мешает. В городе сдается множество комнат. Я сделаю пару звонков, если хотите. Вы сможете заплатить девяносто долларов за первую неделю, пока не получите зарплату?

– Да, смогу. Спасибо, мистер Кингсли.

Кингсли отмахнулся.

– А на первую ночь могу порекомендовать гостиницу «Ред руф». Ею управляет мой бывший зять. Он даст вам хорошую скидку. Договорились?

– Договорились.

Все произошло как-то невероятно быстро. Так бывает с последними фрагментами огромной головоломки, когда несколько последних кусочков вдруг сразу встают на свои места. Дэн велел себе не поддаваться эйфории.

Кингсли поднялся. Он был крупным мужчиной и двигался не слишком стремительно. Дэн тоже встал со стула, и когда Кингсли протянул ему похожую на небольшой окорок руку через заваленный бумагами стол, пожал ее. Теперь сверху «Саншайн бэнд» рассказывали миру, как им это нравится, ох-хо, ах-ха…

– Ненавижу это танцевальное дерьмо, – пробормотал Кингсли.

Врешь, подумал Дэн. Тебе эта музыка по сердцу. Потому что напоминает о дочери, с которой ты редко видишься. Она все еще не простила тебя.

– Вы здоровы? – спросил Кингсли. – Что-то вы побледнели.

– Просто устал. Долгая поездка на автобусе.

Сияние вернулось к нему во всей своей мощи. Но почему именно сейчас?

7

Через три дня на новой работе, которые Дэн провел за покраской эстрады и уборкой оставшихся прошлогодних листьев с лужайки Общественного центра, Кингсли пересек Кранмор-авеню и сообщил, что при желании он может снять квартиру на Элиот-стрит. Причем у него будет своя туалетная комната с ванной и душем. Восемьдесят пять долларов в неделю. Дэн сразу же согласился.

– Тогда сходите туда в обеденный перерыв, – посоветовал Кингсли. – Найдите миссис Робертсон. – Он погрозил Дэну пальцем, искривленным надвигающимся артритом. – И постарайтесь не наломать дров, друг мой, потому что она моя старая приятельница. Помните, что я за вас поручился на основе всего лишь хлипких рекомендаций и интуиции Билли Фримана.

Дэн клятвенно заверил, что не наломает никаких дров, хотя горячность, с которой он произносил заверения, показалась несколько напускной даже ему самому. Он опять подумал об отце, которому пришлось униженно просить состоятельного друга пристроить его на любую работу после увольнения из школы в Вермонте. Странно было испытывать сочувствие к человеку, который чуть тебя не убил, но Дэн его испытывал. Неужели отца тоже предупреждали, чтобы он не наломал дров и не облажался? Скорее всего. Вот только Джек Торранс все же наломал дров. По полной программе. Облажался на все сто. Несомненно, отчасти причиной его неудач было пьянство, но и люди, которые в тяжкие времена норовят поставить ногу тебе на горло, вместо того чтобы помочь подняться, тоже сыграли свою роль. Скверно, но такова человеческая натура. А упав до уровня бродячего пса, ты видишь только клыки, когти и грязь.

– И попросите Билли подобрать вам рабочие башмаки потеплее. У него в сарае их накопилось несколько десятков, хотя когда я проверял в последний раз, лишь половина имели пару.

День стоял солнечный, в воздухе пахло весной. Дэн, который работал в джинсах и футболке с эмблемой «Ютика блу сокс», посмотрел сначала на почти безоблачное небо, а потом снова на Кейси Кингсли.

– Да, я знаю, как это выглядит сейчас, но мы с вами все-таки в предгорьях, дружище. Метеорологи обещают нам крепкий северо-восточный ветер и с фут снега. Долго не продержится, фермеры еще называют апрельский снег удобрением для бедняков. Зато ветер может наделать бед. Надеюсь, вы и со снегоуборочной машиной сумеете управиться. – Он помолчал. – А еще, надеюсь, у вас крепкая спина, потому что завтра вам с Билли придется собирать множество обломанных веток. Быть может, нужно будет пилить поваленные деревья. Умеете обращаться с бензопилой?

– Да, сэр.

– Хорошо.

8

С миссис Робертсон Дэн сумел сразу установить добрые отношения – она даже предложила ему сандвич с яичным салатом и чашку кофе в общей кухне. Он согласился, ожидая неизбежных расспросов о том, что привело его во Фрейзер, из каких краев он родом и тому подобных вещах. Но был приятно удивлен, когда ошибся. Она лишь попросила, если есть время, помочь ей закрыть ставни на окнах нижнего этажа, опасаясь, что сбудется прогноз по поводу ветра. Дэн с радостью оказал ей эту небольшую услугу. В своей жизни он придерживался не слишком многих принципов, но один из них гласил: всегда дружи с квартирной хозяйкой, ибо трудно предсказать, не придется ли однажды просить об отсрочке платы.

Затем он вернулся в Общественный центр, где его ждал Билли с целым списком дел. Не прошло и двух дней, как они сняли зимние чехлы со всех детских аттракционов, а теперь пришлось снова все закрывать, заколачивать витрины нескольких киосков и магазинчиков. Последней их миссией стало загнать «Рив» в специально построенное для поезда депо. Потом они уселись на складные стулья рядом с вокзалом Игрушечного городка, чтобы перекурить.

– Знаешь, Дэнни, – сказал Билл, – если начистоту, я сейчас чувствую себя очень усталым пролетарием.

– И не вы один. – Хотя на самом деле Дэн ощущал себя превосходно, мышцы приятно покалывало. Он уже забыл, как это прекрасно – работать на свежем воздухе не с похмелья.

В небе над ними сгущались тучи. Билли посмотрел на них и вздохнул.

– Я молю Бога, чтобы нас миновали снег и ветер, которые обещают по радио, но, похоже, они правы. Кстати, я нашел тебе башмаки. На вид они не очень, но хотя бы парные.

Отправляясь в свое новое жилище, Дэн прихватил ботинки с собой. К тому времени ветер уже начал набирать силу и солнце скрылось. Еще утром во Фрейзере готово было наступить лето. К вечеру лицо обжигал сырой холод надвигавшегося снегопада. Городские улочки опустели, окна домов укрылись за ставнями.

Дэн свернул с Морхед-стрит на Элиот и замер. Вдоль тротуара вместе с остатками прошлогодней листвы ветер катил поношенный цилиндр – шляпу фокусника. Или, быть может, актера из старой музыкальной комедии, подумал он. При виде цилиндра Дэн почувствовал, как мороз пробрал его до костей, потому что на самом деле никакой шляпы там не было.

Он зажмурился, медленно сосчитал до пяти, чувствуя, как усилившийся ветер полощет джинсы вокруг икр, а потом снова открыл глаза. Листья остались, но шляпа пропала. Это снова было сияние, порождавшее живые, тревожные, но, как правило, невразумительные образы. Сияние всегда усиливалось, если он какое-то время не пил, но никогда прежде не проявлялось так ярко, как с момента его прибытия во Фрейзер. Словно здесь царила особая атмосфера. Словно воздух лучше проводил странные передачи с Неизвестной Планеты. Это место было особенным.

Как «Оверлук».

– Нет, – сказал он. – Нет, я в это не верю.

Пара стаканчиков, и все придет в норму, Дэнни. В это ты веришь?

К сожалению, он верил.

9

Дом миссис Робертсон был построен в хаотичном колониальном стиле, и из окна комнаты Дэна на четвертом этаже открывался вид на запад, на горы. Это была панорама, без которой он бы охотно обошелся. За долгие годы его воспоминания об «Оверлуке» сильно поблекли, но когда он распаковывал кое-что из своих пожитков, в памяти всплыло… Короче, всплыло то, чему лучше не всплывать, как и всякой прочей гадости (вроде разложившегося трупика мелкого грызуна).

Первый снег выпал тогда ближе к закату. Мы стояли на террасе перед входом в тот огромный пустой отель: отец – в центре, мама – по одну сторону от него, а я сам – по другую. Он обнимал нас. Тогда все, казалось, было хорошо. Он не пил. Первые снежинки падали медленно и вертикально, но потом поднялся ветер и принялся сдувать их в сторону, наметая сугроб на террасу и укутывая тех…

Дэн попытался блокировать образ, но тот пробился сквозь его защиту.

…тех зверей из живой изгороди. Тех самых, что могли двигаться, когда никто на них не смотрел.

Он отвернулся от окна, чувствуя, как руки покрылись гусиной кожей. Достал купленный в магазине «Ред эпл» сандвич, который собирался съесть, читая приобретенный там же роман Джона Сэнфорда в мягкой обложке, но, откусив лишь пару раз, снова завернул бутерброд в бумагу и положил на подоконник, где было прохладно. Он мог поесть и позже, хотя думал, что вряд ли ляжет спать позже девяти и едва ли успеет одолеть даже первые сто страниц романа.

Ветер снаружи продолжал усиливаться. Время от времени он завывал под скатом крыши так громко, что Дэн невольно отрывал взгляд от книги. А примерно в половине девятого начался снегопад. Снег шел густой и сырой. Налипая на окно, он скоро скрыл вид на горы. В какой-то степени так стало еще хуже. Снегом заметало окна и в «Оверлуке». Сначала на втором этаже… на третьем… и, наконец, на четвертом.

А потом они оказались в братской могиле с живыми мертвецами.

Мой отец рассчитывал, что они сделают его управляющим отелем. Все, что от него требовалось взамен, – это показать свою преданность. Выдав им своего сына.

– Своего единственного сына, – пробормотал Дэн, а потом огляделся по сторонам с таким видом, словно это произнес кто-то другой. Ему и в самом деле казалось, что он здесь не один. Вернее, не совсем один. За окном снова резко взвыл ветер, и Дэн вздрогнул.

Еще не поздно вернуться в «Ред эпл». Купить бутылочку. Прогнать из головы все неприятные мысли.

Нет. Он должен читать. Следствие вел Лукас Девенпорт, и ему было интересно, что там дальше.

В четверть десятого он закрыл книгу и улегся в очередную постель в очередной съемной квартире. Я не смогу заснуть, подумал он. Ни за что не смогу под такие завывания ветра.

Но он заснул.

10

Он сидел рядом с ливневым стоком, глядя на поросший жесткой травой берег реки Кейп-Фир и на переброшенный через нее мост. Стояла ясная ночь полнолуния. Никакого тебе ветра, никакого снега. И «Оверлук» тоже пропал. Если бы даже он не сгорел, когда страной правил «арахисовый фермер», все равно до него было больше тысячи миль. Тогда почему же Дэн так напуган?

Потому что он был не один. Вот почему. Кто-то расположился у него за спиной.

– Хочешь, дам тебе совет, Медвежонок?

Голос казался текущим и дрожащим. Дэн почувствовал, как мурашки поползли по спине. Но еще сильнее у него замерзли ноги, покрывшиеся пупырышками, которые он мог видеть, потому что сидел в шортах. Да, на нем действительно были шортики. Его взрослые мозги оказались в голове пятилетнего ребенка.

Медвежонок. Догадайся кто…

Но он знал наверняка. Он представился Дини по имени, но она упорно звала его Медвежонком.

Ты этого не помнишь, и кроме того, тебе все это снится.

Естественно, так оно и было. Он находился во Фрейзере, штат Нью-Гэмпшир, и спал, пока за окном комнаты в доме миссис Робертсон бушевал весенний снегопад. И все же ему показалось разумным не оборачиваться. Так было безопаснее.

– Не надо никаких советов, – сказал он, продолжая смотреть на реку и полную луну над ней. – Мне давали советы настоящие эксперты. В барах и парикмахерских их хоть пруд пруди.

– Держись подальше от женщины в цилиндре, Медвежонок.

В каком еще цилиндре? – мог бы спросить он, но к чему утруждаться? Он знал, о какой шляпе речь, потому что видел, как ветер гнал ее вдоль тротуара. Снаружи черную как смертный грех, но с белой шелковой подкладкой внутри.

– Она Королева-сучка из Адского замка. Встанешь у нее на пути, и она сожрет тебя живьем.

Теперь он повернул голову. Просто не смог удержаться. Дини сидела позади него прямо в водосточном желобе, набросив украденное им у бомжа одеяло на голые плечи. Ее волосы прилипли к щекам. Лицо сильно раздулось и набухло. Глаза помутнели. Она была мертва. И возможно, уже не один год пролежала в могиле.

«Ты не настоящая», – хотел сказать Дэн, но слова не шли из него. Ему снова было пять. Дэнни было пять, «Оверлук» обратился в пепел и кости, а рядом с ним сидела мертвая женщина. Та, которую он обокрал.

– Ничего страшного, – сказала она. Голос был клокочущим из-за распухшего горла. – Я продала кокс. Подмешала к нему немного сахара и толкнула за две сотни.

Она усмехнулась, и сквозь ее зубы просочилась вода.

– Ты мне понравился, Медвежонок. Вот почему я пришла, чтобы предупредить тебя. Держись подальше от женщины в цилиндре.

– Маска, – сказал Дэн… голосом Дэнни, тонким, почти писклявым детским голоском. – Маска, ты не настоящая, тебя здесь нет.

Он закрыл глаза, как часто делал в «Оверлуке», если видел что-то ужасное. Женщина начала кричать, но он не открывал глаз. Крики продолжались, то нарастая, то ослабевая, и он понял, что это ветер. Он был не в Колорадо и не в Северной Каролине. Он был в Нью-Гэмпшире. Ему приснился плохой сон, но теперь он проснулся.

11

Часы показывали два часа ночи. В комнате стоял холод, но его ладони и грудь были липкими от пота.

Хочешь, дам тебе совет, Медвежонок?

– Нет, – ответил он. – Никаких советов от тебя.

Она же мертва.

Он никак не мог этого знать, но знал. Дини, королева Западного полушария в своей кожаной мини-юбке и сандалиях на пробковой подошве, была мертва. Он даже знал, как она это сделала. Наглоталась таблеток, заколола волосы, забралась в ванну, наполненную теплой водой, заснула, соскользнула вниз и утонула.

Рев ветра казался устрашающе знакомым, полным неосуществимой угрозы. Ветер дул повсюду, но звучал так только на высокогорье. Словно какое-то разгневанное божество размахивало над миром огромным деревянным молотком.

Помнится, я называл его спиртное Скверной Жидкостью, подумал Дэн. Но бывают случаи, когда оно превращается в Хорошую Жидкость. А когда ты очнулся после кошмара, который, как ты понимаешь, наполовину навеян сиянием, – даже в Очень Хорошую Жидкость.

Один стаканчик виски дал бы ему возможность снова заснуть. Он стал бы гарантией не просто сна, а сна без кошмаров. Сон был природным лекарем, а сейчас Дэн Торранс чувствовал себя настолько больным, что нуждался в сильном лекарстве.

Но в такое время все закрыто. Не повезло.

Что ж, так тому и быть.

Он повернулся на бок и уперся во что-то спиной. Нет, не во что-то. В кого-то. Кто-то проник к нему в постель. Дини залезла вместе с ним под одеяло. Только это существо было маловато для Дини. Он почувствовал, что…

Дэн выскочил из кровати, неуклюже приземлился на пол и обернулся. Это был Томми – маленький сынишка Дини. Справа на его черепе виднелась глубокая вмятина. Обломки кости торчали сквозь окровавленные волосы. Какая-то серая чешуйчатая мерзость налипла на одну щеку. Мозг. Он не мог выжить после такого удара по голове – но продолжал жить. Он протянул к Дэну похожую на морскую звезду ручонку.

– Саха, – сказал он.

Снова раздался крик, только на этот раз кричала не Дини и не ветер.

Кричал он сам.

12

Проснувшись во второй раз – уже по-настоящему, – он вовсе не кричал, а лишь издавал какой-то шедший из груди клекот. Он сел, жадно глотая воздух, с одеялом, обмотанным вокруг пояса. В постели с ним никого не было, но сон рассеялся не окончательно, и простого взгляда оказалось недостаточно. Дэн сбросил с кровати одеяло, но не удовлетворился этим. Он стал ощупывать ладонями простыню, пытаясь ощутить остатки чужого тепла, почувствовать вмятину, оставленную маленьким тельцем. Ничего. Разумеется, ничего. Он даже заглянул под кровать, но увидел там лишь свои рабочие башмаки.

Ветер слегка поумерил свой пыл. Буран не прекратился, но заметно ослабел.

Он зашел в ванную, а затем резко обернулся, словно ожидая застать кого-то врасплох, но увидел только кровать и сброшенное на пол одеяло. Он включил свет над раковиной, ополоснул лицо холодной водой, а потом опустил крышку унитаза и сел, делая глубокие вдохи. Ему захотелось взять сигарету из пачки, лежавшей рядом с книгой на небольшом столике в комнате, но ноги были как ватные, и он сомневался в их надежности, поэтому остался сидеть. Он видел постель, и постель была пуста. Вся комната была пуста. Проблемы не существовало.

Но… она не казалась пустой. По крайней мере пока. Как только это произойдет, он, вероятно, вернется в кровать. Но заснуть ему вряд ли удастся. Этой ночью он свое уже отоспал.

13

Семью годами ранее, работая санитаром хосписа в Талсе, Дэн подружился с престарелым психиатром, страдавшим раком печени на конечной стадии. Однажды, когда Эмиль Кеммер в очередной раз предавался воспоминаниям (не слишком стесняясь пикантных подробностей) о наиболее интересных случаях из своей врачебной практики, Дэн признался, что с самого детства страдает от «двойных снов». Знаком ли доктору Кеммеру подобный феномен? Есть ли у него научное определение?

В расцвете лет Кеммер был крупным мужчиной – о чем свидетельствовала старая черно-белая свадебная фотография на прикроватной тумбочке, – но рак – самая эффективная диета, и в день их разговора вес доктора примерно равнялся его возрасту, а ему стукнуло девяносто один. Однако он не утратил проницательности ума, и сейчас, сидя на крышке унитаза и вслушиваясь в затихающие звуки ветра за стенами дома, Дэн вспомнил лукавую улыбку старика.

– Вообще-то, Дэниел, – сказал тот с сильным немецким акцентом, – я привык, чтобы мне за диагнозы платили.

– Вот черт, не повезло, – отозвался Дэн ухмыляясь.

– Кто знает. – Кеммер изучающе посмотрел на Дэна. У старика были ярко-синие глаза. И хотя Дэн знал, что это предельно несправедливо, часто воображал эти глаза под черной эсэсовской каской. – В этом доме для смертников ходят слухи, что ты, мой мальчик, наделен особым талантом помогать людям умереть достойно. Это так?

– Иногда, – осторожно ответил Дэн. – Но не всегда.

На самом деле он делал это почти всегда.

– Когда придет мой час, ты мне поможешь?

– Если это будет в моих силах.

– Вот и хорошо. – Кеммер с трудом сел в постели, жестом велев Дэну оставаться на месте. – То, что ты называешь двойными снами, – хорошо знакомое психиатрам явление. Им особо интересовались последователи Юнга, именовавшие его ложным пробуждением. Первый сон обычно легкий и поверхностный. Человек осознает, что спит…

– Да! – воскликнул Дэн. – Но во втором сне…

– Во втором сне человек считает, что он бодрствует, – продолжал Кеммер. – Юнг вывел из этого целую теорию, приписав таким снам даже своего рода прекогнитивную силу… Но мы-то с тобой знаем правду, не так ли, Дэн?

– Разумеется, – кивнул тот.

– Поэт Эдгар Аллан По упоминал о феномене ложного пробуждения задолго до того, как Юнг появился на свет. Вот его строки: «Все, что в мире зримо мне или мнится, – сон во сне»[6]. Я ответил на твой вопрос?

– Думаю, что да. Спасибо.

– Не за что. А теперь я бы выпил немного сока. Принеси яблочного, будь любезен.

14

Прекогнитивная сила… Но мы-то с тобой знаем правду.

Даже если бы не привык держать свою способность в секрете от всех, Дэн не осмелился бы возражать умирающему… особенно человеку с таким холодным и проницательным взглядом. Истина, однако, заключалась в том, что обычно одно или оба из его двойных сновидений оказывались пророческими, но он лишь наполовину понимал суть предвидений или не понимал вовсе. Но этой ночью, сидя на крышке унитаза в одних трусах и дрожа всем телом (и не только от холода), он понял даже больше, чем хотелось.

Томми был мертв. По всей вероятности, убит своим агрессивным дядей. А вскоре после этого его мать покончила с собой. Что же до другой части сна… призрачного цилиндра, который еще раньше привиделся ему катящимся по тротуару…

Держись подальше от женщины в цилиндре. Она Королева-сучка из Адского замка.

– Мне нет до нее дела, – сказал Дэн.

Встанешь у нее на пути, и она сожрет тебя живьем.

В его намерения не входило даже встречаться с ней, не говоря уже о том, чтобы вставать на пути. А что до Дини, то он не нес ответственности за необузданный темперамент ее братца и заброшенного ребенка. Теперь он мог перестать мучиться угрызениями совести по поводу взятых у нее семидесяти долларов: она продала кокаин – он был убежден в достоверности этой части сна, – и они в расчете. И если уж на то пошло, ей досталось даже больше.

Сейчас ему хотелось одного – выпить. То есть напиться, если называть вещи своими именами. Надраться в дымину, вдрабадан, до поросячьего визга. Теплое утреннее солнышко, приятная ломота в мышцах от работы на свежем воздухе, пробуждение без малейшего намека на похмелье – все это прекрасно. Но какой ценой? Слишком высокой. Он расплачивался за благостную жизнь всеми этими безумными снами и видениями, не говоря уже о мыслях случайных прохожих, которые порой непостижимым образом пробивали его защитную стену.

Нет. Цена оказалась непомерно высокой.

15

Он сидел на стуле в своей комнате, читая роман Джона Сэнфорда при свете единственной лампы, пока колокола городских церквей не пробили семь утра. Затем он обул новые (по крайней мере для него самого) башмаки, надел шерстяную куртку и вышел в мир, который за ночь изменился и смягчил свой нрав. Все острые углы сгладились. Снег по-прежнему шел, но теперь падал невесомыми хлопьями.

Мне надо убираться отсюда. Возвращаться во Флориду. Пошел он на хрен, этот Нью-Гэмпшир, где снег валит, наверное, даже на Четвертое июля в честь праздничка.

Ему ответил голос Холлорана, добрый, каким его запомнил маленький Дэнни, но под мягкостью крылась сталь: Пора остановиться сейчас, мой милый, или ты уже не остановишься никогда.

– Да пошел ты… Несносный старик, – пробормотал Дэн.

Он сразу отправился в «Ред эпл», потому что магазины, где торговали крепким алкоголем, открывались только через час. Медленно бродил туда-сюда между холодильниками с вином и пивом, размышляя, пока не решил наконец, что если уж напиваться, то быстро и мерзко. Взял две бутылки «Тандерберд» (восемнадцать градусов, сгодится, раз уж виски пока не достать) и пошел к кассе, но вдруг остановился.

Повремени еще денек. Дай себе последний шанс.

Что ж, он вполне мог это сделать, но только зачем? Чтобы снова проснуться в одной постели с Томми? С Томми, у которого череп продавлен внутрь? Или в следующий раз это будет Дини, пролежавшая в ванне два дня, пока домовладелец не устал стучать в дверь и не воспользовался своим ключом? Он не мог ничего знать наверняка, и будь с ним сейчас Эмиль Кеммер, старик бы с этим согласился, но тем не менее Дэн знал. Он знал все. Так чего ждать?

Быть может, эта твоя сверхчувствительность скоро пройдет? Вдруг это нечто вроде экстрасенсорной белой горячки, и если ты потерпишь еще немного…

Но время менялось. Это прекрасно понимали алкаши и законченные наркоманы. Когда ты не мог спать, когда боялся лишний раз оглянуться, опасаясь того, что можешь увидеть, время удлинялось и отращивало себе острые зубы.

– Вам помочь? – спросил продавец, и Дэн понял,

(проклятое сияние, проклятая хреновина)

что своим видом нервирует его. И не без причины. Всклокоченные волосы, темные круги под глазами и дерганые, неуверенные движения. Он, вероятно, походил сейчас на любителя метамфетамина, который никак не мог решиться достать свой верный револьвер и потребовать выложить на стойку все, что есть в кассе.

– Нет, спасибо, – ответил Дэн. – До меня только что дошло, что я забыл дома бумажник.

Он вернул зеленые бутылки в холодильник. Когда закрывал дверцу, они мягко сказали ему как старому приятелю: «До скорого, Дэнни».

16

Билли Фриман дожидался его, закутанный до бровей. Билли протянул Дэну старомодную лыжную шапочку с вышитой спереди надписью «Эннистон сайклонс».

– Кто такие эти чертовы «Эннистон сайклонс»? – спросил Дэн.

– Эннистон – городок в двадцати милях отсюда. Когда дело доходит до футбола, баскетбола или бейсбола, это наши самые заклятые противники. Если кто-нибудь увидит на тебе эту шапку, ты рискуешь получить снежком по башке, но другой у меня нет.

Дэн напялил шапку на голову.

– Тогда вперед, «Сайклонс»! К победе!

– Правильно. И пошли к дьяволу все, кто против нас. – Билли оглядел его. – Ты как? В норме?

– Плохо спал этой ночью.

– Это понятно. Ветер поднялся бешеный, верно? Завывал, как моя бывшая, когда я предлагал заняться любовью в понедельник. Работать-то готов?

– Как всегда.

– Вот и хорошо. Давай за дело. У нас сегодня хлопот полон рот.

17

Хлопот действительно хватало, но уже к полудню показалось солнце и температура снова перевалила за пятьдесят градусов[7]. Снег быстро таял, и по всему Игрушечному городку зажурчали десятки ручейков. Настроение Дэна поднималось вместе со столбиком термометра, и он даже поймал себя на том, что поет («Эй, юнец! Я тоже был когда-то молод!»), разъезжая на снегоочистителе по двору небольшого универмага, примыкавшего к Общественному центру. Над головой легкий бриз, не сравнимый по силе с ночным бураном, трепал транспарант: «НЕВЕРОЯТНАЯ ВЕСЕННЯЯ РАСПРОДАЖА! ВСЕ ПО ИГРУШЕЧНЫМ ЦЕНАМ!»

И никаких видений.

Когда рабочий день закончился, он пригласил Билли в ресторан «Вагончик Чака» и заказал бифштексы. Билли заявил, что тогда с него пиво, но Дэн покачал головой:

– Я не прикасаюсь к алкоголю. Если начну, не смогу остановиться.

– Тебе стоит поговорить на эту тему с Кингсли, – сказал Билл. – Он пережил развод с пойлом лет пятнадцать назад. С ним давно все в порядке. Вот только дочка до сих пор знать его не хочет.

Поэтому они пили кофе. Много кофе.

Дэн вернулся в свою комнату на Элиот-стрит усталый, но сытый и довольный, что сумел остаться трезвым. Телевизора у него не было, зато оставался изрядный кусок романа, и на пару часов он погрузился в чтение. Все это время он прислушивался, не поднимется ли ветер, но стояла тишина. Ему даже подумалось, что вчерашний налет стал последним отголоском ушедшей зимы. Дэн не возражал. Около десяти он лег и заснул почти мгновенно. Утреннее посещение «Ред эпл» почти забылось, словно привиделось в лихорадке, которая теперь прошла.

18

Он проснулся посреди ночи, но не от новых криков ветра, а потому что хотел ссать, как скаковая лошадь. Поднялся, прошлепал босыми ногами до ванной и включил свет, нажав кнопку рядом с дверью.

В ванне стоял цилиндр, до краев наполненный кровью.

– Нет, не может быть, – сказал Дэн. – Я просто все еще сплю.

Наверное, снова двойное сновидение. Или тройное. Даже четверное. Он утаил кое-что от Эмиля Кеммера: свои опасения, что однажды окончательно заплутает в лабиринте фантомной ночной жизни и уже не сможет вернуться.

Все, что в мире зримо мне или мнится, – сон во сне.

Но только это была реальность. Цилиндр был настоящим. Никто больше не видел его, но это ничего не меняло. Шляпа была частью действительности. Она существовала где-то в этом мире. Он знал это.

Краем глаза он заметил надпись на зеркале над раковиной. Сделанную губной помадой.

Я не должен смотреть туда.

Но поздно. Его голова уже поворачивалась в ту сторону; он даже мог слышать, как сухожилия шеи скрипят, словно несмазанные дверные петли. И какая, собственно, разница? Он и так знал, что там такое. Миссис Масси больше не было, Хораса Дервента больше не было. Оба сидели взаперти в стальных ящиках на задворках его сознания, но «Оверлук» с ним еще не закончил. И потому на зеркале, кровью, а не помадой, было выведено слово:

РОМ

А в раковине лежала пропитанная кровью футболка «Атланта брейвз».

Это не прекратится никогда, подумал Дэнни. «Оверлук» сгорел, а его самые жуткие обитатели отправились под замок, но я не могу запереть в железный ящик сияние, потому что оно не просто внутри меня. Оно и есть я. Без выпивки, которая хотя бы притупляет его, эти видения будут продолжаться бесконечно, пока я не лишусь рассудка.

Он мог видеть в зеркале свое лицо со словом РОМ на переднем плане, как будто напечатанным поперек лба. Как клеймо. Это ему не снилось. В раковине лежала футболка убитого ребенка, а в ванне стоял цилиндр, наполненный кровью. Безумие подступало вплотную. Он мог видеть его приближение в собственных выпученных глазах.

А затем лучом фонарика во мраке прорезался голос Холлорана: Сынок, ты можешь видеть разные вещи, но они подобны страшным картинкам в книжке. Ты не был беспомощен в «Оверлуке», будучи совсем малышом, и ты не беспомощен сейчас. Далеко не беспомощен. Закрой глаза, и когда ты их вновь откроешь, вся эта гадость исчезнет.

Дэн зажмурился и немного подождал. Пытался считать секунды, но на четырнадцати сбился из-за царившего в голове хаоса. Он был почти готов почувствовать, как руки – вероятно, руки хозяина цилиндра – смыкаются у него шее. Но продолжал стоять неподвижно. Бежать было некуда.

Потом, мобилизовав всю свою отвагу, Дэн открыл глаза. Ванна оказалась пуста. В раковине тоже ничего не лежало. И на зеркале он не увидел ни буквы.

Но это вернется. В следующий раз, вероятно, появится ее обувь – те самые сандалии на пробковой подошве. Или я увижу в ванне ее саму. А почему бы и нет? Так я впервые увидел миссис Масси, а они умерли одинаково. Разница лишь в том, что я не крал у миссис Масси деньги и не сбегал из ее квартиры.

– Я выждал день, – сообщил он пустой комнате. – Я сделал что мог.

Да, день выдался хлопотный, но хороший – это он готов был признать. Дни вообще не представляли проблемы. А вот ночи…

Его сознание было школьной доской. Алкоголь – мокрой тряпкой.

19

Дэн пролежал без сна до шести. Потом оделся и уже знакомым путем дошел до «Ред эпл». На этот раз он не колебался, только вместо двух бутылок «Тандерберд» достал три. Как там говорят? Если берешься за дело, берись основательно или не начинай вообще. Продавец уложил бутылки в пакет, не проронив ни слова. Он привык к таким вот ранним любителям поддать. Дэн отправился к общественному центру, сел на лавочку в Игрушечном городке, достал из пакета одну бутылку и стал разглядывать ее, как Гамлет – череп Йорика. Сквозь зеленое стекло жидкость внутри больше напоминала крысиную отраву, чем вино.

– Как будто это плохо, – сказал Дэн и повернул крышку.

Теперь вдруг заговорила его мама, Уэнди Торранс, которая докурилась до смерти. Если самоубийство было единственным выходом, ты по крайней мере мог выбрать способ.

Так вот, значит, к чему все пришло, Дэнни? И зачем тогда было так долго мучить себя?

Он открутил пробку. Потом снова завернул. Снова открутил и на этот раз снял. От вина несло кислятиной, музыкальными автоматами и грязью дешевых баров с бессмысленными ссорами и драками на стоянках. В конце концов, вся жизнь состояла из таких же глупостей, как эти драки. Мир не был огромным хосписом под открытым небом, мир представлял собой один сплошной отель «Оверлук», где вечеринка никогда не заканчивалась. Где мертвецы оставались вечно живыми. Он поднес горлышко бутылки к губам.

И ради этого мы так отчаянно боролись – чтобы выбраться из того проклятого отеля, Дэнни? Стоило ли тогда так страдать, пытаясь построить для себя новую жизнь?

В ее голосе не слышалось ни нотки упрека. Только грусть.

Дэнни снова закрутил пробку. Потом открутил. Закрутил. Открутил.

Он подумал: Если выпью, «Оверлук» победит. Он одержит верх, хоть и сгорел дотла после взрыва бойлера. Но если не выпью, сойду с ума.

Еще он подумал: Все, что в мире зримо мне или мнится, – сон во сне.

Дэн так и продолжал крутить пробку, когда его нашел Билли Фриман, поднявшийся в то утро раньше обычного с тревожным предчувствием.

– Ты собираешься пить, Дэн, или будешь и дальше дрочить ее?

– Наверное, все-таки выпью. Я просто не знаю, что еще делать.

Пришлось Билли подсказать ему что.

20

Нельзя сказать, чтобы Кейси Кингсли был очень удивлен, увидев нового работника сидящим у двери своего кабинета, когда приехал на работу в четверть девятого утра. Не стала для него сюрпризом и бутылка в руках Торранса, пробку которой он то откручивал, то снова плотно затягивал. Взгляд у Кейси был наметанный, и он с самого начала понял, что этот человек из тех, кто за тысячу ярдов чует магазин спиртного.

Конечно, Билли Фриман не обладал сиянием, хотя бы отчасти сравнимым с даром самого Дэна, но и его способностей в данном случае оказалось достаточно. В первый же день, когда Дэн уже направился в сторону здания муниципального совета, Билли позвонил Кингсли с аппарата в сарае для оборудования. Тут один парень ищет работу, сказал Билл. С рекомендациями у него слабовато, но Билл думает, что он подойдет им как помощник до Дня поминовения. Кингсли, который по опыту знал, что интуиции Билли можно полностью доверять, сразу с ним согласился. Да я и сам подумывал нанять тебе помощника, сказал он.

Реакция Билли оказалась странной, однако он и сам был странным. К примеру, пару лет назад вызвал «скорую помощь» за пять минут до того, как маленький мальчик упал с качелей и разбил голову.

Мы нужны ему больше, чем он нам, вот что ответил Билли.

И вот Дэн сидел, чуть склонившись вперед и сгорбившись, будто уже ехал в очередном междугородном автобусе или пристроился за стойкой бара, а запах вина ударил в нос Кингсли еще в самом начале коридора. Будучи подлинным знатоком, он с легкостью различал подобные сорта спиртного. Сейчас несло «Тандерберд», как в старой кабацкой песне: Мозг пробьет «Тандерберд»! Цена – пустяк, четвертак! Но когда молодой человек поднял глаза, Кингсли заметил, что его взгляд не замутнен ничем, кроме отчаяния.

– Меня прислал Билли.

Кингсли промолчал. Он видел, что парню нужно собраться, что-то в себе преодолеть. Это читалось не только в его глазах, но и в опущенных уголках губ, а главное, в том, как он держал бутылку. Он и любил ее, и ненавидел, и нуждался в ней.

И настал момент, когда Дэн произнес фразу, от которой бежал всю свою сознательную жизнь:

– Мне нужна помощь.

Он провел ладонью по глазам. Воспользовавшись моментом, Кингсли наклонился и схватил бутылку. Дэн мгновение сопротивлялся, а потом выпустил ее из пальцев.

– Ты болен и очень устал, – сказал Кингсли. – По крайней мере это я вижу сразу. Вопрос в том, надоело ли тебе быть больным и усталым.

Дэн поднял на него глаза и сглотнул. После секундной внутренней борьбы признался:

– Вы даже себе не представляете, насколько надоело.

– Быть может, и представляю. – Кингсли выудил из просторного кармана своих необъятных брюк огромную связку ключей. Открыв одним из них дверь с надписью «КОММУНАЛЬНОЕ ХОЗЯЙСТВО ГОРОДА ФРЕЙЗЕР», нанесенной на матовое стекло, он сказал: – Заходи. Давай об этом поговорим.