Читать книгу Теория выигрыша - Светлана Анатольевна Чехонадская - Страница 3
3
ОглавлениеСтоял тусклый осенний день, в три часа дня в комнатах зажгли электричество. Электричество было синего цвета – его производили гигантские мигающие лампы, приделанные к алюминиевым балкам на семиметровой высоте. Синий свет гудел и потрескивал. Это было здание бывшего НИИ, в его сумрачных коридорах и огромных стеклянных комнатах, многократно перегороженных пластиком, но все равно словно бы голых, навеки поселились скука, холод и мумии растений в литровых банках из-под венгерского горошка «Глобус». В газете шутили, что ночами по НИИ бродит призрак машинистки, не успевшей довязать носок. Если кто-то что-то терял, говорили: «Машинистка сперла».
Шарканье подошв, покашливание, позвякиванье – из-за перегородки вышел Артем, остановился в проходе. По пластику проплыло темное пятно, секунду спустя оно перетекло в незнакомую женщину. Она встала рядом, широко расставив ноги.
Лет тридцать. Невысокая, похожа на цыганку. В ушах, на пальцах, на запястьях, даже на сумке – золотые звонкие кольца и бляхи. Крепко надушенная, так что один из редакторов чихнул.
Сразу подумалось: «Душная женщина».
– Познакомьтесь, это Галина. Она парапсихолог. Будет писать на четвертую полосу. Галина – специалист по нумерологии. Советует, там, в делах, мужей возвращает, я правильно излагаю?
– Вы зря ерничаете, – неожиданно громко сказала она.
Газета была демократичная, но главному редактору не хамили и здесь. Поэтому присутствовавшие при этом кратком разговоре пораскрывали рты: блатная, что ли?
Да, видимо, блатная. Артем поиграл желваками и ничего не ответил.
Потом он пошел по пластиковому лабиринту, волоча за собой ее позвякиванье, словно кандалы. Периодически останавливался – за одной перегородкой, за двумя, за тремя – его симпатичный басок становился все глуше, пока не смолк окончательно.
Загадочная сценка помогла убить время до вечера. Кто такая? Почему хамит? Жена министра печати и информации?
– В нашей богадельне? – зевнув, спросила Лидия. – Не смешите.
Сказав эти слова, она посмотрела в зеркальце. От постоянного сидения перед компьютером глаза краснели, к вечеру казалось, что Лидия плакала.
– Загадка, – пробормотали за перегородкой. – Такая раззолоченная фифа.
– …мою сестру он не взял, сказал: нет вакансий. А она, между прочим, университет Дашковой закончила…
За перегородкой вяло хохотнули.
– Вот уж Оксфорд нашли – университет Дашковой! Такая же богадельня…
– Хм.
– …да и хорошо, что не взяли… Теперь она в журнале…
– …но справедливо. Хоть один богатый человек на нашем, хи-хи, островке роскоши. А то ведь стыдно сказать: пишем про фуа-гра, а ее не пробовали.
– Его.
– Ее. Фуа-гра – это печень. Она.
– Его. Фуа-гра – это паштет из печени. Он.
– Блин, ну не смешно? У меня до зарплаты триста рублей, а я сижу и пишу статью про яхты. Нет, ну смешно, скажите?
– Смешно, смешно, успокойся.
Их газета была для богатых.
Артем любил повторять, что богатые любят мистику. Заводят себе астрологов, открывают чакры. Поразмышляв, Лидия склонилась к тому, что он прав. Богатство – это, возможно, страшнее, чем кажется. Вот они его и заколдовывают, чтобы не бояться. Парапсихолог был для их газеты в порядке вещей. Всякое писали на четвертой полосе. И о снятии порчи.
Через месяц выяснилось, что Галина работает почти без мистики. Отделывается общими фразами. Что хорошо бы работать раз в неделю. Для насыщенной внутренней жизни. И книжки читать надо, советовала Галина. Мураками и Коэльо. А в конце сложите цифры своего рождения, во вторник ждите приятного известия. Жизнь переменится, но не сильно. Чуть-чуть.
В коллективе она прижилась. Веселая свойская баба, и что приятно – не зазнается. Такая простая. Даже заняла, там, кому-то до зарплаты.
Статьи, как мы уже сказали, ни о чем. Но самоуверенные. И ошибок грамматических столько, что на компьютере текст казался подчеркнутым сплошной красной линией.
«Вот как это? – думала Лидия. – Как такая баба достигла успеха? Холеная, вся в золоте, работает раз в неделю. Какой смысл учить русский язык и прочие науки?»
– Я работаю для удовольствия, – сообщила Галина.
(– Э-эх, – вздыхают за перегородкой)…
– Я ни разу за последние два года не вставала по будильнику. Мне нужно вставать в двенадцать дня. Иначе я себя плохо чувствую.
(-Э-э-эх…)…
– Спать надо не меньше девяти часов. И обязательно мезотерапия, девочки. С тридцати лет это обязательно. Три курса в год, иначе кожа выглядит неухоженной. Посмотри, какая у тебя кожа, Аня. Это ведь стыд и срам.
(– Пойду покурю… Кто со мной?)…
– Ты зря, Лариса, носишь подделку под «Шанель». То, что она куплена на Черкизовском рынке, видно сразу. Она прямо кричит: «Я с Черкизовского рынка!». Вот посмотри, Лариса, как выглядит настоящая «Шанель». Ты подкладку смотри, видишь разницу? Не видишь? Ну так поверь на слово, есть люди, которые видят. Эта? Десять тысяч евро. Почему повеситься? Не надо. Я бы советовала носить что-то попроще, но настоящее. Есть неплохие сумки и за пятьсот долларов.
(– Хи-хи…)
(– Пуф-ф-ф, – это уже Лидия).
– Ах, подарок? Ну, тогда швырни эту сумку в морду тому, кто ее подарил. Мужчина должен знать, что ты дорогая… Лида, у тебя голова болит?
Галина остро смотрит на Лидию – взгляд изучающий, неприятный. Усы над губой подрагивают, Галина похожа на цыганку, предлагающую погадать.
– Давай я сниму боль? Я умею это делать.
Редакция сразу верещит восторженно.
– Правда?
– А как ты это делаешь?
– Вот так руки ставишь? Да? У меня соседка вот так руки ставит, и сразу мигрень проходит.
– Да-а… А вот мы не верим. А вот всякое же бывает. У нас одна женщина во дворе вернула мужа другой женщине. Вот и не верь. Прямо взяла и вернула. Плюнула как-то на фотографию, он и вернулся…
– Болит голова?
Взгляд странный, темный. Зрачки графитовые.
– Давай я попробую убрать?
Спорить неохота.
– Попробуй.
Галина водит руками над головой Лидии, редакция не дышит.
– Прошло?
Несуществующая боль убегает через ухо в окно…
– Прошло, – говорит Лидия.
– Ах! – радуется редакция.
В тот день Галина задерживается. Уже уборщица звенит ведром, а она все сидит перед компьютером. Лидия видит, что она раскладывает пасьянс.
Да, Лидия наблюдает за ней.
Потому что Лидия понимает: Галина сидит здесь из-за нее. И они обе словно играют в какую-то хитрую игру. Разгадывают загадки, которые загадали друг для друга.
В редакции тихо. Ушли последние сотрудники.
Уборщица шлепает тряпкой в кабинете главного редактора.
Лидии вдруг кажется, что мир за окнами исчез. Он ушел под землю, оставив только несколько картонных декораций.
Галина глубоко вдыхает. Сейчас она заговорит. Даст Лидии первые подсказки к загадке по имени Галина.
Чтобы получить подсказки к загадке по имени Лидия.
– Я вот смотрю на тебя… – Галина берет свою звонкую сумку, встает, делает несколько шагов и как бы случайно присаживается напротив. – Ты симпатичная девушка, а не замужем. Почему так?
– А зачем мне замуж? Мне и так хорошо.
– Не надо этого стесняться, – Галина кладет руку на пальцы Лидии. Рука сухая и горячая. – Я все знаю, в редакции нет тайн. Как ты думаешь, почему он на тебе не женится?
– Галина, послушайте…
– Подожди, Лида! Он живет с тобой шесть лет, пьет твою молодость, а предложения не делает. Тебе сколько – тридцать? Уже пора. Почему же он увиливает? Ты думала об этом? Многие женщины считают, что проблема в их характере или внешности. Но дело в другом.
– В венце безбрачия, наверное?
– Я знаю, что ты не веришь в это. Я тоже не верю в это. Но есть одна вещь, в которую я верю. Смотри.
И она достает из сумки фотографию.
– Вот.
С фотографии смотрит на Лидию толстая и усталая женщина лет пятидесяти. Она сидит, откинувшись на спинку старого кресла. Лидия думает, что такое же кресло есть у соседки. Старое кресло, дешевое, в семидесятых годах они были во многих квартирах. Сейчас они остались только в очень бедных квартирах или в тех, которые сдаются.
На кресло наброшен синий коврик с красными цветами. И коврик узнает Лидия, соседка тоже покрывает таким свое кресло. Только соседский коврик не синий с красными цветами, а красный с синими цветами. В общем, смешно, когда берегут такие кресла. Выбросить их пора, да купить новые.
Как интересно устроена человеческая голова! Мысли бегают вокруг этого кресла, а к женщине не приглядываются. Зачем приглядываться?
Все и так ясно.
Нос вспоминает запах соседского кресла – кислый, пыльный, вот потянуло мокрой псиной. У соседки живет старая собака, она вечно лежит в этом кресле, свернувшись калачиком. Потом сядешь на коврик и целый день на тебе шерсть…
Наверное, и у женщины на фотографии все брюки в шерсти. Черные дешевые брюки с искоркой, к таким всякое дерьмо липнет…
На фотографии виден край шкафа. Полированное старье. Можно представить, сколько отпечатков на нем накопилось за те двадцать лет, что шкаф стоит в этой квартире.
Вы говорите: воображение разыгралось? Собака какая-то почудилась? Ее же нет на фотографии, собаки – собака у соседки. Мысли собираются в кучку, удивляются сами себе, но тут же обрадовано всплескивают. А угол за шкафом почему такой засаленный? Кто это подрал обои за правой рукой женщины на фотографии? Скажете, не собака? Собака, собака. Кислый угол, замусоленный, словно покрытый слоем окалины. У женщины тоже есть собака, и эта собака старая. Десять лет она терлась об этот угол и сидела в этом кресле, которое было старым уже в тот год, когда старая собака была щенком.
Женщина на фотографии, наверное, ищет взглядом глаза Лидии, потому что Лидия чувствует неудобство. Так смотрят нищенки, просящие милостыню. Жалко? Да, жалко. Но жалко у пчелки в жопке.
– Ну, узнаешь? – говорит Галина. – Это ведь я. Два года назад. Смешно, правда?