Читать книгу 1/365 - Светлана Андрианова - Страница 2

Перед глазами снова всплыла картина из детства.

Она маленькая, ей года четыре, пьяная мать, сильно сжав её ладошку, тащит её домой. Она не поспевает за ней. Мелкими шажочками почти бежит за матерью. Сопит, боится, но не плачет. Терпит. Плакать нельзя, будет ещё больнее и хуже. Мать торопится домой к приходу отца.

Сейчас тепло, вишня поспела. Вишня, её любимая ягода. Мама сказала, что пойдём собирать вишню, но по дороге снова встретили знакомых и те позвали их в гости. Теперь так часто бывает…

В первый раз мама привела её к ним, когда только листочки на деревьях появляться начали. С той поры дочь не любила гулять с мамой. Так или иначе, они оказывались в гостях у тех людей. Их было много, они всегда громко разговаривали, пили водку и пиво, смеялись над всем или неизвестно почему были злые, ругались и даже били друг друга. В их квартире жили и дети. Дети орущие, плачущие или всегда что-то жующие. Грязные, злые, дети. Она боялась их и не хотела входить в эту квартиру, разговаривать с этими людьми, играть с их детьми. Она боялась испачкаться грязью, которой была насквозь пропитана эта квартира, были пропитаны эти люди, и боялась этого запаха, боялась, что скоро начнёт точно так плохо пахнуть, и папа перестанет её любить. В первое время она теребила маму, плакала, просилась домой, но мать или не обращала внимания на неё или говорила: «Не отстанешь и не замолчишь сейчас, оставлю тебя здесь навсегда. Когда надо будет, тогда и пойдём к твоему папочке». И она научилась быть молчаливой и терпеливой. Приходя в это жилище, она располагалась в прихожей у дверей и сидела сколько надо молча, не шевелясь. Она научилась не видеть и не слышать ничего, что происходит в этом доме. Она становилась предметом мебели, на который никто не обращал внимания. Во время ожидания мамы, которая «ты же играешь с куклами, с друзьями, вот и мамочке тоже надо поиграть с друзьями», дочка представляла себе, что они из доброй сказки, в которой живут на самом деле (это их дом, родственники, другие друзья), из-за злых чар колдуна, попадали в страшную сказку, где живут страшные люди. Она верила в то, что маму расколдуют, и злые чары не будут способны больше на то, чтобы они из своей родной доброй сказки оказывались в чужих страшных сказках. Верила и терпеливо ждала. Папе рассказывать этого было нельзя. Мама сказала, что это их секрет. «Ты же не хочешь, чтобы папа умер? Ты очень любишь своего папочку? Не хочешь, чтобы с ним что-нибудь случилось? Это наш секрет. Никто не должен его узнать. Кто узнает этот секрет, тот сразу умрёт, особенно папа. Никогда ему не говори, где мы гуляем и к кому в гости мы ходим».

Домой успевали как раз перед возвращением папы с работы. Мама, как обычно, шла спать. А дочь бросалась в объятья своего самого доброго, любимого, родного человека. Гладила его по щекам, приговаривая: «Добрый мой, чистенький, хороший, самый любимый мой папочка, как я ждала тебя, соскучилась. Ты меня никому не отдашь и никогда никуда не денешься от нас? Ты не умрёшь? Не бросишь меня?» Папа хохотал, обнимал её, подкидывал к верху, усаживал на колени и, глядя ей в глаза, серьёзно говорил: «Что ты, принцесса, не бойся ничего и никого, мы всегда будем рядом. Ты у меня самая счастливая будешь. Как я могу умереть, не подарив тебе счастье и весь этот мир?»

Конечно, отец видел, что за последние несколько месяцев с женой творится что-то неладное. Пытался поговорить с ней, но слышал только одно: «Ты хотел ребёнка, вот и радуйся, мне она не нужна. Из-за неё я бросила спортивную карьеру. Работать ты мне не разрешаешь, пусть принцесса подрастёт, тогда и выйдешь снова на работу. Когда она подрастёт?» На его возражения: «Какая спортивная карьера? Секция самбо в школе? Ты давно могла бы возобновить тренировки, но…», – реакция также была одинаковой. «Давай, попрекай меня. А если бы я не родила, так поступила в физкультурный институт. Сейчас почему не поступлю? Ни почему! Не твоё дело! Твоя принцесса жива-здорова, вот и радуйся, а я сама разберусь, что мне делать, когда захочу. Почему тебе кажется, что от меня спиртным пахнет? Ну, выпила коктейль, пока ждала, пока твоя доченька на качелях накатается, так что?» В такие моменты он чувствовал себя виноватым перед женой и ощущал себя тюремщиком, который сделал из неё затворницу, ограничил её свободу. Поэтому прекращал бессмысленные споры, забирал дочку и остаток дня они проводили весело играя, читая сказки, рисуя, распевая любимые песни и т.п.

Вернулась в действительность от надрывного детского плача. Она сидела на скамейке на детской площадке. Один ребёнок отнял у другого игрушку, а тот истошно вопил. Рядом умилялись этой картине мамочки, призывая помириться, не плакать, не делать так… Она ненавидела, когда дети плачут. «Нельзя плакать, нельзя орать, нельзя быть шумной и громкой… иначе мама накажет, побьёт или оставит жить в этой грязной квартире с этими страшными людьми навсегда. Навсегда…»

Отец умер от рака, когда ей было 9 лет. В тот день она плакала, кричала, что «он обещал быть всегда с ней, а сам бросил её». Плакала и кричала, вцепившись в его тело хваткой бультерьера. Плакала и кричала за всё то время, когда нельзя было этого делать при матери. Перестала есть, перестала разговаривать, снова представила себя предметом мебели в заколдованной страшной сказке. Долго лежала в больнице. Пока лежала в больнице, решила, что это мать рассказала отцу их секрет. Рассказала специально, чтобы он умер. Мать к тому времени была уже сильно зависимая от алкоголя. Часто уходила из дома, пропившись, – возвращалась. Возвращалась только затем, чтобы взять денег и облить их с отцом грязью, обвинить в своей неудавшейся жизни. Мать была как ходячее наглядное пособие человека – неудачника, человека слабого, низкого, неблагодарного, не умеющего ни любить, ни прощать, человека мученика и жертвенника, заложника вечных обстоятельств. Обстоятельств, самой же выдуманной.

Дочь часто просила отца бросить маму или выгнать её. Жить без неё. Отец грустно смотрел на неё и говорил: «Что ты, принцесса? Мы не можем так поступить. Она слабая… Не справилась с жизнью… Но она должна знать и чувствовать, что мы всегда рядом, и когда – нибудь, мама поймёт это и снова станет прежней. Надо только подождать…» Но дочка твёрдо знала, что маму уже нельзя расколдовать. Никого из этих страшных людей из их страшных сказок расколдовать нельзя! Они сами создают эти страшные жизни и не хотят ничего другого! Они не хотят меняться и делают страшным всех и всё вокруг себя. Чтобы не думать, не замечать добрых сказок… Мама сама добровольно выбрала ту чужую страшную сказку, о которой папе нельзя было знать, ей там понравилось, там ей хорошо, там её место и её дом, а для них с папой в той, в чужой сказке места нет. Как нет места для таких, как мама и её новых друзей в их добрых сказках. В их сказках люди должны уметь совершать поступки и быть храбрыми, справедливыми, а мама… Она не такая.

После смерти отца мать спилась быстро. Да и дома, практически, не объявлялась. Через два года её пырнули ножом в пьяной драке и она умерла. Об этом сообщили работники правоохранительных органов. Но прощаться с телом дочь наотрез отказалась.

Воспитывала её, с момента смерти отца, бабушка (мать отца). И на сегодняшний день ей было 17 лет.

Дети всё кричали, к их гвалту присоединились мамаши. Ужасно разболелась голова. Встала со скамейки. Пошла.. Шла мимо вишнёвых деревьев. Вспомнила, что она вышла из дома как раз за этим.. насобирать вишни. Вишня – её любимая ягода.

Ноги сами привели к той квартире, куда её водила мать. Из-за дверей слышен всё тот же пьяный ор взрослых, протестный плач детей, которые с пелёнок знают, что если не переорать и не взять глоткой взрослых, то подохнешь с голоду. Если силой не отобрать то, что тебе надо, останешься без ничего. На крайний случай – сыграть на жалости, обвинить всех и вся, что обидели, побили, забрали, не дали… Тогда пьяные родители всколыхнуться и на пять минут станут твоими защитниками и примут участие в твоей судьбе. «Столько лет прошло… Они живы все… Плодятся дальше… И живы. А у меня нет ни мамы, ни папы. Они забрали их у меня. Мне надо было, как они, визжать, драться, царапаться, кричать, силой уводить маму отсюда, папе рассказать всё, тогда бы всё было иначе… А я боялась… А надо было… Силой…». В это время очередной гость подошёл к квартире. Широко раскрыв входную дверь, которая всегда открыта в таких домах, призывно бренча бутылками сказал: «Чего стоишь, красавица, хватит стенку подпирать, вон бледная какая, пойдём – поправимся. Не боись, заходи, мы всем рады. Мы все одна семья».

Семья!

Зашла в квартиру… Как будто не было всех этих лет. Удивилась, что автоматически чуть не расположилась в коридоре, на своём некогда привычном месте, притворившись недвижимой, глухой и немой. Никому не было до неё дела. Села за стол. От прокуренного, проспиртованного, спёртого воздуха, давно не убиравшегося жилого помещения, вони, от так же редко моющихся обитателей этого жилища, их одежды, голова не просто стала болеть сильнее, казалось, взорвётся сейчас, но её это не останавливало. Она теперь точно знала, что надо делать. «Надо спасти тех… других… кто попадает в такие семьи. Надо спасти других принцесс и их мам, и пап… Силой спасти! Совершить поступок! Восстановить справедливость!»

Веселилась и делала вид, что пьёт вместе с ними. Дождалась, когда все уснут. Облила шторы, одеяла, какие-то то ли вещи, то ли тряпки, остатками спиртного, входную дверь обильно полила растительным маслом. Двоих маленьких детей, находящихся в квартире, насильно выгнала гулять. Вышла из помещения и чиркнула спичкой… Закрыла входную дверь и повернула ключ в замочной скважине. Навсегда закрыла эту дверь. И крепко зажала в кулаке свой первый ключ от, наконец – то, окончившейся страшной сказки. Из глаз текли слёзы.

Первые слёзы со дня смерти отца.