Читать книгу Брак под короной - Светлана Бестужева-Лада - Страница 3

Вечером, перевозбужденная внезапно открывшимися мне фантастическими перспективами, я долго крутилась с боку на бок, думая обо всем сразу и ни о чем в частности. Но потом этот поток мыслей как-то оформился и принял вид воспоминаний о том, как мы вообще познакомились и подружились с Аськой, и что потом происходило в ее и моей жизни.

В первый же месяц студенческой жизни нас, как тогда было принято, отправили «на картошку». Естественно, Ася оказалась в одном автобусе со мной. И первое, что она сделала – это присела на ступеньки у задней двери и закурила.

Я, как говорится, «выпала в осадок». С точки зрения моей недозрелой (восемнадцати еще не исполнилось!) личности, курение – это первый признак падшей женщины. Родители, а особенно бабушка, царствие ей небесное, прочно вбили это мне в голову. То же самое, между прочим, относилось и к спиртным напиткам, включая пиво. Об остальных сторонах «взрослой» жизни я даже не заговариваю, и так, наверное, понятно.

Странно, но на этой самой «картошке» мы с Асей подружились. Наверное, потому, что волею судеб наши койки в одной из комнат пионерского лагеря оказались рядом. А впрочем, давно замечено, что противоположности тянет друг к другу. Так что дружба наивной и пока еще невинной москвички с уже достаточно искушенной провинциалкой, наверное, должна была сложиться. Вот она и сложилась.

Асины родители погибли в автокатастрофе, когда она заканчивала восьмой класс. Было это в каком-то уральском промышленном городе, откуда сироту забрала единственная имеющаяся у нее родственница – тетка, сестра отца, мирно жившая в Нижнем Новгороде (тогда еще городе Горьком) старая дева. Поменяли Асино жилье на Урале и теткину комнату в Нижнем на вполне приличную двухкомнатную малогабаритную квартиру и стали жить дальше. Не лучше, но и не хуже, чем почти все люди вокруг.

Но Ася явно не была рождена для прозябания в провинциальном захолустье. Бешено тщеславная и очень способная, девочка уверенно «шла на золотую медаль», проявляя, к тому же, чудеса активности в комсомольской организации школы. Об этом знали все, но мало кто знал о том, что к восемнадцати годам Ася стала уже практически взрослым и зрелым человеком. Правда, пока еще некурящим и не пробовавшим спиртного, но кое с каким жизненным опытом, из-за которого возможность иметь в будущем детей стала для нее, мягко говоря, сомнительной.

В Москву Ася отправилась с золотой медалью, внушительной стопкой грамот за победы на всевозможных конкурсах и олимпиадах и с блистательной характеристикой комсомольской организации. Вопроса, куда поступать, у нее не было: только в институт восточных языков. Переводчики будут нужны всегда и везде, полагала она, хотя до приезда в столицу иностранцев видела только в кино: Горький был для них закрытым городом. А уж переводчик-востоковед…

Разумеется, она поступила, причем набрала девятнадцать баллов из двадцати, что для девушки, да еще из провинции, было просто невероятно, получила стипендию и место в общежитии, оповестила об этом тетку короткой открыткой и стала осваиваться в совершенно новом для нее мире.

Это у себя она всегда и во всем была «самой-самой»: самой умной, самой красивой, самой активной. А здесь, где ее никто не знал, начинать приходилось практически с нуля. Да еще постараться выполнить очередной план своей жизненной программы: выйти замуж за москвича. Только за москвича, остальные из кандидатов в мужья исключались по определению.

До третьего курса ничего сверхъестественного не произошло: Ася училась только на «отлично», была душой всех комсомольских мероприятий и деспотично управлялась с толпой поклонников. Наши с ней отношения из приятельских плавно переросли в дружеские, а потом – в очень дружеские. Я не всегда бывала там, где бывала Ася, но зато она мне всегда все рассказывала и очень щедро делилась поклонниками. Но почему-то серьезных отношений ни с одним из них у меня не сложилось: так, легкий флирт, не более того.

А потом Ася влюбилась… Я так никогда и не узнала, кто же оказался предметом ее грез и мечтаний, в глаза его никогда не видела, поскольку подруга ревниво оберегала свое сокровище, даже имя его так и осталось для меня тайной. Но такой счастливой, как в тот год, я Асю не видела никогда.

Но все-таки Ася была живой, нормальной женщиной, и поэтому хоть и редко, но что-то о своем возлюбленном говорила. Например, однажды ни с того ни с сего сказала:

– Знаешь, Ленка, как он меня называет?

Я, естественно, не знала.

– Асясяй, – мечтательно сказала Ася. – Смешно, правда? И очень трогательно.

– А ты его как называешь?

– Сэнсэй, – после небольшой паузы отозвалась Ася.

– Он что, японец? – удивилась я. – Или это просто Асясяй, только задом наперед?

– И то, и другое. У него черный пояс каратэ, представляешь себе?

– Цвет представляю, – хмыкнула я, – а вот что такое каратэ – не очень.

– Это – один из видов японской борьбы, – важно пояснила мне Ася. – Такие приемы, что можно пять человек за три минуты уложить без всякого оружия.

Тогда еще мы не были избалованы голливудской продукцией, где всевозможные экзотические драки и побоища демонстрируют во всех деталях. Проще говоря, мы вообще ничего подобного не видели, если не считать очень короткого эпизода в нашем отечественном бестселлере «Пираты двадцатого века». Но уважение все-таки внушало.

– Ах, если бы он был москвич! – тоже как-то неожиданно вздохнула в другой раз Ася. – Или у меня бы была московская прописка.

– И что тогда было бы? – поинтересовалась я.

– Мы бы немедленно расписались.

– Если вы до беспамятства друг друга любите, то при чем тут какая-то прописка?

– Тебе не понять, – довольно сухо отозвалась Ася. – Ты никогда не знала тех проблем, с которыми сталкиваются лимитчики. А я не хочу, чтобы наша любовная лодка разбилась даже не о быт, а о хлопоты об этом самом быте. Ничего, из любого положения всегда есть выход.

Выход она нашла, прямо скажу, неординарный: в один прекрасный день она позвонила и бесцветным голосом сказала, что выходит замуж. За комсомольского номенклатурного работника, которому, чтобы перейти в номенклатуру партийную, нужно обязательно жениться, желательно, на «своем» человеке.

– А… – начала было я, пытаясь выяснить, как же ее «роман века».

– Забудь, – сказала Ася. – Мираж, призрак, детские мечты. Я приглашаю тебя на свадьбу, как свидетельницу с моей стороны. Еще вопросы есть?

Вопрос у меня был только один: когда состоится счастливое событие? Ася назвала дату и время, попросила не опаздывать и повесила трубку, оставив меня в несколько растрепанных чувствах. Впрочем, чувствам было от чего растрепаться и до этого, поскольку я сама незадолго до этого пережила любовную драму, точнее, весьма неприятный финал моей первой настоящей любви…

Вадим был старше меня лет на пять, познакомились мы с ним у одной моей приятельницы, которая, как я потом случайно узнала, была любовницей Вадима. Параллельно она была замужней дамой и ждала ребенка буквально со дня на день. Тем не менее, Вадим, как говорится, «положил на меня глаз» и принялся ухаживать «не по-детски», немало не смущаясь присутствием глубоко беременной возлюбленной. Даже пошел меня провожать, точнее, отвез домой на такси.

Я была сражена наповал: у Вадима были безукоризненные манеры, он был начитан, невероятно остроумен и вообще – необыкновенный. Я сама не заметила, как увлечение перешло в любовь, причем довольно серьезную. То есть – смертельно серьезную, потому что для меня дело чуть было не кончилось летальным исходом.

Но когда все только начиналось и было прекрасно и удивительно, мне пришлось вспомнить давнее предсказание гадалки. Хотя бы потому, что оно, как мне казалось, начало сбываться. Потому что когда я познакомилась с Вадимом, то буквально в одну из первых встреч он заговорщицким тоном сообщил мне, что его необычная фамилия – Гюне – на самом деле просто попытка его деда избежать репрессий. Мало того, что барон, так еще и немец, а полная фамилия вот какая: Хюне фон Хёнингем.

И я моментально вспомнила о предсказании насчет мужа благородных кровей: куда уж благороднее. Значит, все совпадает, теперь остается только пожениться. Смущало только то, что сыновья у меня должны были родиться как бы не от мужа, но когда мне показалось, что я забеременела, вся сразу стало на свои места: ребенок зачат вне брака, то есть не от законного мужа, а в остальном все нормально, как и должно быть.

Мне показалось, что я беременна, где-то на третьем месяце нашего сумасшедшего романа. И вместо того, чтобы пойти к врачу или хотя бы посоветоваться с мамой, рванулась с этим известием к своему возлюбленному. Он выслушал меня очень внимательно, сказал, что никогда не хотел иметь детей и сейчас этого не хочет, а мне предложил выбирать между ним и, как он выразился, «вульгарным зародышем».

Конечно, я выбрала любовь, поскольку о детях пока еще и не думала. Тогда Вадим дал мне коробочку с двумя розовыми таблетками и сказал, чтобы я их приняла на ночь. После этого произойдет самопроизвольный выкидыш, и не нужно никаких больниц и прочей чепухи. А у нас все пойдет по-прежнему.

Я всегда делала так, как он мне говорил. И таблетки приняла, после чего меня едва-едва откачали врачи сначала «Скорой», потом – в больнице. Про таблетки я молчала, как партизанка, и никто так ничего и не понял, потому что… я вовсе не была беременна. Просто по каким-то причинам произошла задержка и таблетки могли меня просто убить. Но, к счастью, все обошлось благополучно и врач меня заверил, что к моим детородным функциям эта история никакого отношения не имеет, тут совершенно иной диагноз: спонтанное кровотечение. Бывает, но редко.

Вадим ни разу не навестил меня в больнице и даже не позвонил узнать, как мои дела. Через месяц после нашей последней встречи я позвонила ему сама…

– Прости, но между нами все кончено, – сухо сказал Вадим. – Я встретил другую женщину. Прошу больше меня не беспокоить ни звонками, ни письмами.

Будь я все такой же наивной простушкой, как до встречи с Вадимом, меня такое сообщение наверняка довело бы до попытки самоубиться. Но когда я действительно чуть не умерла от кровотечения, то поняла, что и брак, и ребенок – все это бред влюбленной девушки. Впрочем, Вадим был первым моим мужчиной, и от переизбытка новых впечатлений крыша бы у кого угодно поехала. И все-таки я помнила: кровь – это горькое несчастье. Поэтому к нашему разрыву в принципе подсознательно была готова, хотя легче мне от этого почти не было. Должно было пройти время, чтобы эта травма перестала меня тревожить.

После этого меня год терзала жуткая депрессия, но все когда-нибудь проходит, а я была еще очень молода: только-только закончила четвертый курс института. Досадно было еще и то, что из-за моей внезапной и странной болезни у меня сорвалась практика в Ливане. Из нашей группы по разным обстоятельствам в Москве осталось только три человека, так что преподаватели занимались нами очень тщательно.

Возможно, все, что ни делается, делается к лучшему, потому что на Ближнем Востоке начались очередные конфликты и разборки и двое из нашей группы на родину вернулись в гробах. Так что, с одной стороны, Вадим меня чуть не убил, а с другой – возможно, спас мне жизнь. На этой мысли я успокоилась, сожгла и выбросила все, что могло мне напомнить о моей несчастной любви и стала жить дальше. Вот тут-то и позвонила Ася с приглашением на свадьбу.

Свадьба моей подруги была очень торжественной и, по моде тех лет, «безалкогольной». Но поскольку почти все гости были не только политически грамотны и морально устойчивы, но еще и идейные до дальше ехать некуда, то отсутствие алкоголя никого не смутило и не огорчило. Зато обрадовало присутствие почетных гостей из горкома партии.

Я там гляделась явно белой вороной, поэтому поторопилась поздравить молодых, вручить им свой подарок: набор чайных ложек, и скромно уселась туда, куда мне указали: по левую руку от жениха. По правую руку от невесты сидел молодой и красивый мужчина, на котором так и было написано: «функционер». Свидетель жениха, надо полагать. Родственников не наблюдалось вообще: то ли и жених был сиротой, то ли его родители проигнорировали мероприятие. Впоследствии выяснилось, что отец жениха – дипломат, и вместе с супругой пребывает где-то в дальней зарубежной стране.

Жених, Анатолий, был очень импозантен и серьезен, Анастасия блистала шикарным подвенечным убором и модным обручальным кольцом, причем выглядела почти счастливой и, главное, очень красивой. И все-таки меня не покидало чувство того, что все это – просто хорошо поставленный спектакль, где каждый добросовестно играет заранее расписанную ему роль.

Где-то в середине мероприятия я ощутила себя просто на торжественном комсомольском собрании и решила тихонько улизнуть: сначала покурить в фойе ресторана, а потом – совсем. Курить я начала с того времени, как в больнице мне разрешили вставать и покидать палату, пристрастилась я к этому занятию всерьез и, как потом выяснилось, надолго.

Вот в фойе я и познакомилась с Сергеем, который на свадьбу попал, как он выразился, «по чистой случайности», поскольку не имел чести знать ни жениха, ни невесту, а просто встретил по дороге приятеля, который как раз шел на банкет по случаю бракосочетания, и тот, недолго думая, пригласил его с собой. Будучи нормальным человеком, Сергей на этом идеологическом мероприятии тоже не задержался и решил уйти, пока не разобрались, что его вообще не звали. А на выходе увидел меня…

Короче говоря, в тот день он проводил меня домой и попросил разрешения звонить. Я разрешила, а почему бы и нет? На меня Сергей произвел очень приятное впечатление: спортивного вида молодой мужчина, темный шатен с серыми глазами, остроумный без пошлости, вот-вот защитит кандидатскую диссертацию по какой-то совершенно недоступной мне проблеме океанологии, начитанный и знающий массу интересных и забавных историй. Поэтому я с удовольствием приняла его следующее приглашение: на эстрадный концерт какой-то очень модной певицы. И так далее…

В общем, наш роман развивался очень плавно, без эксцессов и сюрпризов. Единственным недостатком (если это можно считать недостатком) Сергея было отсутствие московской прописки и, следовательно, жилья. Но такие мелочи в молодости как-то не заботят, да и потом у меня была собственная восьмиметровая комната в трехкомнатной квартире родителей. И они, в принципе, не возражали против иногороднего зятя.

Когда я их познакомила, действие стало развиваться гораздо быстрее. Хотя бы потому, что о своем решении жениться на мне, Сергей сначала сказал родителям. То есть смотрины обернулись самой настоящей помолвкой, после которой было подано заявление в ЗАГС и начаты приготовления к свадьбе. Ни Сергей, ни меня, ни даже моих родителей не смущал тот факт, что мы знакомы меньше полугода. Меня, к тому же, стимулировала мысль о том, что самым блестящим доказательством того, что Вадим мне теперь совершенно безразличен, будет мое замужество. Вот тогда пусть и кусает локти, потому что такой девушки, как я, больше не найдет.

Я тешила себя мысленными картинами типа того, что вот раздается телефонный звонок и Вадим срывающимся голосом говорит мне, что он больше без меня не может, что он глубоко передо мной виноват, и если я могу его простить… А я с ледяным спокойствием отвечаю:

– Я давно простила тебя, потому что ты мне безразличен. Кстати, я выхожу замуж. Извини, на свадьбу не приглашаю…

Ну, и так далее, и тому подобное, обыкновенный романтический бред женщины, жаждущей отомстить бросившему ее возлюбленному. К счастью для меня ничего подобного не произошло, а время действительно многое лечит или, по крайней мере, надежно заносит песком миновавших месяцев и лет.

К тому же, когда я узнала фамилию Сергея, то снова вспомнила гадалку. Голицын – древнерусская аристократическая фамилия, да и Сергей туманно намекал на каких-то предков голубых кровей. Так что можно было считать первую часть гадания сбывшейся: я вышла замуж за аристократа.

Немножко смущало только, что по предсказанию предполагался еще и второй муж. Но когда Сергей довольно ясно дал мне понять, что о продолжении рода думать не стоит, я приободрилась: дети-то у меня предполагались появиться не от мужа, то есть вне брака. Как это все реализуется на практике – я понятия не имела, поскольку изменять мужу не собиралась вообще. Но решила об этом пока не задумываться: дел хватало и без детей, да и годы позволяли с ними не особенно торопиться.

Год мы прожили вместе с моими родителями практически без недоразумений, что, согласитесь, большая редкость. Сергей был вежлив, тактичен, считался с привычками нашей семьи, а также старался подработать к своей невеликой аспирантской стипендии и моей – обычной. Странно было только то, что на вопросы о том, где он подрабатывает, мой муж не отвечал, а отделывался шуточками или какими-то ничего не значащими фразами.

– Ленка, перестань приставать ко мне с глупостями, – сказал он как-то вечером после очередного моего вопроса. – То, что я делаю для заработка, совершенно не интересно и даже не слишком престижно. Умерь свое любопытство, сделай такое одолжение. Считай, что я выхожу по вечерам с кастетом на большую дорогу.

Я фыркнула, настолько нелепым было это предположение, и разговор сам собой увял. Хотя, не скрою, меня до чрезвычайности занимала мысль о том, где до ночи иногда пропадает супруг. Правда, болезнь под названием «ревность» меня как-то обошла стороной. Возможно, это защитное свойство характера, а возможно… то, что я – увы! – не слишком сильно любила своего супруга.

А в скором времени Сергей защитил-таки диссертацию, стал полноценным младшим научным сотрудником своего НИИ, а потом отправился в свою первую заграничную поездку, точнее в океанологическую экспедицию на целых три месяца. Пока его не было, в нашей жизни произошли два важных события: я закончила институт и поступила в аспирантуру, а родители уехали из Москвы. Как выяснилось – насовсем.

Дело в том, что родители моей матери жили в Опочке, небольшом городке рядом с «пушкинскими местами». Раньше я все лето проводила у них, да и родители свои отпуска проводили там же, но потом поездки стали реже и короче: у меня в институте появились свои увлечения, родителям стало тяжеловато каждый год по два месяца копаться на приусадебном участке и в огороде. Потом умер дедушка. И хотя мы очень настойчиво предлагали бабушке переехать в Москву, она отказывалась от этого наотрез, пока не стало слишком поздно: перелом шейки бедра, операция, несколько месяцев сугубо постельного режима.

К счастью, мои родители уже вышли на пенсию, а я была уже замужней женщиной, так что на семейном совете решили: родители поедут к бабушке и будут жить там столько, сколько понадобится. А я тут начну, наконец, жизнь самостоятельного человека. Да и Сергею будет спокойнее: прописка пропиской, но отдельная квартира – совсем замечательно.

В результате родителям так понравилось жить в тихом, как бы сейчас сказали, «экологически чистом месте», что даже когда бабушки не стало, они не торопились возвращаться в Москву. Приезжали пару раз в год, снять с книжки накопившуюся пенсию, тихо ужасались нашему безалаберному житью-бытью и уезжали обратно в Опочку, где я теперь проводила не каникулы, а отпуск. Чаще всего – без Сергея, он вообще не любил отдыхать, а вскапывание грядок и ремонт крыши его не слишком-то прельщали.

Все бы хорошо, но одной в Москве, во время длительных экспедиций Сергея, было скучновато. Впрочем, я по характеру всегда была скорее домоседкой, да и Ася не давала мне совсем закиснуть: время от времени вывозила меня «в свет», то есть в театры, на концерты и к себе на всякие календарные праздники. Правда, муж эту дружбу не одобрял, как я уже говорила, с самого начала – со свадьбы, на которой Ася, естественно, была моей свидетельницей.

Что ж, бывает любовь с первого взгляда, а бывает и ненависть – с того же первого или со второго. Конечно, мне было дискомфортно от того, что два самых близких мне человека не смогли найти общий язык, но со временем я привыкла и даже стала находить в этом некую романтику.

Правда, на банкете по поводу защиты мною диссертации, я снова попыталась свести вместе эти два несовместимых полюса, но – увы! Их отношения не изменились ни на йоту. Разве что неприязнь демонстрировалась более откровенно.

Тем более, что началась перестройка и Ася, наплевав на предполагавшуюся защиту диссертации, с головой ушла в работу. Только не по основной специальности, а в бизнес. И надо сказать, получилось это у нее довольно успешно.

Первое ее дело было связано с ремонтом и мебелью, которую она поставляла в Россию из какой-то бывшей социалистической страны. Второй – разные шмотки, ботинки, алкоголь (тогда еще не было акцизов), а также мыло, духи так далее, вплоть до каких-то дел с шоколадом, маргарином и так далее. В детали она меня не посвящала, хотя бы потому, что я ничего не понимала в бизнесе и искренне считала это довольно скучным занятием.

Моя работа – научное сотрудничество, то есть подготовка к написанию книги об арабских завоеваниях на территории нынешнего СССР, казалась мне куда более романтичной, тем более, что платили мне вполне приличную зарплату, как кандидату наук, и отпуск у меня был – тридцать шесть дней. Плюс библиотечные – читай, свободные, – дни.

Ну, а потом начались такие события в стране, что было некогда думать о сбывшихся или несбывшихся предсказаниях почти двадцатилетней давности. Мне приходилось думать совсем о других вещах и решать совершенно другие проблемы.

Но это было только начало. И хотя моя подруга получила, по моим понятиям, совершенно сумасшедшую прибыль, сама она так не считала. Для нее это был лишь минимально необходимый стартовый капитал, и когда она его получила, то быстренько свернула, точнее, удачно продала все свои прежние дела и занялась… компьютерами.

Тут, конечно, огромную роль сыграли связи ее супруга, в то время уже инструктора горкома партии. Тогда официальная стоимость доллара составляла шестьдесят две копейки, а на черном рынке он оценивался уже в четыре рубля. Как говорится, почувствуйте разницу. Ася почувствовала. И на этом-то сыграла довольно сложную партию.

С помощью мужа она получила краткосрочный кредит на пять миллионов рублей. А потом – тоже с помощью его связей – законно поменяла его на миллион с лишним долларов. В одной из азиатских стран закупила тысячу компьютеров «желтой» сборки по тысяче долларов за штуку, а потом «на бумаге» продала государственным учреждениям, крупным предприятиям и кооператором по восемьдесят тысяч рублей.

А потом, после возврата кредита, процентов, выплаты взяток, перевозок, потерь на обратном трансфере из рублей в доллары, поскольку она считала, что дешевые доллары пока предпочтительнее дорогих рублей, получила около восьми миллионов долларов чистой прибыли.

Ася сняла сливки с компьютеризации всей страны, потом отщипнула приличный кусок от процесса приватизации. А еще позже ее супруг, оставив партийную работу по объективным и совершенно не зависящим от него причинам, создал свой небольшой, респектабельный банк, посоветовал супруге свернуть свою коммерческую деятельность, пока не вскрылось что-нибудь лишнее и заняться переводами на английский язык, в которых были заинтересованы многие его деловые партнеры на Западе.

Так что свою империю супруги не создали, но дела вели так умело, что даже дефолт пережили без потерь, скинув все имевшиеся у них ГКО в продажу за сутки до финансовой катастрофы в стране.

Все это мне буквально на пальцах растолковал мой муж, потому что из Аси не так-то просто было вытащить какую-то деловую информацию. А я к бизнесу оказалась совершенно не подготовлена, ничего, кроме своих научных трудов в жизни не видела, и, хотя дефолт меня просто не коснулся – никаких сбережений у нас, естественно, не было, но прожить на прежнюю очень даже приличную зарплату научного сотрудника стало просто невозможно. Можно было не умереть с голода и платить за квартиру и телефон, но обо всем остальном можно было просто забыть.

Должна сказать, что в это время абсолютного хаоса и совершенного непонимания обыкновенными гражданами того, что творится вокруг, люди пускались в самые невероятные авантюры. Все эти «пирамиды», которые воздвигались мгновенно, как мираж в пустыне, и столь же мгновенно таяли, унося с собой нехитрые сбережения доверчивых «партнеров», ажиотаж вокруг ваучеров и прочие авантюры, каким-то чудом не зацепили нашу семью.

А вот Анастасия, по-моему, просто купалась в этих играх, но ни разу не предложила мне попытаться выиграть или получить какую-то сумму денег. Возможно, потому, что я сама ей как-то сказала, что Сергей все эти фокусы не слишком одобряет и предпочитает честно зарабатывать сам – хоть грузчиком. Подруга как-то странно поглядела на меня и пожала плечами:

– Вольному воля. Я не собираюсь влезать в ваши отношения и толкать тебя на путь, который твой супруг почему-то не одобряет. Сейчас он меня еле терпит, а потом может просто возненавидеть.

Попытку поймать свою золотую рыбку в этой мутной воде я сделала только одну. И попытка эта навсегда отбила у меня желание просто получать, а не зарабатывать деньги. Хотя история была довольно забавной.

Одна из моих институтских коллег вдруг воспылала ко мне дружескими чувствами и предложила пойти с ней в такое место, где можно за ерунду получить очень даже приличные деньги. По ее клятвенным уверениям, это таинственное мероприятие должно было сделать меня не только богатой, но и счастливой. Причем счастье должно было прийти не как приложение к богатству – не в деньгах счастье, ясен перец, – а просто само по себе.

Интересно стало с самого начала. Мы пришли в ухоженный особнячок на тихой московской улице, где уже тусовалось больше сотни хорошо одетых людей. И все они… улыбались. И у всех на груди были пришпилены таблички с именем, так что общаться можно было с кем угодно, даже не совершая обязательной процедуры знакомства. Моя подруга тоже начала улыбаться направо и налево, и я последовала ее примеру, хотя пока не видела никаких поводов для радости.

– Чувствуешь, какая тут дружелюбная атмосфера? – ликовала сослуживица. – Не только деньги заработаешь, но и друзей новых заведешь. Нет, ты чувствуешь, как тут хорошо?

Я чувствовала.

Наконец распахнулись двери конференц-зала, и вся толпа повалила туда. Из двух динамиков, расположенных по обе стороны сцены, неслась веселая музыка, точь-в-точь такая, под которую хорошо заниматься аэробикой.

В этот момент из динамиков на фоне все той же музыки раздался обратный отсчет – с десяти до нуля, причем по-английски. На счет «ноль» через весь зал к сцене прогалопировал европейского вида мужчина с обаятельной белозубой улыбкой, который встал перед публикой и начал радостно хлопать в ладоши. Публика отреагировала, на мой взгляд, странно: все встали и тоже начали бить в ладоши и чему-то радоваться. Впрочем, в каждой избушке – свои игрушки, может, они так учатся быть счастливыми.

Когда всенародное ликование утихло, мужчина начал речь. Именно речь, потому что она была явно тщательно подготовлена, неоднократно отрепетирована и вообще, что называется, «от зубов отскакивала». Для начала он поведал, что во всем мире и во все времена лишь четыре, ну максимум пять процентов людей добивались абсолютной финансовой независимости. В любом случае предложение его было ошеломляющим: представляемая им организация владеет методикой достижения этой самой абсолютной финансовой независимости и готова эту методику подарить каждому своему члену.

Но – и это главное – Международный Союз Социальных Нововведений (а именно так называлась организация, которую я в дальнейшем для краткости буду называть МССН) занимается распространением такого товара, «который нужен каждому, который хотел бы иметь каждый и от которого возникает зависимость, причем положительная». Вот так, и никак иначе, а теперь догадайтесь, дорогие дамы и господа, о каком товаре мы говорим.

– О гербалайфе, – робко предположила я полушепотом.

Сослуживица посмотрела на меня так, как если бы я выругалась матом:

– С ума сошла? Здесь серьезные люди собрались.

МССН, оказывается, имеет сто тридцать филиалов в тридцати странах мира и везде его деятельность сопровождается оглушительным успехом. Люди, поверившие в МССН, уже все поголовно богаты и счастливы. Потому что помогают распространять этот самый товар, который… Ну, что же это за товар, уважаемые дамы и господа? Нет, не наркотики и даже не туалетная бумага, хотя замечание остроумное. Это… Да деньги же, господа!

Торговать деньгами? Но тут наконец пошел уже не рекламный, а относительно связный текст. Оказывается, на следующее собрание мне нужно привести еще одного человека, готового вступить в МССН, и за это мне полагается пятьсот долларов. За вербовку, стало быть. Потом – еще одного за очередные пятьсот долларов.

Когда же мне удастся рекрутировать третьего желающего разбогатеть и стать счастливым, мне за него «отстегивают» уже полторы тысячи баксов и переводят в члены союза второй ступени, что означает, помимо всего прочего, что за каждого новобранца мне будут платить уже по тысяче долларов плюс пятьсот за каждого из тех, кого, в свою очередь, приведут мои первые трое подопечных.

Достаточно только исправно приводить новых «верных и надежных партнеров» – и через полгода переезжать в пятикомнатные апартаменты или отдельный особняк, причем передвигаться исключительно на пресловутом шестисотом «мерседесе». Дальше квартиры, машины и отдыха на Багамах фантазия оратора не шла.

Должна сказать, что слово «партнер», многократно произносимое со сцены, неприятно резало ухо. Потому что в памяти немедленно всплывал недавний рекламный ролик о партнерах и халявщиках. К тому же закралась не слишком приятная мысль, что подруга, помимо устройства моего счастья, имела в виду еще и получить пятьсот долларов за то, что приволокла меня на эту тусовку. Получит или не получит?

К концу же первой части шоу вылощенные и непрерывно улыбающиеся молодые люди раздали всем новичкам бланки заявлений о приеме в МССН. Помимо анкетных данных, там еще нужно было письменно подтвердить, что обязуешься поддерживать организацию морально и материально, а также хранить в тайне увиденное и услышанное на собраниях, дабы информация об уникальной методике обогащения не ушла на сторону, к конкурентам.

В общем, создавалось впечатление, что меня принимают то ли в масонскую ложу, то ли в «Коза Ностру». Если бы под заявлением пришлось подписываться кровью, я бы нисколько не удивилась.

– Подписывай, подписывай, – подбодрила меня соседка, – здесь с каждым человеком работают индивидуально, так что тебе подберут оптимальный вариант.

Я не совсем поняла, вариант чего именно мне подберут, но автограф под заявлением поставила. Когда я вернула листок молодому человеку, он неожиданно схватил меня за руку и заорал во все горло:

– Новый член союза!

Зал разразился овацией и затем еще много раз повторял все это по адресу других новообращенных.

Потом был перерыв, во время которого можно было выпить чашку кофе или стакан чего-нибудь бодряще-веселящего и съесть бутерброд. Все это – за свой счет, причем цены в местном буфетике могли смело соперничать с прейскурантом элитного ресторана. Да, забыла сказать, что за право участвовать в вышеописанном мероприятии мне пришлось выложить на входе двадцать долларов…

Вторую часть программы вела молодая дама, которая наконец внесла полную ясность.

– Год тому назад, когда все начиналось, нас было только трое. И если бы кто-то тогда обещал мне, что сегодня я буду стоять на этой сцене в качестве члена союза четвертой степени, что у меня будет прекрасная квартира и новая машина, я бы не поверила. Но ведь именно так все и произошло!

В очередной раз подивившись бедности фантазии устроителей шоу – квартира и машина, других ценностей, пусть даже и только материальных, в природе, надо полагать, не существует, – я почему-то вспомнила бессмертную сказку о Буратино. Надо полагать, в первом отделении солировал кот Базилио, а сейчас выступает лиса Алиса, которая, по идее, должна назвать координаты Поля Чудес и те волшебные слова, какие произносятся при закапывании в землю трех золотых монет, чтобы из них выросло денежное дерево.

Предчувствия меня не обманули. Нам, избранным счастливцам, предлагалось инвестировать в это сверхвыгодное дело всего-навсего три тысячи триста долларов, а потом приводить «новых надежных партнеров» и стричь себе купоны. То есть собирать золотые листочки с выросшего за одну ночь валютного деревца.

– Ну, где вы еще найдете предприятие, в которое нужно вложить такой маленький стартовый капитал и получать такие выгодные проценты? – вопрошала дама. – Посчитайте сами, ведь получается не менее трехсот процентов годовых.

За двадцать минут до этого, вдохновенно обличая всевозможных мошенников, дама с пафосом заявила, что банки, предлагающие сто двадцать процентов годовых, – это откровенная ловушка, попасть в которую может только законченный идиот. А теперь предлагает «сверхвыгодное дело» с тремястами процентами. Занятно, однако…

С меня, правда, с одинаковым успехом можно спрашивать и три тысячи долларов, и тридцать тысяч, и даже три миллиона – цифры эти для меня запредельные и нереальные. Впрочем, сослуживица мне это объяснила в очередном перерыве:

– У меня тоже был шок, когда я услышала сумму. Но я нашла деньги за сутки. То есть нашла тех, кто мне эти деньги одолжил. И за месяц вернула две тысячи. В следующем месяце начну получать доход: чтобы стать членом второй ступени, мне осталось привести еще одного человека…

– Двух, – поправила я, – от меня никакого толку не будет. Денег нет и занимать нё у кого…

– Подожди, – уже без излишней уверенности попросила она, – они обязательно помогут найти подходящий для тебя вариант. Тут ведь индивидуальный подход…

Индивидуальный подход заключался в том, что молодой человек (судя по табличке на лацкане пиджака – член союза третьей ступени) долго допытывался, сколько у меня вообще денег за душой или где-то еще. Потому что стартовый капитал, оказывается, можно вносить не сразу, а частями. Но после двадцати минут этого своеобразного допроса даже настырному молодому человеку стало ясно, что он только напрасно тратит слова и время, которое, как известно, деньги, и он вынес вердикт:

– К сожалению, я вынужден аннулировать ваше заявление о приеме в члены союза. Если бы вы могли назвать какие-то реальные сроки внесения инвестиций, мы бы, конечно, пошли вам навстречу, но откладывать это на какое-то неопределенное время…

– А пусть мое заявление пока полежит просто так, – весело предложила я. – Наберу нужную сумму, внесу, и будем играть дальше.

При слове «играть» мой собеседник нервно дернулся и холодным голосом потребовал объяснений. Неужели я воспринимаю солидное мероприятие как игру? И если это так, то какое я вообще имею право подозревать честнейших и безупречных людей…

Я заверила его, что ни о каких подозрениях уже и речи быть не может. Последний вопрос задала уже исключительно для проформы:

– Значит, если я все-таки наберу деньги, мне придется снова платить двадцать долларов за вход?

– Разумеется, – по-прежнему холодно подтвердил молодой человек.

Кто бы сомневался! Двадцать долларов, которые платит каждый новоприбывший, умножаем на сто (примерно столько новичков было в зале). Хватит и на аренду особняка, и еще на многое другое. А ведь большинство пришедших платили деньги, а остальные вместе с «кураторами» составляли сложные схемы добывания в трехдневный срок нужной суммы, оставляя задаток. Три тысячи триста долларов умножить хотя бы на девяносто человек…

– А можно мне позвонить? – вдруг осенило меня. – Есть подруга, которая, возможно, сможет дать взаймы… Причем сегодня же.

В одну секунду оледеневшее лицо моего собеседника снова стало теплым и дружелюбным, и он широким жестом протянул мне мобильник:

– Прошу вас, сударыня…

Позвонила я, разумеется, Асе. Дома ее не было, пришлось набирать номер мобильника. К счастью, он был включен: на время важных переговоров и мероприятий моя подруга его обычно вырубала.

Я кратко изложила ситуацию, но к просьбе о займе перейти не успела.

– Как называется это твое собрание? – жестким тоном спросила Ася.

Я ответила.

– Рядом с тобой есть какой-нибудь менеджер?

– По его телефону и звоню.

– Вот и верни ему его телефон, я сама хочу с ним поговорить.

Я удивилась, но выполнила это ценное указание. После чего мое изумление росло просто каждую секунду.

– Да? – спросил менеджер. – Да, это я… Но… Анаста… Но откуда я мог знать? Естественно. Разумеется. Безусловно. Простите, ради Бога, но кто же знал? Да-да, я все понял, все сделаю…

Он отключил мобильник и с обалделым видом уставился на меня. Потом, сделав над собой невероятное усилие, сказал:

– Произошла небольшая накладка, простите. Я совершенно забыл о том, что со вчерашнего дня мы отменили практику займов у друзей и знакомых и работаем только с людьми, которые сами располагают нужными средствами. Еще раз простите. Вот ваши двадцать долларов, и еще тридцать – моральная компенсация от фирмы. Конечно, человеку, который вас сюда привел, мы засчитаем это, у нас все по-честному.

Это я и сообщила своей сослуживице, когда собралась уходить. Она обрадовалась, но интерес ко мне явно потеряла. То есть мавр (я) сделал свое дело и может отправляться на все четыре стороны. И я покинула особнячок с приятной мыслью о том, что за несколько часов заработала тридцать долларов, причем особого морального ущерба лично я не испытывала.

Зато в голове прочно поселилась мысль, что Анастасия вошла в число тех немногих удачливых людей, которые от всеобщего хаоса ничего не теряют, а только выигрывают. Конечно, для наших отношений это не имело никакого значения, но… Как говорится, «осадок остался».

Совсем кисло стало, когда у мужа прекратились экспедиции. Он, правда, по-прежнему где-то подрабатывал и по-прежнему окутывал свои занятия непроницаемой тайной, но хотя бы за черту бедности мы не сваливались. Хотя однажды были буквально на краю бездны: в один далеко не прекрасный день Сергей принес домой небольшую пачку так называемых «мавродиков» и сказал, что занял на них деньги у приятеля, а через неделю продаст и не только вернет долг, но и нам в финансовом плане будет полегче.

Поскольку тогда на трех буквах «МММ» помешалась чуть ли не вся Россия, меня это не встревожило. Точнее, не успела встревожить: ровно через неделю Сергей продемонстрировал мне довольно приличную сумму денег и сообщил, что долг приятелю вернул. А на следующий день финансовая пирамида со страшным грохотом рухнула. Вот тут я задним числом испугалась, потому что сумма долга была отнюдь не маленькой, и как бы Сергей ее возвращал – непонятно.

В общем все хорошо, что хорошо кончается, потому что я уже подумывала о том, чтобы заняться каким-нибудь физическим трудом, например, мытьем подъездов. Но тут муж снова сделал очень мудрый ход, и на выигранные деньги купил хороший компьютер. Быстренько научил меня с ним обращаться на самом примитивном уровне, и я в свободное время, которого у меня, прямо скажем, хватало, стала практически машинисткой-надомницей. Это тоже слегка украсило нашу жизнь, да и я была все-таки при деле.

Я только радовалась, что мы не поторопились заводить детей, потому что на них у нас, уж точно, никаких денег не хватило бы. Что же касается собаки, то Элси мы просто нашли в нашем подъезде: лежал под лестницей крохотный грязно-рыжий комочек и даже скулить уже не мог – обессилел. Мы с Сергеем как раз возвращались домой, причем по дороге встретились, что было большой редкостью, и у меня буквально сердце перевернулось, когда я увидела несчастное существо.

– Сереженька, давай его возьмем, – попросила я жалобно. – Ведь живая душа, жалко.

– Возиться ты с ней будешь? – как всегда практично подошел к проблеме муж. – В смысле кормить, выгуливать, водить к ветеринару и так далее?

– Мы повесим объявление. Может быть, щенок просто потерялся, и хозяева его ищут. А пока…

Я не слишком надеялась на успех: Сергей домашних животных не жаловал, но в тот день ему заплатили, как он сказал, за одну неплохую халтурку и настроение у него по этому поводу было значительно лучше, чем в обычные дни.

– Хорошо, – пожал он плечами. – Но это – твоя охота, Акела. В смысле, твоя собственная игрушка, я тут не при чем.

Я наклонилась к щенку и на меня глянули два карих глаза с такой тоской и таким отчаянием, что никаких сомнений относительно дальнейших действий у меня не осталось. Я взяла в руки еще теплый комочек и понесла его домой. Там на свой страх и риск помыла, завернула в полотенце, высушила и позвонила Асе, у которой уже давно появился довольно-таки страхолюдный пит-буль. Так что про собак она знала много больше, чем я.

– Какой породы? – прежде всего спросила она.

– Рыжей и лохматой, – честно ответила я. – Непонятно, словом. Может, обыкновенная дворняжка.

– Дай ей сегодня на ночь теплого молока, а завтра попробуй накормить овсянкой. Мяса пока не давай, неизвестно, какого возраста твоя находка. Вдруг еще сосунок.

Когда «сосунок» высох, я аккуратно расчесала его шерстку, после чего он стал прехорошеньким. Точнее – она, как определил мой муж, полюбопытствовавший, как идет работа у Лиги спасения животных. Потом налила ей в миску чуть подогретого молока и, к моему великому облегчению, она почти все выпила. После чего заснула прямо у меня на руках.

Я соорудила ей подстилку из старых тряпок в самом теплом углу кухни и временно оставила в покое. Сама же написала несколько объявлений о находке и Сергей, у которого очень кстати кончились сигареты, по дороге к палатке расклеил их по всем подъездам нашего дома.

Никто на эти объявления так и не откликнулся. Щенок ночью сделал лужицу на кухне, утром я все-таки вывела его погулять, точнее, вынесла на руках. Собачников в нашем дворе всегда было немало, так что прибавление к их племени вызвало восторги и критические замечания. Сошлись на том, что щенок все-таки не дворняжка, а ирландский сеттер, что овсянкой его нужно кормить действительно по утрам, а вечером давать небольшой кусочек вареного мяса, но это позже.

В общем, полезных советов, а также телефонов ветеринаров и прочих специалистов я получила уйму. А заодно придумала собачке имя: Элси. Почему – понятия не имею, наверное, подсознательно у меня это имя как-то связывалось с Ирландией. Так и зажили мы с ней, а потом Аська приволокла откуда-то книгу по воспитанию породистых собак и я стала растить Элси «по науке».

Конечно, дрессировать ее по полной программе я не собиралась: сеттер – собака охотничья, а это занятие мне явно не грозило. Но очень скоро Элси уже не делала лужиц, понимала самые простые команды и оказалась удивительно неприхотливой в еде. А еще – удивительно ласковой и привязчивой, так что теперь, когда Сергея не было дома, я уже не чувствовала одиночества: у моих ног лежало рыжее существо с длинной, бархатистой шерсткой, которое отзывалось на любое мое движение и вообще прекрасно понимала настроение хозяйки.

С Сергеем у них выстроились какие-то дружелюбно-отстраненные отношения: она признавала его хозяином, даже подчинялась командам, но никогда не старалась быть поближе к нему и гораздо охотнее гуляла со мной, чем с ним, хотя прогулки вообще любила до беспамятства. А еще обожала причесываться, причем свою деревянную гребенку приносила сама и клала мне на колени, после чего смотрела такими умоляющими глазами, что отказать ей не было никаких сил.

– Это не собака, – безаппеляционно заявила Ася, когда впервые увидела Элси. – Это хорошо выдрессированная кошка.

– Кошки не поддаются дрессировке, – заметила я.

– Твоя, как видишь, поддалась. Заметь, она увидела меня впервые, пару раз гавкнула, думаю, для приличия, потом обнюхала и успокоилась. Ну, и от кого может защитить такая, с позволения сказать, собака?

– Между прочим, когда мы с ней гуляем, она чужих ко мне близко не подпускает, – обиделась я за свою любимицу. – И тех, кто впервые приходит в дом, облаивает по полной программе, пока не услышит, что это «свой». Может быть, она интуитивно почувствовала, что ты не чужой человек?

– Не очеловечивай песика, – отмахнулась Ася. – Все равно это просто живая игрушка, вот и все. А вот мой Марс…

– Твой Марс вообще никого, кроме тебя и твоего супруга не признает, – сказала я. – А меня от одного его вида в дрожь бросает. Это же собака-убийца, в Англии, например, их давно запретили держать и разводить.

– Ну, хозяев он никогда не тронет, – усмехнулась Ася, – а остальные для него всегда враги. У него же полгода личный тренер был, вымуштровал его по всем правилам. Я лично это чудовище просто обожаю.

– А твой муж?

– Они друг другу импонируют. Солидный банкир и солидная собака. Между прочим, Марс очень часто ездит с мужем в его офис. Говорят, производит на посетителей колоссальное впечатление. Особенно, если у посетителей не все в порядке с биографией и честностью. Самый лучший телохранитель: не подкупишь, не поймаешь на каких-то слабостях, не переманишь на свою сторону.

– Тебе виднее. Я предпочитаю свою Элси. Наверное, это действительно живая игрушка, но я ее люблю.

Элси подошла и лизнула мне руку. На какую-то долю секунды мне показалось, что собака действительно все понимает, но потом я подумала, что она просто так отреагировала на интонацию, с которой я произнесла ее имя. Говорят же: собачье чутье. Нет, не надо мне никаких собак-телохранителей…

Воспоминания оборвались в тот момент, когда я обнаружила, что Сергей тоже лег, но не спать, как это обычно бывало, а… В общем, выполнять свой супружеский долг, что последнее время случалось у нас все реже и реже. Возможно, его так возбудили наши разговоры о Париже. Или просто решил отметиться на всякий случай: дальняя дорога, самолет, кто его знает, как там повернется…

Я уже засыпала, поэтому кульминацию пропустила. Но судя по тому, что супруг после всего заснул почти мгновенно, мероприятие было проведено качественно. С этой светлой мыслью, наконец, крепко заснула и я. И проснулась в обычное время: что-то около девяти.

Я тихонько встала, чтобы не разбудить Сергея, накинула халат и выскользнула из спальни на кухню. Теперь в нашем распоряжении была большая проходная комната, которая служила и гостиной, и кабинетом, и маленькая, узкая, с большой кладовкой в торце напротив окна. Руки у моего супруга действительно золотые, поэтому кладовка довольно быстро превратилась в гардеробную комнатку за раздвижной дверью, так что надобность в массивном шкафе для одежды и белья отпала сама собой.

Этот шкаф переехал в бывшую мою изолированную комнату, туда же выставили диван-кровать и «парадный» обеденный стол со стульями. Тут, как правило, ночевали мои родители во время их кратких наездов в Москву, а иногда, но тоже очень редко, эта комната служила действительно гостевой: для припозднившихся друзей.

Но вообще-то стараниями Сергея квартира преобразилась почти до неузнаваемости: все двери (кроме входной, естественно), раздвижные, вместо старого паркета положен новомодный ламинат, обои тоже какие-то самоклеющиеся или самомоющиеся. Санузел переделан по европейским стандартам, и оснащен соответствующей сантехникой.

Только до кухни дело еще не дошло, хотя потолок в ней Сергей уже задекорировал пластиковыми панелями. В общем, все почти как в Европе, только в одном из старых спальных районов Москвы. То есть, и до центра, и до окраины, было одинаково далеко ехать и кругом стояли грустные блочные пятиэтажки, так называемые «хрущобы». Периодически проходила волна слухов, что их вот-вот снесут, а нас переселят то ли на соседнюю улицу, то ли вообще за пределы Москвы, но до сих пор все только слухами и ограничивалось.

И все-таки на кухне было уютно и тепло, даже в ее первозданном, так сказать, виде. В самом теплом уголке я обычно и сидела, если приходила охота помечтать или просто подумать о чем-нибудь. Сигарету, наконец, выкурить. Хотя эта вредная привычка была у нас обоих, но как-то само собой сложилось так, что курили мы только на кухне. За редчайшими исключениями: например, при гостях или когда было просто невозможно оторваться от какой-нибудь телевизионной передачи. Для спальни же исключений не делалось никогда: и без того там порой бывало душновато.

Я налила себе давно остывшего чая, забралась в свой уголок и закурила. Что ж, наверное, действительно подошла моя очередь что-то сделать для Аси, потому что до сих пор помощь приходила исключительно от нее ко мне, а не наоборот. Тем более, что от этой поездки, как я понимала, зависело и ее личное счастье.

Такой вывод я сделала потому, что несколько лет тому назад разговор с Асей повернулся как-то так, что я не могла не спросить ее:

– А как твой сэнсэй? Или все давно кончено.

Асино лицо тут же отвердело, но ответила она совершенно спокойно:

– Ничего и не кончалось. Просто муж не во время запретил мне заниматься бизнесом. Иначе я давно бы купила себе независимость, развелась бы и мы могли бы быть вместе. Я – однолюб, Лена. Он, кажется, тоже. Но московская прописка у нас обоих уже есть, осталось только получить свободу и купить собственное жилье. А для всего этого нужны деньги, и немалые. Просто так муж меня не отпустит.

Значит, выходя замуж, она уже планировала просто использовать своего Анатолия в качестве трамплина, а настоящее семейное счастье обрести со своим таинственным сэнсэем. Поскольку периодически она просила меня обеспечить ей алиби, я сделала простой логический вывод: их встречи продолжаются. Если Ася – однолюб, о каких-то других любовниках и речи быть не могло. Тем более, что секс как таковой Асю никогда не привлекал, темперамент у нее был скорее прохладный, нежели пылкий.

Что ж, а я совмещу приятное с полезным. Помогу подруге обрести финансовую независимость, а с нею – личное счастье. Реализую свою абсолютно нереальную до сегодняшнего дня мечту: увижу Париж. Мне много раз снился этот город, но сны эти не приносили успокоения. То мне мерещилось, что я села в самолет без документов и денег, то Париж оборачивался каким-то странным, полуфантастическим городом, где я никак не могла сориентироваться. В общем, сплошные расстройства.

А теперь все будет по-настоящему. Я ничего не забуду, все сделаю правильно, все возьму с собой и прилечу именно в Париж, причем не проснусь непосредственно после приземления самолета, чтобы обнаружить себя в собственной московской квартире. Ради этого можно было потерпеть и парик, и чужой паспорт, и таинственное поручение. Я, во всяком случае, отказываться не собиралась.

Но и поверить в то, что всего лишь через несколько дней я окажусь там… Нет, решительно это не укладывалось в моей ослабленной бессонницей и воспоминаниями голове. Тогда я прибегла к старому проверенному способу: взяла листок бумаги и набросала примерный план того, что я должна увидеть в Париже, что я могла бы увидеть в Париже, что там обязательно надо купить, а что – просто полюбоваться.

Потом я написала еще один список: что взять с собой и что нужно купить специально для поездки. Я так привыкла составлять для себя всевозможные планы и списки, что сейчас делала все почти машинально, то и дело сбиваясь на воспоминания о сегодняшнем разговоре с Асей. И что-то мне в этих воспоминаниях мешало, какая-то мелочь колола, точно крохотная заноза, но обнаружить, а значит, и вытащить ее я не смогла.

Пока я занималась бумажками совсем рассвело, запели птицы, зашумели первые машины, и я поняла, что сладкий сон сегодня мне не грозит. Что ж, значит нужно заварить овсянку Элси, позавтракать самой, то есть выпить чашку кофе покрепче, и идти на прогулку с собачкой. Она, кстати, уже давно приплелась на кухню, посмотрела обалдевшими глазами на бодрствующую в столь неурочное хозяйку и легла досыпать у меня в ногах.

– Ну что, девочка, пойдем проветримся? – спросила я ее. – Как насчет погулять?

«Насчет погулять» Элси была готова всегда, как юный пионер. Я быстро и по возможности тихо оделась, взяла собачку на поводок и выскользнула из квартиры.

Утро было удивительно тихим и солнечным. Мы вышли раньше всех собачников и вообще – нормальных людей, так что я с доброй душой спустила собаку с поводка и предоставила ей полную свободу размять лапы. А сама села на ближайшую скамейку, снова закурила и подумала: «Ну, что такого странного было во вчерашнем разговоре?»

Нет, не «дело жизни и смерти», это наверняка просто красивая метафора. И даже не то, что Ася для собственного мужа как бы сама летит в Париж на недельку. Возможно, она поставила все на то, чтобы получить долгожданную свободу, и проигрыш для нее мог быть действительно роковым. Это я все понимала.

Непонятно было только одно: у Аси куча близких и не очень знакомых с заграничными паспортами, которым незачем играть в шпионские игры и которые ездят по всему миру, буквально круглый год. Почему она выбрала меня? Столько раз твердила, что в серьезных делах я – сущий ребенок, и вдруг доверяет мне такое…

Нет, я так и не поймала царапнувшую меня фразу. И решила временно все это забыть. Само вспомнится, если понадобиться. А мне нужно было готовиться к поездке в город моей мечты.

Я подозвала Элси и мы отправились домой. Денек мне предстоял достаточно напряженный.

***

– А если она все-таки вернется из Парижа? Весь твой замечательный план – коту под хвост?

– Один шанс из ста, что ей удастся это сделать. Надо еще доехать из Шереметьева до дома. Тут вообще все просто, как апельсин.

– И дешевле?

– Разумеется. Но это – вариант на самый крайний случай, чтобы палка вдруг не выстрелила.

– Разумно. Хотя… довольно жестоко. С моей точки зрения. Вы же столько лет были близки…

– Ну и что? Я не имею права на такую роскошь, как сентиментальность. И тебе не советую в нее впадать. Во-первых, это не твое амплуа, а во-вторых, у этих игр есть свои правила, которые лучше соблюдать.

– Но ведь она не знает этих правил!

– Тем проще для нас. А мне позарез нужна эта поездка, иначе пойду по миру с протянутой рукой.

– Насколько мне известно, у тебя…

– Пришлось сделать один важный документ и кое-какие действия с ним. Стоило практически всех моих сбережений. Но зато теперь у меня стопроцентная гарантия безопасности. И возможность поговорить кое-с кем на равных. После чего – конец этой безумной гонки, свобода и личное счастье.

– Я могу поинтересоваться, о каком документе речь?

– Знаешь, тебе лучше об этом не знать. Крепче спать будешь.